(рассказ)
Вечерело. На землю медленно, словно украдкой, спускался седой туман. Накрапывал дождь. Опустела базарная площадь. Только одна пожилая женщина в белоснежном платке всё ещё стояла за прилавком в ожидании случайных покупателей. Мимо прошёл военный в чёрном кожаном плаще.
- Мужчина, купи морковку… витаминная, помолодеешь!
Он вздрогнул. Голос, шутливо-ласковый, до боли знакомый, остановил его. Сердце вдруг встрепенулось, и он подбежал к прилавку. На него смотрели прищуренные с хитринкой глаза, насмешливо улыбались слегка подкрашенные губы.
- Не узнаёшь что ли меня, Петенька, - проговорила женщина, горестно вздыхая. - Столько лет прошло!
- Лохматушка, - еле слышно произнёс военный. Ты ли это? И, секунду промолчав, добавил: Вот так встреча!
Как он мог не узнать её - школьную подругу - первую любовь свою? Весёлая девчонка с прищуренными озорными глазами и забавными кудряшками когда-то сводила его с ума. Мастерица на выдумки, она что-то всегда рассказывала в классе, шутила и всех заражала своим звонким смехом. При разговоре для убедительности девушка весело потряхивала головой, и разлеталась, словно пух, во все стороны её пышная чёлка. За это и прозвали её мальчишки Лохматушкой.
Смешно, некрасиво! Другая бы девчонка обиделась на её месте. А ей - трын-трава. Смеётся - хоть горшком назовите, только в печь не сажайте! Может, и обижалась она, но виду не показывала.
В глазах, в движениях - во всём облике Лохматушки была какая-то светлая, добрая живинка, за что её все любили в классе, хотя девчонки, немного завидовали ей.
Красавица была! На минуту ему захотелось зажмуриться, закрыть глаза, повернуть безжалостное время вспять и увидеть перед собой ёе, шаловливую любовь свою.
Но перед ним стояла пожилая женщина, аккуратненькая, симпатичная и чужая.
Седоватые, словно припорошенные инеем волосы, выбились из-под платка. Глубокие морщинки в уголках улыбчивых губ, на лбу и на щёках. Погасла, исчезла в глазах задорная девичья искорка. Но появилась новая грустная лукавинка.
Невидимый художник - время постепенно стёр с её лица яркие краски, заменив их старческими, спокойными и бледными.
Другая... совсем другая.
Разве такой он представлял её себе увидеть бесчётно раз в своей жизни?
Пётр стоял в недоумении молча, тщетно отыскивая в новом облике любимого лица черты, которые будили в нём когда-то пылкие чувства.
- Смотрит как на испорченную картину, - с раздражением подумала Лохматушка, разглядывая на нём кожаный плащ.
- Важный ты какой-то стал, Петенька, - в генералах поди ходишь? - вдруг выпалила она, и в глазах её засверкал озорной огонёк.
Мужчина будто очнулся, широко улыбнулся и крепко сжал в своих ладонях её холодные руки. Лохматушка оживилась, встряхнула головой, как когда-то в юности и пропела звонко и игриво:
- И проходишь мимо, не глядишь, видно не подходит внешний вид!
Пётр прыснул от смеха.
- Ба! Да ты всё такая же, Лохматушечка, нисколько не изменилась!
Женщина вдруг смутилась и стала торопливо прятать под платок серебристые пряди волос.
- Видишь ли, - попытался он настроиться на серьёзный лад, - в генералах не хожу, а в пенсионерах – пятый год.
- Пенсионер! Кто тебе поверит? - игриво хмыкнула Лохматушка, разглядывая полноватую фигуру Петра. Животик небольшой, лысинка на затылке - это сейчас даже модно, - отметила она про себя. А вслух проговорила:
- Ты ещё ничего, справный, нравишься поди бабёнкам-то?
Сказала и словно затронула больную струну в его душе. Если б только знала она, эта Лохматушка, сколько он пережил, передумал, перестрадал когда-то. Как жизни хотел себя лишить, когда узнал, что она выходит замуж за непутёвого одноклассника Ваську. Спасибо отцу, который вовремя отправил его учиться в военное училище. А то неизвестно чем бы всё это кончилось. Пётр, помрачнев, с минуту молчал, а потом ласково, по-отечески провёл тёплой ладошкой по её лицу.
- Чёлку-то свою забавную остригла что ли?
- Надо же, что вспомнил, тихоня? - засмеялась Лохматушка.
- Жаль, жаль, что её теперь нет, - продолжал он в шутливом тоне. - За что я теперь тебя любить буду?
Да! Никто её так не любил, как Петя. По пятам ходил, проходу не давал... подарки... цветы... Самый лучший парень в классе. Все девчонки ей завидовали. А она играла с ним, кокетничала. Как же? Много других мальчишек бегает за ней. Вот и выбрала красавца Ваську-балагура кудрявого.
Прошлое грустной волной вдруг встрепенулось в душе Лохматушки, и лицо её помрачнело.
Как живёшь, Лохматушечка? - тихо спросил Пётр, ласково поглаживая её по плечику.
- Днём торгую, ночью школу караулю, чтоб не убежала, - сказала она с усмешкой.
- Да я не об этом, - промямлил он смущённо.
- Как Василий-то твой?
- Не слыхал ты что ли? Сгорел он, - и поймав его вопросительный взгляд, добавила, - от водки проклятой... в аккурат пять годков будет.
- Жаль, жаль, прости, Лохматушка, не знал, - протянул Пётр и застыл в скорбном молчании, как подобает вести себя в данном случае.
Женщине хотелось услышать от него тёплые, утешительные слова, но он не знал, что сказать. Конечно, к Ваське он не питал особой симпатии, дрались когда-то из-за Лохматушки, и вот его уже нет на свете. Пётр не мог вызвать в своей душе к нему жалость. Ведь его она тогда выбрала. Ей он почему-то тоже сейчас не мог посочувствовать.
Первой прервала молчание Лохматушка:
- Ты-то как, Петенька? Слышала, хорошо живёшь.
Да, он действительно неплохо устроился в жизни. Всё у него нормально... хорошая жена. Сын, как и он сам, получил высшее военное образование, жениться собирается. Но где-то в глубине глубин его души что-то протестовало против всего того, что говорил Пётр. Чувство неудовлетворённости, как червь, шевелилось где-то внутри его существа, которое он пытался заглушить в себе и не мог. Словно камень брошенный в воду, всколыхнул, разбудил в нём дремавшие чувства. Перед ним стоит женщина, уже постаревшая, но желанная и неповторимая. Так близко стоит, совсем рядом и так далеко от него. Пётр не сводил с неё грустного взгляда, будто хотел на всю оставшуюся жизнь запомнить каждую чёрточку её живого лица. А она, зардевшись, как девушка, от пристального взгляда мужчины, смущённо теребила на себе светлую вязаную кофточку.
- Всё вяжет, - стоял в раздумьи Пётр, - она и раньше обвязывала подруг, а по воскресеньям помогала матери торговать, тяжело им жилось без отца.
- У тебя, кажется, дочка есть, - прервал он молчание. - Как она?
- В Германии живёт, прошлый год к ней в гости ездила, - оживилась Лохматушка.
- Как там жизнь? - опять спросил Пётр.
- Получше нашего живут. Деньги хорошие получают, по разным странам разъезжают, - вздохнула женщина и добавила, - не запиваются, как наши мужики.
- А что к дочери уехать не хочешь, - допытывался Пётр.
- А его куда я дену? - чуть не плача вскричала Лохматушка.
- У тебя муж есть? - удивился Пётр.
- Какой муж, прости Господи, - воскликнула она всердцах, - сыночек мой великовозрастный.
И, видя, что он ничего не может понять, добавила. - Пьёт он у меня, Петя, сидит на моей шеюшке.
- У тебя ещё и сын? – протянул ошарашенный Пётр. - Дела!
Что он мог ей сказать в утешение, когда у самого алкоголики летом очистили огород и сожгли дачу. Что тут поделаешь, когда нет на них никакой управы, ушло время, когда принудительно пьяниц лечили да заставляли тунеядцев работать.
- Демократия, - тяжело вздохнул Пётр.
- Да, - печально согласилась она. - Здоровый лоб, а работать не заставишь.
Первые капли дождя уже лениво ползли по лицу женщины, а он осторожно пальцем убирал их с пылающих её щёк.
- Всё понимаю, милая ты моя, - проговорил Пётр охрипшим от волнения голосом, - и всё же тебе надо к дочери.
- Ничего ты не понимаешь! - закричала она. - Сын ведь! Пропадёт он без меня!
- Он и так пропадёт, если не образумится,- подумал он, но ничего не сказал.
Налетел ветер и обрызгал их холодными брызгами.
- Беги скорее, Лохматушка, дождь, - проговорил Пётр и посмотрел на часы, - мне на вокзал.
Это прозвучало, как приговор, сухо и неожиданно.
- Нет! - перебивая шум ветра, закричала женщина. - Нет больше Лохматушки, слышишь, нет! Света я! Понял?
- Боже мой... Светочка! - воскликнул Пётр, - школьная привычка... Прости, дорогая ты моя, милая!
Обхватив сильными руками её голову, он стал неистово осыпать поцелуями мокрое, солёное от слёз, лицо женщины. Потом, будто очнувшись, посмотрел на часы.
- Пора! Прощай, солнышко ты моё.
- Морковку-то возьми, угостись... помолодеешь, - проговорила она, улыбаясь сквозь слёзы.
Мужчина как-то странно посмотрел на неё и стал доставать из кармана смятые бумажки.
- Вот что ещё придумал! Зачем мне твои деньги? - рассердилась Светлана и стала засовывать их обратно ему в карман.
Мгновенье он смотрел на неё непонимающим взглядом, а, потом махнув как-то отрешённо рукой, не оборачиваясь, пошёл прочь. Чувства переполняли, душили его. Мучительная жалость к любимой женщине, досада на себя, на свою неловкость искали выхода. Хотелось стучать ногами от злости на себя, от собственного бессилия.
- Зачем вздумал совать ей деньги? - корил он себя. - Знал ведь, что не возьмёт и, тяжело вздохнув, добавил: - Гордая. Такая не пропадёт.
На минуту Пётр представил себе лицо любимой женщины, и тёплая волна захлестнула его, подкатилась к самому горлу.
- Имя-то у тебя какое светлое? Светлана! Светочка! - прошептал он улыбаясь и прибавил шагу.
Дождь уже разошёлся и бил по лицу яростно и сердито. А два человека, подгоняемые хлёстким ветром, неслись, бежали друг от друга в разные стороны.
(Валентина КУЖЕЛЕВА)