Ваня Фицпатрик – тридцатишестилетний одинокий ботан. Все атрибуты: очки со стеклами толщиной в палец, в роговой оправе, пиджак мышиного цвета на два размера меньше, нестриженные соломенные волосы, розовые угри. По образованию он – химик-технолог, а по профессии – мечтатель, в том смысле, что лифтер. Сидит в будке (однокомнатная квартира на первом этаже старого девятиэтажного дома), дежурит сутки через двое. Если, допустим, кто застрял или просто поговорить хочет, Ваня нажимает кнопку переговорного устройства (селектора) и отвечает:
-- Дежурный Фицпатрик.
Все остальные работники говорят: «Да» или «Слушаю», а Ваня представляется по полной форме, согласно инструкции.
-- Чего? – обычно переспрашивают охреневшие застрявшие.
-- Дежурный Фицпатрик – вежливо повторяет Ваня.
Дальше диалог строится в силу полученного воспитания участвующими сторонами. Ну, Ваня-то всегда вежлив. И если человеку действительно нужна помощь, то он берет ключи от машинного помещения и отправляется в нужный подъезд устранять неисправность. По идее, Ваня должен отзвониться механикам, но пока до них достучишься, проще самому сбегать, слегка нарушив трудовую дисциплину. Да и начальница его, Ираида Михайловна, часто повторяет:
-- Ваня, дело молодое, сбегай сам, подергай, может буфера зажало. Ну а если что, звони…
Ваня смотрит на ее необъятную грудь, кивает головой и бегает дергать буфера, плохо представляя, зачем и куда.
Но сейчас застревать меньше стали. То ли технически грамотное поколение выросло и перестало уродовать кабины, то ли лифты внезапно, сами по себе, усовершенствовались. Хотя сие сомнительно, учитывая, что большинство лифтов на Ванином участке или уже переходили свой двадцатипятилетний срок, или находятся накануне окончания официального ресурса.
Когда Ваня не ходит по подъездам, то читает русских классиков или сочиняет трактат. Лучше так – Трактат. Философский, само собой: «О смысле сущего, через призму индивидуального». Пишет он его шариковой ручкой в толстой ученической тетради, обернутой целлофаном. Написал уже сорок восемь пронумерованных страниц, но с места не сдвинулся. Торчит на «Введении». Еще точнее, на фразе: «… и потому индивидуальное восприятие объекта, есть восприятие репроецированное на субъект, обладающий…» Чем обладает субъект в данном случае, Ваня пока не знает.
В часы досуга, в те два дня между сменами, называемые, один – отсыпным, другой – выходным, Ваня Фицпатрик, летом ходит кормить чаек хлебом, а зимой катается на старых деревянных лыжах или разбирает шахматные партии из учебника. Весной и осенью пьет чай с сушками и смотрит телевизор – ангажированные политические шоу.
И вот, значит, сидит он так однажды за столом в однокомнатной будке, листает Тургенева «Вешние воды» и прихлебывает из чашки растворимый кофе, а по селектору его вызывает пассажир – загорается соответствующая лампочка на пульте.
-- Дежурный Фицпатрик – представляется Ваня, давая возможность клиенту сориентироваться.
-- Кто? – пугается женский, искаженный трансляцией (но все равно приятный) голос, не желая соответствовать.
-- Дежурный лифтер Фицпатрик.
-- Я… В общем, он встал и стоит! Сделайте, что-нибудь!
-- На каком этаже остановился лифт?
-- Да откуда я знаю? Вы что издеваетесь?
Ваня вздыхает, закладывает Тургенева спичкой, смотрит на телефон, в окно за которым поздняя осень, берет ключи, куртку, которая короче пиджака, и топает на улицу. С порога возвращается и прихватывает один хитрый инструмент, о котором речь позже.
Ему нужен дом номер шесть, третий подъезд. Ваня добегает до дома, входит в подъезд и поднимается по лестнице, попутно выкрикивая, стуча в дверь лифта:
-- Есть кто-нибудь? Есть кто-нибудь? Есть кто-нибудь?
В ответ – тишина. Подъезд как вымер.
А надо сказать, что у Вани в частности и у мечтателей вообще, есть свойство преувеличено-восторженно предугадывать развитие дальнейших событий. То есть, в лифте обязательно застряла молодая красавица средних лет, которая в благодарность за избавление из плена, кинется к Ване на шею и осыплет поцелуями. Ну не на шею, так хотя бы заинтересуется доблестным паладином, освободившим ее из лап сарацинов с туарегами, или как их там, извергов. Пригласит на чашку кофе или партию в шахматы, а зимой можно в лес на лыжах. Ваня представляется себя, почему-то в белом бурнусе, на арабском скакуне, с кривой саблей, подхватывающим с земли таинственную незнакомку в шелках, заламывающую руки и взывающую к нему с мольбами.
-- Эй? Есть кто-нибудь? – кричит Ваня, пробегая четвертый этаж.
-- Але! – пятый.
На шестом он делает остановку, чтобы перевести дух. Переводит. На седьмом, наконец, получает ответ из-за дверей лифта:
-- Кто там? Помогите, пожалуйста!
-- Дежурный лифтер Фицпатрик – докладывает Ваня и прибавляет мужественно – не волнуйтесь, сейчас я вас выпущу.
После чего берет покрепче хитрый инструмент, представляющий из себя кусок жесткой проволоки, почти арматуру, засовывает его в щель над дверью лифта и шарит. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Потом тыкает вверх. Еще раз. И… о, чудо… двери открываются. Ваня делает предвкушающее движение головой и телом.
В лифте стоит лысоватый мужчина довольно моложавого вида и таращит на Ваню глаза.
-- Ну, знаете ли – говорит мужчина недовольным тоном и выставляет перед собой кожаный портфель.
-- А? – ошарашено отскакивает от мужика Ваня – вы кто?
-- Конь в пальто, господин лифтчик – грубо отвечает гражданин в плаще и выходит на лестничную площадку. После чего огибает Ваню Фицпатрика и начинает спускаться вниз по лестнице.
-- Безобразие – вякает на прощание и скрывается с глаз.
-- Мы не лифтчики – возражает вдогонку Ваня – лифтчики – механики.
-- Да мне без разницы – доносится откуда-то снизу.
Двери, между тем, закрываются.
-- А где дама? – вопрошает Ваня у закрытых дверей.
Но двери не отвечают, им – все равно.
Тогда Ваня моргает пару раз, вздыхает по привычке и спускается вслед за мужиком, чтобы вернуться на пульт и вызвать подмогу. Пусть теперь сами разбираются с механизмами, а он, дежурный Ваня Фицпатрик, должен быть на рабочем месте. Всегда. Строго с восьми до восьми. Сутки через двое. Потом – отсыпной, следом – выходной, в который он пойдет кормить чаек на берег Волги. Там очень красивое место – стрелка, встречаются две реки.
Теплая осень. Золотистая и влажная, как только что осевший липовый мед.
Вон он стоит на набережной, отламывает от батона куски и кидает.
Чайки жадно хватают.
Кричат.