НАТАЛЬЯ ВАНИНА - http://www.proza.ru/avtor/litania - ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ ПОВЕСТЕЙ И РОМАНОВ 5 МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Глава 1
- Никогда не видел таких! - кричал Берлога, хлопая шляпой по воздуху в
то время, как Мигунов старался ударить насекомое папкой. Но бабочка прошла
невредимо между их рук и, поднявшись выше, запорхала под потолком, куда еще
раз швырнул шляпой восхищенный Берлога. Приятели побежали вокруг шкафов,
заглянули в самые отдаленные углы архива, но более не увидели пламенной
сильфиды: она исчезла. Села ли она и замерла где-нибудь наверху шкафа или
забилась в щель - установить не удалось.
А. Грин «Большие пожары»
ПРОЛОГ
В небольшом баре на Сретенке было тихо и безлюдно. Приглушенный свет мягко освещал пустые столы, усталый бармен за стойкой механически протирал бокалы. За окном по-волчьи тоскливо выла метель. Закручиваясь в тонкие спирали, ветер гнал по земле колючую поземку, вскидывал к небу пригоршни снега, замерзшей птицей бился в стекло.
Время подбиралось к полуночи. Зябко поежившись, бармен поставил на место негромко звякнувший бокал. В такую погоду странно было бы ожидать наплыва клиентов. Заведение не пользовалось популярностью среди молодежи, а посетители постарше и посолиднее успели разойтись по домам. Скорее всего, никого в этот вечер уже не будет...
Словно опровергая его мысли, скрипнула входная дверь, и, отряхивая с одежды мгновенно подтаявший снег, на пороге появились два новых посетителя. Осмотрелись по сторонам, одобрительно переглянулись и, сняв верхнюю одежду, прошли вглубь бара. Там они расположились за угловым столиком, отгороженным от зала невысоким помостом.
- По выходным здесь очень приличный джаз играют, ты в курсе? – рассеянно листая страницы меню, спросил один – высокий, начинающий лысеть шатен средних лет.
Его спутник в ответ безразлично пожал плечами. Он выглядел моложе, но в темных глазах под густой черной челкой застыло странное, тоскливое выражение.
- Да хоть рок-н-ролл, мне без разницы. Я сюда не музыку пришел слушать.
Быстро пробежал глазами меню и отложил в сторону.
- Яблочный штрудель и виски, будьте добры.
Официант, безмолвно застывший за спиной, кивнул и перевел взгляд на его спутника.
- Какой-нибудь салат и кофе. Только покрепче, пожалуйста.
- Будет сделано.
Официант исчез так же неслышно, как и появился.
Нервно оглядевшись по сторонам, черноволосый открыл небольшой кейс и извлек пластиковую папку. Чуть поколебавшись, протянул собеседнику.
- Вот то, о чем я тебе говорил. Если мое руководство узнает, что я поделился с кем-то этой информацией... – он безнадежно махнул рукой, – хотя, знаешь, хуже уже вряд ли будет. Мне дали две недели, чтобы решить эту проблему. Прошло пять дней, а воз и ныне там. Я бьюсь, точно головой об стену, и не могу понять, что происходит на этих чертовых складах!
Его спутник едва заметно улыбнулся. Горячность, прозвучавшая в голосе друга, его позабавила.
- Прекрати дергаться, Пашка. Ну что ты как в школе, сразу в панику впадаешь? Не маленький уже – глава безопасности крупнейшей фармацевтической компании! Почему ты вообще решил, что эта проблема по моему…ммм… профилю?
Черноволосый невесело хмыкнул. Длинные, нервные пальцы выбили по столешнице быструю дробь.
- Ну, ты же у нас любитель всяких загадочных историй. Если уж твои ребята не смогут разобраться, тогда я и вправду не знаю, что делать. Видимо, писать «по собственному желанию» и ставить крест на карьере. – Неожиданно он подался вперед, черные глаза лихорадочно сверкнули. – Вить, я тебя умоляю, хотя бы попытайся! Я в жизни не сталкивался ни с чем подобным. Ну посмотри хоть отчеты!
Виктор послушно взял со стола папку. Рассеянно заглянул внутрь и… отложил в сторону, отрицательно качнув головой.
- Нет, бумаги посмотреть я всегда успею. Ты лучше расскажи своими словами, что за беда у тебя стряслась.
Павел помедлил, а затем поднял рюмку и одним махом влил в себя виски. Устало потер красные от недосыпа глаза.
- Хорошо, слушай. Два месяца назад сгорел один из складов, которые арендует моя компания. Плохо, но не смертельно. Там было старое оборудование, финансовые отчеты столетней давности. Неперспективные проекты, по большей части на бумаге. Склад охранялся кое-как, от помещения охраны до ангара минут пять петлять с картой в руках. Пожарный расчет, приехавший на место происшествия, говорил потом, что виной всему неисправная проводка. Где-то коротнуло, проскочила искра, ну и...
Павел выразительно развел руками.
- Руководство, разумеется, вставило всем по первое число, и все бы забылось, если б через две недели пожар не случился вновь. В этот раз пострадал другой склад, и ущерб был куда более существенным – псу под хвост пошла информация о текущих исследованиях, образцы материалов, на изучение которых выделялись огромные деньги. Полыхнуло так, что к тому времени, как приехали пожарные, тушить было уже нечего. Судя по интенсивности и площади горения, это должен был быть поджог. Ну не может проводка, какая бы старая она не была, а она там, к слову, была очень и очень приличная, загореться в нескольких местах одновременно. Однако, эксперты настаивают, что, следов поджога они найти не могут. Я поговорил с ребятами из охраны. Склад охранялся не в пример предыдущему, допустить, что туда мог кто-то проникнуть, практически невозможно.
- Да брось! – скептически приподняв брови, Виктор откинулся на спинку стула, – проникнуть можно куда угодно, было бы желание.
- Можно. Но не в этом случае.
- Почему ты так уверен?
- Склад был оборудован видеокамерами, изображение с которых передавалось на пульт охраны. Эта запись сохранилась.
- Ну и? – отбросив невозмутимость, Виктор подался вперед. – Что там было?
- Ничего. Ровным счетом ничего. Я просмотрел эту чертову запись, наверное, сотню раз. Склад абсолютно пуст и внезапно – пух! – он вспыхивает сразу в нескольких местах, да так, как будто туда бросили парочку бутылок с коктейлем Молотова. Вот только…
- Только что?
- Есть одна загвоздка. Настолько странная, что она уже несколько недель сводит меня с ума.
- Какая же?
Павел помолчал, глядя в залепленное снегом окно, задумчиво грея в руках пустую рюмку. Наконец с резким стуком отставил ее в сторону, тоскливо вздохнул и поднял на друга усталые глаза.
- Непосредственно перед тем, как вспыхнул огонь, по складу кружили бабочки.
Примерно через полчаса друзья вышли на улицу. Виктор был задумчив, Павел же, напротив, выглядел как человек, переложивший тяжелую ношу на чужие плечи. У своих машин они попрощались, договорившись созвониться на следующий день, после того, как Виктор изучит переданные ему материалы.
***
Одна из многочисленных лабораторий «Тристар Фармасьютикал» располагалась на девятом этаже современного высотного здания. В этот поздний час там не было ни души. Вязким киселем расплывалась по стеклам ночь. Мигали лампочки на приборах, отмечая результаты идущих реакций, компьютеры тихонько гудели, регистрируя и обрабатывая данные. На лотке с бумагами сидела большая тропическая бабочка. Яркие черно-желтые крылышки со стальными прожилками напоминали лепестки прекрасного экзотического цветка. Вот крылышки сомкнулись и снова раскрылись. Легко и изящно бабочка вспорхнула вверх, и там, где она сидела, внезапно вспыхнул огонь. Юркие языки пламени жадно набросились на добычу и, в мгновение ока расправившись с ней, перекинулись на другие столы.
Через минуту лаборатория пылала. Горящие бумаги ярко-оранжевыми бабочками взлетали к потолку и оседали на пол, чтобы рассыпаться горсткой серого пепла.
Глава 1
День не задался с самого утра. Проснувшись, я некоторое время пыталась понять, почему за окошком светло, а я чувствую себя на удивление выспавшейся. Маленький дисплей электронного будильника был темен и пуст, где-то за стенкой громко бубнил телевизор. Терзаемая нехорошим предчувствием, я дотянулась до лежавшего в изголовье мобильника и, не удержавшись, громко охнула – на часах было десять минут одиннадцатого.
Ой, мамочки, похоже, я влипла…
Следующие десять минут я прыгала на одной ноге, вторую пытаясь всунуть в брюки и одновременно названивая Стасу в тщетной надежде, что он догадается прикрыть меня на утренней планерке. Телефон не отвечал, а это могло означать только одно: планерка уже шла полным ходом, и вскоре мне предстоит, мягко говоря, неприятная встреча с самим Гудвином Великим и Ужасным, попросту говоря, моим шефом – Виктором Борисовичем Гудвиновым.
Ой, мамочки…
По закону подлости машина отказалась заводиться, смертельно обидевшись на хозяйку, бросившую ее в морозную ночь у подъезда. Уговаривать не было времени, пришлось ловить попутку.
Всю дорогу я нервно подпрыгивала на сидении, не в силах избавиться от ощущения, что стала жертвой Сусанина: казалось, мой водитель намеренно собрал все пробки, имевшиеся на тот момент в Москве. Когда, наконец, машина притормозила у офиса, можно было уже не торопиться – из широких стеклянных дверей плавно вытекал идущий на обед народ.
Покусывая губы, я некоторое время постояла у входа. В душе еще теплилась надежда встретить кого-нибудь из своих и разведать обстановку.
Тщетно.
Не было даже Тани с Лизой, традиционно обедавших в ближайшем кафе. Тянуть дальше не имело смысла. Собравшись с духом, я поднялась на десятый этаж, аккуратно приоткрыла дверь и попыталась незаметно прошмыгнуть на рабочее место. Как бы не так. Не успела я сделать и десяти шагов, как дверь переговорной распахнулась, и на пороге появился шеф.
Внешность у Виктора Борисовича располагающая, когда он улыбается, так вообще – само обаяние, но те, кто имел несчастье испытать на себе силу его гнева, недаром прозвали начальника Гудвином Великим и Ужасным. В такие минуты лично мне всегда хотелось спрятаться под стол, закрыть глаза и не вылезать оттуда до тех пор, пока гроза не пройдет.
Темные брови шефа угрожающе сдвинулись к переносице.
«Ой, мамочки», - в третий раз за сегодняшнее утро обреченно подумала я.
Гудвин молча посторонился, приглашая внутрь. Приняв как можно более виноватый вид, я поплелась к любимому стулу возле окна.
Ничего себе! Да у нас полное собрание! Вон у двери, вытянув длиннющие ноги, сидит оперативник Стас и бросает на меня сочувственные взгляды. Гарик и Дима, наши программисты-неразлучники, традиционно расположились за ним. В углу удобно устроились Лиза и Татьяна – специалисты аналитики, а Михаил Григорьевич, по прозвищу Потапыч, непревзойденный мастер втираться в доверие, традиционно жует что-то, обильно посыпая крошками пол в радиусе полутора метров вокруг. Гудвин как-то пошутил, что вместо того, чтобы платить горничным за уборку, заведет кур – возле Потапыча им всегда будет чем поживиться, а мы сэкономим приличные деньги.
- Проспала, значит, - в голосе шефа не было вопросительных интонаций, только утверждение.
Я покаянно кивнула головой и шмыгнула носом, приготовившись выслушать о себе то, что и так знала – разгильдяйка, несобранная и безответственная особа, когда же я, наконец, повзрослею, и так далее и тому подобное.
- На столе документы. После собрания ознакомишься. Стас введет тебя в курс дела. Приступить немедленно. Постарайся получить как можно больше информации. Слушай себя внимательно, если увидишь картинку – немедленно ко мне. Вопросы есть?
Ошарашенная отсутствием нотаций, я кивнула, потом помотала головой, потом, выдавила:
- Нет вопросов.
Шеф как-то подозрительно на меня посмотрел, но тему развивать не стал.
- Отлично. В таком случае, все приступайте к работе. Первые результаты я жду вечером. Постарайся не заснуть! - это уже мне. Развернулся и быстро вышел из кабинета, прежде чем я успела придумать достойный ответ. В течение нескольких минут в комнате остались только мы со Стасом.
Стас – мой куратор. Я работаю с Гудвином и его командой относительно недавно, всего пять месяцев, но до сих пор не устаю благодарить судьбу, пославшую мне эту работу. Мне порой не верится, что меньше, чем полгода назад я была обычной секретаршей в маленькой конторке, занимавшейся продажей принтеров, и жизнь казалось мне чередой унылых и беспросветных будней.
***
Родители погибли, когда мне было одиннадцать лет. Самолет, на котором они возвращались из Сочи, разбился, не долетев до аэропорта буквально десяти километров. Я тогда училась в школе, и меня вместе с бабушкой отправили домой пораньше, к началу школьных занятий, а мама с папой остались еще на несколько дней вдвоем. Я до сих пор помню бабушкино посеревшее от ужаса лицо, когда по телевизору передали, что сочинский рейс потерпел крушение. Как она лихорадочно крутила диск телефона, дозваниваясь до горячей линии, выделенной специально для родственников тех, кто был на борту. Как я сидела в углу дивана, сжавшись в комок, повторяя про себя как молитву: «только бы их там не было, только бы их там не было, только бы…».
И как прочла в бабушкином помертвевшем лице правду.
Многое после смерти родителей до сих пор как в тумане – память милостиво задвинула воспоминания в самый дальний угол сознания, позволив забыть невыносимую боль первых дней. Но одно событие отпечаталось в памяти, будто случилось только вчера. Через несколько недель после похорон, бабушке разрешили забрать единственную вещь, найденную на месте крушения – мамину сумочку с документами. Она держала ее в руках до последнего, по какой-то неведомой случайности документы не сильно обгорели, облегчив экспертам работу по опознанию тела.
Бабушка принесла сумочку ближе к вечеру, положила на стол, села рядом и тихо заплакала. А я стояла и смотрела на почерневший, обугленный знак того, что моя жизнь окончательно и бесповоротно изменилась. Не будет в ней больше дачных посиделок в сумерках на веранде, с чашкой чая, пахнущим мятой, с маминым теплым платком на плечах, когда все вокруг тихо и умиротворенно, монотонно звенят комары, а туман с озера белыми языками наползает на сад. Некому будет оставаться со мной, когда я заболею, и читать про Фродо, Сэма и кольцо Всевластья. Я больше не заберусь на папины широкие плечи, чтобы с визгом ухнуть в прозрачную озерную воду, пахнущую лесом и немножко тиной. И мама не отругает меня за плохие оценки по математике…
Никогда…
Это слово навалилось на меня, точно чугунная плита. И внезапно показалось, что все горе сконцентрировалось в небольшом обгорелом предмете, еще недавно бывшем красивой кожаной сумочкой. Непослушными руками я схватила ее, намереваясь разорвать, выбросить подальше, что угодно – лишь бы не видеть больше этот символ разрушенного мира, и неожиданно почувствовала дурноту. Откуда-то издалека навалился шум большого двигателя, пронзительный свист, крики людей. Я увидела руки, судорожно сжимавшие сумочку, - мамины руки. Услышала ее крик и полный ужаса папин голос: «Мариша, это конец!». А затем меня накрыла темнота.
В себя я пришла спустя сутки, в больнице. До смерти напугала бабушку, решившую, что от горя я сошла с ума. Доктора, которым я пыталась объяснить, что произошло, сочувственно качали головами, произносили умные слова вроде «посттравматический синдром» и пичкали меня таблетками. Как только я поняла, что от них крыша у меня съезжает значительно быстрее, чем от горя, то перестала настаивать, что мне это не привиделось.
Из больницы я выписалась твердо убежденной, что никогда и никому не расскажу о том, что видела последние секунды жизни своих родителей. Я была уверена, больше ничего подобного не произойдет. Однако прошло всего несколько месяцев, и это случилось вновь. Наверное, если бы я снова увидела самолет и маму с папой, я бы точно сошла с ума, но, слава Богу, в этот раз все было иначе.
Мы с подружкой искали ее собаку, полчаса назад удравшую от нас за какой-то дворнягой. Обежали все окрестные дворы, заглянули в подворотни, сорвали голос, крича «Дик! Дикушка! Ко мне!» - все было без толку. Не выдержав, подружка, расплакалась и, сунув мне поводок, закрыла руками лицо. А я неожиданно остро ощутила запах бензина и машинного масла, увидела размытый контур нашего подъезда. Только откуда-то снизу, как будто… да! Я схватила подругу за руку и потащила к дому. На тротуаре стояли несколько припаркованных автомобилей, и – точно, под одной из них обнаружился Дик. Грязный, взъерошенный, отчаянно трусивший в ожидании предстоящей трепки за побег, но живой и невредимый!
С тех пор я несколько примирилась с новым даром. По счастью, ничего пугающего я больше не видела, так, по мелочи – вещи, считавшиеся потерянными, а на самом деле, завалившиеся куда-нибудь за шкаф, какие-то размытые картинки, связанные со знакомыми людьми. Я никогда и никому об этом не говорила.
Прошло двенадцать лет. Бабушка умерла, я жила одна. Отношения с людьми у меня как-то не складывались. Вернее, была куча приятелей, которые считали меня своей в доску, но вот друзей… Подпустить кого-то близко мне было сложно.
После окончания института я устроилась работать секретарем на фирму, продающую принтеры и комплектующие. Жизнь была однообразна до тошноты – работа, дом, иногда посиделки с приятелями и снова работа, дом. Со стороны, наверное, казалось, что я счастлива. По крайней мере, никто из моих многочисленных знакомых или молодых людей, с которыми я время от времени встречалась, не мог и предположить, что я, такая веселая и общительная на людях, страдаю от одиночества. Что ночами раз за разом прокручиваю в голове увиденное двенадцать лет назад, когда в мои руки попало то, что осталось от маминой сумочки. В голове проносились картины, как бы мы жили, не случись этой жуткой и нелепой катастрофы, и от осознания того, что это всего лишь мечты, становилось еще тяжелее. Каждый вечер, оставаясь одна в огромной трехкомнатной квартире, я понимала, что сама себя загоняю в угол, не позволяя ни к кому привязаться. Давала себе слово завести хотя бы кошку, чтобы было кому встречать меня с работы, но все откладывала. А потом появился Виктор Борисович…
Он пришел к нам в офис, чтобы сделать заказ. Высокий, широкоплечий, одетый в дорогущий, с иголочки, костюм, он производил впечатление спокойного, а главное, необычайно уверенного в себе человека. Потея от усилий произвести впечатление, директор велел проводить его в кабинет и предложить кофе. Передавая тонкую фарфоровую чашку, я нечаянно коснулась его руки и, как мне показалось, услышала: «Господи, ну и духота! Сейчас бы минералочки…»
- Я могу открыть окно, - предложила я, – и минералка у нас есть холодная, хотите?
Потеряв всю свою невозмутимость, гость уставился на меня так, как будто я внезапно отрастила рога, но затем овладел собой и промычал нечто утвердительное. До меня же вдруг дошло, что он даже не раскрывал рта, а слова о духоте и минералке на самом деле были образами, которые я выхватила из его сознания.
Жутко смутившись, я пробормотала «извините!» и с пылающими щеками поскорее сбежала из комнаты.
Во время переговоров гость, окончательно придя в себя, несколько раз с интересом поглядывал в мою сторону. Когда же вышел, то подошел к моему столу, протянул визитку и произнес:
- Если интересно, приходите завтра на собеседование ко мне в компанию. Мне кажется, там Вы сможете найти лучшее применение своим … ммм… талантам.
Неожиданно весело подмигнул, развернулся и ушел.
Ошарашенная, я повертела в руках визитку. Обычный маленький квадратик белой бумаги, на которой красивым шрифтом было напечатано:
Гудвинов Виктор Борисович
Генеральный Директор
Агентство частных расследований «ТАЛАНТ»
Мне это не говорило ровным счетом ничего.
Весь день я возвращалась взглядом к карточке. В принципе, терять мне было нечего. Ну схожу, посмотрю, что это такое, не съедят же меня, в конце концов. Правда, убей Бог, я не понимала, зачем могла ему понадобиться – представить себя в роли детектива со «Стечкиным» в зубах, лежащей в засаде под кустом, или заламывающей руки преступнику в темной подворотне, я не могла и в самых буйных фантазиях. Даже если предположить, что он понял, каким образом я прочитала его мысли, все равно непонятно, на кой леший я ему нужна. Мне всегда казалось, что люди, столкнувшись с подобным даром у своего знакомого, предпочтут по-тихому исчезнуть куда подальше. И это в лучшем случае. В худшем – начнут показывать пальцем как на ярмарочного клоуна. Ни тот, ни другой варианты меня, разумеется, не устраивали. Но ведь зачем-то он меня пригласил?..
Промучившись в сомнениях всю ночь, наутро я все-таки пошла по указанному на обратной стороне визитки адресу. И уже после обеда писала «по собственному желанию» в отделе кадров. Агентство «Талант», состоявшее из людей, с такими же, как у меня, способностями, готово было приветствовать в своих рядах нового сотрудника в моем лице.
***
Прочитав бумаги, подсунутые Стасом, я тоскливо вздохнула. Ничего интересного – ну фармацевтическая компания, ну пожары на складах… Либо конкуренты, либо обычная совковая безалаберность. Скукотища. И почему это дело приоритетное? Вот сиди сейчас, ковыряйся в бумажках, выискивай, кому эта аптечная контора перешла дорогу…
Стас с ухмылкой наблюдал за моим лицом, без труда читая все отражавшиеся на нем эмоции. Когда же я дошла до последней стадии жалости к себе, произнес:
- Самое интересное на словах.
- Да ну?! И что здесь может быть интересного?
- Суди сама: во время пожара на втором складе велась видеосъемка. На записи четко видно, что за секунду до возгорания, по складу летали бабочки.
- О, как! А больше там никто не летал? – не удержавшись, ехидно осведомилась я. – Белочки, например?
- Про белочек ничего не знаю, - не поддался на провокацию Стас. – Но бабочек видел собственными глазами. Но и это еще не все.
- О, Боже! – я закатила глаза.
- Прошлым вечером в лаборатории этой самой «Тристар Фармасьютикал» произошел очередной пожар.
- И?
- И на видеозаписи опять бабочки. Вернее, одна бабочка. Сидела себе, сердешная, на папках, никого не трогала. Крылышками взмахнула, взлетела, а на ее месте костерок самовозгорелся. И вот за этот костерок нашему клиенту, по совместительству другу детства Гудвина, грозит по меньшей мере служебное расследование. А то и увольнение. Гудвин, понятное дело, друга любит и ценит, и такой несправедливости допустить не может. Сечешь, что это означает?
- Секу, - вздохнула я, – это означает, что на нас свалился большой геморрой.
- Ну, суть ты уловила. – Стас поднялся и со вкусом потянулся, отбросив со лба густую светлую челку. – Поезжайте с Потапычем в эту контору. Представьтесь журналистами. Постарайся что-нибудь зацепить, хоть какую-нибудь картинку. Вечером нам надо дать Гудвину отчет о проделанной работе и хорошо бы, чтобы в нем было что-либо посущественнее «пока ничего не нашли». Считай это своим первым самостоятельным делом.
Из переговорной я вышла в смешанных чувствах. С одной стороны, вот оно, наконец-то! Мне позволено вести свое собственное дело, а не таскаться везде за Стасом, «наблюдая и учась», как любит говорить шеф. С другой, провалю его – потом замучаюсь доказывать, что я не верблюд, и способна на что-то большее, чем дела архивировать. А, где наша не пропадала! Я буду стараться, и я справлюсь!
Глава 2
Через полчаса мы с Потапычем вышли из офиса, снабженные ксивами одной из довольно известных московских газет. Ксивы, конечно, липовые, но они рассчитаны на то, что к документам представителей прессы обычно не придираются. Достаточно обвешаться со всех сторон фотоаппаратами, напустить на себя богемный вид – и любой мало-мальски приличной корочки будет достаточно, чтобы открыть перед тобой многие двери.
На улице пронизывающий ветер тут же швырнул в лицо колючим снегом. Вздрогнув, я поспешно юркнула в автомобиль. Не люблю зиму. Грязь, холод, безрадостная серость, словно в мире совсем не осталось ярких красок. На природе – другое дело, там снег белый, пушистый, воздушный, будто сахарная вата. И гроздья рябины, словно капельки крови под снежными шапками…но выбраться из города удается так редко, что красивыми зимними пейзажами остается любоваться только на открытках, да фотографиях.
- Чего опоздала-то? – негромкий голос Потапыча выдернул меня из задумчивости. Его широкое, доброе лицо казалось призрачно-зыбким в тусклом свете уходящего дня.
- А? – я будто очнулась, – проспала. Сама не знаю, как так вышло, видимо ночью отключали электричество, а у меня будильник от сети работает. Сбился, наверное… Шеф сильно ругался?
- Да нет, - Потапыч улыбнулся, одновременно лихо обгоняя еле тащившуюся по левому ряду «копейку», за рулем которой сидело дитя гор, явно представляя себя верхом на горячем необъезженном скакуне.
«Дитя» возмутилось и обиженно засигналило нам вслед. Потапыч осуждающе покачал головой:
- Вот ведь странные люди. Машина еле ползет, того и гляди прямо на дороге на запчасти рассыплется, а все туда же… гонор у них, видите ли! Обогнали его! А то, что я за ним рискую получить какой-нибудь не вовремя отлетевшей гайкой в лоб – так это его не волнует.
- Да ладно тебе, Потапыч, не ворчи!
Он хмыкнул.
- А у меня сегодня настроение такое, ворчливое. Так что придется тебе, девушка, выслушивать мое брюзжание еще не один час.
Я рассмеялась.
- Потапыч, не наговаривай на себя! Все знают, что ты дольше пяти минут сердиться не умеешь.
- Знают они… - снова буркнул Потапыч. – Все-то они знают… А вот ты, Янка, знаешь, куда мы вообще сейчас едем?
Я слегка замешкалась с ответом.
- Ну? – поторопил Потапыч.
- Стас мне рассказал. В компанию «Тристар Фармасьютикал». У них там пожары были. Два на складах и один сегодня ночью, в лаборатории. И бабочки там летали, - я не сумела удержаться от скептицизма в голосе.
- Все?
- Ну-у-у… еще заказчик – друг нашего Гудвина.
- Понятно. – Потапыч заложил еще один лихой вираж, и я непроизвольно вцепилась в сиденье. – Посмотреть дополнительную информацию по этой компании ты, конечно, не успела.
- Не успела, - покаянно вздохнула я.
- Ну тогда слушай. Компания «Тристар Фармасьютикал» существует уже двадцать семь лет. Ее основал один ушлый американец, правильно рассудивший, что производить лекарства значительно выгоднее, чем потреблять. Его бизнес начался с обычной аптеки, в подсобке которой он смешивал различные порошки и продавал их из-под полы, как чудодейственные препараты. Уж не знаю, насколько они были чудодейственными, но, по крайней мере, от них никто не умер и в суд на хозяина аптеки не подал. Напротив, спрос оказался весьма велик, и аптека процветала, несмотря на жесткую конкуренцию. Накопив достаточно денег, американец, его, кстати, звали Роберт Вокер, нанял нескольких молодых перспективных фармацевтов, и очень скоро они запатентовали лекарство от головной боли под названием «Хэд-ап». Лекарство имело огромный успех и расходилось миллионными партиями. Оно действительно излечивало от головной боли быстрее других аналогичных средств. Вот только в аннотации к нему, производители «забыли» указать, что некоторые компоненты вызывают довольно сильную зависимость к препарату. Естественно, через некоторое время разразился скандал. Кто-то сумел сопоставить данные и Роберту Вокеру со товарищи было бы несдобровать, если бы к тому времени у них не было достаточно денег, чтобы подмазать нужных людей. Побочное действие «Хэд-ап» объявили диверсией со стороны конкурентов и срочно выпустили «Хэд-ап 2». Справедливости ради надо отметить, что на этот раз, препарат был действительно чистый. Основная цель нашего деятеля была достигнута – стартовый капитал, и нехилый такой капитал, для своего дела он добыл. Дальше все было очень просто. Одна аптека превратилась в сеть, затем на их месте возникла компания «Тристар Фармасьютикал». Вокер обладал поистине врожденным чувством ведения бизнеса – он сумел найти и заполучить лучших специалистов в различных областях, понимая, что в его случае кадры решают все. Через десять лет его компания была уже одной из ведущих на фармацевтическом рынке. Им принадлежало множество патентов на самые разнообразные изобретения в лекарственном мире. И тогда же, к ним поступил первый правительственный заказ.
- Что? – перебила я Потапыча. - Я не ослышалась? Ты хочешь сказать, что эта «Тристар» работает на правительство США?
- Ты не ослышалась.
- Интересное кино…
- Куда уж интереснее. Но слушай дальше. В чем именно состоял первый заказ, который «Тристар» получил от дядюшки Сэма, неизвестно. Известно лишь, что после него компания, и без того уверенно державшая свои позиции на рынке, пошла в гору так быстро, что стало ясно – ее лоббируют сверху. С тех пор прошло немало лет, но до сих пор девяносто процентов заказов, выполняемых наследниками Вокера – правительственные. Ходят слухи о каких-то небывалых препаратах, изобретаемых в их лабораториях, разбросанных по всему миру. Вроде бы, за некоторые из них военные разведки других стран продали бы душу дьяволу. Но насколько это верно, сказать не могу. Знаю только, что «Тристар Фармасьютикал» использует для работы самые новейшие современные технологии и разработки, и что собственно на лекарства теперь отводится всего лишь десятая доля их деятельности. Все остальное – строго засекречено. Теперь ты понимаешь, куда мы едем?
Я поежилась.
- В змеиное гнездо.
- Именно. Нам будут усиленно вешать лапшу на уши, рассказывать небылицы, убеждать, что ничего серьезного не произошло. Наше дело – с умным видом кивать и не дать им повода заподозрить нас в излишнем любопытстве. Я их отвлеку, ты же постарайся под каким-нибудь предлогом пробраться в лабораторию, потрогай там вещи, может, что-то сможешь увидеть. Хорошо?
- Договорились. Ты просто побеседуешь с ними или?..
- По обстоятельствам.
Потапыч снова вдавил в пол педаль газа и до самого здания «Тристара» я больше не могла думать ни о чем, кроме как доехать живой до цели нашего путешествия.
***
Здание лаборатории располагалось на Павелецкой, в промзоне, подальше от жилых домов. Напоминая остро заточенный карандаш, оно уходило вверх на восемнадцать этажей и полностью принадлежало «Тристар Фармасьютикал».
Вокруг до сих пор чувствовалось нездоровое оживление. Невзирая на сыпавшийся с неба мелкий, колючий снег, куривший у входа народ громко обсуждал происшествие, выдвигал версии, опровергал их, одним словом, сплетничал по полной программе. Сегодня слухи и сплетни нас не интересовали, поэтому мы с Потапычем просто прошли внутрь, обходя группки особенно рьяно жестикулировавших людей стороной. Ими мы займемся позже.
На охране пришлось предъявить удостоверения. Как я и предполагала, никаких проблем не возникло – наши корочки и огромный «Никон» на груди у Потапыча, соизмеримый размерами и количеством кнопок разве что с космическим кораблем, убедили охранника, что мы именно те, за кого себя выдаем. Нам выписали пропуск и проводили к лифту. Из восемнадцати этажей лишь два – седьмой и восьмой – не были отданы под исследования. Там располагалось представительство компании. И туда-то нам и было нужно.
Пока лифт тихонько гудел, поднимаясь вверх, я спросила у Потапыча:
- Тебе не кажется странным, что здание не эвакуировано и не закрыто в связи с пожаром? Неужели он был настолько локальным, что пострадал только один этаж, а остальные продолжают нормально функционировать? Ведь говорят, что лаборатория выгорела дотла. Как случилось, что не загорелись другие этажи?
Потапыч потряс рукавом, отряхивая налипшие снежинки, и одобрительно хмыкнул.
- Правильные вопросы задаешь. Это нам и предстоит выяснить. Да и с Павлом этим, заказчиком, тоже неплохо бы побеседовать.
Мелодично звякнув, кабина остановилась. Мы очутились в коридоре перед массивной деревянной дверью. Посередине висела вычурная табличка с надписью на русском и английском языках «Тристар Фармасьютикал».
Мраморный пол сверкал как каток и был таким же скользким. Сделав пару шагов, я была вынуждена ухватиться за Потапыча, чтобы не упасть. Судя по тому, что тот тоже бормотал себе под нос нечто мало-цензурное, он и сам едва удерживался на ногах.
Дверь нам открыла высокая брюнетка на огромных шпильках. Интересно, - мелькнуло у меня в голове, - у нее к ним специальные набойки приделаны, чтобы не скользить, или они тут на коньках перемещаются?
Заученным жестом нас пригласили внутрь, усадили на мягкие кожаные диваны и вежливо попросили подождать минуточку. Незаметно оглядываясь по сторонам, я тоскливо подумала, что терпеть не могу подобные официальные места. Почему-то всегда чувствую себя не в своей тарелке, становлюсь жутко неуклюжей, все роняю и вообще веду себя как слон в посудной лавке. Хорошо Потапычу, его не смущают старенький свитер и грязные ботинки. Сидит и спокойно крутит какие-то рычажки на своем фото-монстре, а вот я тут же вспомнила о том, что с утра как следует не причесалась и брюки погладила кое-как, и накраситься практически не успела. В сравнении с брюнеткой, открывшей нам дверь, я, наверное, выглядела девочкой с окраины деревни.
Потапыч неожиданно хитро подмигнул и громко щелкнул фотоаппаратом, на миг ослепив меня вспышкой. Хм… в общем-то ничего, жить можно, решила я, проморгавшись, и придирчиво изучив свое изображение. Настроение немного улучшилось. А когда брюнетка, возвращаясь за нами, поскользнулась на своих шпильках и ухватилась за стену, чтобы не упасть, ко мне окончательно вернулось хорошее расположение духа.
За пределами приемной на полу лежал ковролин, за что я сердечно поблагодарила Господа Бога. Брюнетка проводила нас в небольшой кабинет с овальным столом, предложила кофе и со словами «Виктория Валерьевна сейчас подойдет», вышла.
- Ничего себе! – тихо присвистнул Потапыч, дождавшись, пока за девушкой закроется дверь – Если я ничего не путаю, то Виктория Валерьевна Ланская – Глава Представительства компании в Москве. Интересно, она со всеми журналистами сама беседует или это только нам так повезло?
Вопрос остался без ответа, так как в этот самый момент открылась дверь и в комнату вплыла береза. Пока мы с Потапычем ошарашено переглядывались, береза угнездилась в углу, недалеко от входа, а за ней обнаружилась невысокая женщина в очках с короткими рыжими волосами, одетая в джинсы и рубашку с закатанным рукавом.
- Ну что за народ, а? – вместо приветствия горестно пожаловалась она. – Ходить не умеют что ли? Я эту березу всеми правдами и неправдами выцыганила у отдела кадров, а эти – она махнула рукой в сторону открытой двери, - носятся так, что просеки прокладывают! Вот полюбуйтесь, сломали ветку.
Она сокрушенно покачала головой, рассматривая покалеченное дерево.
- На днях, представляете, оставили на ночь незакрытой фрамугу. А у меня на подоконнике цветы. Ночью ветер поднялся, фрамуга распахнулась, прихожу в офис, а на полу клумба выросла. Сволочи, спрашиваю, кто из вас фрамугу не закрыл?! Молчат, гады. Эх…
Женщина, наконец, оторвалась от березы и повернулась к нам. Я еле успела стереть с лица широкую ухмылку.
- Виктория Валерьевна Ланская. – представилась она, протянув нам по очереди узкую ладонь. – Простите, не напомните, какое издание вы представляете?
- «Новая Эра», - вежливо отозвался Потапыч. – Меня зовут Михаил Григорьевич, мою коллегу – Яна. Если не возражаете, мы хотели бы с Вами побеседовать относительно вчерашнего происшествия.
- Не возражаю, - вздохнула Виктория Валерьевна, – все равно от вашего брата отбою не будет, наш отдел информации уже вешается, им лаборанты ведрами воду носят.
- Зачем? – глупо спросила я.
- Затем, что у них от интервью и пресс-конференций уже в горле пересохло, - улыбнулась Виктория Валерьевна. – Вот, как видите, уже я вынуждена была подключиться. Ладно, это все лирика. Спрашивайте, я отвечу на ваши вопросы.
- Как давно Вы работаете в «Тристар Фармасьютикал»? – Потапыч включил диктофон и поставил его на середину стола.
- Семь лет, практически с самого открытия Представительства.
- За эти годы у компании случались разногласия с конкурирующими фирмами?
- Вы намекаете, что вчерашний пожар – это поджог? – удивленно вскинула брови Ланская.
- Логичнее всего предположить именно это, разве нет? - уклончиво заметил Потапыч.
Женщина махнула рукой.
- Да бросьте! Обычное разгильдяйство! Оставили без присмотра реакцию, за которой необходимо было наблюдать, вот и результат.
- При пожаре не произошло выброса вредных химикатов?
- Нет, к счастью, все серьезные реактивы, которые могли бы навредить окружающей среде, находятся на других этажах. Пожар до них не добрался. Так что, слава Богу, все обошлось.
- Хорошо. – Петрович покосился на меня, чтобы убедиться, что я внимательно слушаю. – Пожар был сильным?
- Ну как Вам сказать… от лаборатории, к сожалению, мало что осталось.
- А почему тогда не пострадали другие этажи? – неожиданно для себя встряла я в беседу.
Впервые на доброжелательном лице нашей собеседницы мелькнула тень неудовольствия.
- А кто Вам сказал, что они не пострадали?
- Ну-у… мы же сейчас находимся прямо под лабораторией, и здесь нет никаких следов пожара. Если, как Вы говорите, от нее мало что осталось, то здесь это должно быть заметно.
Виктория Валерьевна снисходительно качнула головой.
- Яночка, Вы позволите так Вас называть? Дело в том, что мы находимся не совсем под лабораторией. Это здание, если Вы успели заметить, имеет форму башни. Иными словами, офисы расположены как бы кольцом вокруг центра. Сгоревшая лаборатория находится в левой части кольца. Мы с Вами сидим в правой. Поверьте, часть офиса непосредственно под лабораторией, теперь нуждается в капитальном ремонте. Вы можете сами в этом убедиться.
Я едва сдержалась, чтобы не подпрыгнула от радости. Отлично! Просто великолепно! Мне даже не пришлось изобретать какие-то предлоги.
Стараясь ничем не выдать охватившее меня возбуждение, я поинтересовалась:
- Я могу пройтись по офису? Поговорить с людьми?
- Да, конечно. Только постарайтесь не сильно их отвлекать, несмотря ни на что, работу никто не отменял.
- Конечно-конечно! Я недолго.
Быстро, пока Ланская не передумала, я схватила сумку, блокнот и выскочила из кабинета, еле обогнув на пути злосчастную березу, коварно растопырившуюся у входа.
Очень скоро стало понятно, что имела в виду наша собеседница, когда говорила, что в офисе придется делать капитальный ремонт. Стоило миновать несколько кабинетов и завернуть за угол, как ковролин под ногами начал темнеть. Дорогое покрытие хлюпало и чавкало, точно трясина. Со вздувшихся пузырями стен струились крупные капли. Воздух был насыщен влагой до такой степени, что мои волосы начали завиваться в колечки – обычно подобное случалось лишь во время проливного дождя. Все вокруг напоминало огромную губку, до отказа наполненную водой – чуть тронешь, и хлынет целый поток. Папки с бумагами, распухшие до размеров дельфиньей тушки, хаотично валялись на полу. Безжизненно затихли компьютеры, не звонили телефоны. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было негромкое хлюпанье – по полу, сняв ботинки и носки, потерянно бродили двое молодых людей. Айтишники, судя по муке на лице, с которой они взирали на жалкие останки «железа».
Скорчив как можно более невинную физиономию, я поинтересовалась:
- Извините, а как пройти в лабораторию?
Если судить по нашим ребятам программистам, в данный момент этих несчастных погорельцев-утопивцев не должно интересовать ничего, кроме их драгоценных компьютеров. Мой повышенный интерес к лаборатории они пропустят мимо ушей.
Вопрос пришлось повторить дважды, прежде чем меня, наконец, заметили.
- Все погибло! – с болью в голосе произнес один.
- Ага. Все, что нажито непосильным трудом, – сочувственно поддакнула я, – так что насчет лаборатории? Как туда попасть?
- Вторая дверь налево по коридору, за ней винтовая лестница.
На меня они больше не обращали внимания, продолжая бродить по офисному болоту, словно два печальных привидения на развалинах замка.
Лестницу я нашла быстро, достаточно было следовать за запахом гари, усиливавшимся по мере приближения к источнику возгорания. Огляделась по сторонам и, не заметив никого, кто бы мог мне помешать, буквально взлетела по ступенькам, усыпанным осколками стекла. Потянула за то, что осталось от двери, и очутилась в лаборатории.
Странное это было место. Следы гари и копоти перемежались огромными лужами. Моментально промочив ноги и испачкавшись, я начала искренне сочувствовать Ланской. Капремонт, похоже, и впрямь предстояло делать нешуточный. Такое количество воды просто обязано было залить все до самого первого этажа. Судя по всему, пожарные так старались не допустить распространения огня по зданию, что вылили сюда целое озеро.
Я огляделась по сторонам. В мутной стоячей воде плавала какая-то грязь. Не хватало только лягушек, мирно квакающих в камышах. Ну и, собственно, самих камышей…
И все же что-то было не так. Что-то неправильно…Что?
Приглядевшись внимательнее, я неожиданно заметила, что следы огня располагались неравномерно, как будто по кругу расходились из одной точки, угасая по мере отдаления.
Осторожно обходя груды искореженного металла, стеклянную крошку, полусгоревшие стулья и столы, я добралась до места, где следы бушевавшего пламени были самыми сильными – точно бомбу с напалмом сбросили. Если несколькими метрами ранее, стулья просто обгорели, то здесь они обуглились. Разбитое стекло сплавилось в большие, тускло блестящие бляхи. Я долго смотрела на небольшую пластиковую лужицу странной формы, пока не сообразила, что когда-то это был монитор.
По коже побежали мурашки. Это ж какая должна была быть в этой точке температура, чтобы от огромного монитора осталась вот это?! Тысяча градусов? Две?
И почему, все-таки не загорелись перекрытия?
Я задрала голову. Потолок над «точкой горения» был слегка закопчен, но и только. Пол пострадал больше. Ковролин полностью выгорел, но вниз огонь тоже отчего-то не пошел.
Странно. Я бы даже сказала – феноменально! При температуре как в доменной печи сгорает лишь кусочек комнаты радиусом десять метров. Это что, новые законы физики такие?!
Немного подумав, я потрогала остатки монитора. Прислушалась. В голове была пустота, никаких картинок, ничего. Медленно двигаясь от одной искалеченной вещи к другой, я касалась их пальцами, надеясь увидеть хоть что-нибудь. Тщетно.
Леший, плохо, очень плохо. Я рассчитывала приехать в офис если и не с решенной задачкой, то, по крайней мере, с какой-нибудь удобоваримой версией. На деле же, все еще больше запутывалось. Представив себе лицо Гудвина, когда скажу ему, что ничего не нашла, я поежилась. И в тот же момент услышала резкое: «Что вы здесь делаете?!» и почувствовала на плече тяжелую руку.
***
Темное небо над головой давит свинцовой тяжестью. Вязкой пеленой окутывает сознание, мешает дышать. Воздух наэлектризован до такой степени, что, кажется, по телу пробегают искры. Я затравленно оглядываюсь по сторонам, словно ищу чего-то.
Рядом низкорослое дерево растопырило колючие ветки-пальцы, я опираюсь на него рукой, но тут же отдергиваю, уколовшись о шип. На пальце проступает яркая бисеринка крови. Я что-то кричу, но порывы ветра заталкивают слова обратно в горло.
Впереди небольшой деревянный домик. Грязные стекла смотрят бесстрастно, словно пустые глазницы. Обреченно хлопают на ветру покосившиеся ставни. Притулившись возле ветхого забора, темнеет колодец.
Мне надо туда, в дом. Там ждет меня что-то очень важное, но я не могу даже шевельнуться. Ноги отказываются идти, горло распухло, перекрыв в легкие доступ кислорода.
Начинается дождь. Ледяные капли барабанят по лицу, тонкими противными струйками сбегают за воротник. В отчаянии, я снова пытаюсь что-то крикнуть, но из горла вырывается только хрип…
***
- Девушка! Девушка! Да очнитесь же!
Чей-то голос пробился сквозь затуманенное видением сознание. Я открыла глаза и обнаружила, что элегантно лежу на руках у какого-то мужика. Судя по ощущениям, он явно не стал себя утруждать легким брызганьем в лицо водой, а просто окатил меня ею с ног до головы. Благо, воды вокруг хватало.
Я очумело протерла глаза и со второго раза ухитрилась принять вертикальное положение. Мужик подозрительно меня рассматривал, вероятно опасаясь, что я снова завалюсь в обморок или же отчебучу еще что похлеще. Например, схвачу останки какой-нибудь чашки Петри и выскочу с ней в окно, а-ля Супермен.
Осторожно я дотронулась до головы. Вроде, на месте, хотя, если судить по ощущениям, в то время, пока я валялась в отключке, кто-то со вкусом долбил ей об стену.
Взгляд мужика с каждой секундой становился все более неприязненным. Наверное, я являла собой довольно жалкое зрелище, потому что на лице его, бледном и усталом, к тому же довольно ясно читалось отвращение. Н-да, мокрая с ног до головы, с растекшейся тушью и слипшимися волосами, я вряд ли могла рассчитывать на проявление симпатии.
- Вам лучше? – холодно осведомился он, увидев, что я окончательно пришла в себя.
- Вроде бы.
- Вы каждый раз в обморок падаете, если к вам неожиданно обращаются?
Я постаралась смущенно улыбнуться.
- Да нет, просто не ожидала кого-то здесь увидеть, вот и испугалась.
- Я, если честно, тоже не ожидал здесь кого-то увидеть.
Незнакомец отступил назад, достал из кармана носовой платок и брезгливо вытер руки. Поджал губы, словно пожилая дуэнья, увидевшая, как ее воспитанница целуется в кустах с простолюдином.
- Хочу заметить, что это закрытая зона и вход посторонним, и уж тем более журналистам, – покосился он на мой блокнот, вернее, его сочащиеся водой останки, - сюда строго воспрещен. Как вы здесь очутились? Кто вас пропустил?
Я слабо попыталась отбиваться.
- А кто Вы такой? Почему я должна перед Вами отчитываться?
У моего собеседника как-то разом стали нехорошие глаза.
- Я – начальник отдела безопасности компании, в чьи дела Вам вздумалось совать свой не в меру любопытный нос. И на этом основании Вы не только будете передо мной отчитываться, Вы еще и объяснительную мне напишите в трех экземплярах, какого черта Вам здесь понадобилось. Пройдемте.
***
Вечером, сидя в переговорной и пересказывая шефу все события этого насыщенного дня, я в который раз возблагодарила судьбу за то, что на свете есть Потапыч.
Когда меня, как на расстрел, ввели в кабинет Ланской, мой конвоир едва не дымился от злости, бормоча что-то насчет профессиональной этики и бесстыдства «журналюг». Будь у него автомат, он с удовольствием пихал бы меня в спину. В свою очередь, я еле передвигала ноги, ощущая приближение грандиознейшего скандала. Однако, стоило переступить порог, как мужик споткнулся и остолбенело застыл посреди комнаты, во все глаза уставившись на Потапыча.
И тут я впервые увидела, как работает мой напарник. Виктория Валерьевна еще только открыла рот, чтобы поинтересоваться, что происходит, как Потапыч стремительно повернулся к ней, сияя ослепительной улыбкой, которую я никогда прежде не видела, да и представить не могла на его лице. В один миг из простого, ничем не примечательного человека с заурядной внешностью, он превратился в обворожительного мужчину, источавшего море обаяния. Ланская так и замерла, сраженная произошедшей переменой. Даже я, теоретически знавшая, что этот трюк – не что иное, как результат внушения, вынуждена была помотать головой, дабы рассеять морок.
- Виктория Валерьевна, дорогая, Вы нас не слушайте сейчас, хорошо? – мягко проворковал Потапыч, – присядьте вон на стульчик, отдохните, подумайте о чем-нибудь приятном.
- Конечно, – немедленно согласилась та, усаживаясь поудобнее и расслабленно закрывая глаза. Лицо ее обмякло, на губах заиграла легкая улыбка.
Потапыч удовлетворенно кивнул, встряхнулся и подошел к нам. Он снова выглядел как обычно, и со стороны казалось, будто выключили маленькое солнышко.
- Павел Сергеевич, рад Вас видеть! – без колебаний он энергично потряс руку моему сопровождающему.
- Я Вас тоже, Михаил Григорьевич, – в голосе мужика проскользнуло искреннее облегчение, – вы даже не представляете, насколько я рад. Девушка, как я понимаю, с Вами?
Потапыч хитро подмигнул.
- Со мной, со мной. Я думал, Виктор Борисович предупредит, что мы подъедем.
Павел Сергеевич растерянно развел руками.
- Вообще-то он предупредил. Сказал, пришлю Потапыча и стажера. А мне почему-то и в голову не пришло связать слово «стажер» с нахальной журналисткой, шлепнувшейся в обморок прямо мне на руки в лаборатории. Вы, девушка, извините, - обратился он ко мне, – это по моей просьбе Витька, то есть Виктор Борисович, отправил Вас сюда. Я, наверное, действительно сильно Вас напугал.
Я неопределенно хмыкнула и, заметив острый и внимательный взгляд Потапыча, слегка прикрыла глаза. Тот понимающе кивнул.
- Вы что-нибудь обнаружили? – напрягся Павел Сергеевич, от которого не укрылся этот быстрый обмен взглядами.
- Ну как Вам сказать... Будем считать, что пока ничего. С Викторией Валерьевной у нас довольно интересный разговор получился, - он задумчиво посмотрел на расслабившуюся в кресле женщину, – но основную информацию должна была добыть Яна.
Павел Сергеевич повернулся ко мне и вопросительно поднял брови.
- Может и обнаружила бы что-нибудь, - не смогла я удержаться от маленькой мести, - если бы Вы меня сначала не напугали до смерти, в результате чего я вся вымокла в вашем болоте, а потом не вытащили оттуда как нашкодившего котенка, заставив пройтись в таком виде по всему вашему офису.
Я, конечно, слегка преувеличивала – нам по пути встретились только те же несчастные айтишники, не обратившие ни малейшего внимания на наш живописный тандем, но смотреть на его виноватое лицо, еще пять минут назад горевшее праведным гневом, было приятно.
- Если я могу как-то загладить… - смущенно начал он.
- Можете, - неожиданно вмешался Потапыч, тем самым испортив мне все удовольствие, – соберите, пожалуйста, документы, касающиеся последних разработок компании. Я понимаю, что это закрытая информация, но Вам придется постараться. Особенно уделяйте внимание всему, что помечено грифом «секретно». Да, и свяжитесь с пожарным расчетом, тушившим вчера лабораторию. Уточните, насколько нормальным считается то, что пожар удалось так быстро локализовать и не дать ему перекинуться на другие этажи.
- И еще… - тихо вставила я. – Спросите у них, пожалуйста, как могло получиться, что при температуре горения, расплавившей компьютерный монитор до состояния свечного огарка, потолок и пол остались целыми и невредимыми.
Потапыч присвистнул. По его лицу разлилось неподдельное изумление.
- Это было в лаборатории?
- Да.
- Однако.
Он повернулся к Павлу Сергеевичу и тот, помрачнев, кивнул головой.
- Я все постараюсь выяснить. К сожалению, не обещаю, рекордно короткие сроки, но сделаю все, что смогу. Сами понимаете, я в этом деле – самое заинтересованное лицо. Черт, - он тяжело вздохнул и бросил хмурый взгляд в сторону расслабившейся в кресле Ланской, - а ведь когда я просил Виктора помочь, я еще и понятия не имел, что лаборатория сгорела. Да, дела…Чувствую, уволят меня к едрене фене без выходного пособия, если не посадят раньше.
Он резко провел рукой по лицу, словно стирая невидимый след усталости и бессонной ночи.
- Михаил Григорьевич, я свяжусь с вами, как только что-то достану. А сейчас, подождите минутку, мне надо Вам кое-что передать.
Он вышел из кабинета и практически сразу же вернулся, держа в руках небольшую коробочку с компьютерным диском.
- Вот. Это вчерашняя запись из лаборатории. Может, хоть вы там что-то разберете. И спрячьте его, ради Бога, я не меньше сотни протоколов нарушил, сделав копию, и еще пару сотен – отдав ее вам.
Потапыч понимающе кивнул и убрал диск в кофр от фотоаппарата.
- Мы все обязательно посмотрим. Ладно, пора и честь знать. – Повернувшись к Ланской, он осторожно взял ее руки в свои. Та едва заметно вздрогнула, словно прикоснулась к чему-то холодному. – Виктория Валерьевна, голубушка, просыпайтесь!
Женщина глубоко вздохнула и открыла глаза. Тонкая рука взметнулась к виску, потерла его рассеянным, бессознательным жестом. Чуть мутный взгляд остановился на мне, изумленно изучая промокшую насквозь одежду, грязь на руках, слипшиеся пряди волос.
- Господи, Яночка, что с Вами случилось?! – потрясенно пробормотала она.
- Яна пробиралась через наш разгром в затопленной части офиса и не удержалась на ногах, - широко улыбаясь, ответил за меня Павел Сергеевич. – Я привел ее сушиться.
- Боже, детка, Вы не ушиблись? Хотите чайку горячего?
Я смущенно потупилась.
- Да нет, спасибо большое, но мы лучше поедем. Может, успею заскочить домой и переодеться перед тем, как ехать в редакцию.
- Ну, если Вы уверены… - протянула Виктория Валерьевна с сомнением еще раз оглядывая меня с головы до ног.
- Да, спасибо Вам огромное за помощь! И Вам тоже, – повернулась я к Павлу Сергеевичу.
Тот коротко кивнул. Мы попрощались и вышли.
***
Шеф выслушал нас молча, не перебивая. Я ждала вопросов, относительно того, что увидела в лаборатории, и пока Потапыч говорил, мысленно пыталась подобрать слова, чтобы передать свои ощущения. Однако, когда рассказ дошел до этого места, Гудвин лишь задумчиво побарабанил пальцами по столу и попросил Потапыча продолжать.
Тот спорить не стал и пересказал, что ему удалось узнать у Ланской.
- Я с ней не работал, было интересно, что она сама расскажет. Женщина она умная, и, как говорится, не первый год замужем, но у меня создалось впечатление, что она нервничает, хотя и старается это скрыть. С одной стороны, повод для этого вполне веский – вряд ли головной офис погладит ее по головке за тот бардак, что у них творится. Все-таки убытки у компании серьезные. С другой, вполне возможно, что пожары – это лишь следствие. А вот причина запрятана где-то значительно глубже, и она эту причину знает, потому и нервничает так. Она довольно ловко уклонилась от ответа на вопрос, почему не пострадали от пожара другие этажи – дескать, пострадали, смотрите сами. А то, что речь-то шла об ущербе от огня, а не от воды, она «забыла» упомянуть. Вообще, судя по всему, компания усиленно над чем-то работает. По крайней мере, мое предположение об этом Ланская слишком уж активно отрицала. Вся информация о последствии пожаров сильно преуменьшается. То, что уже просочилось в прессу, выдается за обычные халатность и разгильдяйство, даже, несмотря на то, что подобные вещи сильно бьют по имиджу «Тристара». Получается, что выгоднее представить компанию как сборище некомпетентных идиотов, неспособных соблюсти элементарные меры противопожарной безопасности, чем позволить просочиться хотя бы малейшему намеку о том, что они могут быть связаны с ведущимися в компании разработками.
Потапыч вздохнул. Широкое, доброе лицо его посерело от усталости – час был уже поздний, а работа со своим даром всегда отнимала у него много сил. Приходилось потом долго восстанавливаться. Заметив мой встревоженный взгляд, он скорчил забавную физиономию, подмигнул и подытожил:
- У меня сложилось впечатление, что они не очень-то удивлены тем, что произошло. Как будто ждали нечто подобное, возможно даже пытались предотвратить, но не вышло, и теперь срочно заметают следы. Из этого следует, что Ваш, Виктор Борисович, друг оказывается в роли козла отпущения. С одной стороны, его будут подгонять завершить расследование, с другой же – не дадут и близко подойти к истине. Чудо уже, что ему удалось снять копию с записей о пожаре! В ближайшее время его ждут нелегкие дни.
Мы расходились за полночь. Я доставала из сумочки шарф и перчатки, когда ко мне подошел Гудвин.
- Яна, извини, я знаю, что уже очень поздно, но ты можешь задержаться еще на десять минут?
- Да, Виктор Борисович, конечно.
Шеф сел напротив, взял со стола какую-то бумажку и рассеянно начал вертеть ее в руках. С нарастающим изумлением я заметила, что обычно невозмутимый Гудвин нервничает, хотя и старается это скрыть.
- Ты удивилась, что я не стал расспрашивать о том, что ты видела?
- Ну-у-у… - осторожно протянула я. – Немножко.
- Я хотел, чтобы ты вспомнила все до мельчайших деталей, а сделать это при всех довольно тяжело. Тебя бы отвлекали, не давали сосредоточиться, и мы могли бы упустить нечто важное. Поэтому я прошу тебя сейчас сконцентрироваться, закрыть глаза и пересказать мне все, что было до того, как ты отключилась, все, что ты видела. В малейших подробностях, понимаешь? Это очень важно!
Он неожиданно сжал руку в кулак, безжалостно сминая тонкую бумагу в маленький шарик. Подпрыгнув, он покатился по столу и с тихим шорохом упал на пол. Не терпящий беспорядка Гудвин на этот раз не обратил на него никакого внимания. В темно-карих глазах шефа застыло странное выражение тоски и беспокойства.
- Знаешь, душа моя, - тихо произнес он, - я не обладаю ни одним из талантов, которые есть у моих сотрудников, но интуиция у меня развита отлично. И она мне сейчас говорит: что-то не так… что-то будет не так… не знаю… и хочу разобраться!
Закрыв глаза, я постаралась собраться. В мыслях царил кавардак, но воспоминания о том, что случилось в лаборатории, были еще настолько свежи, что припомнить все не составило особого труда. Я глубоко вздохнула, выбрасывая из головы все, не относящееся к делу, и начала говорить…
Пятнадцать минут спустя, я стояла перед зеркалом у выхода из офиса, надевая пуховик и повязывая поверх него теплый шарф. Ртуть термометра застыла на отметке «минус пятнадцать», так что утеплиться не мешало.
Ночь плескалась за окном, словно густые чернила. Прижималась к стеклу, стылым дыханьем обволакивала рамы. В голове звенела пустота, от усталости слипались глаза и все, что я хотела – это добраться поскорее до дома и лечь спать. Затянув шарф и в последний раз бросив взгляд на свое отражение, я неожиданно вздрогнула, как будто увидела себя впервые. Освещенная безжалостным светом люминесцентных ламп, из зеркала на меня смотрела измученная жертва то ли затяжной болезни, то ли глубокого запоя. Густые рыжеватые волосы, моя гордость, выбились из прически, потускнели и безжизненно повисли вдоль бледного лица. Серо-зеленые глаза потемнели и лихорадочно блестели, точно от высокой температуры. Губы – белые как мел, даже нос, и тот слегка заострился.
Я поежилась и поскорее отвела взгляд от кошмарного отражения. Ничего не скажешь, красавица. Краше в гроб кладут. Ладно, отосплюсь, может тогда снова смогу смотреть на себя без содрогания.
Решительно натянув перчатки, я вышла из офиса.
На улице шел снег. Завывавший весь день ветер стих, и, кружась в неторопливом вальсе, на землю падали снежинки, крошечными звездами вспыхивая в ярких лучах фонарей. Передо мной расстилался нетронутый белоснежный ковер, стыдливо прикрывший грязное месиво, оставшееся от людских ног и автомобильных шин. Ничья нога еще не оставила на нем свой отпечаток и было жаль нарушать его покров. Задрав голову к черному небу, я неподвижно застыла, ощущая легкие, холодные прикосновения к щекам и, как в детстве, слизывая снежинки языком. На душе неожиданно стало тихо и спокойно. Ушла напряженность этого дня, временно отступили воспоминания об увиденном в «Тристар Фармасьютикал». Я просто наслаждалась минутой абсолютного покоя.
Резкий гудок автомобиля за углом вернул меня к реальности. Господи Боже, уже почти полночь! Тряхнув головой и смахнув с челки подтаявшие снежинки, я двинулась в сторону проспекта, в надежде поймать машину, но не успела сделать и нескольких шагов, как от стены офиса отделилась большая тень, шагнула ко мне и голосом Стаса произнесла: «Уже поздно. Проводить?».
Я подпрыгнула и схватилась за сердце. Леший, вечно он подкрадывается незамеченным! Наши девушки-аналитики даже как-то счет ему хотели выставить за испорченные блузки от чашек чая или кофе, опрокинутых от неожиданности, когда Стасу вздумается вот так вот подойти и поздороваться. И ведь не скажешь, что способен ходить абсолютно бесшумно – здоровый, почти двухметрового роста, с размером ноги, успешно конкурирующим с ластами, он производил впечатление увальня до тех пор, пока не начинал двигаться. Словно по мановению волшебной палочки, слон в посудной лавке превращался в изящного танцора, его ноги, казалось, не шли, а плыли над землей, каким-то хитрым слитным движением. Я не помню случая, чтобы Стас что-то задел или уронил. Однажды я своими глазами видела, как он ухитрился налету подхватить стаканчик с кофе, в очередной раз выпавший из рук Татьяны, когда он неожиданно возник у нее за спиной с дежурным «доброе утро!». И, что самое удивительное, не пролил ни капли.
У Стаса за спиной говорили, что когда-то он служил в армии, причем чуть ли не в спецназе, прошел Чечню и был демобилизован по ранению. Но сам он о своем прошлом не любил распространяться, все попытки хоть что-то выяснить, вежливо, но твердо пресекал. Язык у него был острый, поэтому пытаться снова что-то у него выведать не хотелось никому. В остальное же время Стас был, что называется, своим в доску. Мог пригласить весь офис к себе на дачу на шашлыки и, хохоча, забыв о субординации, кидать весь женский пол в протекающую рядом речушку. Или позвать в бар на концерт, где выступали какие-то его знакомые. Или учудить еще что-нибудь. Этот человек умел живо и непосредственно радоваться жизни, заражая своим жизнелюбием всех вокруг.
Но сегодня Стас был на удивление серьезен. Он непривычно молча выслушал мои гневные вопли по поводу того, что я чуть сама из себя не выпрыгнула, и что в следующий раз, если он еще раз так ко мне подкрадется, я огрею его чем-нибудь тяжелым, и, дождавшись, когда я, наконец, выпущу пар, повторил:
- Тебя проводить? Уже поздно.
Я подозрительно прищурилась.
- С чего бы это вдруг ты решил меня провожать? Совесть замучила, что отправил бедную меня в это болото, и я там промокла до нитки?
- Замучила, но не из-за этого.
- Господи, Стас, ты меня пугаешь! Сделай лицо попроще, оно у тебя как на похоронах любимой канарейки. Что случилось-то?
- Кабы я знал…
Я окончательно запуталась.
- Что-то я ничего не понимаю, да и поздновато для загадок, у меня голова вообще соображать отказывается. Ты можешь по-человечески сказать, в чем дело?
Стас смешно сморщил нос и отрицательно помотал головой.
- Не-а. Не могу. Сам не понимаю. Но вот здесь, – он показал пальцем на голову, – что-то тикает. Предчувствие какое-то нехорошее.
Приехали. Сначала Гудвин, теперь вот Стас.
К предчувствиям Стаса относились с уважением. Они были одной из граней его таланта, в общем-то, схожего с моим. Стас умел «чувствовать» людей – их эмоции, ощущения, мысли были для него открытой книгой. Но если мой дар проявлялся спонтанно, то он, сконцентрировавшись на человеке, мог точно сказать, что он в данный момент чувствует, врет или говорит правду.
А иногда он предвидел события. Уже пару раз, благодаря Стасу, мы избегали неприятностей на работе. Помню, однажды, мы отмечали день рожденья Гарика, нашего программиста. Распивать спиртные напитки в офисе категорически воспрещалось. Виктор Борисович в этом вопросе был непреклонен: хотите выпить – идите после работы в бар, ресторан, куда угодно, но чтобы никаких сабантуйчиков на рабочем месте.
В тот день Гудвина на работе не было и не предвиделось, он застрял на совещании где-то на противоположном конце Москвы и возвращаться в офис не собирался. Гарик обрадовано накрыл «поляну». После работы его ждали друзья, поэтому задерживаться для символического поднятия бокалов ему совершенно не хотелось, а тут, как подарок небес, появилась возможность проставиться и улизнуть пораньше. В четыре часа мы свернули все дела и начали подтягиваться к кухне, где уже были аппетитно разложены закуски и стояли несколько бутылок с шампанским и вином. Именинник, сияя, выкладывал на тарелку маслины и оливки и широким жестом пригласил всех к столу. Однако, не успели мы поднять пару тостов за то, чтобы «железо никогда не ржавело» и за «связь без брака», как Стас, до этого веселившийся наравне со всеми, внезапно потер лоб, прислушался к чему-то и уверенно произнес: «Ребята, Гудвин едет». Я, тогда проработавшая в компании без году неделя, восприняла это как розыгрыш и захихикала, уверенная, что над нами шутят. К моему удивлению, остальные отнеслись к этому заявлению более чем серьезно. Гарик, еще секунду назад расслабленно принимавший поздравления, резко побледнел и чуть не уронил бокал. Остальные синхронно уставились на дверь в кухню, словно оттуда, как чертик из табакерки, должен был выскочить Великий и Ужасный с криком «Ага-а-а! Не ждали?!».
- У нас есть минут десять, от силы пятнадцать, - продолжил Стас.
Все вздохнули с облегчением и начали в темпе заметать следы пирушки.
- Ребята, это что, розыгрыш? – недоуменно поинтересовалась я.
- Если бы! – Гарик яростно запихивал в холодильник тарелки с нарезкой, одновременно прикидывая, куда деть открытые бутылки. – У Стаса нюх на такие вещи. Если сказал, что Гудвин едет, значит, тот действительно едет. Черт, вот принесла нелегкая! Только сели…
Действительно, ровно через пятнадцать минут Виктор Борисович бодрым шагом зашел в офис, обвел глазами тружеников, усиленно строчивших что-то на компьютерах, поздравил Гарика и прошел в кабинет. Не почувствуй тогда его Стас, не миновать бы нам грандиознейшего скандала. Поэтому, услышав об очередном предчувствии, я напряглась.
- Что хоть оно тебе говорит, предчувствие твое?
Стас раздраженно передернул плечами.
- Янка, ну честно, ничего конкретного! Я уже всю голову сломал, но не могу понять, в чем дело. Чувствую только, что это как-то связано с тобой и все. Пойдем, хоть до дома провожу, первый час, мало ли всякого сброда шатается. Буду знать, что ты мирно сопишь в подушку – уже одной головной болью меньше. Ты почему без машины, кстати?
Я грустно вздохнула. В сумасшедшей спешке этого дня я уже успела забыть про свой «Микрик». И чего я его накануне в гараж не поставила? Вот расхлебывай теперь.
- Замерзла, наверное. Не завелась с утра, а времени разбираться уже не было. Ладно, пойдем, шут с тобой. Я спать хочу больше, чем жить.
На проспекте мы поймали машину. Водитель, расплывшийся было в голливудской улыбке, резко сник, когда за моей спиной нарисовался Стас, но ничего не сказал, довез до подъезда и, получив деньги, уехал.
- Ну, похоже, что на этот раз предчувствие тебя обмануло, - преувеличенно бодро проговорила я, не заметив вокруг ничего подозрительного, за исключением бродячего пса, переминавшегося с лапы на лапу возле подъезда. Однако Стас только покачал головой, внимательно оглядывая пустую улицу. – Ты как теперь до дома добираться будешь?
- Машину поймаю. Черт, - внезапно спохватился он, - не надо было этого водилу отпускать, что-то я сглупил. Ну да ладно. Пойдем, до квартиры тебя доведу и поеду.
- Да ладно тебе, что тут осталось-то?! Что я, маленькая?
- Янка, чтоб тебя! – рявкнул он, - ты что, действительно считаешь, что я от нечего делать поперся на другой конец Москвы на ночь глядя? Давай уж доведу до квартиры и спокойно поеду, не нервируй ты меня!
- Да ладно, ладно… Подумаешь, нервный он какой! – проворчала я, заходя в подъезд и придерживая дверь, чтобы впустить окоченевшую собаку.
Они ждали на этаже, у входа в квартиру. Как только открылся лифт, и я шагнула вперед, мне навстречу быстрым шагом скользнули две темные фигуры. Оцепенев от неожиданности, я замерла, словно прикипев к месту. Сознание как будто застыло, подмечая мельчайшие подробности: темные, дешевые куртки, сальные волосы, какие-то одинаковые в своей пустоте лица. Нож-выкидушка тускло блеснул в мигающем свете люминесцентной лампы. А потом меня смело в сторону, я отлетела обратно в лифт, больно ударилась о стену и сползла вниз. Перед глазами что-то мельтешило, мелькали руки и ноги – и все это в глухой, какой-то нереальной тишине. Только будто сквозь вату слышалось тяжелое дыхание нападавших, да приглушенные звуки ударов.
Голова по-прежнему отказывалась фиксировать происходящее в реальном времени и когда меня не сильно, но настойчиво принялись трясти, я не сразу поняла, что все уже закончилось. Стас как куклу поднял меня на ноги и повернул к двери.
- Открывай.
- З-з-зачем?
- Грабить тебя буду. Ян, ты собралась у лифта ночевать? Давай открывай дверь в квартиру, заходи и закрывай снова. На все замки, которые есть. Хотя, я уверен, что они не вернутся.
- К-к-кто они?
Стас снова легонько встряхнул меня. Его лицо то расплывалось, то вновь обретало резкость, словно я смотрела на него сквозь толщу прозрачной воды.
- Э, мать, ты себе, часом, голову об стену не зашибла? Откуда ж мне знать, кто это был? Может твои тайные поклонники, а я их, сердешных, перепугал насмерть. Есть у тебя тайные поклонники?
- Н-н-нету.
- Вот и я почему-то так думал. – Стас вздохнул, забрал у меня сумочку, порылся в ней, нашел ключи и открыл дверь. – Так, заходи внутрь. И хватит трястись, все уже закончилось. Жаль, ребята прыткие попались, когда поняли, что им со мной не справится, быстро деру дали. А то бы выяснили, кто тут тебе серенаду петь собрался.
Только сейчас я заметила, что действительно дрожу, как осиновый лист. Сжав зубы, постаралась взять себя в руки. Если б не Стас… нет, об этом думать сейчас нельзя, иначе я попросту свихнусь. Как там говорила Скарлетт О’Хара? Я подумаю об этом завтра. Точно! Я подумаю об этом завтра. Сегодня я хочу просто забраться с головой под одеяло, закрыть глаза и забыть этот день, как будто его и не было.
Стас завел меня в квартиру, помог снять пуховик и сапоги. Не раздеваясь, прошел на кухню, вскипятил чай и налил в кружку.
- Что-нибудь спиртное дома есть?
- Коньяк был… С дня рождения остался.
- Где?
- Вон там, у холодильника.
Стас взял бутылку, зубами выдернул пробку и щедро плеснул янтарную жидкость в кружку. В воздухе запахло сивухой.
- Пей. И давай в постель. Закрой дверь как следует, никому не открывай. Я завтра за тобой заеду часиков в одиннадцать, выспись хорошенько.
- А ты куда?
- На кудыкину гору. Уж больно помидоров хочется. Все, подруга, спать.
И, быстро пройдя по коридору, он вышел. Щелкнул замок, я осталась одна.
Минут десять я просидела на кухне, грея руки о чашку чая – после добавления туда коньяка вкус стал настолько отвратительным, что пить эту бурду я не могла. Потом вспомнила, что не закрыла дверь, как говорил Стас, на все замки и с дрожащими руками бросилась, хоть и запоздало, ее закрывать. Вернулась на кухню, заново вскипятила чайник, выплеснула остатки прежней гадости в раковину и заварила себе крепкий чай, добавив туда немного мяты. Как всегда, нежный мятный запах помог немного расслабиться. Знобило и жутко хотелось в душ, постоять и погреться под теплыми струйками, но я боялась, что пока буду в ванной, в квартиру кто-нибудь зайдет, поэтому продолжала сидеть на кухне, сжимая в ладонях чашку.
Прошло не меньше получаса, прежде чем я, наконец, смогла оторвать себя от стула, пройти в спальню и забраться под одеяло. Только тогда колотившая меня дрожь начала стихать. Укрывшись с головой, я лежала без сна и уговаривала перестать вести себя, как курица, подумаешь, что случилось-то! Жива-здорова, никто меня и пальцем не тронул. Так что нечего психовать, надо брать себя в руки и постараться понять, кто же это все-таки был.
Выдвинутая в шутку Стасом версия о тайных поклонниках не выдерживала никакой критики. На данный момент никаких постоянных отношений у меня не было, а припомнить кого-то, кто бы точил на меня столь острый зуб, будучи отвергнутым, я не могла.
Грабители? Очень похоже. Может, не хватало двум отморозкам на бутылку водки, и они решили заработать таким вот, мягко говоря, нетривиальным способом. Может быть… А может быть и нет. В поисках легких денег они, скорее всего, вышли бы на улицу. Там больше шансов встретить припозднившегося прохожего, чем стоя на лестничной клетке. Даже в подъезде и то больше вероятность кого-то ограбить. А ждали на этаже, а значит, ждали конкретного человека. Меня.
Дойдя до этой греющей душу мысли, я плотнее закуталась в одеяло. Интересное кино получается. Кому же это я успела так насолить, чтобы на меня в буквальном смысле слова настолько смертельно обиделись, что послали выяснять отношения двух товарищей с ножом? Сколько я не ломала над этим голову, все было тщетно. Ни среди моих знакомых, ни среди дел, в которых я участвовала на работе, не было никого, кто бы подходил на роль мстителя. Хотя, минуточку… а не могли ли бравые сотрудники «Тристар Фармасьютикал» за что-нибудь на меня обидеться? За то, например, что несанкционированно шастала у них по лаборатории? Нет, бред! Было бы там что-то важное, ее бы охраняли, и я бы никогда не смогла туда попасть. К тому же, кроме Павла меня там никто не видел. Значит, тоже отпадает.
Окончательно запутавшись, я и не заметила, как задремала.
Разбудил меня звонок в дверь. С трудом разлепив глаза, я сфокусировалась на часах. Было три минуты девятого. Странно. Стас предупреждал, что приедет в одиннадцать. Кого же тогда принесло в такую рань?
Наскоро пригладив волосы и накинув халат, я, все еще сонная, поплелась в коридор.
За дверью стоял Стас и какой-то незнакомый человек. Совладав, наконец, с замками, которые вчера с перепугу позакрывала, я распахнула дверь и замерла. Одного взгляда на Стаса хватило, чтобы понять – что-то случилось. Обычно открытое и жизнерадостное лицо было похоже на маску. Под глазами пролегли тени, складки у губ стали жестче. Он молча смотрел на меня, не делая попыток зайти в квартиру. С внезапно заколотившимся сердцем, я покрепче ухватилась за косяк.
- Что случилось? – собственный голос показался мне чужим и незнакомым.
- Янка… - он сглотнул, – вчера вечером кто-то напал на Потапыча.
Глава 3
Когда мне было девять лет, я едва не утонула. Воспользовалась тем, что родители увлеклись разговором с приехавшими в гости друзьями, улизнула из дома и попыталась доплыть до небольшого островка, находившегося практически посередине озера. Я уже год доказывала родителям, что отлично плаваю и могу это сделать одна, без папы, плывущего для страховки рядом, но меня все равно не пускали. А тут такой шанс!
Я быстро скинула с себя платье, скользнула в воду и поплыла. Помню тихий плеск рассекаемой воды, такой мягкой, прозрачной и ласковой. Я была уверена, что она никогда меня не предаст, всегда поддержит и не позволит утонуть. В девять лет весь мир кажется созданным только для тебя. Я плыла, мечтая, как нарву кувшинок, растущих возле острова, и принесу родителям. То-то они удивятся и обрадуются, какая смелая и сильная у них дочка.
Вся в мыслях о триумфальном возвращении, я вдруг попала в карман с холодной водой. Видимо, в том месте били ключи, потому что вода из теплой моментально стала ледяной. От неожиданности я взвизгнула и, попытавшись поскорее миновать это место, отчаянно забила по воде руками. И вдруг ногу пронзила острая боль. Потом мне рассказали, что это была обычная судорога, вызванная холодной водой и перепадом температур, но тогда, с перепуга, мне показалось, что меня цапнула какая-то тварь, отхватив, судя по боли, не меньше, чем полноги. От ужаса я начала кричать, вода залилась в рот, в глаза, лишая зрения и остатков разума. Мама потом с дрожью в голосе говорила, что мне несказанно повезло, что в тот день не я одна решила сплавать за кувшинками. У острова паслась стайка мальчишек лет шестнадцати, отправившихся за цветами для своих подруг. Если бы они не услышали мое бульканье – криками это назвать было уже сложно – и не вытащили как котенка за шкирку, я пошла бы на дно. До сих пор помню ужасное чувство, когда меня выволокли на берег. Вроде бы нет ничего проще, чем сделать вдох, но, кажется, что легкие сжались в маленькие комочки, а распрямить их нет сил. Пытаешься вздохнуть, но ничего не выходит и несколько страшных мгновений кажется, что ты никогда больше не сможешь дышать. И вздох, который в итоге удается протолкнуть в глотку, не приносит облегчения, а обжигает горло и сдавливает грудь.
Я не думала, что когда-нибудь снова испытаю похожие ощущения. Как и тогда, перехватило дыхание, легкие словно сдавило невидимым обручем. Я вцепилась руками в косяк, вглядываясь в Стаса. Что он говорит? Вернее, что он не договаривает?
- Как он? Он…? – Я старалась говорить спокойно, но почему-то клацали зубы.
- Жив. Пока. Его ждали у лифта. Как и тебя. Только он был один и не ожидал нападения. Ударили ножом в живот. Сейчас он в реанимации. Врачи говорят, шансы небольшие, но есть. Это все, что я пока знаю. – Стас говорил короткими отрывистыми фразами, практически не разжимая побелевших губ. – Ты давай одевайся, надо ехать на работу. Гудвин назначил экстренное собрание на девять, так что надо торопиться. Извини, что не дал тебе выспаться после вчерашнего, но ты сама понимаешь… мы все сейчас нужны там.
- Да, да, конечно.
Я бестолково заметалась по квартире, хватая вещи, одну за другой. Зачем-то откладывала их в сторону, снова брала, рассматривала и опять откладывала. До сегодняшнего утра я и не предполагала, насколько прочно в мою жизнь вошли сотрудники «Таланта». Представить доброго, по-отечески заботливого Потапыча на больничной койке, умирающим, было невыносимо больно. Этого просто не может быть! Что же за жизнь у меня такая, проклятая, что все близкие мне люди умирают?
Я не замечала, что по щекам бегут слезы до тех пор, пока Стас не отловил меня во время очередной пробежки и не протянул носовой платок, на секунду крепко прижав к себе. Слезы я вытерла, но так и не смогла сообразить, что делать с платком дальше, и тупо стояла и смотрела на него, пока Стас не забрал его назад.
С горем пополам я, наконец, оделась и была готова уже выходить, когда меня остановил голос незнакомца, с которым приехал Стас.
- Яна, Слава говорил, что у Вас есть машина?
Я недоуменно воззрилась на него, успев напрочь забыть о его присутствии.
- Какой Слава?
Стас вымученно улыбнулся.
- Слава – это я. Меня так в армии звали. Имя Станислав можно сократить и до Стаса и до Славы, что больше нравится. Ты извини, я забыл тебе представить Сергея. Мы вместе служили. Он будет нам помогать. Я потом все объясню.
- Очень приятно, - автоматически пробормотала я.
- Взаимно. Так у Вас есть машина? – вновь спросил Сергей.
- Да, внизу стоит. Только она не заводится второй день. А что?
- Вы не могли бы дать мне от нее ключи? В свете вчерашних событий, ее лучше проверить. Я думаю, много времени это не займет.
Я вопросительно посмотрела на Стаса, и тот кивнул.
- Давай.
Безразлично пожав плечами, я выдвинула ящичек в прихожей, где всегда хранила запасной комплект. Повезло, связка лежала на самом виду, хотя я была уверена, что придется их долго разыскивать – я не пользовалась ими с тех самых пор, как впервые положила в ящик. Протянула Сергею, тот молча взял их и быстро вышел за дверь. Через минут десять вернулся, отдал ключи и сказал:
- Можно идти. Все в порядке.
До офиса мы долетели за двадцать минут. Каким образом Стасу удалось объехать московские пробки, понятия не имею, видимо у него, как и меня, внутри тикал таймер, отсчитывающий секунды, торопящий: быстрее, быстрее, быстрее!
В офисе все уже были на своих местах, не хватало только нас. Едва мы переступили порог, из своего кабинета вышел Гудвин, обвел всех глазами и сказал:
- Идите в переговорную. Я приду через две минуты. Только позвоню…
Такого собрания у нас еще не было. Рассевшись по своим местам, мы как один возвращались взглядом к пустому креслу Потапыча, под которым до сих пор виднелись крошки, не убранные нерадивой горничной. Говорить никому не хотелось, все ждали Виктора Борисовича, понимая, куда именно он сейчас звонит. Наконец он вошел, сел и обвел нас тяжелым взглядом.
- Улучшений пока нет, задета селезенка, он потерял очень много крови, но, по крайней мере, врачам удалось стабилизировать его состояние. Через два часа назначена еще одна операция. Будем надеяться и ждать новостей.
- Но раз стабилизировали – это ведь хорошо? – озвучила всеобщие мысли Лиза.
- Будем ждать. – Сухо повторил Гудвин.
Я только крепче стиснула руки, но остальные, казалось, перевели дыхание. Всем очень хотелось верить в лучшее.
- Итак, что мы имеем… - откашлявшись, начал Виктор Борисович. – Два дня назад мой друг Павел Сергеевич Волин обратился ко мне с просьбой помочь ему в служебном расследовании, ведущемуся по факту произошедших пожаров на складах и в лаборатории компании, где он работает - «Тристар Фармасьютикал». Павел передал мне диск с записью пожара на складе, а наутро, после того, как сгорела лаборатория, позвонил, чтобы сказать, что также сделал копию с камеры наблюдения. По его словам, на первой, и на второй записях, в момент возникновения пожара присутствуют какие-то бабочки, которым, сами понимаете, там совершенно нечего делать. Запись со склада я видел своими глазами, наличие бабочек подтверждаю. Чуть позже мы с вами вместе ее посмотрим. Далее. Для проверки в «Тристар Фармасьютикал» были отправлены Михаил Свиридов и Яна Славина. Там они сумели переговорить с Главой Представительства компании Викторией Ланской, плюс Яна смогла осмотреть лабораторию и даже получить «картинку». Павел передал им диск с записью пожара, и они вернулись в офис. И вот здесь начинаются странности. Во-первых, Потапыч почему-то не отдал мне этот диск, а я забыл про него спросить и теперь понятия не имею, где он. Во-вторых, и на Яну, и на Потапыча были совершены покушения, когда они возвращались домой. Схема одна и та же. Нападающие ждали своих жертв у лифта на этаже. И если Яну спасло то, что Стас, почувствовав что-то неладное, пошел ее провожать, то Потапычу повезло меньше. На данный момент меня интересуют следующие вопросы: кто и зачем напал на моих сотрудников и где диск с записью о пожаре в лаборатории «Тристара». Начнем с более простого. Яна, ты помнишь, куда Потапыч положил диск, который ему отдал Павел?
- Помню. В кофр от фотоаппарата.
Гудвин почесал затылок.
- Хм… я там не догадался посмотреть. Гарик, тебя не затруднит сходить принести кофр, фотоаппарат же у вас?
Гарик кивнул и вышел. Через минуту вернулся, неся его в руках. Демонстративно открыл и прошелся по многочисленным отделениям. Диска не было.
- Ян, ты ничего не путаешь? Он точно его положил туда, а не, положим, в карман куртки? – спросил меня Стас.
- Нет, я точно помню, что он взял диск у Павла Сергеевича и убрал его в эту сумку перед тем, как мы попрощались с Ланской. А в столе у Потапыча вы смотрели? Может, он его переложил?
- Да, я смотрел. Там ничего нет. – Ответил за всех Гудвин. – Что ж, значит, к этому вопросу придется еще возвращаться. Жаль, я надеялся, что хотя бы это мы сумеем прояснить. Тогда поехали дальше. Стас, перескажи всем, что случилось вчера вечером.
В нескольких словах Стас обрисовал вчерашнее происшествие. И добавил:
- Прежде чем уйти, я покрутился на том месте, где нас ждали. Мой вывод – работали непрофессионалы. Во-первых, они свалили сразу же, как только поняли, что я – не беззащитная, испуганная видом ножа девица. Бойцы из них никакие, хотя в спринтерском забеге они наверняка выиграли бы пару медалей. Во-вторых, они даже не удосужились подумать об элементарной конспирации – на этаже валялось несколько окурков, смятая пачка «Честерфилд». Я все это аккуратненько прибрал, там наверняка есть отпечатки. Ощущение такое, что второпях наняли парочку идиотов с улицы, готовых на все ради бабла или, может быть, дозы. В любом случае, сигаретки с пачкой надо бы изучить.
Виктор Борисович кивнул.
- Да, скоро здесь будет милиция, чтобы поговорить с Яной, ты им тогда все передай, а я договорюсь, чтобы нам сразу сообщили, если что-то обнаружат.
Я вздрогнула. Милиция? Почему-то этот вариант развития событий не приходил мне в голову. Не то, чтобы я не любила представителей власти, но и познакомиться с ними поближе не горела желанием.
- Виктор Борисович, - жалобно проскулила я, – а нельзя без милиции?
Гудвин в изумлении уставился на меня.
- Ты что, Яна? Маленькая? Не понимаешь, что ведется официальное расследование и поиск тех, кто напал на Потапыча? А ты, между прочим, с этим нападением связана, хоть и косвенно. Они обязаны с тобой поговорить.
Я занервничала еще больше.
- И что я им скажу? Что я – недоделанный экстрасенс-самоучка? Что ездила под чужими документами в компанию Вашего знакомого, где мне было видение свыше? Что после этого меня чуть не прирезали у двери собственной квартиры и только другой экстрасенс, которому тоже было что-то «свыше», спас мне жизнь? Боюсь, что после этого я уйду отсюда в смирительной рубашке!
- Ян, не дури! – вмешался Стас. – Что ты им скажешь, мы продумаем чуть позже. Но поговорить с ними придется обязательно, как не крути. Чего ты взъелась, будто… - он внезапно осекся на полуслове, внимательно на меня посмотрел, и, сочувственно улыбнувшись, коснулся руки:
- Не бойся, «как раньше» не будет. Тебе уже не одиннадцать лет.
- А вот «читать» меня я не просила, - буркнула я, смущенная и одновременно пристыженная тем, что Стас понял, почему я так не хочу этой встречи.
- Извини.
- Да ну тебя в пень! Маразм какой-то.
Гудвин, до этого терпеливо слушавший нашу перепалку, наконец, вмешался.
- Яна, после собрания мы с тобой обговорим, что именно тебе стоит говорить милиции, хорошо? Прекрати психовать и давай думать дальше.
- Давайте, - хмуро согласилась я.
Виктор Борисович покачал головой, но ничего не сказал и обратился к айтишникам.
- Вы можете накопать побольше информации об этой чертовой Тристар? Когда еще Павел сможет достать нам что-то по их последним разработкам – науке не известно, а нам сейчас надо узнать о них как можно больше. По-моему, очевидно, что нападение на наших сотрудников связано с их вчерашним визитом туда. Учитывая, что последним делом, которое мы вели, была помощь бабке-пенсионерке и, по совместительству, склеротичке найти заначенную куда-то пенсию, сомневаюсь, что это она могла так сильно на нас обидеться за то, что мы помогли ее отыскать. Тем более, что денег мы с нее так и не взяли. Если надо будет взломать что-то, взламывайте, считайте, что мое разрешение у вас на это есть. Только, - Гудвин погрозил пальцем, - чтобы никаких следов, ведущих к нам!
Дима и Гарик переглянулись и одновременно расплылись в радостных улыбках. Словно дети, которым разрешили наесться мороженого на год вперед.
- Хакнуть? Да мы это... да это мы всегда с радостью! Мы им устроим дивайд оверфлоу! – Дима радостно потер руки, обведя нас загоревшимися глазами. – Через сутки мы вам в клювике принесем все, что есть в сети про этот вшивый пилюльный завод.
Гудвин с сомнением посмотрел на оживленные лица программистов, точно прикидывал, не погорячился ли он и не стоит ли отказаться от этой затеи. Но затем, смирившись, махнул рукой.
- Нет, в клювике вы это принесете в аналитический отдел Татьяне с Лизаветой, а они уже перешлют мне, предварительно обработав и сделав выводы. Договорились, девушки?
Аналитики слаженно кивнули.
- Да, Виктор Борисович, все будет сделано.
- А можно поинтересоваться? В целях повышения образованности, - встряла я. – Что такое дивайд оверфлоу?
Гарик плотоядно улыбнулся.
- Это, Ян, такая вещь, по сравнению с которой пожар им покажется махоньким костерком!
- Спасибо за исчерпывающий ответ, - кивнула я, окончательно смирившись с мыслью, что умом программистов не понять.
Виктор Борисович слегка кашлянул, привлекая к себе внимание.
- Итак, последнее, о чем я хотел сказать. В связи с тем, что нам до сих пор неизвестна цель нападавших, мы не можем исключать, что они повторят свою попытку добраться до Яны. Поэтому с этой минуты ты, душа моя, - повернулся ко мне Гудвин, - будешь ходить с телохранителем.
- С кем, с кем? – от изумления я открыла рот, еще не до конца понимая, во что вляпалась. – Шутите, надеюсь?
- Даже и в мыслях не было, – серьезно ответил Виктор Борисович, – к тому же, в отсутствие Потапыча, нам все равно нужен еще один оперативник. Так что, позвольте представить вам нового члена команды – Сергея Верескова.
Все как один уставились на человека, с которым мы приехали, и на присутствие которого в переговорной, почему-то никто не обратил внимания. Даже я ухитрилась забыть, хотя видела, что он зашел вместе со всеми.
Ничуть не смущаясь всеобщим вниманием, Сергей отделился от стены, у которой стоял во время нашего «совета в Филях», и слегка поклонился. Я, наконец, смогла его внимательно рассмотреть. Он казался не очень высоким, по крайней мере, рядом с двухметровой каланчой-Стасом, но крепким, по-спортивному подтянутым. Темные волнистые, коротко остриженные волосы были немного взъерошены в небрежной прическе. Округлое лицо, правильный нос, чуть тонковатая верхняя губа, скрытая щетиной недельной давности – терпеть не могу этот стиль у мужиков! Уж либо бороду отращивай, либо брейся каждый день. А то получается ни то, ни се, и вдобавок колется страшно. Но ему она, как ни странно, шла. И все же самыми запоминающимися в его внешности были глаза – серые, пронзительные, они казалось, просвечивали насквозь, как рентгеновские лучи. Даже Гудвин поежился под их взглядом. Однако, приглядевшись внимательнее, я заметила, что в глубине глаз притаилась смешинка. Как будто, их обладатель привык смотреть на мир с изрядной долей самоиронии.
Я перевела взгляд на одежду и стало ясно, как он ухитрился остаться незамеченным. Черная футболка, темно-серый свитер со слегка расстегнутой молнией на горле, черное короткое пальто, которое он почему-то не снял, – все это позволило ему стоять, не привлекая к себе излишнего внимания в плохо освещенном углу переговорной. Казалось, если он сделает шаг назад, то снова сольется с сумраком и исчезнет. Бррр, привидение какое-то! Я же первая и помру от инфаркта, если он вот так беззвучно и неожиданно материализуется у меня за спиной. Мало мне Стаса с его вечным выскакиванием из ниоткуда, как чертик из табакерки. Что мне теперь, с этим призраком Оперы везде ходить? Да ни в жизнь!
Именно это я и озвучила Гудвину, заявив, что пока я еще не в полном маразме и готова отзваниваться любимому шефу даже после похода в туалет, но ходить я туда буду одна и посягательств на свою личную свободу не допущу. Хочет взять нового оперативника – пожалуйста, но не надо делать меня его первым заданием.
Гудвин только рот открыл, оглушенный моей тирадой. Переменился в лице, засопел возмущенно, но сказать все, что думает не успел. Тишину нарушил мягкий и ироничный голос Сергея.
- Яна, я, конечно, не претендую на то, чтобы сопровождать Вас в места не столь отдаленные, сколь необжитые… это я о туалете… но и Слава не сможет каждый день провожать Вас до квартиры, и смотреть, чтобы кто-то снова не решил, что с ножом в пузе Вы смотритесь наиболее симпатично. Ваш начальник абсолютно прав. Если ситуация именно такая, как ее изложили, Вы, к сожалению, не застрахованы от дальнейших нападений. Судя по всему, этих людей послали что-то узнать. Или забрать. И мы пока не знаем, удалось ли им получить то, что они хотели от Михаила Григорьевича. Однако можно с уверенностью утверждать, что до Вас им добраться не удалось, поэтому вероятность того, что с Вами еще раз захотят так мило побеседовать, равна девяносто девяти и девяти десятым процента. Вы хотите поставить свою жизнь на оставшуюся одну десятую? Или все же позволите Вашим коллегам и друзьям позаботиться о Вашей безопасности?
Черт. Черт! Черт!! Черт!!!
От злости я сжала кулаки, не замечая, как больно впиваются в ладонь ногти. Этот наглец ухитрился повернуть дело так, что скажи я «нет», выглядела бы полной дурой. К тому же, неблагодарной. Что я еще могла ответить?
- Хорошо. Но только на пару дней.
- Только на пару дней, - согласно кивнул Гудвин. Однако что-то в голосе заставило меня усомниться в его искренности. Как-то слишком подозрительно быстро он согласился.
Ладно, поживем – увидим.
Считая проблему решенной, Виктор Борисович посмотрел на часы, что-то прикинул и произнес:
- У нас есть еще немного времени, чтобы посмотреть ту пресловутую запись со склада «Тристар». Хочу сразу вас попросить об одной вещи: мне отдали этот диск под честное слово, что я не стану разглашать, кто его источник. Другими словами, если руководство Павла узнает о том, что он слил секретную информацию, его попросту уволят. Надо ли говорить, что я прошу, чтобы все, что мы здесь увидим и узнаем, осталось сугубо между нами?
- Не беспокойтесь, Виктор Борисович, - ответила за всех Татьяна. – Нам не впервой работать с конфиденциальной информацией.
- Хорошо.
Гудвин кивнул Гарику и тот включил проектор, погасив в комнате свет.
На экране возникла нечеткая черно-белая картинка. Гарик чертыхнулся, что-то подкрутил, и внезапно она словно скакнула вперед, обретая резкость. В самом низу побежали цифры, отсчитывая дату и время. Видно было, что камера установлена сверху, практически под потолком, и охватывает довольно большой кусок пространства.
Склад был огромен и пуст. Ни единой живой души. Только длинными рядами тянулись вдоль стен высокие стеллажи с коробками и большими папками. Судя по их пухлому виду, бумагами они были набиты под завязку. Слева виднелся небольшой кусочек двери. Справа – половина окна, за которым клубилась чернота.
Рядом раздался чей-то одобрительный возглас. Несмотря на тусклое освещение, изображение на экране было четким и ясным.
- Быстро смотрим в левый нижний угол! – неожиданно скомандовал Гудвин.
Я перевела глаза вниз и, вдруг действительно заметила какое-то мельтешение. Точно порывом ветра закружило охапку осенних листьев. Они взметнулись вверх и... рассыпались языками пламени. В считанные секунды оно перекинулось на стеллажи. Сухими факелами вспыхнули коробки. Словно сотни юрких зверьков ринулись в стороны, один за другим впиваясь в новую добычу. Через мгновение камеру заслонила огненная стена.
Гарик нажал на пульт, останавливая запись.
- Перемотай назад, к моменту возникновения огня, и поставь на паузу, - скомандовал Гудвин.
Тот подчинился. Вновь перед нами был абсолютно пустой склад. Только теперь мы знали, что он доживает последние минуты.
- Еще чуть-чуть… почти… стоп! Смотрите внимательно. Что вы видите?
Мы принялись усиленно вглядываться в экран, пытаясь разглядеть то, о чем говорит шеф. Первой сдалась Лиза.
- Ничего не вижу, хоть убейте. Абсолютно ничего.
Виктор Борисович удовлетворенно кивнул и пустил запись дальше. В следующее мгновение, на экране снова возникло нечто смахивающее на горсть осенних листьев.
- Стоп! Что вы видите теперь?
- Матерь Божья, не может быть! – в потрясенной тишине прошептала Лиза.
Замерев от изумления, я глядела на экран. Прямо передо мной, как по мановению волшебной палочки, в воздухе застыли три большие бабочки. Но откуда?..
- Гарик, перемотай, пожалуйста, на несколько секунд назад, только медленно, - между тем попросил шеф.
Картинка на экране дернулась, и цифры внизу стали меняться в обратном порядке. Бабочки медленно перемещались вниз. Коснулись одной из коробок и… исчезли, точно их и в помине не было.
- Погодите, погодите, - не выдержала я, изо всех сил борясь с желанием протереть глаза. – А откуда они там взялись? Из воздуха что ли?
- Вот! В этом-то и вопрос. Именно поэтому я и хотел вам показать эту запись! – Гудвин раздраженно стукнул ладонью по столу. – Я понятия не имею, откуда появились эти чертовы бабочки!
- А куда они потом делись? Это видно на пленке?
Вновь Гарик взялся за пульт. Через некоторое время мы смогли убедиться, что бабочки исчезли также, как и появились, то есть в никуда. Было видно, как они взлетали все выше, возносясь над следовавшим попятам пламенем. На миг зависли в воздухе, будто любуясь бушевавшей внизу стихией, а в следующую секунду, на их месте оказалась пустота, быстро заполнившаяся жадными языками огня.
Некоторое время мы озадаченно молчали.
- Интересно, - не выдержав, протянул Дима. – Я бы даже сказал, потрясающе! Какие замечательные насекомые! Я тоже так хочу – взялся из ниоткуда, нагадил и исчез.
- Да ты и так такой, - подначил его Стас. Запись он уже видел раньше, поэтому, в отличие от остальных, не выглядел таким удивленным. – Как позакрываешь доступ на торренты тихой сапой, так потом я – не я, и лошадь не моя.
- А не фига качать оттуда все, что не попадя! – возмутился Дима. – А то я потом, как дурак, гадаю, откуда это к нам вдруг вирусняк пожаловал?! И вместо того, чтобы вечером пиво пить и наслаждаться заслуженным отдыхом, я ваши компьютеры от трисечухи лечу.
- От чего, от чего?! – едва не подавился Стас.
- От трисечухи! Триппер, сифилис, чума, холера – это все то, что ты с твоих торрентов в офис притащил и чуть половину наших машин в компьютерный рай не отправил. В следующий раз вообще тебе доступ в Интернет перекрою, чтоб не тыкал мышкой куда ни надо!
- Все, молчу! – сдаваясь, ухмыльнулся Стас, бросив косой взгляд на Гудвина. Тот издалека показал ему кулак и отвернулся. Правда, мне показалось, что уголки его губ подрагивали от еле сдерживаемого смеха.
- Да, интересное кино получается, - задумчиво протянула Татьяна, возвращая нас к основной теме дискуссии. – Значит, бабочки взялись из ниоткуда и исчезли в никуда, оставив за собой костерок. Это надо обдумать…
- Вот и обдумывайте! – согласно кивнул Виктор Борисович. – А заодно подумайте, куда мог пропасть диск, который Павел передал Потапычу.
- Слушайте, а не за ним ли охотились те добры молодцы, от которых Стас вчера Янку отбивал? – неожиданно вмешался в разговор Гарик.
- Нелогично, - подумав, качнула головой Лиза. – Яна с Потапычем были в «Тристаре» под видом журналистов. А это значит, что они должны были вызвать не больше подозрений, чем еще человек двадцать, приехавших туда же за интервью. Почему именно они? Если даже предположить, что кто-то видел, как Волин передал им диск, то надо делать слишком много допущений. Первое – этот человек, должен был знать, что именно на диске записано. Может, Павел им порнушку передал? Второе – если он знал, о какой именно записи идет речь, то должен был либо следить за Волиным, когда он делал копию, либо слышать его разговор с нашими сотрудниками. Яна, когда вам передали диск, где вы находились?
- В переговорной.
- Дверь была закрыта или открыта, ты не помнишь?
Я напрягла память.
- Закрыта. Павел Сергеевич закрыл ее за собой, когда ввел меня внутрь. Но не помню, насколько плотно.
- Кто был в кабинете?
- Я, Потапыч, Павел Сергеевич и Ланская, причем Ланская сидела в трансе.
- Ясно. Получается, что подслушать вас никто не мог. И третье: даже если вас слышали или знали, что собой представляет этот диск, логично было бы предположить, что вы поехали в редакцию, т.е. отвезли диск туда, а не протаскали весь день в кармане, чтобы потом взять домой. И, как говорится, поздно было пить боржоми. Даже если сделать четвертое допущение, что по какой-то причине за вами следили после выхода из «Тристара», те, кто вас «вел», должны были видеть, как вы поехали в офис. Поэтому вряд ли диск был целью нападавших. Я все-таки склонна предположить, что Потапыч его куда-то засунул и искать надо тут.
У меня по коже побежали мурашки. Все, что она говорила, было верным, логичным. Вот только имелось одно маленькое «но». Я оглядела задумавшихся коллег.
- Лиза, - слова прозвучали хрипло и почему-то испуганно. – Если твое последнее допущение верно, и за нами кто-то следил, то этот кто-то мог видеть, что из «Тристара» мы поехали не в офис. Вначале мы заскочили ко мне домой, чтобы я, мокрая с головы до ног, могла переодеться.
***
Совещание окончилось минут через десять. Гудвин распорядился продолжать поиски диска, хотя, мне показалось, в глубине души сам с трудом верил в успех. Зная Потапыча, можно было предположить, что тот по рассеянности просто унес диск домой, а это автоматически означало одно – запись попала к нападавшим. Лишний козырь им, одной зацепкой меньше нам. Учитывая, как мало мы понимали в происходящем, хуже уже вряд ли могло быть.
Голосом весьма далеким от оптимистичного, шеф пообещал попросить жену Потапыча на всякий случай еще раз проверить его личные вещи и машину. Но каждый из нас понимал – скорее всего, диск пропал навсегда.
Анализ нападений тоже мало что дал. Слишком мало было информации, слишком тонка была грань между действительностью и вымыслом. Отчаянно желая как можно скорее найти виновных, мы в то же время боялись напортачить и не хотели делать поспешных выводов. В надежде хоть что-то узнать, я минут десять вертела в руках пачку сигарет и бычки, найденные Стасом у меня на лестнице. Тщетно. В голове не мелькнуло даже призрака «картинки».
Мрачные, все разошлись по своим местам. Кроме меня. По просьбе шефа, я осталась в переговорной, чтобы назубок выучить версию, которую мне предстояло изложить сотруднику милиции. Проработав в МВД десять лет, Гудвин прекрасно знал, что стоит говорить, а о чем лучше умолчать. Его опыт и многочисленные связи в этой области позволяли надеяться, что нам не станут мешать вести свое собственное расследование. Бывшие коллеги шефа были в курсе того, что он открыл частное сыскное агентство – так поступали многие из тех, кто уволился из органов. Лишь о такой «мелочи», как необычные таланты сотрудников, Гудвин предпочитал мудро умалчивать. Так было проще.
В итоге, версия, на которой мы остановились, была такова: агентство получило заказ от одного из сотрудников компании «Тристар Фармасьютикал». Для уточнения некоторых деталей мы с Потапычем ездили в их офис, и в тот же вечер на нас были совершены покушения. Гудвин несколько раз повторил, чтобы я не акцентировала внимание на возможной связи между этими двумя событиями, и ничего не говорила о странной пропаже диска с записью пожара – достаточно будет отдать найденные у моего лифта вещдоки. Видение в лаборатории и предчувствие Стаса, вынудившее его проводить меня до дома, к счастью, тоже попали в список «табу». Надо ли говорить, как несказанно я обрадовалась этой незначительной детали?
Явившаяся к нам милиция, в лице бородатого, усталого дядьки средних лет, долго беседовала о чем-то с Гудвином. Когда, наконец, дошла очередь до меня, я успела морально подготовиться к разговору. Представившись Сурковым Анатолием Владимировичем, дядька достал лист бумаги, ручку и попросил рассказать про вчерашние события. Выслушал меня внимательно, но безразлично. Заинтересовался только тогда, когда я выложила на стол пакетик с пачкой сигарет и бычками. С загоревшимся взглядом, он аккуратно убрал его к себе в сумку и, неожиданно подмигнув, поинтересовался, зачем меня пошел провожать Стас. Пришлось скорчить пошлую физиономию, залиться краской и потупить глаза, чувствуя себя при этом полной идиоткой. Сурков одобряюще хихикнул и на этом допрос был окончен. Не веря своему счастью, я поспешила ретироваться.
До вечера мы работали, не поднимая головы, помогая девочкам-аналитикам сортировать информацию, которая без устали поступала от программистов. Прервались только около трех часов дня, когда Гудвин принес весть о том, что операция у Потапыча прошла успешно. Врачи стали чуть более оптимистичны в своих прогнозах, а мы, издав дружное «уфффф!» вернулись к работе с новым зарядом бодрости.
В начале восьмого, когда пришло время идти домой, я устало покидала вещи в сумочку и собралась было выходить, как неожиданно вспомнила, что мне теперь положен телохранитель. Огляделась вокруг, но Сергея и след простыл. Я немного постояла, размышляя, что делать дальше. Откровенно говоря, его отсутствие меня совершенно не расстроило. Вчерашний страх, заставивший меня трястись, как осиновый лист, бесследно исчез, уступив место боевому азарту. Сергей опаздывает? Что ж, тем хуже для него. Ждать, пока Его Величество соизволит вспомнить обо мне, я не стану. Тряхнув головой, я решительно оделась и вышла на улицу.
К моему великому изумлению, не успела я сделать и шаг, как из темноты материализовалась фигура в черном пальто и укоризненно произнесла:
- Яна, я думал, мы договорились, что одна Вы сейчас не ходите.
Вздрогнув, я мгновенно ощетинилась.
- Я бы пошла не одна, если бы застала Вас в офисе! Откуда я знаю, где Вас искать? Не сидеть же теперь всю ночь на работе, в ожидании, когда Вы появитесь!
Он удивленно вскинул брови.
- А разве Слава не оставил Вам мой номер телефона и не просил позвонить перед тем, как Вы соберетесь выходить?
Смутившись, я захлопнула рот. Вот, леший! Стас действительно подходил ко мне днем и оставил бумажку с номером его мобильника, но я ее куда-то запихнула и убей Бог, теперь не вспомню, куда именно. Видимо, прочитав ответ на моем лице, Сергей скомандовал:
- Так, доставайте свой телефон и записывайте. Очень прошу, в следующий раз не забудьте позвонить.
- Не забуду, - пробурчала я. – Ну что, мы идем, наконец, или нет?
- Идем. – Он подвел меня к припаркованной на противоположной стороне улицы машине и усадил внутрь. – И, Яна, давайте договоримся: я здесь для того, чтобы Вам помочь. Вы же почему-то воспринимаете меня как личного врага, а это существенно осложняет мою задачу. Для того чтобы я мог выполнять работу качественно, Вы должны полностью мне доверять и прекратить на меня злиться. Я не виноват в том, что произошло с Вами и с Вашим коллегой. Если Вы и дальше будете воспринимать в штыки все, что я говорю или делаю, никакого толку из затеи с охраной не выйдет. Это понятно?
Что уж непонятного… Я глубоко вздохнула.
- Ладно, Сергей, не обижайтесь. Просто столько всего сразу навалилось… Я практически полжизни одна, и привыкла сама о себе заботиться, поэтому эта неожиданная опека меня как-то выбила из колеи. Я постараюсь делать то, что Вы скажете. Мир?
Тот улыбнулся. Хорошая у него была улыбка, искренняя.
- Мир! Предлагаю скрепить его рукопожатием и перейти на «ты».
Мы торжественно пожали друг другу руки, и Сергей вырулил на проспект. За окном, слившись в оранжевую полосу, проносились рекламные огни.
- А откуда ты знаешь Стаса? – через некоторое время спросила я, желая разрушить немного неловкое молчание.
Мне показалось, что руки на руле едва заметно сжались.
- Мы вместе служили.
- Где?
- В армии.
- Хм, исчерпывающий ответ. А поконкретнее можно?
- А зачем?
- Ну, - растерялась я, - просто интересно.
- Ян, ты извини, я не люблю об этом рассказывать. Можешь спросить Славку.
- Спросишь его, пожалуй! Либо отшутится, либо вообще в сад отправит.
Сергей хмыкнул.
- Значит, это заразное.
- Ну хоть расскажи что-нибудь о себе! Надо же хотя бы представление иметь о том, кому поручено мою бесценную персону охранять.
- Не доверяешь что ли?
- А с чего тебе доверять? Появился непонятно откуда, весь из себя такой таинственный, ничего толком не рассказываешь, может ты вообще вражеский лазутчик, и меня сейчас завезешь куда-нибудь… например, к тем добрым молодцам, что меня вчера возле лифта ждали и отдашь им на съедение!
Сергей звонко расхохотался.
- Ну и фантазия у тебя, однако! Хорошо, что тебя интересует? Паспорт тебе показать или автобиографию написать в трех экземплярах?
- Да на кой мне твой паспорт сдался? Что я там искать буду? Расскажи просто про себя.
- Вот пристала-то! Не умею я рассказывать! Ты спрашивай, я отвечу, а в рассказах я не силен.
- Ну, хорошо. Ты к нам временно устроился или насовсем?
- Не знаю, - Сергей включил «поворотник» и задумчиво покачал головой. – В принципе, я как раз новую работу искал, когда Славка позвонил. Может и насовсем, если понравится. И если я вам подойду. Хотя, специфика у вас, надо сказать, весьма своеобразная. С ней свыкнуться надо. Я и не знал, что так много людей с необычными способностями. Мне-то в этом отношении похвастаться нечем. До сегодняшнего дня я был уверен, что Славка единственный в своем роде.
- А что, он не рассказывал тебе о своей работе и о нас?
- Ну почему, рассказывал. Но не упоминал, что вы тут все …ммм… талантливы каждый в своем роде.
- А ты давно его знаешь?
- Славу? Да уж лет восемь.
- Сколько ж тебе лет?
- Тридцать один. А что?
- Да нет, ничего, - я неожиданно смутилась, но все же продолжила, - просто мне казалось, что больше. Выглядишь ты, как бы это сказать… ну, одним словом, старше.
Сергей невесело усмехнулся.
- Видно жизнь у меня такая.
Я сменила тему.
- Ты меня каждый вечер будешь до дома подвозить?
- Не только подвозить, но и провожать до самой квартиры. А с утра забирать на работу.
- Кайф! Личный водитель! – мечтательно протянула я.
- Ну, ты особенно-то не расслабляйся! Разберемся с вашими бабочками, снова как миленькая сама ездить будешь!
- А жена тебя не заревнует, что ты какую-то барышню до дома провожаешь?
У него задрожали уголки губ.
- Это ты, надо понимать, таким образом интересуешься, не женат ли я?
Я рассмеялась.
- Что-то в этом роде. Напрямую как-то спрашивать неудобно.
- Ну да, поэтому получился тонкий намек на толстые обстоятельства. Ответ – нет, не заревнует. Я не женат и никогда не был.
- Ничего, у тебя все еще впереди, - оптимистично пообещала я.
Сергей как-то неопределенно хмыкнул, но ничего не ответил.
Остаток пути мы ехали молча. У моего дома он припарковал машину, велев мне сидеть внутри, запер ее и вошел в подъезд. Поднялся на этаж, осмотрелся и, убедившись, что незваных гостей нет, вернулся за мной. Открыл дверь, быстро, не снимая обуви, прошелся по комнатам – я только скривилась, но промолчала, - и стал прощаться.
- Завтра я заеду за тобой часов в восемь. Без меня на улицу не выходи. Я подъеду и сначала позвоню тебе на мобильник, а потом уже в квартиру. Никому дверь не открывай, даже соседке, если ей вдруг приспичит зайти к тебе за солью или спичками.
- А если начнется пожар? – попыталась пошутить я.
- Если начнется пожар, то ты звонишь мне. Это правило, которое ты должна выучить наизусть: что бы ни случилось, каким бы невинным не выглядело, прежде чем что-то делать, ты звонишь мне. Дверь у тебя хорошая, вот за ней и сиди.
С этими словами он пожелал мне спокойной ночи и вышел.
Да, мрак. Похоже, что мне теперь действительно придется спрашивать разрешение на то, чтобы сходить в туалет. А я еще в воскресенье в гости к приятельнице на день рожденья собиралась… И как теперь идти? Н-да, дела...
Глава 4
До конца недели мы пахали как папы Карлы. Айтишники, вдохновленные разрешением Гудвина взламывать закрытую информацию, похоже, ночевали в офисе, изредка только выходя на свет Божий, чтобы скинуть нам очередную порцию «свежатинки». С красными от недосыпа и усталости глазами, с взъерошенными волосами, они были похожи на инопланетян, неизвестно каким ветром занесенных в офис. От их терминологии у нас ехала крыша. Казалось, ребята вообще перестали говорить по-русски, а создали свой личный язык, на котором и общались между собой. Понять его было нереально. Как-то Лиза робко попросила перевести ей тарабарщину, выданную Гариком, но в ответ получила лишь очередную порцию непереводимой игры слов и отказалась от мысли заставить ребят говорить по-человечески.
Пока моим способностям не нашлось лучшего применения, я помогала девочкам сортировать и обрабатывать информацию и все дни просиживала в офисе. От Павла Сергеевича ничего не было слышно. Гудвин рассказал ему о пропаже диска и тот пообещал попытаться сделать еще одну копию, но, судя по всему, дело затягивалось. Также было ясно, что ему пока не удалось найти то, о чем просил Потапыч, а именно информацию по последним разработкам компании. Поэтому мы не торопились делать какие-то выводы и ждали.
Единственным светлым пятном на этой неделе был визит в больницу к Потапычу. Туда меня отвез Стас, избавив хотя бы на время от опеки Сергея. Больной был еще очень слаб, врачи запрещали ему говорить, но уже от одного вида такого осунувшегося, но до боли родного лица, стало намного легче. Мы посидели с ним немного, рассказывая о разной ерунде, добавили к стратегическому запасу еды на тумбочке свою долю, и ушли. Перед тем, как выйти из палаты, Стас, подмигнув, указал мне под кровать, на которой лежал Потапыч, и я расплылась в улыбке, разглядев под ней горку крошек.
Все это время я обдумывала, что мне делать с днем рожденья. Сергей по-прежнему каждый день забирал меня с утра из дома, а вечером отвозил и провожал до квартиры. И с каждым днем меня все больше и больше начинало это напрягать. Он был интересным собеседником, с ним было легко болтать на любые темы, но как только я намекала на то, что хотела бы хоть немного личного времени, хотя бы для того, чтобы пройтись по магазинам или пообщаться с друзьями, он превращался в статую Командора. Серые глаза пронизывали меня таким ледяным взглядом, что я, грешным делом, проверяла, не выросла ли у меня на носу сосулька. Менторским тоном, вызывавшим у меня оскомину, он принимался объяснять прописные истины, говорил, что вся работа телохранителя может пойти насмарку из-за вот такого вот желания «объекта» уйти от охраны.
Чувствовать себя объектом было неприятно. Однако все мои попытки поспорить с треском проваливались, натолкнувшись на его упертость и ироничный тон, которым он клеймил мои тщетные поползновения обрести свободу. Дошло до того, что он поселил у меня свою собаку, мотивируя это тем, что теперь, когда его целыми днями нет дома, у него нет времени ее выгуливать, а пес будет меня охранять в его отсутствие.
Слов нет, зверь был шикарный – восточно-европейская овчарка, огромный, остроухий, широколобый - он взирал на мир с выражением легкого отвращения на морде и пугал меня до чертиков своей способностью бесшумно появляться и исчезать, явно позаимствованной у хозяина. В первый же вечер, как Сергей, сломив мое сопротивление, оставил пса у меня, эта скотина разлеглась на моей кровати и упорно игнорировала все попытки его оттуда согнать. Нехорошо ругаясь, поминая Сергея тихим и незлобивым словом, я еле выманила Рея – так звали собаку – с кровати сосиской. Глядя, как за один укус она исчезает в огромной, зубастой пасти, я искренне начала опасаться, что этот живоглот однажды сожрет и меня. Если я пыталась на него ругаться, он либо величественно поворачивался задом, либо наоборот, изображал из себя подхалима, клал голову мне на колено и, глядя снизу-вверх темно-фиолетовыми глазами, предлагал не ругать, а почесать за ушком бедного, ни в чем не повинного пса.
Моя квартира стала напоминать поле боя. И тут, и там валялись собачьи игрушки, менявшиеся с пугающей регулярностью – мощным челюстям Рея могла позавидовать и акула. Диван, раньше целиком и полностью принадлежавший мне, теперь периодически радовал клочьями шерсти, аппетитно торчавшими из самых неожиданных мест. На кухне было не повернуться из-за огромного пакета с сухим кормом. Каждый раз, глядя на то, сколько этот пес ест, я поражалась, почему он до сих пор не треснет. Хотя, надо отметить, в нем не было ни грамма лишнего жира – под гладкой блестящей шкурой перекатывались отменные мускулы.
- Эта скотина меня объела! – жаловалась я Стасу, но тот лишь хохотал в ответ, уверяя, что собака у Сергея воспитанная и всякую фигню есть не станет. Если под словом «фигня» подразумевались котлеты и колбаса, моментально исчезавшие с моей руки, слизанные огромным языком, что тогда говорить о моем рационе?!
Но самым ценным блюдом, перепадавшим Рею, были, безусловно, сосиски. Не знаю, почему он их так любил, но, достав на следующее утро после появления собаки в моем доме, из холодильника связку сосисок и положив их на стол, я была, мягко говоря, удивлена, когда, отвернувшись буквально на одну минуту, увидела, как со стола тихо исчезает последняя штука. Взвизгнув «ах ты, паршивец!» я кинулась к псу, но тот сделал судорожное движение горлом и достать съеденное уже можно было только выпотрошив собаку. Когда я рассказала про это Сергею, тот лишь покачал головой и заметил, что до того, как пес поселился у меня, с его воспитанием было все в порядке, и, наверное, это я плохо действую на Рея. Нет, вы это видели?! Я немедленно предложила прекратить мое тлетворное влияние на бедного пса и вернуть его в лоно крепкой мужской дружбы, но мой призыв не был услышан.
Справедливости ради, надо сказать, что польза от Рея все же была. Один его вид внушал трепет и уважение любому, кто видел его шестидесятикилограммовую тушу. Однажды, забыв о наставлениях Сергея никому не открывать дверь, я столкнулась на лестничной клетке с пьяненьким мужичонкой, настойчиво предлагавшим купить у него мешок картошки. Предмет торговли, грязный и неаппетитно пахнущий, стоял рядом, не добавляя желания продолжить беседу. Но мужичок настаивал, и я уже начала всерьез беспокоиться, как мне от него отвязаться, как тот, неожиданно пробормотав «извините», резво развернулся, подхватил свое добро и метнулся в сторону лифта. Удивленная таким поспешным бегством, я повернулась и увидела позади себя Рея. Пес стоял, подобравшись, готовый в любую минуту ринуться в атаку. Верхняя губа поднялась в беззвучном рыке, обнажив мощные белоснежные клыки. Да, увидь я такое, тоже бы сбежала. После этого случая я стала относиться к псу с большим уважением.
Однако ж все это не только не решало, но еще больше усложняло проблему свободы передвижений. Не пойти на Катькин день рождения, я не могла. Она была, пожалуй, самой близкой моей приятельницей, не дотягивающей до роли подруги исключительно по вине моего нежелания близко сходиться с людьми. Мы знали друг друга с первого класса, и пропустить ее праздник – значило глубоко ее обидеть. А как пойти с Сергеем, мрачно дышащим мне в затылок, я представляла с трудом. Чрезмерно буйная фантазия рисовала картины того, как он выхватывает пистолет и начинает палить направо и налево при звуке вылетевшей пробки от шампанского. В итоге, придя к мысли, что ничего путного я сама не придумаю, пришлось обратиться к киноклассике. Припомнив фильм «Телохранитель», я поставила несколько обалдевшего от такого поворота событий Сергея перед выбором: либо он отпускает меня на день рожденья одну, либо идет со мной, но даже и не заикается о том, что вынужден меня охранять.
- И в качестве кого, стесняюсь спросить, я тогда туда пойду? – поинтересовался он. Дело было в пятницу, он как раз вез меня домой после работы и, видимо, надеялся, что хотя бы в выходные я посижу дома, а он сможет отдохнуть от моей скромной персоны и вдоволь нагуляться со своим живоглотом.
- В качестве бой-френда, - не моргнув глазом, ответила я. – Ну, посуди сам: никто из моих друзей не знает толком, где я работаю. Не буду же я всем рассказывать страшные истории про бабочек, пожары и про то, как меня чуть не прирезали у входа в собственную квартиру. Получается, что и твое появление там я не могу никак объяснить. Единственное основание, на котором мы можем заявиться туда вместе и не шокировать общественность – в качестве парочки. Ты не бойся, я к тебе грязно приставать не буду. Посидишь, покушаешь на халяву салатиков, я в это время пообщаюсь с именинницей, а через пару часиков мы уйдем. Ну, пойми ты меня тоже, не могу я пропустить этот чертов день рождения! Катька – единственная из моих друзей, кто еще моих родителей помнит!
Закусив губу, я осеклась. До сих пор о своей семье я ему ничего не говорила, а он не спрашивал. Вот сейчас задаст вопрос, а я буду, как дура, мычать что-то неопределенное, потому что даже по прошествии стольких лет не могла без боли вспоминать ни об их смерти, ни о том, что за этим последовало.
Однако Сергей, как ни странно, промолчал.
- Ну что? Ты согласен? – робко спросила я, так и не дождавшись ответа.
- Что, что… Что с тобой, убогой, делать? – мученически вздохнул тот. – Только, Яна, я тебя предупреждаю… Лицедействовать я не люблю и актер из меня никакой. Также я не люблю присутствовать на праздниках абсолютно чужих мне людей. Я иду у тебя на поводу только потому, что боюсь, как бы ты не потопала туда одна, откажись я тебя сопровождать. А караулить целый день в кустах у твоего подъезда, у меня нет совершенно никакого желания. Придем, поздравим, посидим часа два для приличия и уйдем. Если тебя это не устраивает, ничем больше помочь не могу. Закрою дома к чертовой бабушке и выкину ключи.
- Нет, нет, меня все устраивает, - быстро проговорила я, боясь, как бы он не передумал. – Ты только мне чуть-чуть подыграй, и все. Долго я тебя мучить не буду.
***
В воскресенье я начала собираться задолго до назначенного срока. Странное волнение не давало усидеть на месте, вынуждая заниматься какими-то делами – любыми, лишь бы хоть немного отвлечься. Причина беспокойства была вполне очевидна: я впервые шла на праздник не одна, а при «официальном кавалере», которого никто не знал. И хоть кавалер этот был липовым, все равно мне было сильно не по себе. Водя утюгом по платью упорно не желавшему отглаживаться, я успела тысячу раз пожалеть, что вообще затеяла этот балаган. В самом деле, ну какая из нас пара, кто в это поверит? Я представила рядом с собой Сергея с его ледяным, оценивающим взглядом, которым он обводил каждого приближавшегося ко мне ближе, чем на десять метров, то, как он стреляет глазами по секторам, ища возможную опасность, его зацикленность на своей работе, и мне стало совсем грустно. Добром это не кончится.
Как в воду глядела.
Неприятности начались еще до выхода из дома. В назначенный час в дверь позвонил Сергей, представший передо мной во вполне приличного вида костюме и даже с букетом цветов.
- Это имениннице, - отвел он мои руки, автоматически готовые принять цветы.
Покраснев, я мысленно чертыхнулась. Надо ж было так облажаться.
- Проходи, я сейчас буду готова. – Я подхватила отглаженное платье и ушла в комнату, чтобы переодеться и, накраситься. Сергей в это время отбивался от Рея, в восторге прыгавшего на него всеми четырьмя лапами и пытавшегося лизнуть в нос.
Вскоре из прихожей послышался грохот, которому я не придала значения, и, как выяснилось, совершенно напрасно. Одевшись и выйдя из комнаты, я оцепенела. Оба этих паршивца – и человек, и собака, одинаково склонив головы набок, смотрели на лежавшую на полу яркую коробку, в которую только утром я запаковала подарок. По всей вероятности, во время одного из своих безумных скачков Рей смахнул ее на пол с тумбочки.
Молча, я приблизилась, подняла ее и встряхнула. Так и есть – ответом мне был перезвон многочисленных осколков. Статуэтка из цветного хрусталя, Катькин подарок, приказала долго жить.
Видимо, в моем взгляде на собаку было что-то зловещее, потому что Сергей тут же вклинился между нами и заявил:
- Он не виноват.
- А кто виноват? Тутанхамон?
- Какой Тутанхамон? А, нет, Тутанхамон тоже не виноват. Рей нечаянно ее хостом смахнул. И вообще, сама виновата, зачем было хрупкий подарок на самый край ставить?!
- Ах, я еще и сама виновата???!!! – завелась я. Раздражение, копившееся всю последнюю неделю, наконец, прорвалось истерическим криком. – В моей квартире уже четыре дня живет этот бегемот и посмотри, во что она превратилась! У меня не осталось ни одного целого дивана, из которого бы не торчали клочья шерсти! Он спит со мной в одной постели, жрет мои сосиски и воняет псиной! Гудвин сказал, что я нуждаюсь в охране, замечательно, но он не говорил, чтобы у меня дома скакал, как первобытный, какой-то волосатый монстр, сметающий все на своем пути! Все, Сереж, как хочешь, но забирай свою псину назад! Если ты так переживаешь, что у тебя нет времени с ним гулять, не надо вообще меня охранять, тем более что лично мне это нафиг не нужно, как-нибудь сама справлюсь!
- Значит, тебе нафиг ничего не нужно? – возмутился в ответ Сергей. – А кто, по словам Славки, дрожал как овечий хвост и заикался после того, как он тебя от тех уродов отбил? Не ты ли, часом? Сама она справится! Да если б не Слава, лежала бы ты сейчас рядом с Потапычем, через стенку бы перестукивались, а то и еще где подальше… Ее, дурынду, защитить хотят, а она истерики устраивает – и то ей не так, и это не этак, свободу ей подавай! А ты хоть знаешь, что я из твоей машины жучок вытащил?
- Какой жучок? – мгновенно насторожилась я.
- Обычный. С рожками.
- Что ты ерунду несешь? С какими рожками???
- Ерунду несешь как раз ты, пытаясь доказать, что одна справишься. А сама, между прочим, рада, что тебя Рей встречает! Что я слепой, что ли, не вижу? Забилась в свою раковину, как улитка, и вылезать не хочет.
- Да кто бы говорил? – заорала я уже в полный голос. – Это я что ли вздрагиваю каждый раз, когда об армии вспоминаю? Вон тебя опять перекосило!
- Ты обо мне ни черта не знаешь!!!
- Ты обо мне тоже!
- И знать не хочу! Охраняй себя сама, если такая умная!
- Сереж… - внезапно остывая, спросила я. – Так что за жучок ты у меня из машины вытащил?
Было почти физически видно, как он глотает еще кучу всего, что готов был наговорить. Пару раз вздохнул и, справившись с собой, ответил:
- Подслушивающее устройство. Кто-то, видно, очень хотел узнать, о чем и с кем ты в машине разговариваешь.
- Зачем?
- Откуда ж мне знать, зачем. Хорошо еще, что жучок, а не бомбу.
Я содрогнулась.
- А что, могли и бомбу подложить?
- Ян, ну что ты мне дурацкие вопросы задаешь? – сердито отмахнулся Сергей. – Как дети в ромашку играем – могли-не могли. Теоретически можно все, что угодно.
- А как вообще этот жучок в машине оказался?
Сергей вздохнул. На его лице явно было написано, что он думает о разговоре с умственно отсталой.
- Элементарно. Вскрыли машину, у тебя там сигнализация такая стоит, что даже слепо-глухо-немой это за пять минут сделает, поставили жучок и закрыли обратно. Если бы ты сейчас ездила на машине, то тот, кто это сделал, имел бы возможность слушать все, о чем говориться в твоем салоне.
- И как бы он это делал?
- Да много разных способов. Мог через мобильник слушать, мог через радио… мог подождать, пока запишется достаточно информации, вынуть жучок и прослушать все, что на него за несколько дней записалось.
- Погоди, погоди, - внезапно осенило меня. – То есть, ты хочешь сказать, что по идее тот, кто поставил мне жучок, может за ним вернуться?
Сергей кивнул.
- Не исключено. Фишка эта – дорогая, вполне возможно, что ее захотят получить назад. Я понимаю, к чему ты клонишь, но я не вижу смысла сейчас ставить засаду у твоей машины.
- Почему? Ведь если, как ты говоришь, он может вернуться…
- Ян, подумай сама: он наверняка уже неоднократно пытался прослушать, что творится у тебя в салоне. И что он там услышал? Правильно, ничего. А это значит, что он не станет снимать жучок до тех пор, пока не получит хоть какую-то информацию.
- А это значит, что мне снова придется начать ездить на своей машине. – Задумчиво протянула я.
- Даже не обсуждается! – отрезал Сергей.
- А что тут такого? Я же не приманкой работать собираюсь, мне и надо-то всего лишь покататься на машине, поговорить там о чем-то, и тогда будет шанс, что он захочет забрать запись.
- А если за это время кто-то другой захочет тебя достать? Охранять тебя в твоей машине мне будет, знаешь ли, весьма затруднительно.
- Да брось, ерунда. Я сейчас езжу с тобой в твоей машине. Ну, буду ездить с тобой в своей, какая разница-то? Я даже могу доверить тебе руль, представляешь, на какие жертвы я готова идти?! А ты заладил, как попугай, нет, да нет.
Сергей устало взъерошил волосы и посмотрел на часы.
- Ян, давай потом это обсудим, а? Мы и так уже опаздываем, а нам еще подарок новый покупать.
Я понимала, что он меняет тему, но мысль о подарке вернула меня к действительности.
- Не нам, а вам, - мрачно взглянув на весело звенящую коробку, ответила я. – Твой живоглот ее разбил, ты и покупай. Только учти, я эту статуэтку в Интернете заказывала и целый месяц ждала, пока ее привезут, так что где ты такую же найдешь за оставшиеся сорок минут, я понятия не имею.
- Ну, что-нибудь придумаем, - бодро ответил мой телохранитель, ногой отпихивая коробку подальше с моих глаз. – Пошли?
- Пошли, - горестно вздохнув, согласилась я и, бросив последний взгляд на свой подарок, вышла из квартиры.
На день рожденья мы, конечно же, опоздали. К тому времени, как Сергей, наконец, выбрал новый подарок, все гости уже собрались за столом и нетерпеливо мялись возле закусок, таская то маслинку из вазочки, то кусочек колбаски с тарелки. Наше прибытие встретили шумным «наконец-то!» и кучно потянулись к столу.
К поведению Сергея пока нельзя было придраться. Он галантно поздравил именинницу с праздником и вручил ей букет, вежливо поздоровался со всеми присутствующими, помог мне раздеться и завязал непринужденную беседу с одним из малоизвестных мне Катиных друзей. Катька, улучив момент, издалека показала мне оттопыренный большой палец. Я криво улыбнулась в ответ. С гораздо большим удовольствием, я бы предпочла прийти с настоящим ухажером, а не с фальшивым. Но на безрыбье, как говорится… хорошо еще, что вообще смогла прийти.
Пока гости, с радостным облегчением рассаживались за стол, Катька, отозвав меня на кухню под предлогом помочь ей принести какой-то салат, попыталась выпытать подробности о Сергее. Я вяло отговаривалась какими-то нейтральными фразами, но вдруг одна из ее реплик заставила меня насторожиться.
- …и выглядит приличным человеком, не то, что Вадим. Да, кстати, он тоже должен прийти сегодня, он теперь с Ленкой встречается, ну, помнишь, такая блондинка крашенная с параллельного курса? Я с ней по работе пересекаюсь часто, не могла не пригласить. Ты не расстроилась?
Я мысленно застонала. Вадим был единственным из моих бывших, с кем мне категорически не хотелось встречаться. Расстались мы с ним не так, чтобы очень хорошо. Я застукала его на виртуальном романе с какой-то фифой, причем роман этот, судя по накалу страстей, довольно быстро грозил перерасти в реальный, даже свидание уже было назначено. В своей переписке с ней он жаловался, как ему, бедному, одиноко и плохо живется, и что только глоток чистой любви способен вернуть его к жизни. Я быстро расставила все точки над “i” и над нашими отношениями, отправив его прикладываться к любовному источнику без меня. Он был страшно оскорблен, ибо, по его словам, до меня еще ни одна женщина не указывала ему на дверь, и начал распускать слухи, что на самом деле это он от меня избавился. Слухам я не препятствовала, мне было безразлично, поверит ему кто-то или нет, но видеть этого человека без желания стукнуть по голове чем-нибудь тяжелым, было до сих пор сложно. Но раз уж он приглашен на день рожденья… Как-нибудь придется пережить.
Пожалуй, в первый раз за сегодняшний день я порадовалась, что все-таки взяла с собой Сергея и пришла не одна.
Как будто, прочитав мои мысли, телохранитель нарисовался в дверном проеме и вопросительно поднял брови.
- Сейчас иду, Сереж, - я со вздохом всучила ему миску с салатом. – Отнеси пока это, ладно?
Он внимательно посмотрел, но ничего не сказал, молча принял салат и вышел.
- Что-то ты невеселая какая-то, - прищурилась Катька.
- Да на работе небольшие неприятности, не обращай внимания.
- Ян, ты точно не из-за Вадима так расстроилась?
- Да нет, что ты, - фальшиво улыбнулась я, - было бы из-за кого расстраиваться. Все в порядке, Катюш, не переживай. Пойдем лучше к гостям, а то как бы они с голодухи там Сергея не съели.
День рожденья катился своим чередом. Тосты, закуски, салаты, снова тосты… Небольшой перерыв был сделан лишь однажды, когда пришли новые гости – Вадим со своей новой подругой. Он шумно поздравил именинницу и не спеша приблизился ко мне.
- Ну, здорово, Славина. – Высокомерно протянул он. – Как жизнь молодая? Все скучаешь в гордом одиночестве?
Я искренне пожалела, что в моей сумочке всего лишь кошелек, помада и пудреница, а не, положим, парочка кирпичей, по килограмму каждый, но виду не подала.
- А то! До сих пор ночами подушку слезами орошаю, как тебя вспомню. От счастья. Что тебя не вижу.
- Да ладно, знаю я, какая ты счастливая, - злорадно ухмыльнулся Вадим. – Небось, все также сидишь одна дома и на прошлое медитируешь.
- Ну конечно сижу, куда ж мне деваться. Ведь на тебе сошелся клином белый свет, других особей мужского пола в радиусе десяти тысяч квадратных километров не наблюдается, к кому ж мне, бедной, податься?!
- Эх, Славина, никогда ты врать не умела! – театрально вздохнул тот.
Внезапно за моим плечом возникло какое-то движение. Обернувшись, я увидела Сергея, по своему обыкновению, неслышно подошедшего сзади. Впервые я была ему за это благодарна, так как удивление, отразившееся на физиономии Вадима, без слов говорило о том, что хитрая Катька утаила от него тот факт, что я приду не одна. Сергей мягко опустил руки мне на плечи и легонько привлек к себе:
- Зайка, у тебя все в порядке?
- Нет, - мстительно ответила я. – Ко мне вот этот хмырь докапывается.
- Мне его пристрелить? – мурлыкнул Сергей.
- Да ну его, потом с телом что-то делать… праздник испортим… ковер красивый… пойдем лучше к гостям, мне надо срочно какое-то противоядие принять.
С этими словами я развернулась и двинулась в сторону стола, оставив Вадима подбирать отвисшую до самого пола челюсть. Диалог у нас, конечно, вышел по-киношному идиотский, но ничего, вон бывший до сих пор ртом хлопает.
- Зайка??? – подозрительно спросила я, когда мы отошли на достаточное расстояние.
Сергей бессовестно заржал.
- Ну, я подумал, что «рыбка» тебе точно не понравится.
- Да уж, мне, можно сказать, повезло. Но все равно спасибо!
- На здоровье, - улыбнулся тот.
У меня поднялось настроение. Похоже, что вечер, все-таки не настолько безнадежно испорчен.
Эх, знать бы, как я ошибалась.
Я предупредила Катьку, что мы уйдем пораньше, поэтому она довольно оперативно сменила закуски на чай с тортом, здраво рассудив, что те, кто захотят еще выпить и закусить, смогут сделать это и позже, а я не должна уйти, не попробовав ее фирменного сметанного торта, рецепт которого она категорически отказывалась кому бы то ни было давать. В отличие от меня, Катька вообще готовила вкусно, причем, особенно ей удавалась выпечка. Надо мной же она часто подшучивала, говоря, что если рай и существует, то он населен душами невинно спаленных мной пирогов.
Пока мужчины трепались о чем-то в комнате, одним глазом смотря телевизор, мы с Катериной заварили чай, и уже готовились нести его в комнату, как по телевизору на кухне развлекательная программа прервалась экстренным выпуском новостей.
«В Хасавюртовском районе Дагестана, - говорил диктор, - только что было совершено нападение на колонну наших солдат, следовавших в расположение части. По неподтвержденным пока данным, тринадцать человек погибли и еще десять – получили ранения разной степени тяжести…»
Вздохнув, я покачала головой. Опять погибли молодые ребята, непонятно ради чего и кого очутившиеся на этой все еще тлеющей войне. В тринадцать семей неслышной поступью вошло горе. Кто осмелится сказать матери, что больше никогда она не увидит своего сына? Кто объяснит дочери, что ее отец не вернется домой?
Глубоко задумавшись, я не сразу обратила внимание на нездоровую тишину, воцарившуюся в соседней комнате. Гул голосов стих, как стихает ветер перед грозой.
Терзаемая нехорошим предчувствием, я быстро вышла из кухни. Увиденное заставило меня сильно пожалеть о том, что мы не остались дома. Посреди комнаты, нахохлившись, как петух, в чей курятник забрел нахальный конкурент, стоял Вадим. Неподалеку от него в кресле расслабленно развалился Сергей, но я с первого взгляда поняла, что расслабленность эта кажущаяся. На виске стремительно билась синяя жилка, губы побелели и слились в тонкую линию, пересекавшую лицо точно шрам. Он был весь как сжатая пружина – тронь и мгновенно распрямится, выстрелит.
- …дураки и есть! – между тем, возбужденно размахивая руками говорил Вадим. – Сами виноваты, что там оказались. Либо умишка не хватило в институт поступить и от армии отмазаться, либо деньгу по контракту срубить захотелось. И в том, и в другом случае, умственными способностями похвастаться не могут. Так что жалеть дураков не надо, это естественный отбор, незачем идиотам размножаться.
- То есть, ты хочешь сказать, что все ребята, которые служили и служат в Чечне и в других горячих точках – дураки? – голос Сергея был по-прежнему мягким, словно кошачья лапка, но мне показалось, что вокруг него наэлектризовался воздух.
- Конечно! Это же очевидно! – Вадим, похоже, наслаждался собой. – Грубо говоря, это быдло. Те, кто поумнее, пристраиваются при штабе, на более хлебных должностях, им хватает ума на этом деле заработать. Оружие, например, толкнуть чехам. Остальные же просто пушечное мясо. Но и те, и другие по любому – второй сорт, и нечего их жалеть. А то прям трагедию развели – ах, на колонну напали, ах, мальчиков постреляли. Ну постреляли, и хрен с ними! Значит, такие вояки замечательные были, что даже засаду распознать не смогли! Это ж надо полными придурками быть, что дать себя так покрошить!
- А ты бы смог, конечно! – насмешливо протянул Сергей и вдруг встал так резко, что Вадим отшатнулся. Я заглянула в его глаза, ставшими белыми от ярости, и поняла, что пора вмешиваться, потому что иначе тут все же случиться убийство, которое мы так опрометчиво пообещали моему бывшему.
Сергей между тем продолжал наступать на Вадима, пятившегося от него мелкими шажками.
- Значит те, кто Родину защищал – быдло? Безмозглое быдло? А ты, выходит, мальчик в шоколаде, и ума хватило в армию не попасть, и еще осталось на то, чтобы рассуждать о том, о чем ты даже отдаленного понятия не имеешь! Что ты можешь знать о войне?! Ты когда-нибудь видел, как умирает человек? Умирает на твоих руках, снятый снайпером, а еще секунду назад он живой и невредимый спокойно курил рядом с тобой, строил какие-то планы. А в следующее мгновение лежит, захлебываясь кровью, и ты стоишь и думаешь, почему он, а не я? Что ты вообще знаешь? Кто ты такой, чтобы называть дураками тех, кто жизнь отдал за свою страну???
Вадим допятился до стенки и остановился. По лицу его расплылась презрительная ухмылка.
- Так вот в чем дело! Вот почему тебя это так задело! Ты такой же, как и они – контуженный на всю голову. Видать, и раньше-то умишка не шибко было, раз ты там оказался, а сейчас и того не осталось. Ну, Славина, ну дает, она сюда контуженного приволокла!
Я увидела, как перекосилось лицо Сергея, и бросилась вперед, вклиниваясь между парнями. На Сергея было страшно смотреть. Я схватила его за плечи и почувствовала, что он дрожит от напряжения, последним усилием воли сдерживаясь, чтобы окончательно не сорваться.
- Сережа!
Он меня не слышал, смотрел через мою голову, и столько ненависти было в его взгляде, что я по-настоящему испугалась, что не смогу его удержать.
- Сережа, посмотри на меня!!!
Мне, наконец, удалось поймать его взгляд. Отчаянно я держалась за эту единственную, связывающую нас ниточку, боясь потерять контакт, боясь, что Вадим ляпнет что-нибудь еще и Сергей опять переключится на него.
- Сережа… - я не знала, что еще сказать и повторяла его имя как заклинание.
Наконец, я почувствовала, что его немного отпустило. Напряженные мышцы расслабились, взгляд обрел ясность. Я облегченно вздохнула, и в этот момент прозвучал голос Вадима, однозначно решившего сегодня покончить жизнь самоубийством:
- Таких как ты, надо либо сажать, либо пристреливать, а не выпускать разгуливать среди нормальных людей. Но тебе, Ян, он подходит на сто процентов. Вы оба – два психа, друг друга стоите.
Я резко развернулась и с размаха саданула бывшего по физиономии.
- Совсем охренела? - Не ожидавший подобного, он попытался меня отпихнуть, но оступился, и рука попала прямо по губам. Из глаз моментально брызнули слезы, губа занемела, как после укола ледокаином. Я неверяще поднесла руку ко рту и увидела на пальцах кровь. В следующую секунду над головой что-то свистнуло, и Вадим красиво сполз по стенке на пол, где и остался тихонько лежать, как будто неожиданно устал и решил немножко вздремнуть. На его скуле практически на глазах вздувался и набухал огромный синяк.
Я повернулась к Сергею, который, сморщившись, тер костяшки пальцев. Честно говоря, хотелось садануть и его тоже. Нет, правильно я где-то прочитала, на мужиках природа то ли отдыхает, то ли издевается. Два идиота на мою голову! Бедная Катька, наверное, в шоке, мы ей весь праздник испортили.
Я поискала глазами и чуть не открыла рот, увидев ее радостно улыбавшуюся физиономию.
- Браво! – нарочито медленно та подняла руки и похлопала в ладоши. – Я бы даже сказала брависсимо! Как давно мне хотелось сделать то же самое.
Леночка, хлопотавшая над Вадимом, до сих пор витавшем в личном озоновом слое, зашипела что-то злобное, но ее проигнорировали. Я с удивлением убедилась, что рвать на Британский флаг за учиненный скандал нас никто не собирается.
Сергей повернул меня к себе, осмотрел лицо, покачал головой и повел на кухню. Там попросил у Катьки лед и, завернув его в свой носовой платок, приложил к губе.
- Хотя бы чистый? – грустно пошутила я.
Он не ответил, только посмотрел на часы и сухо произнес:
- Посиди минут пять и собирайся, мы едем домой.
Я попыталась поймать его взгляд и не смогла. Он смотрел куда-то в сторону, и было непонятно, о чем он думает.
Через пять минут, кое-как замаскировав боевое ранение, и в сотый раз извинившись перед Катькой, мы оделись и вышли на улицу.
По-волчьи выла метель. Бешено крутящиеся снежные смерчи, больно секли щеки, залепляли глаза. Ветер в мгновение ока выстудил одежду, унося к черному небу жалкие крохи тепла. Зябко ежась, прикрывая лицо от колючего снега, я кое-как добежала до машины.
Сергей молча закрыл за мной дверь и также молча сел сам. Посидел несколько секунд, сгорбившись, глядя прямо перед собой пустыми глазами и затем включил зажигание. Я скорчилась рядом, стараясь дыханием отогреть заледеневшие пальцы.
Всю дорогу он молчал, игнорируя любые попытки завязать разговор. У меня же на душе скребли кошки. Причем, судя по ощущениям, размером с леопарда. Согревшись и внимательно рассмотрев себя в зеркальце, я пришла к выводу, что завтра мне целый день предстоит отбиваться от расспросов коллег, ибо выглядела я как жертва пчелиной атаки, сдуру сунувшаяся в улей полакомиться медком. Мрачный вид моего охранника тоже не добавлял оптимизма. В очередной раз бросив взгляд на его застывшее, ничего не выражающее лицо, я невольно поежилась. Казалось, передо мной сидит абсолютно незнакомый человек. Чего он на меня-то злится? Хотя, если учитывать, что именно я уговорила его идти на этот день рожденья, будь он неладен...
Чувство вины, подогреваемое его молчанием, росло.
- Сереж… - наконец, не выдержала я, – ну, хоть скажи чего-нибудь, а? Ты считаешь, что это я во всем виновата, да? Не надо было вообще никуда ходить… Сереееж! Ну не сердись, пожалуйста! Вадим этот – придурок, каких свет не видывал, он из-за меня тебя цеплять начал, мы с ним…
- Ян, - устало прервал меня Сергей, – мне сейчас для полного катарсиса только повести о вашей трагической любви не хватает. Не трогай меня, пожалуйста, хорошо?
Я обиженно замолчала.
Как обычно, он довел меня до квартиры, взял поводок и повел гулять Рея. Пес, почуяв неладное, не выписывал свои обычные круги вокруг хозяина, а спокойно дал надеть на себя ошейник, внимательно заглядывая Сергею в глаза. Хлопнула дверь.
В этот раз они отсутствовали дольше обычного, и я уже начала волноваться, но, выглянув в окно, увидела ссутулившуюся фигуру Сергея возле подъезда. Снег вихрился вокруг него, оседал на плечи, но тот, казалось, ничего не замечал, застыв, словно мрачное изваяние.
Когда, наконец, щелкнул замок и Сергей, все также молча, вытер псу лапы и, ни слова не говоря, двинулся к двери, я не выдержала и схватила его за рукав.
- Я никуда тебя не пущу, пока ты не расскажешь, что с тобой происходит!
Он аккуратно высвободил руку и криво усмехнулся.
- Что, опять драться будешь?
- Буду, если придется. – Для пущей убедительности я встала между ним и дверью, отрезав путь к отступлению. - Ты посмотри на себя – краше в гроб кладут! Так, снимай ботинки и иди на кухню, я сейчас чай заварю.
- Ян, зачем тебе это? – поморщился он.
- Считай, это инстинктом самосохранения. Не хочу умереть от чувства вины. Все-таки, ты с моим бывшим сцепился, так что можешь считать, что я жутко комплексую по этому поводу.
Он передернул плечами, однако покорно снял ботинки и прошел на кухню. На лице было написано полное безразличие к происходящему. Кожа посерела, заострились скулы. Черт, да что же с ним такое?! Как его расшевелить?
Я быстро заварила чай, прикинула, не последовать ли рецепту Стаса и не плеснуть ли в кружку коньяку, но, вспомнив получившийся вкус, содрогнулась и отказалась от этой мысли.
Все время, пока я возилась с чайником и заваркой, Сергей стоял у окна. Там по-прежнему бушевала метель, горстями швыряя снег в стекла. Белая пелена плотным саваном укутала стоявшие рядом дома. Лишь фонари мутными пятнами проступали сквозь снежную круговерть, намечая контур дороги.
Налив дымящийся чай в кружку, я тронула Сергея за плечо:
- Бери.
Он молча принял ее, отхлебнул, поморщился и попросил:
- Разбавь, пожалуйста, холодной водой, я не люблю кипяток.
Радуясь, хоть какому-то проявлению живых чувств, я щедро плеснула холодной воды и вернула кружку обратно. Сергей попробовал и, на этот раз, удовлетворенно кивнул:
- Спасибо.
- Рассказывай.
- Что тебе рассказывать?
- Что с тобой происходит. Ты на себя не похож с тех пор, как мы ушли оттуда.
- Ян, честно…зачем тебе это? У каждого из нас свои тараканы. У тебя свои, у меня, как видишь, свои. На кой они тебе-то сдались? В жизни проблем мало?
- Угу, - я непроизвольно потрогала разбитую губу. – В моей жизни тишь, да гладь, да Божья благодать. Вот сижу и гадаю, как бы ее разнообразить?
- Болит? – сочувственно поинтересовался тот.
- Терпимо. Не переводи стрелки. Я серьезно, Сереж. Что с тобой происходит? Я не отвяжусь, так что лучше рассказывай.
Он снова отвернулся к окну, и я заметила, что его трясет.
- Твой бывший ведь был прав, - после паузы тихо произнес он, – я действительно псих контуженный и, судя по тому, что сегодня случилось, таким как я и вправду нельзя появляться на людях.
- Не неси ерунду! – возмутилась я. - Вадим кого хочешь доведет до ручки. У меня рядом с ним всегда какие-то кровожадные инстинкты просыпаются, хочется, как говорил Толстой, взять дубину и начать гвоздить ему по темечку.
- Он был прав, Яна. – Спокойно и буднично повторил Сергей. – Я думал, что сумею забыть, сумею с этим справиться, но проходит время, и я снова срываюсь и пытаюсь понять, не лучше бы было, если бы тогда, шесть лет назад, я не вернулся домой. Это сильнее меня… я живу обычной жизнью и начинаю забывать, что где-то там гибнут по-прежнему наши ребята, стреляют, взрывают дома… мне даже перестают сниться кошмары по ночам, и каждый раз я надеюсь, что вот в этот-то раз все ушло насовсем, что я снова стал нормальным. А потом, слышу какие-нибудь новости «оттуда» или встречаю такого, как твой Вадим, и все возвращается. Свист пуль, грохот взрывов, крики людей…Мне кажется, я снова в Чечне и каждый мой шаг – это борьба за жизнь: за свою и за жизни тех, кто зависит от меня. И рядом снова умирают друзья, и вечное напряжение не отпускает даже во сне, потому что расслабиться – значит умереть. Я не знаю, как тебе это объяснить, я не силен в словах, но то, что я там пережил, вывернуло меня наизнанку, сделало другим человеком. Это как будто побывать в аду и вернуться обратно. Ты никогда не забудешь ад и никогда не станешь прежним. И я не смогу рассказать тебе это так, чтобы ты поняла.
Я посмотрела ему в глаза.
- Тогда покажи мне.
- Показать?
- Да.
- Зачем?
- Потому что я хочу понять…
Я протянула ему руку, одновременно концентрируясь. Несколько секунд Сергей смотрел на нее, не двигаясь, а затем, решившись, протянул свою. Наши ладони соприкоснулись, я почувствовала тепло его руки и закрыла глаза...
…........Мелкий, противный дождь льет уже третий день. Дороги развезло, грязь чавкает под ногами как трясина. В ней увязают и техника, и люди. Мы не спим вторые сутки. По оперативным данным через это ущелье должен пройти большой отряд духов и наша задача их не пропустить. Это мой первый бой, я боюсь до дрожи в коленках и тихо молюсь про себя: «только не увечье, не хочу жить инвалидом, лучше сразу умереть, только не увечье!».
Рядом, аккуратно пристроив автомат между камнями, лежит парнишка из Донецка. Его перевели в нашу часть всего неделю назад, и он еще не успел освоиться и завести друзей, хотя бодрится и изображает бывалого воина. Ему всего восемнадцать, я старше его на четыре года, но чувствую себя также паршиво, как и он. Внезапно, мы слышим звук осыпающихся камней и из-за скалы начинают выходить люди. Камуфляж, бороды, гортанная речь – это те, кого мы ждали. Командир, передает по цепи – замереть и не двигаться! Ждать, пока в ущелье войдет вся группа. Я лежу и смотрю, как из-за поворота появляется один человек за другим. Их не меньше пятидесяти, а нас всего двадцать два, но у нас преимущество: сверху мы их видим, а они нас – нет. Вот их отряд, кажется, целиком втягивается в ущелье. Мы ждем еще несколько секунд, но из-за поворота больше никто не показывается. Звучит сигнал «к бою!», и начинается мой самый первый круг ада. Я до сих пор мало что помню, в основном звуки – сухое и хлесткое щелканье выстрелов, буханье РПГ-шек, крики…да, крики я помню особенно отчетливо. Раньше я никогда не слышал, чтобы люди так кричали. Человеческого в этих звуках мало, кажется, что кричит стадо обезумевших животных. Тоненько визжит лежащий рядом паренек из Донецка. С перекошенным лицом он жмет на курок своего автомата, поливая очередью и людей, и скалы. Я смотрю на него и, внезапно, он замолкает и поворачивается ко мне. Посередине его лба – аккуратная дырочка, из которой начинает бежать темная струйка крови. Он удивленно и неверяще смотрит на меня, а потом падает и остается лежать, неловко подвернув под себя руку, глядя вверх пустыми глазами. Я не могу оторвать от него взгляд, в моей голове не укладывается, как такое может быть – секунду назад это был живой человек, а сейчас просто «нечто», вернее «ничто», лежащее на земле. Паника поднимается к горлу, разбухает, стремясь вырваться наружу. Я загоняю ее назад, как опасного зверя, но мне необходимо дать выход эмоциям, иначе я просто сойду с ума, и я поднимаюсь во весь рост и начинаю, крича, жать на курок, как и мой неудачливый сосед, поливая свинцом все вокруг…
…Ночь. Осень. Изо рта при дыхании идет пар. Он поднимается вверх, туда, где небо усыпано чужими созвездиями, и растворяется в звенящем от тишины воздухе. Я уже не тот новобранец, впервые увидевший смерть, у меня за спиной десяток боевых операций, и я считаю себя опытным, бывалым солдатом. В минуты покоя, подобные этой, мне уже не кажется, как раньше, что война где-то там, далеко. Несмотря на тишину, все чувства обострены, я знаю, что расслабиться можно будет на гражданке, если, конечно, я до нее доживу. Здесь же забыть о том, что ты на войне, означает верную смерть. Я уже видел, как тех, кто забывал, отправляли домой, лаконично указывая в сопроводиловке: «груз 200». После возвращения в Москву мне понадобится два года на то, чтобы перестать бояться тишины. Я до сих пор ее не люблю…
…Зима. Под ногами черный от копоти снег. От грохота взрывов закладывает уши. Мы попали в засаду в маленьком чеченском ауле, казавшимся издалека пустым и безлюдным. Стреляют, кажется, со всех сторон. Убито уже около трети наших ребят, и если в ближайшее время не подойдет подкрепление, которое так отчаянно выкрикивает в рацию Леха, мы ляжем рядом с ними.
Я прячусь за горящей БМП-шкой, высовываясь только затем, чтобы дать короткую очередь из быстро пустеющего рожка. В нескольких метрах с развороченным животом лежит сержант Таманин, смешивший нас анекдотами все утро. Теперь его кишки торчат наружу, как на сюрреалистической картине художника-психопата.
По-змеиному извиваясь, ко мне подползает Славка.
- Патроны есть? – выдыхает он запекшимися губами.
Я качаю головой.
- Последний рожок.
- А гранаты?
- На, возьми, это все, что осталось.
Славка с тоской смотрит на лежащего совсем рядом Таманина. У того в разгрузнике несколько полных рожков, но соваться туда нельзя – этот сектор простреливается со всех сторон. Вздохнув, Славка выдергивает зубами запал и зажимает гранату в руке, прикидывая, как бы ее половчее бросить.
- Прикроешь?
- Давай.
Я даю очередь из Калаша, а в этот момент Славка высовывается и кидает гранату. По БМП-шке мелким градом стучат пули, но мы уже в безопасности.
- Попал? – глупо кричу я.
- А хрен его знает, я не целился, - орет в ответ Славка, и вдруг мы оба начинаем ржать, как ненормальные. У меня из глаз текут слезы, но я не могу остановиться, хохоча до икоты.
Наконец, наш сумасшедший смех стихает, Славка серьезно смотрит на меня и говорит:
- Если через полчаса не подтянуться рязанцы, мы в жопе.
Я киваю головой. Пожалуй, полчаса – это даже слишком шикарно. У нас осталось максимум минут пятнадцать-двадцать. Славка подкидывает на руке еще одну РГД.
-Ну что, еще?
- Давай.
Я снова высовываюсь с автоматом из-за гусениц, чтобы дать Славке возможность метнуть гранату, но в этот раз он почему-то мешкает, не больше, чем на секунду, но и ее достаточно, чтобы пуля нашла свою цель. Его отбрасывает назад, а на бедре с пугающей скоростью начинает расплываться красное пятно. Славка шипит сквозь стиснутые зубы что-то матерное и, вцепившись одной рукой в штанину, другой пытается разорвать пакет первой помощи. Я отталкиваю его ладони, разрываю плотную ткань армейских штанов, и мне в лицо бьет горячая, пульсирующая струя.
«Приехали», - проносится в голове. – «Артерия. Похоже, бедренная».
Славка белеет на глазах. Вместе с толчками крови, которую гонит его сердце, из тела стремительно убегает жизнь.
- Серега…, - хрипит он.
«Что???», - хочется крикнуть мне. – «Что ты от меня хочешь?! Я не Бог и даже не врач, я понятия не имею, что нужно делать!», но руки действуют независимо от разума. Я скидываю куртку, резким движением отрываю у себя рукав и быстро затягиваю его на Славкиной ноге. Однако кровь продолжает вытекать. И тогда я сую пальцы прямо в открытую рану, намертво зажимая перебитую артерию. Мне кажется, что меня сейчас стошнит, перед глазами мельтешат черные точки, но усилием воли я прогоняю дурноту. Славка орет от боли и пытается убрать мои руки, но я не даю ему этого сделать. Он откидывается на спину и затихает, тяжело, со стонами дыша.
- Ничего, - шепчу я. – Все будет хорошо. Вот увидишь, все будет хорошо.
Я не думаю о том, что будет, если сюда сунется кто-то из духов. Вряд ли я сумею выстрелить – обе руки заняты: одна держит жгут, вторая – Славкину артерию. Я не знаю, сколько я так продержусь. Меня колотит, от напряжения костенеют плечи, я не замечаю, как по щекам бегут злые слезы, оставляя на щеках грязные дорожки, но я шепчу:
- Все будет хорошо.
Когда через десять минут нас находит подоспевшее подкрепление, проутюжившее «шмелями» аул, превратившийся теперь в дымящиеся развалины, мы сидим все в той же позе, своих рук я не чувствую, и ребятам приходится силой разжимать мои пальцы. Я вижу, как Славку грузят в вертушку и пытаюсь понять, почему так пахнет жареным мясом. Запах навевает воспоминания о даче и шашлыках, но тут до меня внезапно доходит, что именно пахнет и меня выворачивает наизнанку…
…Ростовский военный госпиталь. Я лечусь после осколочного ранения плеча и легкой контузии. Резкий запах лекарств, невозможно белые простыни, задерганные врачи и раненные, раненные, раненные… Они всюду – тяжелые, легкие, с осколочными, пулевыми, ожогами, баротравмами… Кто-то глухо стонет в подушку, оставшись без обеих ног, кто-то пытается свыкнуться с мыслью, что видеть рассвет теперь будет только во сне. Кто-то безостановочно строчит письма домой, как будто строчками можно выразить то, что чувствуешь, заглянув в лицо смерти и получив отсрочку приговора…
…«За проявленные мужество и героизм наградить Верескова Сергея Владимировича…»
Какой героизм? Герои – это те, кто остался лежать там, среди грязи и камней, а нам всего лишь повезло. И наши раны, и наши награды не смогут воскресить тех, кто уже никогда не вернется домой.
…Москва, лето. Война окончена, по крайней мере, для меня. Здесь все по-другому, здесь поют птицы, а не пули, здесь надо жить, а не выживать. Девушки в легких, ярких платьях, беспечные ребята, пьющие пиво в скверах, они не знают, через что мы прошли там. Мне не надо жалости, не надо оваций, мне просто нужен кто-то, кто сможет меня понять, но как объяснить глухому, кто такой Моцарт? Они не поймут, как это, держать на руках умирающего друга и видеть, как стекленеют еще минуту назад живые глаза. Я привык к усталости, но здесь я устаю от ярких красок и бьющей ключом жизни. Слишком много я видел смертей. Я ненавижу тишину, но звуки беспечного смеха заставляют меня вспомнить тех, кто уже никогда не сможет смеяться.
- Надо жить дальше, - говорит Славка. Мы сидим за бутылкой водки, и он рассказывает, как в госпитале понял, что может «чувствовать» людей, их мысли и эмоции.
- Вроде, в голову же не попадало, - смеется он, - видать, у меня какой-то важный центр на заднице находится!
Я смотрю на него, и мне не нужно шестое чувство, чтобы понять, что нам обоим придется учиться жить дальше. Что отныне мы обречены на одиночество и в толпе людей, и среди самых близких, потому что «там» не осталось в прошлом, а вросло в «здесь» и «сейчас», оплетя их корнями, как сорняк. Нам суждено просыпаться ночью, давясь собственным криком, мускул за мускулом расслабляя непослушное тело. Нам суждено жадно вслушиваться в сводку новостей, стремясь увидеть или услышать что-то, что не увидели и не услышали раньше.
Нам суждено быть одним.
Мы – выродки, калеки без единого физического увечья. Я вспоминаю свой первый бой и слова, которые шептал как заклятье: «не хочу жить инвалидом, лучше сразу умереть».
Я выжил. Но все-таки я инвалид. ...................
Я открыла глаза. Казалось, что прошло очень много времени, хотя, судя по часам, я отключилась всего на несколько минут. Посмотрела на Сергея. Он сидел, бессильно откинув голову на спинку диванчика, продолжая одной рукой крепко сжимать мою ладонь.
Что я могла сказать? Он был прав, никакими словами нельзя было выразить то, через что ему пришлось пройти, я бы никогда не поняла этого до конца, не позволь он мне это увидеть и прочувствовать – шаг за шагом – вместе с ним.
Я легонько сжала пальцы. Словно очнувшись, он посмотрел на меня, помедлил, и высвободил руку, а потом протянул ее вперед и легонько коснулся моего лица. Я не сразу поняла, что он вытирает мне слезы.
…Мне не надо жалости…
Нет, так нельзя. Я постаралась улыбнуться. Видимо, улыбочка вышла кривая, потому что он покачал головой и встал. Поднял кружку, посмотрел на остывший чай и одним глотком выпил. Со мной он старался не встречаться глазами. Нужно было встать и что-то сказать, но я словно лишилась дара речи. Все слова прозвучали бы слишком неискренне по сравнению с тем, что я чувствовала. Но заговорить было необходимо. Вот, сейчас… Я открыла рот, и в этот момент Сергей наконец-то, посмотрел мне в глаза. Быстро присел, накрыл мои руки своими, и произнес:
- Спасибо.
Оделся и вышел из квартиры.
Глава 5
Наутро я чувствовала себя полностью разбитой. Всю ночь мне снились кошмары, я не выспалась, а, глянув в зеркало, сникла окончательно. Губа распухла, как будто я накачала ее силиконом, под глазами – иссиня-черные круги, волосы сбились в тусклый комок, словно их лизала не одна, а сразу две коровы.
Рей вертелся под ногами, напоминая о том, что некое животное в этом доме не отказалось бы от маленького перекуса, вон та трехлитровая миска как раз сойдет.
- Как в тебя столько влезает? – поинтересовалась я, насыпая ему сухой корм. – Ты и так уже размером с волка Ивана Царевича, хоть сейчас седлай тебя и скачи на работу.
Рей вильнул хвостом, продолжая чавкать над миской. Видимо, этим движением он хотел мне сказать, что данный объем – далеко не предел его скромных возможностей, и если я предложу еще и сосиски… Показав псу фигу, я пошла заваривать кофе. До прихода Сергея следовало привести в порядок не только физиономию, но и мысли. Вчерашний вечер изменил что-то между нами, но как относиться к этим изменениям я еще не решила. Если мою вчерашнюю неспособность говорить, еще можно было списать на культурный шок от увиденного, то сегодня нам так или иначе придется общаться, а я понятия не имела, как себя держать. Зверски дергая склеенные волосы, и энергично орудуя феном, я ломала голову, пытаясь понять, какого поведения теперь ждет от меня Сергей, но ничего путного в нее не приходило. В итоге, я решила пустить все на самотек и смотреть на его реакцию. Захочет поговорить, так тому и быть, не захочет… что ж, его право.
К тому времени, как зазвонил мобильник, а следом за ним раздался привычный уже короткий звонок в дверь, я более-менее привела себя в порядок, вымыв и высушив волосы, выпив кофе и предприняв не совсем удачную попытку замаскировать разбитую губу. Сергей поприветствовал меня, как ни в чем не бывало, взял поводок и пошел гулять с Реем.
Ну что ж, отлично. Так даже легче. Но отчего-то вдруг стало немного грустно.
В офисе я произвела фурор. Коллеги столпились вокруг, восхищенно охая и ахая, и выдвигая самые немыслимые предположения о происхождении столь красивого фингала. Дальше всех в своих измышлениях пошел Стас, ехидно предположив, что я своим своеволием и нытьем о потерянной свободе достала-таки Сергея, и он таким способом заставил меня сидеть дома. В итоге Стас огреб папкой по голове, а остальным страждущим пикантной информации я гнусно наврала, что пала жертвой Серегиного живоглота, решившего таким образом высказать свою неземную ко мне любовь. Сергей мрачно показал мне из-под стола кулак, но промолчал.
К счастью, времени доставать меня дальнейшими расспросами у дорогих коллег не было, потому что приехал Гудвин, а следом за ним в офис вошел Павел Сергеевич.
- Через пятнадцать минут в переговорной, – бросил Виктор Борисович, проходя мимо в свой кабинет, но тут его взгляд упал на меня, и он резко затормозил, едва не вписавшись в тумбочку.
- Эт-то еще что такое?
- Да так, несчастный случай на производстве, - скромно потупилась я.
- На каком еще производстве?! Изволь объяснить, откуда у тебя сия красота?
- Да так…с собакой одной поцеловались неудачно. Уж больно страстный был… была… собака.
- Ничего не понимаю, – Гудвин повернулся к Сергею, – может, ты объяснишь, что случилось? Ты ее, вроде как, охранять был должен.
С каменным лицом тот пожал плечами.
- А нечего объяснять. Мой пес хотел Яну лизнуть, прыгнул на нее, но слегка промахнулся. Результат, как говориться, налицо… то есть, на лице.
- У тебя, что, крокодил что ли? – озадачился Гудвин.
- Ага, живоглот! – подленько поддакнула я.
- Ну почему крокодил? – обиделся Сергей. – Обычная овчарка. Всего-то шестьдесят килограмм весом.
- Ааа, ну раз шестьдесят, тогда понятно, - усмехнулся Виктор Борисович. – Хорошо еще тогда, что нос на месте. Но на выходной можешь не рассчитывать, - обратился он ко мне.
- А я и не собиралась! – оскорбилась я, незаметно облегченно вздыхая, радуясь уходу от скользкой темы.
- Ладно, как бы там ни было, чтобы через пятнадцать минут все собрались в переговорной. У Павла Сергеевича для нас есть информация.
С этими словами он пропустил своего друга вперед, зашел следом за ним в кабинет и закрыл дверь.
***
Очередное собрание уже традиционно началось сводкой новостей о здоровье Потапыча. Слегка улыбаясь, Виктор Борисович сообщил, что его перевели из реанимации в общую палату, где он пользуется любовью всех врачей и сестер, и люто ненавидим уборщицами, вынужденными каждый день выгребать из-под кровати продуктовые залежи. Гудвин в субботу ездил в больницу и поинтересовался судьбой диска, который дал ему Павел. Потапыч смущенно признался, что убрал его, как я и говорила, в кофр от фотоаппарата и просто-напросто забыл вытащить по приезду в офис, так как сразу вернул «Никон» айтишникам. Оставался ли еще диск в кофре к этому моменту он не знал, просто не удосужился проверить. Так что проблему с пропажей диска пока можно было считать открытой.
- Вообще, у нас сегодня много новостей, - произнес Гудвин, закончив медицинский отчет. – Во-первых, мы получили информацию по отпечаткам пальцев, найденных на этаже у Яны. Они принадлежат некому Олегу Ковачу, по прозвищу Подкова, двадцати девяти лет от роду и Валерию Зыкову, по прозвищу Свищ, двадцати шести лет. Эти граждане давно состоят на учете в милиции, правда, до сих пор повод для приводов был несерьезным – в основном, пьяные драки с такими же, как и они алкоголиками. В нападении на прохожих, разбое и прочих подобных подвигах замечены не были. Ни Подкова, ни Свищ не работают, дома не появляются почти неделю, то есть с момента нападения на Яну. Их объявили в розыск, но пока безуспешно. И самое главное… Потапыч сказал, что те, кто напал на него, сначала пырнули ножом, а потом стали выворачивать карманы. И, судя по репликам этих двух отморозков, они не нашли то, что искали. Так что, мы все-таки можем предположить, что они охотились за диском. Вот так-то…
Шеф глубоко вздохнул.
- Далее. Хм, а что далее? – он запнулся и почесал начинающий лысеть затылок. – А! Далее Павел Сергеевич нам расскажет про то, что ему удалось узнать.
Гудвин посторонился, уступая место другу. Тот обвел глазами нашу небольшую команду и тихо сказал:
- Ребята… Я для начала хочу извиниться за то, что впутал вас в это дерьмо. Чем больше я копаю, тем больше прихожу к мысли, что день, когда мне в голову пришла светлая идея попросить о помощи своего однокашника, был одним из самых неудачных в моей жизни. Из-за меня уже чуть не погибли Яна и Михаил Григорьевич. И я даже предположить не могу, что будет дальше. Поэтому, если вы хотите отказаться от дальнейшего участия в расследовании, я вас пойму и осуждать не буду. Судя по всему, мы вляпались во что-то очень серьезное, и оно не стоит того, чтобы рисковать своей жизнью. Прежде чем рассказать вам то, что я сумел обнаружить, я прошу, посовещайтесь между собой и решите, стоит ли вам продолжать работать по этому делу дальше.
Я посмотрела на Гудвина. Он стоял чуть в стороне с абсолютно невозмутимым лицом, и было понятно, что это заявление не является для него неожиданностью, и давить на нас он не собирался. Остальные оживленно заговорили. Среди общего гомона отчетливо выделился возмущенный голос Гарика: «Это что же, мы зря половину сети перерыли??? Нееет, так дело не пойдет!». Активно жестикулировали девочки, но я обратила внимание, что ни Стас, ни Сергей не принимают участия в общем обсуждении. Они сидели рядом, плечом к плечу, молча наблюдая за остальными. Казалось, для себя они уже все давно решили и попросту не хотели лишний раз сотрясать воздух.
Я вспомнила, что видела вчера. Значит, Стас обязан Сергею жизнью… Теперь понятно, почему он всегда его так защищает. И так в него верит. Что ж, может и мне тоже стоит попробовать? Тем более, я искренне сомневалась, что милиция сумеет связать этих, как их… Подкову и Свища с «Тристаром», а значит тому, кто подослал их к Потапычу, это спокойненько сойдет с рук. Ну уж нет!
Я решительно поднялась с кресла.
- Я буду продолжать.
Ребята замолчали, а потом заговорили снова:
- И я!
- И я!
- И мы!
Гудвин улыбнулся. Судя по всему, он и не сомневался в подобном исходе. Но, тем не менее, обратился к Стасу:
- Ну а вы с Сергеем что молчите?
Тот передернул плечами.
- Наше мнение Вы, Виктор Борисович, прекрасно знаете. Но, тем не менее, мы настаиваем на том, о чем я Вам говорил с утра.
Гудвин согласно кивнул.
- Ну, так давай прямо сейчас ее и спросим. Хотя, - он усмехнулся, - я ой как сомневаюсь, что из этого что-то выйдет.
Обоих парней как-то разом перекосило, а я насторожилась. Кого это – ее? И подтверждая мои нехорошие предчувствия, шеф повернулся в мою сторону:
- Яна, твои, гм, защитники, считают, что тебя надо выводить из игры. Слишком велика опасность, ведь именно ты засветилась в «Тристаре» вместе с Потапычем.
- Что-о-о-о???!! – прошипела я, поворачиваясь к этим двум предателям.
- Виктор Борисович, ну я же просил, - забормотал Стас, потихоньку передвигаясь по направлению к выходу. – Что Вам, сложно было сказать, что это Ваша идея?!
- Нет уж, - отрезал шеф. – Идея ваша, а не моя, так что сами и разбирайтесь.
- Да как вы можете за меня что-то решать?! – кипя от возмущения, возопила я. – Я что, ребенок маленький, что вы каждый шаг мой контролируете, чтоб не зашиблась, не дай Бог??? Охранника ко мне приставили, чуть не в туалет меня за ручку водит, а теперь вообще отстранить хотите?
- Ян, Ян, да успокойся, - попытался образумить меня Стас, отступая еще дальше.
- И не подумаю! Чья это идея была, признавайтесь! Его, - я ткнула пальцем в Сергея, разом переставшего ухмыляться и подобравшего ноги, приготовившись к поспешному бегству, - или твоя?
- Да какая разница, чья идея! – неожиданно осмелел Стас. – Тебе-то зачем голову в огонь совать? Тебе мало было? Я ж не говорю, чтобы ты совсем ничего не делала, ну будешь сидеть в офисе, бумажки перебирать…
- Ах, бумажки?! – окончательно взбеленилась я. – Перебирай сам свои бумажки, а мне позволь делать то, что я считаю нужным!
- Ян, а может все-таки… - не вовремя вякнул Сергей.
- Не может! – резко бросила я, поворачиваясь к нему, и он разом оказался возле Стаса, плечом едва не свернув дверь с петель. – Ты-то вообще будешь счастлив, если запрешь меня в подземный бункер с глаз подальше, и еще живоглота своего приставишь, чтобы выход охранял!
Сергей помрачнел.
- Ян, не дури.
- Да идите вы все…лесом!
Мне хотелось плакать. Я-то думала, что я в команде, что мне доверяют, а выходит, как дело дошло до чего-то серьезного, мой же собственный куратор предлагает меня отстранить. А я, дура, только что корила себя, что мало им доверяю!
Горько махнув рукой, я села на место, и только сейчас заметила, что Гудвин трясется от беззвучного смеха.
- Успокойся, душа моя, никто тебя не собирается отстранять, – еле выговорил он, – а этим двум лбам здоровым, - он указал на мнущихся возле двери парней, бросавших на меня опасливые взгляды, - впредь будет урок, что беспокойство за тех, с кем работаешь, может, как ни странно, быть и оскорбительным. Так что можешь положить дырокол на место и продолжим совещание.
Какой еще дырокол? Я опустила глаза и неожиданно увидела у себя здоровенный дырокол, который машинально вертела в руках, пока слушала Павла Сергеевича, и про который успела напрочь забыть. Так вот почему ребята застенчиво жмутся у входа. Черт, зря раньше не увидела, обязательно бы кому-нибудь в лоб заехала. Ну, ничего, они у меня еще попляшут! Защитнички хреновы! Особенно этот… собаковод, чтоб его!
После того, как все расселись по местам, а Стас для верности отобрал у меня дырокол и водрузил на шкаф, Павел Сергеевич мрачно сказал:
- Я, если честно, даже не знаю, радоваться мне или огорчаться, что вы решили продолжать работать. Уж больно мне все это не нравится. Но, в любом случае, спасибо.
- Паш, хватит лирику разводить, - оборвал его Виктор Борисович. – Давай, выкладывай, что ты сумел накопать.
- Ну что ж… Раз так, тогда слушайте. Первая новость касается все той же пресловутой записи пожара в лаборатории. После того, как Виктор сказал, что копия, которую я сделал, пропала, я попытался снова скопировать информацию с камеры наблюдения. И с удивлением обнаружил, что и она исчезла.
- Сперли? – лаконично поинтересовался Дима.
- Не совсем. Кто-то поместил рядом с жестким диском, на который шла запись, излучатель сильного электромагнитного поля. И все, что на нем было, просто перестало существовать.
- Жестоко, - присвистнул Гарик.
- И что, восстановить теперь нет никакой возможности? – спросила Лиза.
- К сожалению, после попадания в электромагнитное поле запись полностью уничтожается и восстановлению не подлежит.
- Получается, что в вашей конторе действует крот? – внезапно подал голос Сергей. Прищурившись, он внимательно смотрел на Волина, как будто пытался что-то для себя уяснить.
- Получается, что так, - тяжело вздохнул Павел Сергеевич, – и я понятия не имею, кто это может быть. Одно ясно, все эти телодвижения вокруг записи говорят о том, что на ней есть что-то такое, чего быть не должно. И некто готов пойти в прямом смысле слова по трупам, чтобы не допустить, чтобы это «что-то» увидел кто-то еще. Хотя, я не представляю, что там такого – запись я видел, кроме той самой пресловутой бабочки там смотреть не на что.
- Значит, есть на что, - уверенно произнес Сергей. – Ради пустого места такой огород городить не станут.
- Да, Вы правы, это очевидно, - согласился Павел Сергеевич. – Но это лишь первая новость. Новость номер два: я поговорил с пожарной бригадой, выезжавший тушить нашу лабораторию. Они долго мялись и жались, как девица на первом балу, но в итоге поведали мне, что такого странного пожара в их практике еще не бывало.
- Странного?
- Да, это их слово, именно странного.
- И что же в нем было такого необычного?
- Как я понял, они подъехали очень быстро, буквально через пять минут после вызова. Но в лабораторию уже было не войти, там стояла буквально стена огня, практически не поддающаяся тушению. Для пожаров в местах, где есть химические вещества, таких, как наша лаборатория, используется специальный спиртоустойчивый пленкообразующий пенообразователь. За счет образующейся полимерной пленки, он, во-первых, защищает от выброса химикатов, а во-вторых, имеет самую высокую огнетушащую способность и стойкость к обратному возгоранию. Короче, если говорить проще, то они должны были сбить огонь довольно быстро, но они не могли даже пробиться внутрь минут пятнадцать. Пена просто исчезала, соприкоснувшись с огнем, вместо того, чтобы его гасить. Пришлось использовать обычную воду. Причем, видимо с перепугу, что и она не подействует, ее вылили столько, что ремонт нам теперь до первого этажа делать. Пожарные до сих пор уверены, что им поставили некачественный пенообразователь, даже жалобу поставщику предъявили. В итоге, когда огонь поутих, и они вошли внутрь, то ожидали увидеть один пепел, и были несказанно удивлены, что далеко не вся лаборатория выглядит так, как будто пережила последний день Помпеи, а всего лишь небольшой ее кусок. Но вот этот кусок действительно как будто через доменную печь пропустили, что тоже выбивалось из их представления о нормальных пожарах. Кстати, пока они искали возможность пробиться внутрь лаборатории, часть бригады стояла на стреме этажом выше и этажом ниже, готовясь разбирать и тушить перекрытия, которые просто обязаны были загореться. Но не загорелись. И объяснения этому феномену у них нет. Одним словом, поговорив с пожарными, я получил еще кучу вопросов и ни одного ответа.
Мы переглянулись. Интересно, хоть что-то в этом деле когда-нибудь станет понятным?
- Ну а что относительно последних разработок вашего «Тристара»? – спросила Татьяна. – Вам что-нибудь удалось узнать. Или тоже сплошные загадки?
Павел Сергеевич скривился так, будто откусил кусок незрелого лимона:
- Загадки – это не то слово. Как начальник безопасности компании, я имею второй уровень допуска к документам. Первый – только у Ланской. Так вот, я нашел некий вроде бы заброшенный проект, под странным названием «Rhadamantus», все мои попытки узнать что-нибудь о нем натыкались на требование допуска первого уровня. Казалось бы, проект заморожен, зачем такая секретность? Я стал копать обходными путями, и мне удалось выяснить, что «Rhadamantus» - это лабораторное название лекарства от болезни Гентингтона, который разрабатывала моя компания. Вроде бы на начальных этапах испытаний, оно очень хорошо помогало при этой пока неизлечимой болезни, но неожиданно все испытания свернули, а программу засекретили. Как-то это подозрительно, и терзают меня смутные сомнения, что программа на самом деле не закрыта.
- Почему? – поинтересовался Стас.
- А потому что упоминание об этом «Rhadamantus» я совершенно случайно увидел в письме Ланской, адресованном в головной офис. И датировано оно позавчерашним числом.
- Так-так-так! И что же она пишет?
- Да ничего особенного. Одна фраза: «С «Rhadamantus» все по-прежнему».
Тем временем, Гарик и Дима что-то оживленно обсуждали, склонившись над ноутбуком. Гудвин бросил на них любопытный взгляд.
- Вы что-то нашли, ребята?
Гарик радостно потер руки.
- Похоже, что да, Виктор Борисович. Сейчас, одну минуточку, это надо вывести на большой экран.
Пока Дима подключался к проектору, Гарик пояснил:
- Пока Вы рассказывали, Павел Сергеевич, мы ввели в поисковик это название – Радамант. И угадайте, что мы получили?
Дима включил проектор, и мы, затаив дыхание, уставились на экран. Оттуда на нас смотрела большая черно-желтая бабочка. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять – это именно ее мы видели на записи пожара на складе.
Дима, между тем, откашлялся и начал читать:
- Troides Rhadamantus, по-русски - Троид Радамант, или Золотистая Птицекрылка. Крупная тропическая бабочка из семейства парусников. Распространена в Южной Азии. Имеет до тридцати видов. Своё название получила за крупные размеры, заострённую форму крыльев и схожесть с птицами при полёте. Размах крыльев Птицекрылки достигает шестнадцати сантиметров.
- Так, - протянул Виктор Борисович. – И что нам это дает?
- Кабы я знал, - Павел Сергеевич со странным выражением на застывшем лице разглядывал насекомое. - Любопытно, очень любопытно. Надо подумать…
- Надо, - согласился шеф. – Только для полноты картины давайте еще выслушаем наших аналитиков. Надеюсь, они не зря так гоняли Диму с Гариком всю неделю.
На этот раз говорила Лиза. Достаточно схематично она изложила, что в «Тристар Фармасьютикал» творилась непонятная петрушка с финансами. Судя по всему, около года назад компания разрабатывала какой-то проект. Из-за рубежа на официальный счет поступали большие суммы денег, расходовавшиеся за считанные недели. Резко возросло количество запросов к серверу компании, шла оживленная переписка с головным офисом в Штатах. Примерно через восемь месяцев масштабные финансовые вливания прекратились. Зато на неофициальный счет «Тристар» поступила сумма, в два раза превышавшая все предыдущие. И сейчас деньги эти уходят очень быстро, а, главное, бесследно. Спрашивается, на что? Непонятно.
К тому же, примерно в это же время, в российское Представительство зачастили американские гости, и непростые, а очень высокого ранга. Причем, как удалось выяснить, среди них было много военных. Ланская также несколько раз летала в Штаты в короткие однодневные командировки. Учитывая, что лететь до США не меньше десяти часов в одну сторону, выглядит это, по меньшей мере, странно. Преодолеть огромное расстояние, чтобы провести в стране три-четыре часа и улететь обратно? Зачем такие сложности? Неужели нельзя было обсудить вопросы по телефону? Одним словом, выводы делать еще рано, но с учетом информации, предоставленной сегодня Павлом Сергеевичем, можно было предположить, что все это может быть как-то связано с проектом «Радамант».
Через пятнадцать минут совещание было окончено. Павел Сергеевич уехал на работу, его приоритетными задачами стали теперь поиски крота и любой информации по «Радаманту». Аналитики получили новые вводные, а я же прямиком направилась к Гудвину в кабинет. Хватит уже за чужие спины прятаться, надоело, что со мной носятся как с писаной торбой. Пора начать действовать.
В нескольких словах я изложила шефу свои мысли относительно того, как можно использовать жучок в моей машине. К моему великому изумлению, он не кинулся драть на себе волосы с воплями, что я хочу угробить себя и свести в могилу его, чего я от него, честно говоря, ожидала, а глубоко задумался.
- Сергей со Стасом, надо полагать, против? – поинтересовался он немного погодя.
- Стаса я не спрашивала, а, учитывая то, что Сергей меня чуть не прикопал под половичком, когда я выдвинула эту идею, думаю, Стас вряд ли будет противоположного мнения. Поэтому я сразу и пришла к вам. Виктор Борисович, подумайте, у нас есть реальный шанс выйти на того, кто, возможно, «заказал» нас с Потапычем. Неужели же мы его не используем? Риска ведь никакого!
- Риск, душа моя, есть всегда, - тяжело вздохнул шеф. – Причем, особенно тогда, когда кажется, что его нет. Но делать что-то надо, тут ты права. Ладно! – он решительно тряхнул головой. – Зови сюда этих двух архаровцев, будем думать.
С работы в этот день мы с Сергеем ушли сразу после обеда. Судя по тому, какие взгляды кидал на меня телохранитель, за мое самоуправство он готов был лично меня четвертовать. Когда Гудвин озвучил мою идею, они со Стасом раскудахтались как наседка над излишне самостоятельным цыпленком, решившим исследовать мир, лежащий за пределами курятника. Но короткое «я решил», брошенное шефом, быстро положило конец прениям и смирившиеся, но все еще дымящиеся от злости, они согласились с моим планом. Правда, через минуту уже вдвоем накинулись на меня, когда мы вышли из кабинета, да так, что пришлось постыдно сбежать в туалет и просидеть там минут пятнадцать в ожидании, когда парни остынут. Но, слава Богу, их мнение уже мало что меняло. Добро от шефа было получено, и сейчас мы ехали домой, чтобы Сергей попробовал починить мою машину и поставить на место жучок.
Оказалось, за то время, что машина стояла во дворе, ее успело порядочно засыпать снегом. Причем, я не знала, кто больше постарался в этом славном деле – снегопад или же дворники, похоже, избравшие мой Ниссан главным претендентом на первое место в конкурсе «самый высокий сугроб года». Откапывать ее пришлось не меньше получаса, что явно не способствовало хорошему настроению. В конце концов, мы смогли прокопать туннель к капоту, открыть его и уж тут-то Сергей оторвался по полной. Что я только о себе не услышала! И что женщинам доверять технику все равно, что обезьяне гранату. И что так запустить двигатель может только полная блондинка (неправда, я рыжеватая!), и что будь он на месте моей машины, он бы мечтал о том, чтобы его угнали, потому что даже угонщики лучше обращаются с ворованным добром, чем я со своим «микриком». В итоге, вытащив из машины замерзший аккумулятор – основную причину неисправности – он, все еще ворча, притащил его домой и поставил заряжать.
- Часов через пять пойду, поставлю обратно и попробую завестись, - раздраженно бросил он. – Тогда же и жучок на место верну.
И ушел гулять с Реем. Глядя ему вслед, я тоскливо вздохнула. Хоть бы погуляли подольше, что ли… Пять часов с ним в таком настроении я не выдержу.
***
Время тянулось немыслимо медленно. От нечего делать я улеглась на диван с книжкой, Сергей же, попросив разрешение, засел за мой ноутбук и с тех пор не произнес ни слова. Тишину нарушало только щелканье клавиш, да сопение Рея, пристроившегося под боком и периодически пихавшего меня носом в руку, чтобы я не забывала чесать ему ухо.
Через полчаса обоюдного молчания я не выдержала.
- Сереееж…
- Что? - не поворачиваясь, процедил он.
- Ты же понимаешь, что упустить такой шанс – верх глупости!
- Понимаю.
- Тогда чего ты злишься?
- Я не злюсь.
- Тогда прекрати молчать на меня.
Он фыркнул и обернулся. Только сейчас я заметила, какие у него красные глаза. Видимо, этой ночью не спалось не только мне.
- Слушай, ждать еще долго. Может, ты вздремнешь пока? – неуверенно предложила я.
Сергей провел рукой по лицу, взъерошил волосы и вдруг отчаянно зевнул.
- Мне как-то неудобно…хотя, честно говоря, спать очень хочется.
- Неудобно у меня за спиной пытаться меня от работы отстранить, а вот поспать, когда хочется, как раз совершенно нормально!
Он улыбнулся, видимо вспомнив мой праведный гнев сегодня утром.
- Тебя отстранишь, пожалуй. Более настырной личности в жизни не встречал.
- Да, не повезло тебе, бедненькому, – фальшиво посочувствовала я, – и ведь не сделаешь ничего - придется тебе со мной мириться. По крайней мере, до тех пор, пока все не закончится. Ну так что, ты идешь спать или нет?
- Иду, – он снова зевнул и выключил ноутбук.
Я быстро разобрала диван в соседней комнате.
- Ложись давай, сейчас я тебя чем-нибудь укрою.
- Да не надо, я так… - невнятно пробормотал Сергей, блаженно вытягивая ноги и обнимая подушку. Когда я через минуту вернулась с пледом, он уже спал, по-детски подложив ладонь под щеку.
Спящим он выглядел моложе. Исчезли напряженные складки возле губ, лицо разгладилось, только брови по-прежнему немного хмурились. Прикусив губу, я осторожно накинула на него плед и, не удержавшись, погладила по волосам.
- Спи… вояка!
Он что-то пробормотал во сне и вдруг, поймав мою ладонь, прижался к ней щекой, задержал на миг и отпустил, отвернувшись к стене. Я замерла, но его дыхание было все таким же ровным, и я на цыпочках вышла из комнаты.
В голове была полная каша. Пылали щеки, бешено колотилось сердце. Что со мной происходит? Почему меня так тронул этот бессознательный жест? Откуда вообще взялось нелепое желание погладить его по голове, почувствовать под пальцами волосы? Только этого мне еще не хватало…
Я снова взялась за книжку, но буквы плыли перед глазами, упрямо отказываясь складываться в слова. В конце концов, обругав себя сентиментальной идиоткой, я отложила книгу, спихнула с кровати обиженно запыхтевшего Рея, укрылась одеялом и задремала.
........Мне вновь снился небольшой деревянный дом, уже однажды виденный в лаборатории. Неказистый, старый, серый. Полуоторванная ставня хлопает по ветру, словно подбитая птица крылом. Во дворе грязь, комки черного, ноздреватого снега. Невысокое крыльцо почти утонуло в луже, к нижней ступеньке привалилась лопата. В небе носится, громко каркая, стая ворон. Тоскливо…уныло….
Я замечаю в окне свет. Подхожу ближе, заглядываю внутрь, и внезапно на меня накатывает чувство нереальности происходящего. Там, внутри, тоже я, но совсем другая – счастливая, улыбающаяся. Что-то напевая, я ставлю тарелки на старенький, рассохшийся стол. За спиной, на древнего вида плите, булькает какое-то варево.
Я, та, что под окном, вижу, что тарелок три штуки и отчего-то мне кажется, что их меньше, чем должно было бы быть. Девушка в доме, нарезает хлеб, немного, подумав, идет к выходу и, накинув куртку, выходит на крыльцо. И внезапно меня пронзает предчувствие близкой беды. Легкие сжимаются в два крошечных комочка, воздух становится вязким, точно патока. Медленно я поворачиваю голову, и вижу, как к дому неторопливо подъезжает автомобиль. Черный, грязный, с тонированными стеклами. Водителя не видно, но от машины буквально волнами исходит опасность. Она настолько сильна, что в ужасе я хватаюсь за разбухшие бревна, пытаясь крикнуть, предупредить, но неожиданно слышу странный тихий шелест, и древесина под пальцами вспыхивает, точно спичка.
Пламя моментально охватывает стены, заслоняет их обжигающей стеной. Сквозь огонь я вижу, как девушка на крыльце, вместо того, чтобы убежать, кидается обратно внутрь. Жаркие языки вздымаются высоко над крышей, и она начинает рушиться, балка за балкой проваливаясь внутрь, складываясь, будто карточный домик. Целый рой искр взвивается к небу, освещая мерцающим светом место, где я стою. Падает на лицо, на волосы, жалит, словно стая разъяренных ос. Я пытаюсь их смахнуть, но они как будто прилипли к коже, прожигая до самой кости.
От невыносимой боли я начинаю кричать и…......
- Яна!!! Яна, да проснись же, черт тебя дери!!!
Белое лицо Сергея было первым, что я увидела, открыв глаза. Он тревожно смотрел на меня, крепко держа за плечи – видимо, тряс, чтобы разбудить, - и, не задумываясь, боясь, что сейчас он уйдет, а я останусь один на один со своим кошмаром, я уткнулась ему в грудь и разревелась.
- Тихо, тихо… все хорошо, это просто сон. - Одна его рука обнимала меня, крепко прижимая к себе, а вторая гладила, как ребенка, по голове, осторожно убирая с лица растрепавшиеся волосы. Я всхлипывала ему в футболку, уже насквозь мокрую от слез, но только крепче прижималась к его груди, чувствуя себя в безопасности в кольце теплых рук. Не делая попыток отодвинуться, он продолжал укачивать меня, баюкая, тихо шепча что-то успокаивающее. И постепенно кошмар стал отступать.
В последний раз всхлипнув, я отстранилась. В комнате было темно, и я могла этому только порадоваться, видок у меня сейчас, наверное, был тот еще.
Минуточку. Почему темно? Сколько же я проспала? Ведь засыпала, еще и четырех часов не было…
- Который час? – я безуспешно шарила по карманам, в надежде отыскать носовой платок.
- Понятия не имею. Но, судя по всему, мы с тобой оба проспали немало, - улыбнулся Сергей, протягивая мне свой. Похоже, заимствовать у него платки скоро войдет у меня в привычку.
Я нашарила взглядом циферблат электронных часов на музыкальном центре и громко охнула – они показывали без десяти два. Получается, мы проспали почти десять часов! Ничего себе вздремнули, называется! Я покаянно шмыгнула носом.
- Видимо, с машиной мы сегодня в пролете.
- Забудь. Что тебя так напугало?
Я задумалась. Сон уже растворялся в памяти, теряя свою остроту, поэтому я не так уж сильно и слукавила:
- Я уже не помню. Что-то про пожары…и про меня… Господи, давненько такого не было.
- А что, раньше было часто?
- Раньше да. После… после смерти родителей я почти каждую ночь кошмары видела.
И снова он ни о чем не спросил, только легонько шлепнул по носу, встал и направился к выходу из комнаты.
- Пойдем-ка, попьем чаю, а то от твоего слезного потопа у меня в горле пересохло, – уже от двери произнес он. И, усмехнувшись, добавил. – Кстати, с тебя новая футболка!
И вышел, гад! А я осталась одна, пытаясь понять, не померещились ли мне слова, которые он шептал, утешая: хорошая моя…любимая.
***
Когда я, умывшись, пришла на кухню, там уже стояли две чашки с чаем и Сергей, удобно расположившись на диванчике, смотрел телевизор.
- Ты извини, Ян, - сказал он, когда я вошла, - но до рассвета осталось всего четыре часа. Можно я уже не поеду домой? Когда посветлеет, пойду к твоему драндулету, попробую его завести, заодно и насекомое это на место прилеплю. Не возражаешь?
Я только рукой махнула. Не выгонять же его, в самом деле. Не успеет до дома доехать, как уже возвращаться придется. Пусть сидит. Зато сегодня на работу поеду на своей машине! Эта мысль немного взбодрила меня, и остаток ночи мы просидели на кухне, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Спать не хотелось, видимо, организм, получив свое, чувствовал себя вполне комфортно в неурочное время суток. Закутавшись в плед, забравшись с ногами на стул, я сидела и размышляла, что все-таки кухня – это стратегическое место любой семьи. Именно здесь так хорошо разговаривается и думается за чашкой чая или кофе. Здесь решаются такие вопросы, как покупка автомобиля или нового шкафа. Здесь дети рассказывают о том, что нового было в школе.
Под столом послышалось одобрительное ворчание. Судя по всему, Рей был со мной полностью солидарен. Для него кухня в последнее время стала местом, где ему часто перепадали его любимые сосиски.
За окном незаметно рассвело. Вначале из темноты выступили контуры фонарей и деревьев, затем они потемнели, обрели цвет и форму, будто художник, наконец, закончил несмелый набросок. И вот нас уже встречало серое утро.
Сделав последний глоток, Сергей прошел в ванную комнату, умылся и стал собираться на улицу. Я же поднялась, чтобы приготовить нам завтрак, но, заглянув в холодильник, разочарованно вздохнула, обнаружив в нем повесившуюся от голода мышь: купить продукты я вчера забыла.
- Сереж, подожди! – крикнула я в коридор, видя, что он уже одевает ботинки.
- Что?
- Давай я сначала быстро в магазин сбегаю, куплю нам что-нибудь на завтрак, а потом ты пойдешь чинить машину? А я как раз еду приготовлю за это время.
- Да брось, кофе попьем и все дела, еще на улицу выходить ради этого.
- Ну тебе может кофе и достаточно, а вот моя нежная натура просит хотя бы булочку к чаю. Не говоря уже о сосисках для твоего живоглота. Так что дай мне пять минут, у нас круглосуточный магазинчик во дворе, я быстро сбегаю и вернусь.
Не давая ему опомниться, я быстро схватила ключи и кошелек, накинула пуховик и выскочила из квартиры. А через десять минут открыла дверь и тихо позвала:
- Сережа!
- Что так долго? – натягивая через голову свитер, он вышел из комнаты и замер. В одно мгновение лицо окаменело, превратившись в застывшую белую маску. Серые глаза сузились, разглядывая того, кто стоял за моей спиной, держа на отлете руку с открытой, пустой ладонью.
- Сережа, не надо! – вскрикнула я, заметив, как он делает движение в сторону лежавшего в прихожей пальто, где, как я знала, был пистолет.
- Правильно, молодой человек, не надо. – Хрипло подтвердил незнакомец. Над еще секунду назад пустой ладонью взлетели и закружились в изящном танце две большие черно-желтые бабочки.
Глава 6
Мы снова сидели на кухне. По настоянию незваного гостя, Рея заперли в ванной, и теперь он обиженно скребся и скулил, чувствуя напряжение хозяина и не в силах ему помочь. Сам же Сергей, судя по всему, мысленно уже открутил себе голову за то, что позволил мне выйти одной, и теперь насаживал ее на кол в назидание потомкам.
Человек, вломившийся в мою квартиру, жадно пил чай с купленными мной же булочками и с усмешкой слушал, как я оправдываюсь. На самом деле, кроме очевидной глупости, которую я совершила, отправившись в магазин одна, меня больше не в чем было винить. Он подошел ко мне на улице, когда я уже практически входила в подъезд.
- Девушка, Вы, кажется, обронили… - протянул он мне кошелек. И прежде чем я сообразила, что мой кошелек у меня в руке, схватил за автоматически вытянутую ладонь.
- Не дергайся, и я не сделаю тебе ничего плохого. Только без фокусов! - предупредил он первый порыв вырваться. – Идем.
Подтолкнул вперед, и мы вошли в подъезд.
На лице Сергея было ясно написано, что мой рассказ его мало тронул и, подвергнув самобичеванию себя, он готов приступить к моей скромной персоне и уже выбирал кнут потяжелее. Скрестив руки на груди, он нервно ходил взад-вперед по кухне, бросая одинаково злобные взгляды то на меня, то на шумно прихлебывавшего чай визитера – взъерошенного мужика лет сорока, худого и изможденного, как будто он не спал и не ел уже несколько недель. Когда-то светлые волосы, сосульками падали на серое от усталости лицо. Высокие скулы обтягивала пергаментная кожа. Только глаза – большие, черные, злые – горели по-звериному ярким, фанатичным огнем.
- Итак, чем мы обязаны столь неожиданному визиту? – не скрывая сарказма, наконец, поинтересовался Сергей.
- Мне нужна ваша помощь, - просто ответил незнакомец. Потянулся и достал из пакета еще одну булку.
- О как! Однако, нагло. А с чего ты решил, что мы будем тебе помогать?
Тот невыразительно хмыкнул, продолжая жевать.
- Маленький симпатичный костер – достаточно веский аргумент? Или вы планируете покончить жизнь самосожжением?
- Да вообще-то хотелось бы жить долго и счастливо, - мрачно встряла я.
- Ну раз хотелось бы, тогда, придется наступить на принципы. А я в свою очередь, гарантирую, что ничего вам не сделаю.
- Угу, гарантировал один такой, - угрюмо бросил Сергей. Лицо его побелело от бешенства. – Потом его долго по кустам собирали.
Незнакомец захихикал, неловко дернул рукой, подавился чаем и закашлялся.
- Ой, вот только пугать меня не надо. – Отдышавшись, наконец, выговорил он. – Не такие пугали. Повторяю: я ничего вам не сделаю, если вы меня не вынудите. Кабы мне позарез не нужна была ваша помощь, я бы тут не сидел. Поэтому перестаньте сверлить меня глазами, на меня это не действует.
Взгляд Сергея переместился на подставку, где хранились ножи, и стал по-нехорошему задумчивым.
- Нет, видимо, без маленькой демонстрации все же не обойтись, - проследив за его взглядом, со вздохом произнес гость и обратился ко мне. – Каким из предметов на кухне ты наименее дорожишь?
- Всеми одинаково, - буркнула я, с трудом подавляя желание взять сковородку и хорошенько огреть наглеца по темечку.
Не подозревая о моих кровожадных мыслях, тот задумчиво обвел глазами кухню.
- Ну тогда позволь мне выбрать…ммм…ну, положим, вот эту милую прихватку с ежиками. И лежит она удобно, рядом с раковиной.
И прежде, чем я успела что-то сказать, снова вытянул руку ладонью вверх. Рядом тихо выругался Сергей. Словно зачарованная, я смотрела, как над чуть дрожавшими пальцами, словно из воздуха, соткалась бабочка. Она была абсолютно реальной, вплоть до тонких длинных ножек и желтого брюшка в черную крапинку. И такая большая…
Бабочка взмахнула крылышками, перелетела на прихватку и неожиданно исчезла, точно ее и не было. А цветная ткань на глазах начала обугливаться. Тонкие черные стрелки паучьими ножками разбежались в стороны. Раздался сухой треск. Еще секунда – и прихватка вспыхнула веселыми языками пламени. Опомнившись, я подскочила со стула, схватила полотенце и сбросила ее в раковину. Так вот что имел в виду незнакомец, говоря, что она удобно лежит!
Брызнула вода, кухня наполнилась дымом и вонью. Но, даже несмотря на то, что кран я открыла на полную мощность, потушить горящую тряпку удалось далеко не сразу. Пламя упорно сопротивлялось, недовольно шипя и уворачиваясь, словно живое существо. Несколько мгновений я смотрела на невиданное зрелище – горящий под водой огонь, а затем вода взяла верх, и в моих руках оказалось мокрое обугленное и вонючее нечто.
Мы с Сергеем мрачно переглянулись. Демонстрация действительно оказалась впечатляющей. Но как, леший его дери, он это делает???
- Хочу обратить ваше внимание на особую сопротивляемость огня попыткам его потушить, - скучно произнес незнакомец. – Мне очень бы не хотелось превратить в дымящиеся руины вашу квартиру, но если придется, я это сделаю. Поэтому предлагаю поговорить конструктивно. Или, может, мне стоит повторить? У вас есть какие-то особые виды на кухонный интерьер?
- У меня были особые виды на эти булочки, - угрюмо ответила я, наблюдая, как наш завтрак исчезает в желудке сумасшедшего пиромана.
- Да? Тогда угощайтесь. – Он пододвинул ко мне ополовиненный пакет. От подобной наглости я окончательно потеряла дар речи. Дожили, он еще будет угощать меня моей же едой! Я постаралась припомнить, не завалялся ли где-нибудь на полках мышьяк, а то может предложить, нехай сжует?! К сожалению, мысленная инвентаризация показала, что в доме нет даже тараканьей отравы. А жаль. Сейчас бы пригодилась.
В животе заурчало, я вытащила из пакета булочку и начала есть.
- Я что-то не понял, ты сюда чай пить пришел? – не выдержал абсурдности ситуации Сергей.
- И это тоже, - с набитым ртом ответил незнакомец. – Жать жу-о оея, утки ишео о ту э ыо.
- Чего-о-о-о????
- Говорю, жрать жутко хочется, сутки ничего во рту не было, - справился, наконец, с булкой гость.
- Маразм какой-то, - честно высказался телохранитель и плюхнулся на стул рядом со мной. - Ладно, говори, что хотел.
Наш визитер глотнул чая, резко дернув головой. С сожалением взглянул на пакет, который я предусмотрительно пододвинула к себе, и сказал:
- Меня зовут Егор. Егор Плясов. – Он задумчиво повертел в руках чайную ложечку и поднял ставшие задумчивыми глаза. – Знаете, как причудливо избирательна память… многие важные события со временем забываются, а помнится всякая ерунда. Я помню себя в три с половиной года. Я сижу на полу и собираю пирамидку – помните, были раньше такие игрушки? Даже не знаю, есть ли они сейчас… Я сижу на полу, а рядом стоит мама и разговаривает по телефону. Она так смешно накручивает на палец колечки от шнура – оденет несколько, потом снимет, потом снова накрутит. Я краем уха слышу ее и понимаю, что речь идет обо мне. И еще мне кажется, будто мама сердится, и я не могу понять за что, ведь я хорошо себя вел. Мама все говорит и говорит. Слова какие-то непонятные, хотя, ощущение такое, что некоторые из них я уже слышал раньше. Помню, что мне очень хочется томатного сока, который мы купили на прогулке, и я начинаю теребить маму, чтобы она поскорее повесила трубку и дала мне попить. Наконец, она прощается, я радостно бегу на кухню, хватаю налитый ею стакан и, болтая ногами, спрашиваю про слова, которые отпечатались в моей памяти: «Мама, а что такое хорея Гентингтона?». Я очень горд, что мне удалось их правильно выговорить, но с маминым лицом начинает твориться что-то странно. Она кусает губы и мне кажется, что она сдерживается, чтобы не засмеяться, но вдруг по ее щекам начинают бежать слезы, и я пугаюсь, что расстроил ее. А она прижимает меня к себе и говорит, что расскажет об этом позже…
Егор тяжело вздохнул. Было заметно, что ему нелегко говорить, но, немного помолчав, он продолжил...
***
Маленькому Егору Плясову было всего четыре года, когда он узнал значение непонятных слов. Ему тогда показалось забавным, что значение слова «хорея» переводится на русский язык почти как его фамилия – «пляска». Со временем, он стал видеть в этом еще одно доказательство того, что Господь Бог не лишен своеобразного чувства юмора. Правда, оценить его могут лишь те, кому не довелось испытать его на собственной шкуре.
Родители Егора поженились, когда им было по двадцать шесть лет. Егор родился через три года. А еще через год его отец умер от малоизученной в ту пору неврологической болезни под названием «Хорея Гентингтона». Болезнь, обычно тянущаяся годами, развивалась стремительно. Врачи говорили, что если бы даже они смогли поставить диагноз раньше, это ничего бы не изменило – лекарства от Гентингтона не существует и поныне. Всего за полгода большой, сильный человек превратился в не контролирующую собственное тело развалину, не способную даже самостоятельно держать ложку в руке.
Однажды, Егор подслушал, как мама говорила своей подруге: «Если бы я знала, что это за болезнь, я бы сделала аборт». Почему – он понял позже. Болезнь Гентингтона – наследственное заболевание. Вероятность того, что она разовьется у детей человека, который ей болен, составляет пятьдесят процентов. А если болен отец ребенка, то по каким-то непонятным причинам, вероятность эта еще выше. Егор не стал счастливым исключением. В три с половиной года, проведя необходимую диагностику, врачи определили в его организме наличие аномального гена, а это означало, что рано или поздно, болезнь разовьется и у него.
Знать такое – все равно, что жить с гранатой в кармане. Когда-нибудь она все равно взорвется, это просто вопрос времени. Можно только надеяться, что взрыв произойдет как можно позднее, но и тут вся надежда исключительно на везение. А с везением у Егора всегда было туго.
Первые признаки надвигающейся болезни стали появляться, как и у отца, ближе к тридцати годам. Может, кто другой и списал бы неусидчивость и неожиданно возникшую суетливость движений на усталость и стресс, но Егор, к тому времени перелопативший горы литературы на интересующую его тему, не был способен выдавать желаемое за действительность. Это было началом конца. В лучшем случае, болезнь пойдет по стандартному пути и у него в запасе есть еще лет десять-пятнадцать, половину из которых он будет неспособен самостоятельно застегнуть ширинку на штанах. В худшем, он пойдет по стопам отца и тогда год – это максимум, что ему осталось.
Все, что могли сделать доктора, это прописать поддерживающую терапию и посоветовать почаще ставить свечки в церкви. Последнее больше всего убедило Егора, что, начиная с этого дня, он живет взаймы. Но прошел год, два, четыре, а кардинальных ухудшений в своем состоянии Егор не замечал. Для него это оказалось страшнее всего – он был морально готов умереть, но жить в камере смертника, каждый день, ожидая исполнения приговора, было выше его сил.
К тридцати пяти годам он так и не обзавелся семьей, не считая себя вправе перекладывать ответственность за тяжело больного человека на хрупкие женские плечи. Единственным близким ему человеком все эти годы оставалась сестра Маша, родившаяся, когда Егору было семь лет. С того момента, как он впервые взял ее на руки, вдохнул странный, щемящий запах маленького тельца, а она доверчиво обхватила ручонкой его палец, в сердце Егора поселилась нежность и любовь к сестренке. Часами он мог сидеть у ее кроватки и смотреть, как дрожат на пухлых детских щечках длинные ресницы. Безропотно гулял с коляской, менял подгузники, читал на ночь сказки. Тем более что мама, повторно выйдя замуж, казалось, совсем забыла про детей, целиком и полностью растворившись в карьере нового мужа: по злой иронии судьбы, он работал в ЮНИСЕФ, часто выезжал в командировки, и сумел заразить своим энтузиазмом новую жену. Забыв о своих детях, они неслись спасать чужих.
Брат и сестра рано стали самостоятельными, вынужденные готовить, убирать, гладить, пока родители на очередном семинаре ратовали за улучшение жизни детей в Нигерии. Егор как мог заботился о младшей сестре, и лучшей наградой ему было обожание, светившееся в огромных, не по-детски серьезных глазах, каждый раз, когда девочка смотрела на брата. Однако вскоре жизнь преподнесла Егору очередной неприятный сюрприз. Через год, после того, как ему исполнилось восемнадцать, родители эмигрировали в Америку. Отчиму предложили возглавить одно из отделений организации, и времени на раздумья они не тратили. Егор уже был совершеннолетним, и ехать отказался, а одиннадцатилетнюю Машу никто даже не спрашивал.
Впервые брат и сестра оказались друг от друга на расстоянии в несколько тысяч километров. Егор тосковал глухо, страшно. Ему, привыкшему забывать о своей болезни, заботясь о сестре, было тяжело остаться совсем одному в пустой квартире, где еще недавно звучал ее звонкий смех. Пропал смысл жизни, который он видел в том, чтобы дать Маше как можно больше счастья до того, как станет никому не нужной обузой.
На какое-то время Егор целиком и полностью погрузился в работу. Он с отличием закончил МИРЭА по специальности радиоинженер и работал в одном закрытом НИИ, разрабатывая для оборонки новые системы навигации. Жизнь была однообразна до тошноты. Дом, работа, дом. Ни друзей, ни подруг. Полная и абсолютная изоляция, в которую он сознательно поместил себя – горький заложник собственной болезни.
Так прошло восемь лет. С родителями и сестрой Егор виделся редко, его зарплаты не хватало на дорогой билет в Штаты, а пользоваться деньгами родных он отказывался. Во время коротких визитов, Егор пытался наладить контакт с сестрой, но вместо привычной, веселой Машки, его встречала угрюмая, угловатая девочка-подросток, всеми силами избегавшая оставаться с братом наедине. Только однажды, в один из последних приездов, перед тем, как Егор садился в такси, чтобы ехать в аэропорт, из дома вихрем вылетела Маша, минуту назад чинно попрощавшаяся с ним в гостиной, и повисла на шее брата. Прижимая к себе худенькое, вздрагивающее от рыданий тельце, растерянный Егор был готов прямо сейчас посадить ее в такси и забрать с собой – и плевать, что скажут родители, но через несколько мгновений девушка овладела собой и, вытерев слезы, вернулась в дом. На родину Егор летел с тяжелым сердцем, всей душой желая забрать Машу к себе и одновременно понимая, что кроме нищенской зарплаты и неизлечимой болезни, ничего не способен ей предложить.
В день, когда Егору исполнилось двадцать девять, он сидел у себя на кухне, мысленно подводя итог симптомам, которые без труда уже мог диагностировать. Движения стали резкими и суетливыми – раз. Изменилась походка, появилось характерное пританцовывание – два. Участились депрессии, нередко на пустом месте возникает немотивированная агрессия – три. Периодически случаются спазмы лицевых мышц – четыре.
Было очевидно, болезнь начала прогрессировать и ничего хорошего в ближайшем будущем его не ждет. За этими невеселыми мыслями его застал звонок в дверь. Недоумевая, кого могло принести в такую поздноту – шел двенадцатый час ночи – Егор открыл дверь и обомлел. На пороге стояла Машка, живая, настоящая, радостно хохочущая.
- Ну, что уставился, брательник? Это я, а не тень отца Гамлета! Так и будешь держать родную сестру на пороге или пустишь внутрь?
Все еще не веря, он, посторонившись, дал ей войти. Все происходящее казалось сном. Вот сейчас он проснется, и…
В реальности Егора убедили только многочисленные чемоданы, как по мановению волшебной палочки, переместившиеся за Машкой в квартиру.
- Ты не много ли вещей набрала с собой для отпуска? – Осторожно поинтересовался он, обнимая сестру.
Маша весело тряхнула светлыми, как и у брата, волосами.
- В самый раз. Я не в отпуск, Егор, я насовсем.
Потом они долго сидели на кухне и спорили. Егор ожесточенно доказывал, что молодая девушка в двадцать один год должна думать о свиданиях и новых тряпках, а не становиться нянькой при больном брате. Маша снисходительно слушала, но когда Егор выдохся, спокойно заявила:
- Ты – моя семья. И никуда я больше от тебя не уеду. Точка. Так что придется тебе, братец, меня терпеть.
Впоследствии, Егор еще ни единожды заводил этот разговор, пытаясь образумить сестру и заставить уехать туда, где она бы жила в собственном доме, а не в старенькой хрущевке, но разговор каждый раз заканчивался ничем. Уезжать Маша не собиралась.
И Егор сдался. Таким счастливым он себя не чувствовал уже давно. Глядя на никогда не унывающую сестру, слыша ее звонкий смех, он, как и в детстве, забывал о своих проблемах и наслаждался присутствием в своей жизни единственного близкого, родного человека.
Шло время, и вскоре Егор с удивлением обнаружил, что природа наградила Машу неутомимой жаждой знаний. Начать с того, что, закончив элитное учебное заведение в Штатах, девушка не захотела останавливаться на достигнутом и поступила в институт в России. Без каких-либо проблем сдав экзамены, она стала студенткой мединститута, специализируясь на нейродегенеративных наследственных заболеваниях, а после окончания ВУЗа без труда нашла работу в компании «Тристар Фармасьютикал». Красный диплом и отличные знания языка помогли ей занять место одного из лаборантов компании.
Уже через четыре месяца Маша взахлеб рассказывала Егору о лекарстве от болезни Гентингтона, который разрабатывала «Тристар». По ее словам, это был настоящий прорыв в медицине, никому до этого не удавалось сделать ничего подобного. Испытания на животных показывали отличные результаты, и компания набирала добровольцев для проведения серии тестов на людях.
Вначале Егор довольно скептически воспринимал Машины восторги. Если до сих пор никто не смог придумать лекарство от Гентингтона, глупо рассчитывать на то, что это случиться именно сейчас, будто специально для него. Нет, это бред, утопия! Ложные надежды, которым не суждено сбыться.
Но где-то в глубине души поселился маленький червячок сомнения. Лежа ночами без сна, Егор задавался робким вопросом – а вдруг и правда чудо возможно? Вдруг у него есть шанс навсегда избавиться от Дамоклова меча, висящего над ним всю сознательную жизнь? Каково это – жить, не думая о том, что отпущенное тебе время уже практически истекло?
Маша уговаривала записаться на испытания. Несмотря на то, что попасть туда было не так-то просто - критерии отбора добровольцев были очень строгими - сестра обещала сделать так, чтобы имя Егора оказалось в списках. Никому и в голову бы не пришло, что Егор ее родственник – Маша носила фамилию отца и о болезни брата никому не рассказывала. И Егор сдался. Прошел обследование у врачей компании, попал в списки «счастливчиков», коих оказалось десять человек, и начал курс вливаний новым препаратом со странным названием «Rhadamantus». Когда он поинтересовался у Маши, что означает это слово, она, весело рассмеявшись, рассказала, что один из разработчиков лекарства, был заядлым лепидоптерологом, обожал бабочек и все стены в лаборатории увешал фотографиями самых красивых и редких экземпляров. Бабочка «Rhadamantus» была одной из его любимиц, и сотрудник этот настолько достал всех описанием ее прямо-таки неземной красоты, что когда дело дошло до того, чтобы дать препарату рабочее название, слово «Радамант» стало первым и единственным, пришедшим в голову вариантом.
Интереса ради Егор нашел в Интернете фотографии этих больших черно-желтых насекомых и был буквально очарован их яркой, броской красотой. Бабочки стали для него своего рода символом, живым воплощением надежды. А спустя несколько дней, лежа под капельницей, Егор обратил внимание, что на стене, напротив его койки появились большие фотографии Радамантов.
«Видимо, неугомонный лепидоптеролог, покончив со свободными стенами в лаборатории, добрался и сюда», - подумал он тогда. Эти фотографии были единственным ярким пятном в комнате, и взгляд Егора волей-неволей постоянно возвращался к ним, вбирая в память малейшие детали чудесных насекомых.
Однажды вечером, когда до конца курса вливаний оставалось чуть меньше половины, Маша вернулась домой бледная и испуганная. Нервно теребя краешек рукава, не поднимая глаз, она рассказала брату, что у некоторых испытуемых, лекарство дало странные и нехорошие результаты.
- Понимаешь, - тихо говорила она, - для чистоты эксперимента обычно группу делят на две части. Одним вводят плацебо – обыкновенный физраствор с глюкозой, другим – лекарство. Узнать, что именно тебе вводят, нет никакой возможности, все капельницы маркированы числами и только те, кто их ставит, знают что там – вода или лекарство. Я сумела сделать так, чтобы ты был в числе тех, кому вводят препарат. Так вот, судя по всему, в этот раз препарат получает вся группа. Я не понимаю, зачем, и кому это нужно, ведь это нарушает всю процедуру, но мне сегодня совершенно случайно попали в руки бумаги, которые ясно доказывают – Радамант ставят всем. И это, мягко говоря, не афишируют. Но это еще не все. Трое из вашей группы начали проявлять признаки прогрессирующего психического расстройства. Один жалуется, будто стал слышать какие-то голоса у себя в голове, другой уверяет, что после инъекций видит людей в буквальном смысле насквозь, как рентгеновский аппарат. У третьего появились суицидальные наклонности - ему стало казаться, что его все ненавидят. Этих троих сейчас отправили на дополнительные исследования, и, по всем правилам, ввод препарата им должны были немедленно прекратить, но вливания продолжаются! Последние пару дней я слышала разговоры, что компания вложила очень много денег в «Радамант» и им во что бы то ни стало надо получить положительные результаты и запустить препарат в серийное производство. Егор, я не знаю, что делать! Мне кажется, тебе надо выходить из программы. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится.
Егор ободряюще улыбнулся и привлек к себе дрожащую от волнения сестру.
- Прекрати психовать, Машунь! Что со мной может случиться? Из окна я выпрыгивать не собираюсь, тебя насквозь не вижу, голоса свыше меня тоже пока, слава Богу, не тревожат. Не вижу смысла бросать все теперь, когда пройдено уже больше половины пути. Я не говорил тебе, боялся сглазить, но мне кажется, в последнее время я действительно лучше себя чувствую. Если есть шанс, что лекарство мне поможет, его надо использовать, ведь это твои слова! У меня нет никаких побочных эффектов, ничего такого, из-за чего бы стоило насторожиться. Так что я считаю нецелесообразным сейчас все бросить только из-за того, что у кого-то начались глюки.
Тогда ему удалось убедить Машу, что поводов для тревоги нет. Но лежа ночью без сна, Егор вынужден был признать, что сказал сестре не всю правду. В последние несколько дней его преследовали странные сны. Вероятно, навеянные увиденными фотографиями, ему постоянно снились большие черно-желтые бабочки. Полупрозрачные, эфемерные, они бестолково кружились вокруг лица, едва касаясь кожи легкими невесомыми крылышками. Это мельтешение невыносимо раздражало. Казалось, стоит лишь немного сосредоточиться, в мозгу щелкнет переключатель, и бабочки обретут реальность. Тогда-то, наконец, можно будет остановить это безостановочное порхание, так действующее на нервы. Один раз Егору даже показалось, что он достиг желаемого – в голове было ясное ощущение щелчка и на мгновение бабочки стали до жути яркими и объемными, но от напряжения он проснулся. Несмотря на прохладную погоду, в комнате было жарко, по телу струился пот, а голова болела так, как будто он весь день использовал ее в качестве отбойного молотка. Ощущение щелчка в голове никуда не делось. Сосредоточившись, Егор даже попытался повторно воспроизвести его. Изо всех сил напрягал в мозгу странную, несуществующую мышцу, ответственную за желаемый результат, но тщетно. Ничего не получилось.
Егор продолжал ходить на капельницы. До завершения программы оставалось совсем немного. Как-то раз, когда он лежал на койке и в тысячный раз разглядывал фотографии бабочек над головой, дверь открылась, и в комнату зашел средних лет дородный мужчина с пышными бровями, неуловимо напоминающими тараканьи усы, и с ним две женщины. Увидев их, Егор оцепенел: среди вошедших была сестра. С непроницаемым лицом она встала чуть позади остальных и как бы невзначай поднесла палец к губам. Егор едва заметно кивнул, показывая, что понял – они не знакомы.
Мужчина между тем уверенно приблизился к Егору и, откинув полы халата, уселся на край кровати.
- Ну-с, как ваше самочувствие, Егор Валентинович? Жалобы есть?
- Нет, никаких жалоб, спасибо. Я отлично себя чувствую. А Вы, простите?..
- Ах, да! – Спохватился тот. – Кучуков Евгений Михайлович. Я отвечаю за испытания, которые мы проводим. Это, - представил он своих спутниц, - наш глубокоуважаемый директор, Ланская Виктория Валерьевна, а это, - указал он на Машу, - сотрудница нашей лаборатории, Мария Викторовна Зарина. Мы проводим обход испытуемых, чтобы удостовериться, что все идет как надо. Должен Вас порадовать, анализы показывают, что в Вашем случае терапия имеет высокий коэффициент успеха.
Егор быстро взглянул на сестру, но та упорно смотрела себе под ноги, всем видом выражая скуку и безразличие.
- Вы что, знакомы? – неожиданно резко спросила Ланская, внимательно глядя Егору в глаза.
- Нет, что Вы, - глупо ухмыльнулся тот. – Просто девушка такая красивая… жаль, впервые ко мне зашла! А то так скучно лежать одному, в компании только вот этих насекомых, - указал он на фото.
- Каких насекомых? – непонимающе переспросил Евгений Михайлович.
- Да вот этих! Бабочек. – Снова указал пальцем на стену Егор.
Ланская и Кучуков тревожно переглянулись.
- Ммм… Егор Валентинович, здесь нет никаких бабочек. – Осторожно произнес врач. Кустистые, рыжеватые брови его сдвинулись к переносице.
Ничего не понимая, Егор обвел глазами своих гостей. Те смотрели на него со странным выражением, словно подтвердились вполне закономерные, однако не совсем приятные подозрения. Стоявшая позади Маша молча кусала губы.
- Это что, шутка? Или сегодня первое апреля, а я, грешным делом, запамятовал?
- Да какая уж тут шутка, - мрачно сказала Ланская, кинув еще один быстрый взгляд в сторону Кучукова. – И этот тоже…
- Погодите, погодите, я ничего не понимаю! – занервничал Егор. – Вы хотите сказать, что вот здесь, - ткнул он пальцем в стену, - нет никаких фотографий с бабочками?
Маша быстро шагнула вперед и подошла вплотную к Егору.
- Успокойтесь, - мягко произнесла она. – Вы, наверное, просто не выспались, вот Вам и мерещится всякое...
«Молчи!» - беззвучно шепнули ее губы.
- Да ничего мне не мерещится! – не обращая внимания на предостережение, вспылил Егор. Протянул дрожащую руку к капельнице и резким движением выдернул иглу. По локтю тут же побежала темная струйка крови. Егор машинально вытер ее и спустил ноги на ледяной пол, нашаривая обувь. Противно кружилась голова. Казалось, он участвует в третьесортном спектакле, где все актеры – сплошь сумасшедшие.
- Спокойно, спокойно, Егор Валентинович, - медленно отступая назад, увещевал Кучуков, однако выражение неприкрытого страха на его лице плохо вязалось со словами. – Ничего страшного, Мария Викторовна правильно говорит, Вы, наверное, просто плохо спали. Сейчас придет сестра, сделает Вам укольчик легкого успокоительного, Вы поспите, а когда проснетесь, никаких бабочек и в помине не будет, поверьте!
– Да что вы, в самом деле, идиота из меня делаете?! – нашарил, наконец, ботинки Егор. – Ну, глядите же, вот они!
Подскочив к стене, он ткнул в одну из фотографий, однако к его изумлению, вместо стеклянной рамки, пальцы наткнулись лишь на шершавую поверхность штукатурки.
- Что за черт?! – недоуменно пробормотал он, точно слепой водя рукой по стене.
И внезапно в голове раздался тот самый щелчок, который так безуспешно он силился воспроизвести во сне. Над ладонью словно сгустился воздух. Потемнел, обретая форму и цвет, задрожал знойным маревом и соткался в большую бабочку. Абсолютно реальная и осязаемая, она спокойно сидела в самом центре ладони, плотно сложив яркие черно-желтые крылышки. Не в силах поверить глазам, Егор заворожено уставился на насекомое. Где-то далеко вскрикнула Маша, а бабочка, легко взмахнув крылышками, перепорхнула на Егорову кровать и… растворилась в воздухе, будто ее и не было.
Все окаменели. Не в силах вымолвить ни слова, Егор безумными глазами уставился на свою ладонь, как вдруг Ланская громко вскрикнула, указывая пальцем на простыню: та чернела на глазах. Весело потрескивая, в стороны разбегались рыжие язычки пламени.
Что было дальше, Егор помнил плохо. От последовавшего всплеска головной боли он практически потерял сознание. Запомнилось только Машино белое, как мел, лицо, выделявшееся из толпы набежавшего на крик народу. Затем Егор почувствовал, как ему делают укол, и мир провалился в темноту.
Очнулся он спустя несколько часов. С трудом разлепил тяжелые, будто налитые свинцом веки. Комната, где он очутился, была полной копией предыдущей, за исключением массивной двери с электронным замком. На негнущихся ногах Егор доковылял до нее и, дернув пару раз за ручку, убедился, что заперт.
Жутко болела голова, хотелось пить. Во рту пересохло так, будто он проснулся с жесточайшего похмелья. Страдальчески морщась от канонады, раздававшейся в голове, Егор обвел глазами комнату в поисках какого-нибудь средства связи с внешним миром. Безрезультатно. Не было даже одежды, в которой лежал мобильный телефон.
Сжав голову руками, он опустился на кровать и попробовал привести мысли в порядок. Случившееся вспоминалось на удивление отчетливо – и оттого казалось еще более диким. Материалист до мозга костей, Егор никогда не верил во всякую сверхъестественную чушь, однако малодушное желание принять действительность за бред больного сознания он отогнал сразу, как потенциально опасное. Списать все на «игры разума» означало просто-напросто признать себя сумасшедшим. Смириться. Проиграть. Такой роскоши Егор себе позволить не мог. Необходимо выбираться отсюда, пока его действительно не упекли в дурдом с огнеупорными стенами, буде таковой существует, а главное, увозить отсюда Машу.
Внезапно Егор насторожился. За дверью прошелестели осторожные шаги, пискнул замок, красный огонек, мигнув, сменил цвет на зеленый. Медленно приоткрылась дверь. На пороге стояла сестра, бледная до синевы, но с решительным выражением на застывшем лице.
- Одевайся. – Коротко бросила она, сунув брату объемистый пакет с одеждой. И, видя, что на Егора напал ступор, сама принялась застегивать на нем рубашку.
- Маш, что происходит? – Очнувшись, Егор запрыгал на одной ноге. Второй никак не удавалось попасть в штанину.
- Тебе надо убираться отсюда и поскорее.
- Читаешь мои мысли. Ты можешь объяснить, что случилось днем? Как я это сделал?
Маша сглотнула и нервно оглянулась назад. Напряженно всмотрелась в пустой коридор. Повернулась к брату.
- Егор, сейчас не время, поверь. Я все расскажу по дороге, а сейчас нам надо очень быстро бежать. Я украла магнитный ключ от твоей двери и его очень скоро хватятся, так что надо унести отсюда ноги в течение нескольких минут. Если ты, конечно, не планируешь остаток жизни провести в качестве подопытного кролика.
Егор больше не задавал никаких вопросов. Быстро оделся и вслед за Машей вышел в коридор. Через пару десятков метров тот уперся в еще одну дверь. К ней Маша приложила висевший на шее пропуск. Дверь открылась, и они очутились на лестнице.
- Пользоваться лифтом нельзя, там внизу охрана, мимо нее мы не пройдем, - быстро спускаясь по ступенькам, говорила Маша. Стук каблучков эхом отражался от холодных стен. – Это пожарная лестница, она ведет прямо на улицу. У нас отличный шанс уйти незамеченными, пока тебя не хватились.
Спустя несколько минут они садились в машину сестры, припаркованную в соседнем переулке. Только отъехав на несколько километров от «Тристара», Маша, наконец, смогла облегченно выдохнуть.
- Кажется, получилось!
- Да, сестренка, по сравнению с тобой Джеймс Бонд нервно курит в сторонке! – от облегчения Егора колотила крупная дрожь. – Не замечал в тебе задатков шпиона международного класса.
- А я в тебе – задатков лжеца! – Маша резко вывернула руль, сворачивая вправо. – Почему ты мне не сказал, что у тебя галлюцинации?
- Да откуда ж я знал, что фотографии, которые я вижу каждый день на стене, не настоящие?! – возмутился Егор. – Я же их на подлинность не проверял, пальцем не тыкал, висят себе и висят! Что за галлюцинации такие – одни и те же изо дня в день?!
Маша с силой ударила кулаком по рулю.
- Черт! Черт!! Черт!!! Егор, мы вляпались во что-то очень хреновое. Погоди, я сейчас припаркуюсь и расскажу тебе все, что мне удалось узнать.
Бросив машину в зазор, образовавшийся в движущемся потоке, не обращая внимания на возмущенно сигналящих вслед автомобилистов, Маша свернула в тихий переулок и остановилась у приземистого темного здания. Заглушила двигатель и несколько мгновений просто сидела, глядя перед собой остановившимися глазами. Впервые Егор видел сестру такой растерянной и напуганной. Казалось, разом она повзрослела на десяток лет.
- Машка… - тихо окликнул он.
Та вздрогнула и словно очнулась. Попыталась улыбнуться – улыбка вышла смущенной и жалкой, будто извиняющейся. Порывшись в бардачке, вытащила оттуда банку газировки, протянула брату.
Теплая, сладкая жидкость полилась по горлу, принося неимоверное облегчение. Опорожнив всю банку, тот с благодарностью взглянул на сестру.
- Спасибище! Ты не представляешь, как мне хотелось пить!
- Ну почему же, как раз представляю. После успокоительного, которое тебе вкололи, обычно всегда хочется пить. Егор, послушай, - Маша нервно стиснула руки, как будто пыталась удержать дрожь, - нам сказочно повезло, что меня включили в делегацию к Ланской и Кучукову. Если бы меня там не было… После того, как тебя вырубили, я слышала, о чем они говорили. Егор, те трое испытуемых, которые первыми выдали побочные эффекты на «Радамант», мертвы.
Егор замер, пытаясь осмыслить услышанное. Вот, значит, как…
- Почему? – непослушные губы двигались как после заморозки.
- Кровоизлияние в мозг.
- И что, теперь я тоже?..
- Не знаю!!! – Маша почти кричала.
Это привело Егора в чувство.
«Она же еще совсем ребенок. Не побоялась, вытащила меня из этого гадюшника, а вместо благодарности я, взрослый мужик, еще и требую от нее какого-то отчета!», - корил он себя, глядя, как сестра тяжело дышит, пытаясь успокоиться. Движимый раскаянием, он притянул девушку к себе и стал гладить по волосам, медленно перебирая пальцами мягкие пряди. Совсем как в детстве, когда она была чем-то расстроена.
- Маша, успокойся, соберись. Расскажи мне все, что тебе удалось выяснить.
Сестра еще пару раз глубоко вздохнула и, немного овладев собой, повторила:
- Они мертвы, Егор. Похоже, что те невероятные вещи, о которых они говорили, и которые мы все приняли за психоз, оказались не таким уж безумием. По крайней мере, мужчина, который утверждал, будто видит людей насквозь, ухитрился углядеть у самого Кучукова все переломы, которые были у него еще с детства, плюс послеоперационный шов на поджелудочной. Всех троих сразу после этого отделили от группы и заперли для дальнейшего изучения. Родственникам наврали с три короба. Не знаю, что с ними там делали, но все трое скончались с разницей в несколько дней. Твой случай посчитали несказанной удачей, потому что «нестандартным» эффектом лекарства заинтересовалась оборонка, а никто больше из группы подобных странностей не выдал. Завтра из Штатов к нам должен прилететь их специалист, чтобы понять, что в твоем организме такого необычного, и почему именно на тебя подействовало лекарство. Тебе нужно уехать из Москвы. Срочно. Я не хочу, чтобы моего брата заперли в клетке и изучали как крысу.
- Маша, ты можешь мне все-таки объяснить, как вообще у меня могло такое получиться? - Егор старался говорить медленно и четко, не давая плещущейся у горла панике вырваться на свободу.
- Я понятия не имею. Честно. Мозг – орган малоизученный. У простого человека он работает лишь на шестнадцать процентов от своих истинных возможностей. Видимо, что-то в препарате активизировало его работу, какие-то центры, отвечающие за паранормальные способности. В твоем случае – за пирокинез.
- А причем здесь эти чертовы бабочки?
- Не знаю. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, это то, что после моего рассказа о Радаманте и после того, как ты увидел фото в Интернете, бабочки стали для тебя неким необходимым для концентрации образом, своего рода проекцией твоей новой способности.
Егор потер лоб. Перед глазами все плыло, в ушах стоял странный гул, похожий на перезвон далеких колоколов. Ему казалось, он попал на страницы романа Стивена Кинга, чьему перу, кстати, и принадлежало это дурацкое слово – пирокинез. Большей бредятины он не слышал, и расскажи ему кто о таком, никогда бы не поверил.
Сон, это просто сон. Я сейчас проснусь и…
Маша треснула ему кулаком по коленке, и Егор подскочил от неожиданности, уставившись на нее круглыми от изумления глазами:
- Не спи, черт тебя дери! Повторяю, надо срочно валить из Москвы! Поднять информацию о тебе, узнать адрес и сопоставить с моими данными – дело нескольких минут!
- А ты?
- А что я? В худшем случае уволят, я бы и сама ушла, не хочу во всех этих шпионских играх участвовать. Признаюсь, что помогла тебе, но куда ты уехал – Бог знает. Не будут же меня на куски, как в плохом кино, резать, чтобы выведать твое местонахождение. Я, кстати, действительно не хочу его знать, так будет спокойнее. Выйдешь на связь через тетю Иру, помнишь ее?
Тетя Ира была маминой подругой, единственной из знакомых родителей, с кем они до сих пор поддерживали отношения.
Егор, наконец, сдался.
- Ладно, уговорила. За вещами заехать успеваем?
Маша посмотрела на часы.
- Думаю, да. Но впритык, поэтому надо торопиться.
До дома они долетели за пятнадцать минут, шел уже первый час ночи и московские пробки – горе и ужас автомобилистов – успели рассосаться. В квартире Егор быстро покидал вещи в сумку, с которой обычно летал в гости к родителям. Документы, деньги, смена белья, пара свитеров, джинсы, зубная щетка… Что еще? Ах, да, бритва.
Все время, пока брат собирался, Маша стояла у окна, нервно притоптывая ногой и бросая на него умоляющие взгляды. Увидев, что он готов, облегченно вздохнула.
- Пошли вниз, довезу тебя до Трех Вокзалов, а оттуда ты уже сам решай, куда поедешь.
На улице накрапывал противный осенний дождь. Подняв воротник, и прикрывая зонтом Машу от порывистого, ледяного ветра, Егор быстро пересек двор. Открыл багажник, бросил внутрь набитую доверху сумку. Подняв голову, посмотрел на дом, изумляясь, насколько быстро все изменилось в его жизни. Только что он жаловался на судьбу, пославшую ему неизлечимую болезнь, а теперь стал беглецом с – как это Машка сказала? – паранормальными способностями.
Неподалеку вспыхнули фары. Медленно и тихо к их подъезду подкатили две машины. Замерев, Егор смотрел, как из них, негромко переговариваясь, вышли четыре человека и начали внимательно изучать кодовый замок на подъезде.
- Егор… - прошептала Маша.
- Поехали!
Он быстро запрыгнул в машину. Через секунду Маша была за рулем и резко дала по газам. Люди у подъезда вскинули головы на звук завизжавших шин, и бегом устремились к своим автомобилям.
- Пристегнись! – крикнула Маша, едва вписываясь в поворот, ведущий на Кутузовский проспект. Егора мотнуло вбок, он чертыхнулся и, с трудом дотянувшись, застегнул ремень безопасности. Обе машины маячили сзади.
- Быстро они нас, однако, вычислили, – сквозь зубы пробормотала сестра, вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев.
- Маш, тормози. Высади меня, я сам разберусь!
- Ну уж нет! – зашипела она, бросая взгляд в зеркало заднего обзора. Преследователи все также держались позади, не приближаясь, но и не отставая. – Брать тебя прямо посреди дороги никто не станет. Лишний шум им не к чему. Видимо, надеются загнать в угол. Ну а мы попробуем вырулить туда, где всегда есть гаишники - на Рублевку.
- И что дальше? Долго мы так в догонялки играть будем? Маш, прошу, высади меня, не хватало еще из-за меня рисковать!
- Отвали, - резко бросила та, - подъедем к посту ГАИ и скажем, что вон те нехорошие дядьки нас преследуют. Дальше по обстоятельствам.
Ночь проносилась мимо в ярких вспышках дорожных фонарей. Егор то и дело оборачивался, и вскоре заметил, что дистанция начала сокращаться. То ли их намерения разгадали, то ли имели свои собственные планы, но две темно-серых Ауди, были уже настолько близко, что Егор мог без труда прочесть номерные знаки.
- Сейчас, сейчас… - шептала Маша, с трудом удерживая машину на скользкой от дождя дороге. Стрелка спидометра дрожала у отметки сто тридцать. – Сейчас у поворота на Ильинское будет мост, а за ним – большой пост ГАИ.
Но маленькому Матиссу не хватало сил, чтобы оторваться. Прямо перед мостом преследователи резко ускорили ход, попытавшись взять автомобиль в клещи. Егор успел увидеть напряженные лица сидевших внутри людей, а потом что-то произошло. Неожиданно потеряв управление, машина резко вильнула вправо. Маша отчаянно закрутила руль, в тщетной попытке выровняться, но было уже поздно.
«Колесо…», - успел подумать Егор, и машину, шедшую на предельной скорости, бросило в сторону. Боком они протаранили ехавшую справа Ауди, Матисс закрутило, как на льду, и со страшной силой швырнуло на отбойник. В грохоте и лязге железа утонул Машин крик.
Егор очнулся спустя несколько минут. Со стоном попытался двинуть рукой. Тело едва слушалось. По лицу струилось что-то теплое, стеклянная крошка россыпью блестящих льдинок лежала на коленях и куртке. Голова превратилась в один сплошной сосуд, наполненный болью. Какой-то звук, – тихий и монотонный – напоминавший капающую с подтаявшей сосульки воду, действовал на нервы, ввинчиваясь в затуманенный болью мозг с садизмом труженика-дятла. Перед глазами плыли черные круги, тошнило, адски болело правое плечо, которым он приложился о крепеж ремня безопасности.
Кстати, о ремне. Спасибо Маше, если бы она не велела ему пристегнуться…
Маша…
Маша?!
Как мог быстро, Егор повернулся влево. Сестра полулежала на сиденье, белые, неподвижные руки до последнего сжимали руль, в бесплотной попытке выровнять машину. Рассыпавшиеся светлые волосы закрывали лицо.
Кап…
Кап…
Кап…
- Маша? – Егор осторожно отвел прядь волос. От ужаса руки тряслись, как у запойного алкоголика.
Лицо сестры не было повреждено. Только глаза плотно прикрыты, да в волосах запутались осколки стекла. Егор медленно выдохнул, закрыв глаза от охватившего его неимоверного облегчения.
Слава Богу. Наверное, потеряла сознание, ударившись о руль.
Кап…
Кап…
Кап…
Господи, да что за мерзкий звук? Не выдержав, Егор резко дернулся всем телом, силясь отыскать источник сводящей с ума пытки. Левое плечо нечаянно задело сестру. Мягкое, податливое тело с безжизненной медлительностью заскользило, заваливаясь набок, голова перекатилась вправо, и Егор забыл о том, что надо дышать: вся левая половина Машиного лица представляла собой сплошное кровавое месиво, испещренное тускло поблескивающей стеклянной крошкой.
Кап…
Кап…
Кап…
Кровь ручьем стекала из огромной раны на виске, склеивая белокурые пряди в черные сосульки, сбегала по щеке и капала вниз. Кап…кап…кап…
Егор закричал.
Он не помнил, как выбрался из машины. В голове билась одна-единственная мысль, дававшая силы двигаться: надо позвонить. Кому? Куда? Зачем? Егор не знал. Но это было неважно. Дождевые капли, смешавшись со слезами, струились по щекам. Руки бестолково хлопали по карманам, в поисках мобильника. Почему-то казалось, что если он сейчас найдет его и сделает правильный звонок, все можно будет отмотать назад – и этот ужасный день, и безумную гонку, и Машу… Егор даже про себя не мог произнести слово «смерть» - это было слишком дико и нелепо, а главное не имело никакого отношения к сестре. Она не может лежать в искореженной консервной банке, грудой металла замершей у отбойника, только не она, не его Машка, неправда! Это он должен был застыть сейчас темной тенью внутри того, что несколько минут назад было машиной.
На плечо Егора опустилась рука, и он вздрогнул, оборачиваясь. За спиной стоял мужчина в длинном темном пальто. Короткие волосы блестели от дождя, точно покрытые лаком. Подбитый автомобиль с сильно помятым капотом раскорячился метрах в десяти. Другой остановился рядом с тем, что осталось от Егоровой машины. Возле нее суетились двое, пытаясь открыть заклинившую дверцу, третий сумел подлезть с пассажирского сидения и что-то громко кричал остальным.
- Егор Валентинович, мне очень жаль. – Голос мужчины был полон сочувствия. Слишком глубокого, чтобы быть искренним. – Ваша сестра…
- Маши больше нет. – Тускло перебил Егор.
- Вы сами в порядке?
Этот казалось бы естественный вопрос выхватил Егора из тупого оцепенения. Неверяще он поднял глаза и взглянул в лицо говорящего. В порядке? Этот человек еще смеет спрашивать, все ли в порядке?! После того, что сделал с его сестрой?!?!
К горлу, закипая, поднялась горячая волна ярости. Резко развернувшись, Егор с силой стряхнул с плеча чужую руку.
- Убирайтесь.
Вместо этого тот придвинулся ближе, внимательно заглядывая Егору в глаза.
- Вам надо проехать с нами. У Вас могут быть травмы, необходимо, чтобы Вас осмотрел врач.
- Я. Никуда. Не. Поеду, - процедил сквозь зубы Егор. Руки помимо воли сжались в кулаки. Ногти впились в кожу, оставляя кровавые полумесяцы.
- Простите, но я вынужден настаивать, - отбросив притворство, мужчина настойчиво взял его за локоть. В голове Егора будто взорвался спусковой механизм.
- Да пошел ты! – заорал он во весь голос. – Никуда я не поеду!!!
Разум накрыло красной пеленой. Скопившаяся ярость вырвалась наружу, до краев затопив сознание. На короткий миг Егор почувствовал облегчение. Не надо было больше сдерживаться. Бешенство, словно прорвавшаяся плотина, вытеснило все другие чувства – под его напором страх, боль потери отступили на задний план. Осталась лишь всеобъемлющая ненависть. И она требовала выхода.
Словно в забытьи, Егор отступил на шаг, вытянул руку и над ней медленно сгустился воздух…
Десять минут спустя грязный, шатающийся человек в рваной куртке, пропахшей гарью и кровью, медленно брел по берегу Москва реки. За его спиной полыхал огромный костер, переплавляя в бесформенное месиво и людей, и машины. Слышался вой сирен, на место трагедии спешили пожарные и автоинспекция. Егор не обращал на них внимания. В душе образовалась черная, выжженная пустота. Стоило прикрыть глаза, как перед мысленным взором вставали горящие, дико кричащие люди, бестолково катающиеся по земле в тщетной попытке сбить огонь. От нежных прикосновений маленьких черно-желтых крылышек вспыхивали и взрывались автомобили, обдавая лицо нестерпимым жаром. Плавился асфальт, людские вопли звенели в ушах, в душе ширилось и росло чувство огромного удовлетворения. Более того, чувство правильности происходящего. Именно так все и должно было закончиться для тех, кто отнял у него единственного близкого человека.
«Маша, - вытирая сухие глаза, думал Егор, - ты приехала сюда, чтобы быть рядом со мной. Ты хотела помочь мне, а я не смог тебя уберечь. Но я отомстил за тебя, Маша. Теперь они сто раз подумают, прежде чем подсылать ко мне своих людей. Им не хватит смелости объявить меня в розыск, выдвинуть обвинения. У меня развязаны руки. Не знаю, сколько времени мне еще отпущено, но я сделаю все, чтобы никто больше не стал жертвой препарата. А потом… потом я приду к тебе, Маша».
***
Замолчав, Егор начал крутить в руках крышку от сахарницы. Где-то в середине его рассказа, я вскипятила еще чаю и разлила по чашкам, для всех нас. Егор выпил свой за пару глотков, наши же так и остались стоять нетронутыми.
Словно очнувшись, встал Сергей, прошел к ванной и открыл дверь. Обиженный Рей пулей вылетел оттуда и злобно ощерился на незваного гостя.
- Свои! - резко осадил его хозяин. Пес недоуменно гавкнул, но присмирел и подошел знакомиться. Ткнулся носом в Егорову ладонь, шумно выдохнул и улегся у ног Сергея, всем видом показывая, что все равно настороже.
Егор скупо улыбнулся.
- Хорошая собака.
- Что было потом? – спросила я.
- Потом? Потом я превратился в беглеца. Было наивно полагать, что меня не станут искать. Перво-наперво, мной интересовалась милиция. Я же был единственным родственником Маши здесь, в России, и мое отсутствие дома, и на похоронах не могло не привлечь нездорового внимания. То, что случилось у моста, списали на жуткую аварию, ее даже в новостях по телевизору показывали. Говорили, будто в одной из машин перевозили какие-то горючие вещества, поэтому все так и полыхнуло. Не знаю... Меня тогда это мало волновало. Я боялся показаться у своего дома, какое-то шестое чувство подсказывало, что там меня ждут. Причем, уже не менты, а те, из «Тристара». Денег у меня не было, сумка с одеждой сгорела вместе с машиной. Первую ночь я провел в какой-то лесополосе, дрожа от холода. У меня не было даже зажигалки, чтобы разжечь костер, и только наутро до меня дошло, что она мне и не нужна. Представляете, какая горькая ирония – человек, устроивший такой пожар, трясся всю ночь, потому что ему было нечем развести огонь. Наутро я добрался до каких-то старых дач. Их владельцы законсервировали дома на зиму, повесили ставни. Проникнув в один из них, я мог не опасаться, что хозяева неожиданно вернуться. Там я провел весь следующий день. Нашел одежду, в которую смог переодеться, смыл с лица кровь и грязь. Даже сумел немного поесть, отыскав в шкафу быстрорастворимые супы. И принялся решать, что делать дальше. Оставаться в этом доме долго я не мог, слишком близко он был к месту происшествия. Поэтому вечером я ушел, прихватив с собой две тысячи рублей – все, что сумел найти. Пока в «Тристаре» не пришли в себя и не начали меня активно искать, у меня был реальный шанс затаиться. Идея с летними дачами пришлась мне по вкусу. Выбрав какой-нибудь глухой поселок на отшибе, я мог некоторое время чувствовать себя в безопасности, имея при этом крышу над головой. Добравшись до Трех Вокзалов, я мучительно соображал, куда лучше податься. Дачи у меня никогда не было, и все направления вызывали одинаковое недоумение. Наконец, наугад, я сел в электричку в сторону Рязани. Долго трясся в холодном вагоне, выбирая станцию побезлюднее. Вышел на платформе «Тасино». Она мне тогда показалась самой подходящей. Побродил по окрестностям, нашел дом, удовлетворявший всем моим запросам: с газовым обогревом, чтобы не пришлось мерзнуть и топить печку, рискуя выдать себя дымом; наглухо заколоченный, то есть хозяева не собирались неожиданно нагрянуть снять поздний урожай капусты; немного в стороне от остальных домов. Да и те казались нежилыми. Там я отлеживался около недели. После всего, что я испытал, снова стали проявляться симптомы болезни. Периодически сводило судорогой лицевые мышцы, бесконтрольно дергалась правая рука. Необходимо было дать себе отдых. Я старался ни о чем не думать, загонял воспоминания как можно глубже. Иногда выбирался в соседний поселок за продуктами, читал какие-то книги, обнаружившиеся в доме. Но больше всего спал. Наконец, к концу недели организм более-менее пришел в себя.
- В милицию ты обратиться не пытался? – спросил Сергей.
- Нет. Во-первых, как ни крути, я стал убийцей. Вряд ли все мои злоключения оправдали бы этот факт в глазах правосудия. А во-вторых, обратившись в милицию, я бы сам связал себе руки. Я хотел не только отомстить за Машу, я хотел уничтожить этот препарат, чтобы никому больше не калечили жизнь. Маша говорила, что им заинтересовалась оборонка. А это означало, что они собирались начать полномасштабные исследования, и сколько еще людей умрет или сойдет с ума – Бог знает. Зато, представляете, если в рядах армии Штатов окажутся такие как я? Война в Ираке тогда покажется всем мелкими учениями в деревне Гадюкино.
- Да уж… - я содрогнулась, представив себе отряд таких вот «поджигателей». – Но минуточку! Ведь для того, чтобы уничтожить препарат, надо было знать, где хранится документация, суметь туда подобраться…иными словам, знать структуру изнутри! Как Вам это удалось?
Егор неожиданно улыбнулся. Теплая улыбка осветила измученное лицо, сделав его почти красивым.
- У меня был помощник.
- Помощник? Но откуда?..
- О, это отдельная история. Мне повезло с ним нереально, просто сказочно. К тому времени, как я определился с тем, что хочу уничтожить все следы «Радаманта», я понимал, что могу годами кружить вокруг этого чертового «Тристара», но не суметь подобраться и на шаг. Навыков Сталлоне или Шварценеггера, а еще лучше – Супермена, у меня, сами понимаете, не было. В компьютерах я разбираюсь на уровне обычного пользователя, взломать их систему и выяснить то, что нужно, я не мог. Да у меня и компьютера-то не было. Я понимал, что необходима информация о том, где хранятся записи о создании лекарства, его образцы, отчеты об исследованиях, все, что с ним так или иначе связано. И это только для начала. Но я даже начать не мог. Мне в голову уже приходили какие-то сумасшедшие планы, вроде того, чтобы ворваться в здание и под угрозой пожара выведать все необходимое.
Егор хмыкнул и покачал головой. Видимо, вспоминать об этом сейчас ему было и грустно, и смешно.
- Меня сводило с ума вынужденное бездействие. Сидеть на одном месте я не мог, и начал ездить в Москву, крутиться вокруг здания «Тристара» в надежде, что мне повезет, и судьба даст мне шанс. Я отрастил бороду и считал себя неузнаваемым. Я только потом понял, как мне повезло. Никто из тех, кто за мной охотился, не ожидал от меня подобной наглости и не пытался искать возле офиса, иначе все закончилось бы гораздо раньше. Я приезжал в Москву к девяти утра, слонялся в окрестностях Павелецкой, следил за самим зданием, за сотрудниками. Около двух-трех часов возвращался обратно. Это давало мне ощущение хоть какой-то занятости. И вот однажды, когда я в очередной раз обходил «дозором» привычную уже территорию, ко мне подошел молодой человек лет двадцати пяти и просто спросил: «Вы – брат Маши Зариной?». Признаюсь, я опешил. Я-то был твердо уверен, что неузнаваем, а если даже меня кто и узнает, то однозначно побоится вот так нагло подходить посреди улицы. Во мне столько наивности тогда было... Я стоял, и просто тупо смотрел на него, не говоря ни «да», ни «нет». А он ждал, когда я отвечу, и не двигался с места. И, наконец, не знаю почему, я ответил «да». Он кивнул удовлетворенно, как будто другого ответа и не ждал, и произнес: «Я Вас сразу узнал, Вы очень на нее похожи». Вот тебе и конспирация.
Егор вздохнул, устало потер щеку. Тусклая прядь светлых волос упала на лоб, и он машинально откинул ее назад.
- Он отвел меня в небольшое кафе неподалеку. Я, конечно, не голодал, но и денег на нормальную еду у меня тоже не было – перебивался тем, что нашел в доме, плюс на какую-то мелочь, завалявшуюся там же, покупал что-нибудь недорогое. Но вид у меня был наверное довольно изможденный, потому что Денис, так звали парня, набрал столько еды, что хватило бы накормить слона. Пока я все это уплетал, он говорил. Рассказал, что работал с Машей в одной лаборатории, несколько раз приглашал на свидания – ходили вместе в кино, в ресторан. Для меня это стало открытием, я и понятия не имел, что Маша с кем-то встречалась. Собиралась, наверное, сказать, но не успела. А он… у него в глазах я видел то же, что и в зеркале. Может, они и встречались всего пару раз, но он любил Машку. И продолжал любить. И тосковал по ней также как и я. Меня он, оказывается, видел однажды. Провожал Машу до дома, хотел довести до квартиры, но она сказала, что ее встретит брат. Денис видел, как я вышел из подъезда, запомнил мое лицо, а сейчас узнал. Не знаю, почему я ему все о себе рассказал. Может, мне надо было кому-то выговориться, а может, я просто понял, что могу ему доверять, но мы просидели в кафе два часа.
Егор повертел в руках тихо звякнувшую ложку.
- Когда я заканчивал свой рассказ, то уже понимал, что Денис – тот самый шанс, который я просил у судьбы. Он работал в «Тристаре» в той же лаборатории, что и Маша. Он имел доступ к препарату, к записям обо всех исследованиях, он мог мне помочь. Более того, он хотел мне помочь. Денис рассказал, что в лаборатории многие сомневались в официальной версии произошедшего. Слухи о смерти трех испытуемых, о пожаре, который я устроил в здании, о том, что Маша помогла мне сбежать, а потом погибла, циркулировали среди сотрудников. Их пресекали под страхом немедленного увольнения, но при этом версия руководства не выдерживала никакой критики. По их словам, смерть первых трех участников программы была простым совпадением – Гентингтон коварен, и препарат якобы просто не успел им помочь. Про меня же говорили, что на почве болезни у меня банально съехала крыша, меня заперли в целях моей же собственной безопасности, но я сумел сбежать при помощи Маши, скрывшей наше родство. И, пытаясь скрыться, мы попали в аварию, стоившую Маше жизни. Необходимость моей поимки обосновывали опять же моим благом, заботой о моем здоровье. Но люди, работавшие в «Тристаре» вместе с Денисом умели думать и сопоставлять факты: уже одно то, что мой розыск велся с привлечением головного офиса в Штатах, говорило о том, что все далеко не так просто, как пытались представить. Если к этому еще добавить Кучукова, оравшего матом на своих сотрудников и пившего успокоительное тоннами, засекречивание всех материалов, касавшихся проекта «Радамант», и кучу гостей в погонах самой демократичной страны в мире, которые везде совали свой нос и откровенно мешали работать, то догадки о том, что рядовым сотрудникам просто вешают лапшу на уши, превращались в уверенность. Мой рассказ не стал для Дениса неожиданностью, скорее, подтверждением собственных мыслей. Что же до меня… Впервые за последние несколько недель я был счастлив. С помощью Дениса у меня появился реальный шанс уничтожить «Радамант».
Рассказ Егора прервал настойчивый звонок моего мобильника. Маленький телефон жужжал и энергично подпрыгивал на столе, и я замялась – отвечать или нет? Время было около десяти утра, и уже час как мы должны были сидеть на работе, докладывая Гудвину об успехах по обратной установке жучка в мою машину. Нас, очевидно, потеряли и объявили в розыск. Пока я раздумывала, телефон умолк, но зато начал трезвонить мобильный Сергея. Я вопросительно посмотрела на Егора. Несмотря ни на что, мы вроде как, были в заложниках и решать, отвечать на звонок или нет, предстояло ему.
- С работы? – догадался Егор.
- Да. Славка, - показал мне Сергей дисплей мобильного. Хреново. Если у Стаса сработало одно из его предчувствий, через полчаса он будет здесь с шашкой наголо. И непонятно, чем все закончится. Вернее, понятно, что ничем хорошим. Расклад, в котором я представала в виде палочки хорошо прожаренного шашлыка, меня как-то не устраивал, поэтому я обратилась к Егору:
- Надо ответить. Если хотите, попытаемся придумать что-то правдоподобное, просто если до нас не дозвонятся, то в течение максимум часа, сюда приедут наши коллеги. Вы же не собираетесь коллекционировать заложников?
- Да не хотелось бы, - сдержанно усмехнулся Егор. – Мне вообще нужны не заложники, а помощники.
- Ну, заложники, помощники – это уже риторика. Суть пока одна. – Отмахнулась я.
Телефон Сергея снова начал настойчиво подпрыгивать.
- Отвечай. – Махнул рукой Егор. – Только, думаю, не стоит предупреждать, что о моем присутствии на твоей кухне предпочтительней умолчать.
- Ответишь сама? – спросил Сергей.
Я кивнула.
- Да, у меня есть идея. Но ты сиди рядом, можешь понадобиться.
- Да куда уж я от тебя денусь, - хмыкнул он.
Я взяла мобильник, нажала на кнопку приема вызова и едва не оглохла. Печатными в тираде, которая обрушилась на меня, были разве что запятые. Я потрясла головой и нервно хихикнула. На том конце провода воцарилось гробовое молчание, а затем голос Стаса осторожно поинтересовался:
- Яна?
- Угу. Вообще-то да.
- Ты все слышала?
- Не все. – Твердо ответила я. – Мои уши завяли уже на половине твоей пламенной речи.
Сергей тихонько фыркнул, а в трубке раздалось тоскливое:
- Твою ма-ать. Я думал, я с Серегой разговариваю.
- Ну, как видишь, нет.
- А где вас вообще леший носит? – перешел в наступление Стас, видимо, решивший, что лучший способ защиты – нападение. – Трубку не снимают, на работу не приехали, Гудвин рвет и мечет, да и у меня как-то муторно на душе. Вы чем там вообще занимаетесь?!
- Вообще, мы чиним мою машину, - изобразила я из себя оскорбленную добродетель. – Серега вчера полдня с ней провозился, вот доделывает сейчас. Ругается на чем свет стоит, говорит, что таких как я вообще ближе чем на десять метров к рулю подпускать нельзя. Так что если он меня не убьет в ближайшее время, то скоро приедем. Тебе дать его?
- Да не, не надо. – Гнусно заржал Стас. Судя по всему, мои объяснения полностью укладывались в его представление о женщинах-автовладельцах. – А трубку-то вы чего не снимали?
- Да я свой телефон дома оставила, а Сергей мобильник в карман пальто положил, а пальто в салон кинул, чтобы не испачкать. Вот и не слышали.
- Ну понятно все с вами. Пойду Гудвину доложусь, а то он уже копытом бьет. Если будет помощь нужна – свистите.
- Свистнем. – Пообещала я, вешая трубку. – Ну вот, пара часов у нас еще в запасе есть. Рассказывайте дальше, - попросила я Егора.
Тот помолчал немного, а потом мрачно сказал:
- Дальше… А дальше было вот что. После встречи с Денисом дело пошло быстрее. Но и сильно усложнилось одновременно. Когда я поделился с ним своими намерениями избавить мир от препарата, уничтожив все, что имелось по нему у компании – записи, образцы, технологии, - он посмотрел на меня как на умственно отсталого. Представляю ли я, спросил он тогда, каким образом хранятся записи об исследованиях, о создании новых лекарственных средств и тому подобные вещи? Я честно ответил, что в моей голове был образ некого склада, наполненного бумагами с формулами, уничтожив который, я бы свел на нет все, что компания знала о «Радаманте». Денис долго смотрел на меня, видимо, пытаясь понять, не шучу ли я, а когда понял, что не шучу, схватился за голову. По его словам, в наш век компьютеризации, бумаге доверяют в последнюю очередь. Да, безусловно, какая-то информация о препарате имелась в виде бумажных распечаток, отчетов и описаний, но все основное хранилось на сервере, на стримерной кассете. Более того, дубликаты всех исследований отправлялись в головной офис в Штаты. Это было обязательным правилом для всех лабораторий «Тристар Фармасьютикал» по всему миру – результаты любых исследований обязаны были дублироваться на специальный, выделенный для этого адрес. И хранились на случай, если с первоисточником данных что-то случится. Я в шоке переваривал его слова. Такое мне и в голову не приходило. Но окончательно меня добил последний вопрос: «А что делать с людьми?» - спросил он меня. - «С теми, кто создал «Радамант»? Можно сжечь бумаги, уничтожить компьютерные записи, но что делать с теми, у кого информация в голове?». Ответа на него я не знал.
Егор встал и прошелся по кухне. Было заметно, что он нервничает и старается справиться с собой. Рей поднял голову и следил за его перемещениями, глубоко втягивая носом воздух. Смотреть на эти метаниями было неприятно – из-за болезни у Егора была своеобразная, пританцовывающая походка, от нервного напряжения подергивалась рука, и все вместе это производило тяжелое, гнетущее впечатление. Так бывает, когда встретив на улице инвалида: волей-неволей стараешься поскорее отвести глаза, испытывая чувство неловкости за собственное здоровье.
- Слушай, да сядь ты, не маячь! – не выдержал, наконец, Сергей. – Что ты дергаешься как на допросе? Тебя никто не заставляет рассказывать.
Егор резко остановился, потер виски и, слава Богу, сел на место.
- Все-все. Уже сижу. Ты не прав, я должен рассказать, хочу, чтобы вы поняли. Для меня это важно. Итак, на чем, бишь, я остановился? Ах, да.… То, о чем поведал Денис, усложняло мою задачу в несколько раз. Как уничтожить информацию, отправленную в Штаты, я даже отдаленно не мог себе представить, но необходимо было хотя бы начать что-то делать. И я решил заняться тем, что представлялось наиболее простым: Денис узнал, что некоторые данные о ранних стадиях разработки препарата были отправлены на старый склад компании, использовавшийся в основном для хранения отчетов об аудитах и каких-то бухгалтерских заморочек. Эти данные были как раз на бумаге – именно то, что мне было нужно! О том, что делать с теми, кто создал препарат, я пока предпочитал не думать, загоняя этот вопрос в самый дальний уголок сознания. Уж больно нехорошие мысли в голову лезли. Узнать местонахождение склада было делом недолгим. Когда Денис передавал мне бумажку с адресом, внутри все дрожало от нетерпения – наконец-то настало время действовать! Все оказалось даже проще, чем я полагал. Самым сложным было найти склад – Денис нарисовал мне схему, но я все равно пропетлял там минут тридцать, прежде чем отыскал то, что нужно. Остальное было делом техники – пока я жил «у себя» в Тасино, я тренировал свои способности. Мне уже с легкостью удавалось вызывать в голове тот самый щелчок, после которого появлялись бабочки. Более того, я научился ими управлять, они не летели больше бесконтрольно в разные стороны, поджигая все на своем пути, как это было возле моста, а появлялись и исчезали там и тогда, где и когда мне это было нужно. Мне не надо было проникать на склад, достаточно было пристроиться неподалеку и мысленно направить туда бабочек. Через несколько минут, увидев струйки дыма, я мог спокойно уходить. Следующим на очереди был еще один склад. Там, как нам удалось выяснить, хранились практически все образцы препарата. Кучуков даже спецсейф какой-то велел для них соорудить. Ха! Пробраться на территорию оказалось немного сложнее, но, тем не менее, вполне выполнимо. Это была моя вторая маленькая победа.
Егор замолчал и посмотрел на часы.
- Ну? - Поторопила я. Но он неожиданно качнул головой:
- Не могу, время поджимает. Остальное я расскажу чуть позже.
- Когда это позже? – подозрительно поинтересовалась я.
- Когда у нас будет на это время.
- А почему его нет сейчас?
- Потому что сейчас нам надо решить один важный вопрос. Дело в том, что отдел по связям с общественностью «Тристар Фармасьютикал» отслеживал все статьи, которые вышли в различных изданиях после пожара в лаборатории, проверяя, правильно ли журналисты изложили преподнесенную им версию. Все эти статьи ложились на стол Ланской. И на днях она неожиданно вспомнила, что газета «Новая Эра», чья милая журналистка так неудачно упала в офисе, промокнув буквально до нитки, почему-то не написала ни слова, несмотря на довольно большое интервью, полученное от самой Ланской. Заинтересовавшись этим фактом, Виктория Валерьевна даже попросила своих сотрудников позвонить в газету и узнать причину, по которой не вышла статья. И каково же было ее изумление, когда в редакции ее уверили, что никаких журналистов они в офис «Тристара» не посылали, и в их штате не числятся ни Яна Славина, ни Михаил Григорьевич Свиридов. А, учитывая, что имена вы назвали настоящие, найти вас не составило особого труда. Насколько я знаю, сегодня, выйдя с работы, вы не доехали бы до дома. Примерно на середине дороги вас остановили бы милые молодые люди и попросили проехать с ними на Павелецкую. А там бы вам пришлось объяснить, что сотрудники агентства частных расследований пытались найти в офисе «Тристар Фармасьютикал».
- Ну, заставили бы они нас вряд ли, - высокомерно вскинул подбородок Сергей.
- Включите голову, молодой человек! – не впечатлившись, резко бросил Егор. – Вы что, в Спиди-гонщика поиграть захотели?! Я, по-моему, только что рассказал вам, чем заканчиваются подобные игры в догонялки! Себя не жаль, так хоть девчонку пожалей!
- Да пошел ты! – тут же взвился задетый за живое Сергей. – Ты кто такой, чтобы указывать, что мне делать?!
- Тот, кто решил оказать вам услугу и предупредить обо всем заранее, в обмен на вашу помощь, – неожиданно спокойно ответил Егор.
- И что же ты от нас хочешь?
- Погоди, Сереж! – бросив взгляд на кипевшего от возмущения телохранителя, вмешалась я. - Я одного не могу понять, откуда вам все это известно? И про Ланскую, и про нас, и про то, где мы работаем? Сережа ведь вытащил жучок из моей машины.
Егор усмехнулся. С видом фокусника полез в карман и достал оттуда нечто маленькое и черное, при виде которого у Сергея стал настолько растерянный вид, что я не выдержала и рассмеялась.
- Не может быть! Я всю машину вдоль и поперек излазил, там больше не было ни одного жучка!
- Не было. – Легко согласился Егор. – Зато твоя милая манера таскать в портмоне тот аппарат, что ты отлепил от сиденья Яниной машины, позволила мне узнать о вас очень многое. А его собрат, помещенный Денисом в кабинет Ланской – про то, что вас вывели на чистую воду.
- Но ведь я его отключил!
- Отключил ты всего лишь обманку. Этот жучок сделал я сам. Недаром же у меня образование соответствующее. В нем два передатчика: один – липовый, чтобы в случае обнаружения, тот, кто его найдет, подумал, что дезактивировал устройство. А второй – настоящий, он хитро замаскирован.
Смотреть на Сергея было одно сплошное удовольствие. Покраснев, он пробурчал себе под нос нечто подозрительно схожее с недавней тирадой Стаса, демонстративно полез в карман и, достав кошелек, вытащил оттуда брата-близнеца прибора, который держал в руках Егор. Повертел, видимо, раздумывая, не проще ли шандарахнуть по нему молотком для верности, но передумал и передал законному владельцу. Тот, усмехнувшись, спрятал оба жучка обратно в карман. А я вернулась к интересующему меня вопросу:
- Я все-таки не поняла, откуда Вы вообще про нас знаете? Почему Вы решили поставить жучок именно в мою машину, а не в машину одного из нескольких десятков журналистов, побывавших в те дни в «Тристаре»?
Егор тоскливо вздохнул. Было заметно, что он не хочет вдаваться в подробности и мои расспросы ему крайне неприятны. Интересно, почему?
Я выжидательно подняла брови и, немного поколебавшись, Егор ответил:
- Все дело в том, что Денис видел, как начальник службы безопасности передавал вам диск с записью пожара в лаборатории.
- Но как?..
- Дверь в кабинет Ланской была неплотно закрыта, и он очень заинтересовался тем, почему их директор сидит с абсолютно идиотским выражением на лице, а журналисты и «силовик» мило беседуют, точно хорошие знакомые. Он застал только конец разговора и видел, как Волин передал вам диск.
- И какая связь? Почему Вы решили за мной проследить? Что такого было на этом… - я запнулась, ужаснувшись внезапной догадке, и уставилась на Егора. Тот сидел, отвернувшись к окну, нервно поигрывая пальцами по столешнице.
– Так это Вы послали тех отморозков ко мне и к Потапычу?!
Егор молчал.
- Отвечайте! – прошипела я, вставая. Сергей попытался схватить меня за руку, но я резко стряхнула его ладонь. – Это из-за Вас Потапыч едва не погиб, а я чуть заикой на всю жизнь не осталась?
- Из-за меня. – Тихо, но твердо произнес Егор.
- Нормальный ход! И у Вас после этого хватает наглости сидеть на моей кухне, пить чай с моими булками и еще о помощи просить?
- Хватает. Я был вынужден это сделать, диск нужно было вернуть. На той пленке засветился Денис, я не мог им рисковать.
- Ну понятное дело! А рисковать нами конечно было можно! – вызверилась я и повернулась к Сергею, в поисках поддержки. Тот, однако, спокойно сидел на стуле, почесывая Рея за ухом.
К бушевавшей в душе ярости прибавилась обида. Ну и ладно, раз ему все равно…
– Да на что Вы вообще после этого рассчитывали? Что мы бросимся помогать Вам, теряя тапки?! – развернулась я обратно к Егору. Его губы сжались в тонкую линию. Правая рука непроизвольно дернулась, и он с силой стиснул кулак, пытаясь держать в узде эмоции.
- Я уже сказал, Яна, мне терять нечего. Если той информации, которую я вам только что дал, недостаточно для добровольного сотрудничества, то придется договариваться иначе.
- Это как, интересно? - повысила я голос. - В виде брикетов с углем мы вряд ли чем-то сможем Вам помочь, так что нечего тут блефовать!
- А я и не блефую, - в свою очередь заорал Егор, теряя самообладание. – Еще раз предупреждаю…
- Все. Хватит. Предупреждения закончены. – Раздался от дверей ледяной голос Стаса.
Мы разом замолчали и уставились на него как на выскочившее из стены привидение. Он стоял в дверях, направив на Егора пистолет. Дуло казалось нереально большим, словно магнитом притягивая взгляд. Егор замер, как завороженный, и, прежде чем он опомнился, Сергей резко дернул меня за руку, перемещая к себе за спину.
- Хочу поставить Вас в известность, реакция у меня отменная и стреляю я метко. – Холодно отчеканил Стас. – Одно движение – и в голове скворечник.
Егор разом сник, точно из него выпустили весь воздух. Без сил опустился на стул и закрыл лицо руками.
- Как ты здесь очутился? – ошарашено пролепетала я. – Ты же со мной пятнадцать минут назад из офиса разговаривал.
- Не из офиса, а из своей машины, - поправил Стас, не сводя глаз с Егора.
- А как?..
- Ян, ты меня совсем за идиота держишь? Думаешь, твой треп про починку машины и забытый в ней мобильник мог меня обмануть? Я знаю, что если бы вы задерживались даже на десять минут, Серега бы обязательно позвонил и предупредил. Я знаю, что он всегда отвечает на звонки, и телефон висит у него на поясе, а не лежит в кармане пальто. Наконец, я знаю, что если на работе он не взял трубку с первого раза, значит, что-то случилось. И мне не нужны для этого никакие предчувствия.
- Так ты знал, что он приедет? – пихнула я Сергея между лопаток.
- Конечно. – Вздрогнул тот. – Зачем, иначе, я, по-твоему, открыл входную дверь, когда Рея из ванной выпускал?
- А мне ты сказать не мог? – возмутилась я. – Сидел здесь, ваньку валял…
Сергей только тяжело вздохнул, призывая стены в свидетели женской глупости.
Тем временем Стас, отпихнув обиженно засопевшего Рея, уселся напротив Егора и, не сводя с него пистолета, поинтересовался:
- Давайте в двух словах, что это за хмырь.
- Если в двух словах, то это он поджигатель, которого мы ищем, и он же – заказчик нападения на Яну и Потапыча, - ответил Сергей. – Но это только если в двух словах. На деле все намного сложнее.
Он как мог коротко пересказал Стасу все, что мы успели узнать. Егор в беседе не участвовал. Скорчившись, он сидел абсолютно безразличный ко всему происходящему. У него снова начала подергиваться правая рука, и он обхватил ее левой, крепко прижав к телу, баюкая, как ребенка.
После того, как Сергей закончил, Стас, спрятал пистолет и задумчиво покачал головой:
- Ой, не нравится мне все это! Какой-то бред получается, вам не кажется? Если все, что рассказал этот, – он кивнул в сторону Егора, – правда, то объясните мне, дураку, как же так вышло, что в компании творится черт знает что, а начальник службы безопасности – ни сном, ни духом?! Чьи люди должны были сегодня вечером взять Яну? – обратился он к Егору.
Тот равнодушно передернул плечами.
- Без понятия. Знаю только, что Ланская разговаривала не с Волиным, его голос я запомнил.
- Час от часу не легче. Либо друг нашего Гудвина – полный идиот, попка, поставленный на должность исключительно в качестве козла отпущения, ничего не знающий и ни за что не отвечающий, либо он все-таки в чем-то замешан. И тогда дело принимает совсем отвратительный оборот. Потому что сие значит, что козлом отпущения решили сделать нас.
Они с Сергеем мрачно переглянулись. Я сделала попытку вылезти из-за Серегиной спины, чтобы принять полноправное участие в беседе, но тот слегка двинул плечом, и я оказалась на прежнем месте, прижатая к стенке. От нечего делать принялась изучать рисунок на его свитере. Ммм… прикольные ромбики. И пахнут вкусно. Я с трудом подавила неожиданный порыв потереться о его спину щекой.
- Какой именно помощи ты от нас хотел? – обратился тем временем Сергей к Егору.
- Компьютерной. – Все также безразлично ответил тот. - По вашим разговорам я понял, что у вас в штате гениальные айтишники. Я надеялся с их помощью взломать сервер Московского и головного офисов и стереть данные о Радаманте.
- Понятно, - задумчиво протянул Сергей. – Слав, надо ехать в офис. Брать его с собой и решать уже всем составом, что делать дальше. Что-то здесь не так. У меня все нервы натянуты, чувство какое-то странное, как… - он замялся, подыскивая слова.
- Как перед грозой? – подсказал Стас.
- Точно. У тебя тоже?
- Да. И это значит, что двигаться надо очень быстро.
Не дав никому опомниться, ребята в два счета оделись, натянули на меня пуховик, подхватили не сопротивлявшегося Егора и выскочили на улицу.
Но мы опоздали.
***
Когда утром я выходила из дома, погода была серой и промозглой. Солнце пряталось за тучи, натянув тяжелые облака по самый нос, точно пуховое одеяло. Холодный ветер коварно выдувал из-под одежды остатки тепла.
За те несколько часов, что мы провели на кухне, успело развиднеться. Стих ветер, небо очистилось и засинело. Яркие лучи маленькими радугами сияли в подтаявших сугробах и даже черные, голые деревья выглядели не так уж неприглядно, яростно переливаясь повисшими на ветках каплями.
Весна была на носу, шли последние дни февраля, и солнце не было уже холодным, потихоньку согревая намерзшуюся за зиму землю. В его свете три перегородившие дорогу машины сияли, точно начищенные серебряные монеты, и от бликов, отражавшихся от хромированных поверхностей, хотелось сощуриться и прикрыть глаза.
При виде нашей живописной компании, кучно вывалившейся из подъезда, автомобильные двери распахнулись, и, несмотря на серьезность ситуации, я не смогла удержаться от нервного смешка. Шестерых выстроившихся в рядок амбалов словно вывели в одном инкубаторе – черные куртки и брюки, по-военному короткая стрижка, невозмутимые лица и абсолютно одинаковое выражение глаз – настороженное, жесткое. В распахнутых куртках виднелось оружие, двое держали наизготовку какой-то странной пистолет, напомнивший недавно виденный по телевизору сюжет о сбежавшей из зоопарка горилле. Иглы со снотворным, которыми ее старались обездвижить, выпускались из похожего оружия.
Сергей и Стас, не сговариваясь, шагнули вперед, встав плечом к плечу, одновременно оттирая нас с Егором себе за спину. У меня противно засосало под ложечкой. Дикое напряжение, исходившее от ребят, яснее всяких слов говорило, что дела наши – хуже некуда. С надеждой оглянувшись по сторонам, я не увидела ни вездесущих околоподъездных бабок, ни мамочек с колясками, нарезающих круги вокруг детской площадки, ни случайных прохожих. Никого, кто бы мог хотя бы вызвать милицию.
Черт.
Из группы выделился один – невысокий, лысый, одетый, в отличие от остальных, в темно-серый плащ. Уверенные движения выдавали в нем главного. На лице застыло выражение скуки и легкого отвращения.
Предостерегающе подняв ладонь, он сделал несколько шагов вперед.
- Мне нужен только он, – толстый, короткий палец ткнул в направлении Егора. Холодный голос звучал негромко и отчетливо. – Остальные могут быть свободны.
По интонации, которой он наделил последнюю фразу, чувствовалось, что нам делают огромное одолжение.
- Да неужели? – ехидно поинтересовался Сергей, для которого снисходительность лысого тоже не прошла незамеченной. – А может вам еще и ключ от квартиры, так сказать?..
Тот невозмутимо перевел на телохранителя холодный взгляд.
- Молодой человек, не лезьте не в свое дело. Я обычно дважды не повторяю, но для Вас, так и быть, сделаю исключение: отойдите. Вы сами не знаете, во что ввязываетесь. Не думаю, что жизнь Вам настолько надоела, что Вы готовы с ней расстаться ради человека, которого знаете всего пару часов.
- Со своей жизнью я разберусь как-нибудь сам. Но за заботу спасибо! – Согнувшись чуть не вдвое, Сергей отвесил шутовской поклон, мазнув пальцами по асфальту, а затем крепко прижав руку к груди. Ладонь незаметно скользнула за пазуху.
Сарказм лысый проигнорировал.
- Плясов! – повысил он голос. – Убедительно прошу, выходите, руки держать так, чтобы я их видел, и без ваших штучек! Увижу хоть одну бабочку – стреляю на поражение.
Рядом почувствовалось какое-то движение: Егор, словно очнувшись, пытался выйти из-за широкой спины Стаса. Я схватила его за руку – сухую и горячую, точно от сильного жара.
- Куда? Совсем спятил?!
- Пусти, – Егор попытался вырваться, – ты же слышала, они вас не тронут, им нужен только я.
Отчаяние и безысходность, прозвучавшие в его голосе заставили меня еще сильнее стиснуть пальцы.
- Не смей! – зашипела я.
Он снова попытался выдернуть руку, но быстрый пинок Стаса, которому надоела возня за спиной, положил конец пререканиям. Тихо и слаженно ребята принялись отступать назад, под прикрытие подъезда.
- Яна! – практически не двигая губами, прошептал Сергей. – Если начнется заварушка, падай на землю и не двигайся. И не смей вставать.
Я едва не застонала. Господи, хоть бы машина милицейская проехала что ли! Они же часто дворы патрулируют. Ну почему менты как пластыри: когда нужны – ни одного в округе?! Сейчас они заметят, как пятятся ребята, и… Надо что-то делать, хоть что-то! И вдруг, движимая каким-то наитием, я выступила вперед, выходя из-под прикрытия Сережиной спины. Увидела, как расширились его глаза, он попытался схватить меня, но я обеими руками оттолкнула его, все сердцем надеясь, что и он, и остальные поймут, что я задумала.
- Какого черта?! – заорала я, повернувшись лицом к Сергею и со всей силы забарабанив ему кулаками по груди, вынуждая быстрее отступить назад, под козырек подъезда. – Почему я должна рисковать из-за какого-то придурка, которого знаю без году неделя?! Ты чего на рожон лезешь?! Тебе больше всех надо, да? В героя решил поиграть? А обо мне ты подумал?!
Мы были уже практически у самой двери. Господи, да что же Егор так долго возится? У меня на кухне он так не тормозил.
И внезапно за спиной стало очень тихо. Я медленно обернулась. Все шестеро «клонов» с одинаковым изумлением на лицах оглядывали друг друга. У каждого – на плечах, на рукавах, у одного даже на волосах, сидели большие черно-желтые бабочки. Они перебирали ножками, ползая по ворсинкам пальто; пытаясь устроиться удобнее, взмахивали крылышками, вспархивали и снова садились, точно нечаянно перепутали людей с огромными цветами. У Лысого бабочка разместилась на рукаве, ближе к ладони, и он с любопытством поднес руку к глазам, разглядывая насекомое. Казалось, он единственный из всех не испытывал страха.
Я сделала шаг назад.
- Дайте нам уйти, и никто не пострадает! – раздался за плечом голос Сергея.
- Нет.
Мне показалось, что я ослышалась. Ноги приросли к месту. Оцепенев от ужаса, я смотрела, как словно по мановению волшебной палочки, в руках у Лысого оказался пистолет. На бабочку он не обращал ни малейшего внимания. Дуло пистолета смотрело прямо на меня. Точно в лоб.
«Доигралась», - мелькнуло в голове, и внезапно мир завертелся адской каруселью. Какая-то сила бросила меня на землю. Я с размаху припечаталась лбом об асфальт, в голове что-то взорвалось, и я не сразу поняла, что это грохот выстрелов, рявкнувших одновременно над ухом. Попыталась повернуться, но что-то тяжелое придавило меня к земле, не давая встать. Затрепыхавшись, точно пойманная на крючок рыба, я сумела немного повернуть голову и успела увидеть, как на руки к Стасу оседает Егор, с торчащей из горла иглой. А в следующую секунду солнечной день взорвался яркой вспышкой огня. Вихрь пламени взметнулся к небу, обдав лицо невыносимым жаром. Мою голову обхватили чьи-то руки, закрывая, оберегая. Я зажмурилась, чувствуя, как рядом колотится сердце Сергея, закрывшего меня своим телом. Он хрипло и тяжело дышал, но продолжал с силой прижимать меня к земле. Ужас сменился странным покоем. В этих руках я могла ничего не бояться. Пока он рядом, со мной ничего не случится. От навалившейся тяжести было трудно дышать. Крики и грохот слышались где-то вдалеке, быстро удаляясь. Я потеряла сознание.
- Яна! – меня тормошили, не давая снова отключиться. Голова раскалывалась на части. Судя по ощущениям, на лбу должна была вырасти шишка размером с рог единорога. Открыв глаза, я увидела над собой серое лицо Стаса, со лба тоненькой струйкой сбегала кровь. Проследив за моими расширившимися от ужаса глазами, он стер ее рукавом и небрежно махнул рукой:
- Ерунда, камнем зацепило. Ты можешь встать?
- Кажется, да.
Я попробовала приподняться. Пуховик, промокший насквозь, весил целую тонну и прилип к телу, вызывая озноб. Лицо, руки были сплошь покрыты коркой ледяной грязи. Машинально я полезла в карман в поисках платка и внезапно замерла. А где?..
Как могла быстро, я завертела головой и в глазах потемнело. Сергей, мертвенно бледный, скорчился у грязной стены подъезда, криво привалившись к ней спиной. Голова откинулась назад, глаза закрыты. Пальто распахнулось, а на левом плече, ширясь и набухая, расползалось большое кровавое пятно.
Не помню, как оказалась возле него. Во рту пересохло, бешено колотилось сердце. Трясущимися руками я схватила его ладонь и попыталась нащупать пульс, но заледеневшие от ужаса пальцы ничего не почувствовали. Вообще ничего.
О, Господи…
- Сережа!!! – ухватив за плечи, я немилосердно затрясла его, словно грушу. – Пожалуйста, открой, глаза! Посмотри на меня!
По щекам катились слезы, я не замечала ни тошнотворного запаха гари, ни черных силуэтов, раскинувшихся в двух шагах, ни Стаса, пытавшегося мне что-то сказать.
- Сережа… - Я схватила его руку, прижала к щеке. Господи, какая холодная! Да что же это?..
- Нннн… - не открывая глаз, простонал он.
- Что? Что?!
- Не тряси. Больно.
Он моргнул несколько раз и посмотрел на меня. Серые глаза потемнели от боли, но умирать он, кажется, не собирался. От облегчения я разревелась, прижимая к себе его голову, гладя по волосам, по щекам.
- Извини, я больше не буду.
- Ян, ты его сейчас задушишь! – отодрал меня от Сергея Стас. – Надо уходить. Немедленно.
Наконец, я смогла оглядеться. Машины, перегораживающие дорогу, исчезли. В нескольких шагах, скрючившись на земле, лежали два тела. Егора нигде не было видно, а вокруг нас потихоньку собиралась толпа.
«Где ж вы раньше-то были?» - подумалось мне, глядя на то, как с квадратными от ужаса и возбуждения глазами, люди, оживленно переговаривались, показывая пальцем то на обуглившиеся тела, то на подпиравшего стену Сергея, то на нас со Стасом. Подойти близко пока никто не решался.
- Где Егор?
- У меня в машине, я его туда оттащил - ответил Стас. - Его вырубили за секунду до того, как… ну, в общем, до того, как он успел поджечь всех бабочек. Иначе, мы сейчас имели бы шесть трупов, а не два. Нам повезло, подпалил он именно тех, кто стрелял в него и в тебя.
- В меня???
- В тебя, дорогая, в тебя. Скажи Сереге спасибо, это он твою пулю поймал. А ты еще от телохранителя отказывалась!
В немом отупении я смотрела на Стаса. В меня… Он поймал мою пулю… Мой телохранитель…
- Эй! Эй, Славина! А ну-ка не распускайся! Берем Серегу и валим отсюда быстро! Сюда сейчас менты приедут, еще нам не хватало в каталажку загреметь. Двигай давай!
Он подтолкнул меня в спину. Зря. Потому что на ногах я и так стояла еле-еле, а его толчок переместил меня вперед на пару метров, в результате чего я оказалась практически лицом к лицу с одним из обгоревших трупов. С нездоровым любопытством я уставилась на почерневшую, лохмотьями кожу, на вплавившиеся в руку часы, на валявшийся рядом искореженный кусок металла, еще недавно бывший пистолетом. От трупа поднимался пар и шел неприятный запах паленого мяса. Когда мой взгляд дошел до того, что осталось от лица, я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Едва успела отвернуться, как меня вырвало прямо на снег. Спазмы накатывались волнами, не успевала я сделать вдох, как снова чувствовала запах, ассоциировавшийся с хрустящей корочкой на хорошо прожаренном куске свинины, и меня выворачивало наизнанку.
- О, Господи, горе ты мое! – Стас в два прыжка оказался рядом, подхватил меня и быстро повел прочь, рассекая толпу, как ледокол льдины. Я не сопротивлялась, только старалась переставлять ноги по очереди. Мне казалось, если перестану следить, чтобы они двигались одна за другой, они заплетутся, и я рухну на землю.
- Жди здесь!
Стас прислонил меня к капоту своей машины, припаркованной метрах в тридцати от подъезда, и быстрым шагом вернулся назад. Подхватил побелевшего Сергея, перекинул здоровую руку через плечо, и повел к машине.
Они были не больше, чем в десятке метров от цели, когда из толпы выступила маленькая, закутанная в серый платок, бабка. Судя по жадному блеску в глазах, она наслаждалась увиденным, предвкушая фурор, который произведет среди своих товарок на лавочках. Это вам не какой-нибудь мексиканский сериал! Настоящие трупы! Прямо во дворе!!
Бабка, очевидно, уже видела себя героиней дня на многие недели вперед. И это придавало ей смелости.
- Эй, милок, ты куды это собрался? – воинственно подбоченясь, прошамкала она.
- В больницу, бабуль! Не скорую же вызывать. – На миг задержавшись, бодро ответил Стас, - Ее, родимую, пока дождешься, человек тридцать раз помереть успеет.
В ответ раздался одобрительный гул.
- Ой, не говори, милок! – радостно закивала бабка, оседлав любимого конька. – Давеча звоню им, говорю, давление у меня высокое, так они мне в ответ – старая ты, вот и высокое. Дескать, все равно на погост пора…
Бабка воодушевленно махнула клюкой, едва не заехав в челюсть соседу справа. Тот шустро шарахнулся в сторону.
- Бабуль, - прервал ее Стас, – ты лучше помоги, видишь, какие тут дела творятся, в милицию позвони, будь добра. Проконтролируй, чтоб приехали!
- А то, конечно позвоню, - мелко закивав, подхватилась бабка. – Вон щас к Дусе из сто тридцатой квартиры зайду, оттуда и позвоню. У ней из окна как раз все видать хорошо, третий этаж, двор как на ладошке. Я уж прослежу…
- Вот и отлично, бабуль! – подмигнул Стас. – Я на тебя надеюсь. А мы поехали, видишь, другу помощь нужна, совсем бандюки распоясались, среди бела дня в человека стреляют!
- Езжай, езжай, милок, вот сволочи, проходу от них нету! - закивала бабка. – А я пошла к Дусе…
С этими словами она бодро заковыляла в сторону соседнего подъезда. Остальные предпочли не вмешиваться. Путь был свободен.
Стас быстро дотащил Сергея до машины и прислонил рядом со мной. Я к тому времени немного пришла в себя на свежем воздухе и подхватила его с другой стороны, помогая держать равновесие.
- Так, быстро все в машину и валим отсюда. – Скомандовал Стас. Но Сергей неожиданно замотал головой.
- Рей…
- О, Господи! Да что с ним станется, с бегемотом твоим! Заеду потом заберу!
- Нет, потом может не получиться. Вдруг опасно будет возвращаться?
Слова давались Сергею с трудом, но в глазах застыло уже знакомое мне упрямое выражение.
- Серега!
- Слав… приведи его.
- Тьфу, черт упрямый! Ладно, стойте, я сейчас. Ян, дай ключи от квартиры.
Трясущимися руками я вытащила из кармана ключи. Стас взял их и почти бегом устремился в подъезд. С замиранием сердца я ждала его возвращения, в любой момент ожидая услышать вой сирен и увидеть бело-синюю милицейскую машину, но когда через три минуты он выбежал, держа Рея на поводке, никого еще не было.
Господи, как хорошо, что у Стаса был огромный Лэндкрузер, именуемый нашими сотрудниками попросту «сарай», над которым он трясся, как иная мать не трясется над своим ребенком! В другую машину мы попросту не поместились бы, так как лежащий до сих пор без сознания Егор, один занял больше половины заднего сидения. Рея пришлось пристегнуть рядом со Стасом, а мы с Сергеем уместились сзади – он все норовил завалиться на бок, на раненное плечо и его необходимо было поддерживать. Когда, распределив Егора более экономно по сидению, мы со Стасом стали усаживать туда Сергея, вид у него был как сома, которого пытаются запихнуть в банку с бычками в томате. Наконец, все мы оказались внутри, и Стас дал по газам, тронувшись с места так, как будто собирался взлететь.
- Куда мы едем? – я рылась в автомобильной аптечке в поисках бинта или марлевых салфеток.
- В больницу, - не оборачиваясь, бросил через плечо Стас.
- Нет. – Голос Сергея звучал слабо, но твердо.
- С ума сошел? Как это нет? Посмотри на себя, тебе помощь нужна.
Сергея болезненно скривился.
- Переживу, бывало и хуже. Слав, в больницу нельзя, ты же сам понимаешь. Они на огнестрел сразу ментов вызовут, что мы говорить будем?
Стас покачал головой.
- Тебя заштопать надо, ты что, предлагаешь мне это сделать? Я не говорю уже о том, что неизвестно какие у тебя внутренние повреждения.
- Не дури, какие там внутренние повреждения?! Легкое не задето, пуля много выше прошла. Обычное сквозное ранение, там, в плече, только мягкие ткани, надо всего лишь продезинфицировать и зашить.
- Ну да, всего лишь! – язвительно покивал Стас. – Фигня даже для студента-практиканта, вот только ты забыл, что я и им не являюсь.
- Значит, Яна зашьет.
- Что-о-о? – я в ужасе уставилась на него, чуть не выронив еле откопанный бинт. – Я вообще-то не Марья-искусница и по живому штопать не умею!
- Кому-то из вас по любому придется это сделать. И все, разговор окончен. Сейчас заедем в аптеку, купите все необходимое.
- А дальше?
- А дальше надо исчезнуть на время из Москвы. Пока мы не поняли, что здесь происходит, светиться здесь нельзя. Уйййййй …..!!!!!
Я, наконец, разорвала бинт, сделала из него подобие салфетки и прижала к плечу.
- Осторожнее!
- Извини. Ой, погоди, тут еще перекись, оказывается есть. Дай я полью!
- Слав, убери ее от меня! – взмолился Сергей, не впечатленный неожиданно проснувшимися во мне талантами сестры милосердия.
- А шить тебя как, герой? Ногами отмахиваться будешь?
- Нет, приму допинг в виде стакана водки и можете делать со мной, что хотите.
- Алкоголик!
- Ну да, а тебя бы вообще из гестапо за жестокость выгнали!
- Вы там закончили? – спокойно поинтересовался Стас, которому надоело слушать нашу перепалку.
- Нет! – разом ответили мы.
- Удивительное единодушие. Посмотрите лучше, как там наш пироман себя чувствует.
Я повернулась к Егору. Он крепко спал, привалившись головой к стеклу. Иглу со снотворным Стас вытащил и, если бы не едва видный след в том месте, где она вонзилась в кожу, казалось бы, что он просто отдыхает от тяжелого дня.
- Спит. Интересно, сколько снотворное действует?
- Понятия не имею. В любом случае, его придется брать с собой. Не выкидывать же посреди дороги. О, а вот и аптека.
Впереди показалось здание с большим зеленым крестом над входом. Стас свернул к обочине, заглушил двигатель и повернулся ко мне.
- Ян, ты идешь в аптеку. Покупаешь все, что может понадобиться – бинты, салфетки, обезболивающие, шприцы, антибиотики. Короче, сама сообразишь. А я пока позвоню Гудвину.
- Слав, - не открывая глаз, пробормотал Сергей. – Не звони с мобилы, нас могут слушать. Найди автомат. Мобильники вообще лучше отключить.
- Да, ты прав. – Стас полез в карман, вытащил телефон и выключил его. Я проделала то же самое со своим.
- Ян, помоги, я сам не достану. – Сергей, скривившись от боли, пытался отцепить телефон от пояса.
Я потянулась к нему, и внезапно меня бросило в жар – я ведь до сих пор даже не удосужилась поблагодарить его за то, что он спас мне жизнь! Покраснев, как рак, я подняла глаза.
- Сереж, я так и не сказала спасибо…
Он недовольно поморщился.
- Не надо, Ян, все в порядке. Это моя работа.
Работа…
Прикусив губу, я быстро выскочила из машины. Уже у аптеки меня за руку поймал Стас. Играючи подавил сопротивление и развернул к себе лицом.
- Мать, ты чего?
- Ничего, пусти! – я попыталась вырвать руку, но он удержал ее, скользнув пальцами по ладони, и неожиданно расхохотался.
- Ой, не могу, ну, фантазерка! Это надо же, сколько сразу себе насочиняла!
- Не смей меня «читать»! – Окрысилась я. – И вообще, не понимаю, о чем ты.
- Конечно, не понимаешь, - легко согласился Стас, отпуская руку. – Только вот, что я тебе скажу: он такой же фантазер, как и ты. Тоже любит всякую фигню напридумывать, в нее поверить, а потом страдать по этому поводу.
- Ты о чем?
- О том, что совсем необязательно вернуться «оттуда», - мотнул он головой, – без руки или без ноги для того, чтобы чувствовать себя никому не нужным уродом. И вести себя соответствующе. Все, мать, тема закрыта. У тебя деньги есть?
- Есть.
- Тогда марш в аптеку, а я звонить. Встречаемся в машине.
Он развернулся и быстрым шагом пошел в сторону телефона-автомата, маячившего метрах в ста от нас.
В аптеке было мало народу, и молоденькая девочка-фармацевт, деликатно не замечая ни моей шишки, ни грязного пуховика, помогла подобрать все, что было нужно, посоветовав кетонал в качестве обезболивающего и доксициклин – как антибиотик. С чувством садистского удовольствия я выбрала шприцы с толстенными иглами, правда, потом, одумавшись, взяла еще пару упаковок нормальных иголок, но припрятала их подальше. Расплатилась и выскочила на улицу, задержавшись лишь у банкомата, чтобы снять наличные с карточки – никто не знал, когда еще представиться такая возможность. Через минуту я уже сидела в машине.
- Держи. – Кинула я Сергею на колени объемный пакет.
Он бегло просмотрел содержимое и тепло улыбнулся.
- Отлично, настоящая индивидуальная аптечка получилась. Ты молодец. Ой, а что это иглы такие огромные?
- Других не было! – мстительно ответила я.
Дверь открылась, и в машину плюхнулся Стас.
- Все, позвонил. Шеф в шоке, говорит, чтобы сидели и не высовывались, просил позвонить ему завтра, часиков в двенадцать, он попробует к этому времени хоть что-то выяснить. Ян, сделай Сереге обезболивающий укол и поехали.
- Куда едем-то? – спросила я, пока Сергей с опаской наблюдал за тем, как я набираю жидкость из ампулы в шприц.
- В Боняково-ой!
- Куда-куда?
- В Боняково, - повторил Сергей, потирая руку в том месте, куда вонзилась игла. – Так, Слав, шить меня, пожалуй будешь все-таки ты.
- Да, пожалуйста! – я сделала вид, что оскорбилась. – Боняково – это что?
- Это деревенька небольшая под Тулой. У меня там дом есть, сто лет правда не был, это у черта на рогах, но нам как раз подойдет. Славка знает, как ехать, мы там как-то после армии…хм… отжигали.
Стас, улыбнувшись, кивнул - видимо, воспоминания об «отжиге» были приятные - и тронулся с места.
Дорога заняла около пяти часов. Сергей задремал, как только мы выехали из Москвы – подействовало обезболивающее. Кровотечение прекратилось, и оставалось надеяться, что он не ошибся, когда говорил, что ранение легкое. Егор тоже все еще был под действием снотворного. Стас, выехав на трассу «Крым», включил тихо музыку и молчал, сосредоточившись на дороге. К тому времени, как мы доехали до Тулы, у меня затекли все конечности: навалившиеся с двух сторон мужики, бессовестно храпели на моих хрупких плечах. Наконец, Стас аккуратно припарковался у обочины и повернулся ко мне:
- Буди Серегу, дальше я не помню, как ехать.
Проснувшийся Сергей широко зевнул и скривился, неудачно двинув плечом. Огляделся вокруг.
- Почти приехали. Сейчас будет Плавск, там надо остановиться и купить что-нибудь поесть. А оттуда, полями, мы будем в Боняково через полчаса. Главное, чтобы дорогу не развезло, а то у нас там однажды трактор утонул.
Стас с сомнением вскинул брови.
- Да не должно, оттепели-то еще не было.
- Это в Москве ее не было, а здесь двести сорок километров к югу, могло уже что угодно быть. Ну да ладно, все равно ничего не изменишь, поехали.
До дома мы добрались уже затемно. Пока машина ехала через поля, подскакивая на ухабах, как заправский кенгуру, Сергей, закусив губу, не проронил ни звука. Но испарина, выступившая на лбу, лучше всяких слов говорила о том, что действие укола закончилось, и ему необходима помощь.
Когда в темноте проступили очертания дома, подсвеченного фарами «Лэндкрузера», все вздохнули с облегчением. Быстро вытащили из машины пакеты с едой, перенесли внутрь все еще спящего Егора. Рей с грацией молодого бегемота радостно скакал вокруг, обнюхивая незнакомые места. Стас пошел к поленнице за дровами для печки, а я взялась за Сергея. При свете, промытая рана выглядела не так уж страшно. Входное отверстие было маленьким и аккуратным, края раны уже начали стягиваться, а вот выходное, над лопаткой, было в два раза больше, и оттуда до сих пор сочилась кровь. Вошедший Стас только покачал головой, но не стал снова спорить и, влив в Сергея стакан водки, быстро наложил на рану несколько швов. Тот промычал сквозь стиснутые зубы что-то похожее на благодарность и пристроился у стены, откинув назад голову.
В печке потрескивали, разгораясь, дрова, по дому потихоньку расползалось тепло. Через полчаса мы уже рискнули снять с себя верхнюю одежду, старый, огромный чайник, поставленный на печку, закипел, и я заварила чай, порезав купленные в магазине колбасу и хлеб. У печи сохли отсыревшие матрасы, подушки и одеяла. В доме было всего две комнаты, и прогрелись они быстро – печь была сделана на славу.
Проснулся Егор, ошарашено повертел головой, пытаясь понять, где находится. Завидев нас, успокоился, выпил стакан чаю и снова завалился спать, очевидно, снотворное из него так до конца и не выветрилось. Еще через полчаса я поняла, что у меня слипаются глаза. Сонливость навалилась внезапно, разболелась голова, которой и так сегодня досталось. Стас помог мне застелить постель и, не раздеваясь, я рухнула лицом в еще теплую от печи подушку. Последнее, что я видела, засыпая, это Сергей со Стасом, сидевшие за столом перед бутылкой водки.
Проснулась я посреди ночи как от толчка. В доме было темно и тихо, и вначале я даже не поняла, что именно меня разбудило. Но вот из террасы, где была печка, послышался тихий, скребущий звук. Закутавшись в одеяло, я на цыпочках вышла из комнаты. Дверца печи была приоткрыта, угли, подернувшись сероватым налетом, тихонько тлели. По ним изредка перекатывались, вспыхивая и затухая, язычки пламени, освещая лицо Сергея неверным, дрожащим светом. Заслышав мои шаги, он поднял голову, отложил в сторону кочергу, которой ворошил угли, и похлопал ладонью по месту рядом с собой.
- Рука болит? Хочешь, укол сделаю? – спросила я, присаживаясь рядом.
- Да нет, терпимо.
- А чего не спишь тогда?
Он не ответил, снова взялся за кочергу и начал шуровать в печке. Посыпались искры. Тлеющие угли притягивали взгляд, было что-то первобытное в том, чтобы вот так просто сидеть и смотреть на огонь.
- Знаешь, когда погибли мои родители, я тоже боялась ложиться спать. – Тихо сказала я. – Каждую ночь мне снился один и тот же кошмар про то, как падает их самолет. Каждую ночь, снова и снова, я переживала во сне их смерть. Я думала, что сойду с ума. Изо дня в день, выключая свет, молилась, чтобы мне приснилось что-нибудь другое, что угодно, только не это. Но каждый раз просыпалась от собственного крика.
Я замолчала, не отрывая глаз от открытой дверцы, распространявшей тепло. Сергей сидел, не поворачивая головы, но я чувствовала, что он внимательно слушает.
- Я тогда боялась рассказать кому-нибудь об этом. Мне казалось, меня никто не сможет понять. Сейчас я думаю, что если бы все-таки рассказала, возможно, кошмар и прекратил бы меня преследовать. Но я слишком боялась доверять людям. В одиннадцать лет тяжело узнать, что смерть – это тоже своего рода предательство. Можно было снова начать жить по-прежнему, обзавестись кучей друзей, научиться не думать о том, что в любой момент с кем-то из них может случиться несчастье. А можно было обезопасить себя от возможных потерь, сведя до минимума близкие контакты. Я пошла по второму пути. Убедила себя, что никому не нужна, и мне тоже никто не нужен. Но вот что я тебе скажу: если бы у меня снова был такой выбор, я бы поступила иначе. Потому что за все надо платить. И за одиночество тоже. И плата эта слишком высока, я теперь это точно знаю. Надо просто жить. Ради себя. И ради тех, кому ты нужен.
Я подождала, но ответа так и не услышала. Дрожащий, красноватый свет обволакивал плечи, словно мягкая шаль. Наконец, Сергей потянулся и закрыл дверцу печи. Сразу стало темно, прохладный воздух приятно ласкал горящие щеки.
- Пойдем спать, - протянул он мне руку, вставая.
- Пойдем.
Я улеглась на кровать, уютно закутавшись в теплое одеяло, и услышала, как скрипнул диван у окна, когда на него аккуратно, чтобы не потревожить руку, опустился Сергей. Я уже почти засыпала, когда в темноте раздался его голос:
- Я живу, Ян. Теперь – живу.
Наутро я проснулась от заливистого лая. Солнце било в окно, диван Сергея был пуст, да и из комнаты, где ночевали Стас с Егором, не доносилось ни звука. Снова послышался лай, а за ним – взрыв хохота. Не совладав с любопытством, я выглянула во двор. Умытое небо раскинулось над домом высокой голубой аркой, сугробы подтаявшего снега ярко искрились в солнечных лучах. У крыльца, согнувшись пополам, стояли Егор и Стас, Сергей, чуть поодаль, что-то кричал Рею, в щенячьем восторге сигающему возле ветхого забора. Приглядевшись, я увидела зайца, на свою беду забредшего в огород, чтобы разжиться корой с яблонь, и теперь со всех лап улепетывающего от визжавшего в возбуждении пса. Проваливаясь по брюхо в подтаявший наст, высоко вскидывая лапы, тот безуспешно пытался повторить все кренделя, выписываемые длинноухим нарушителем спокойствия, но угнаться за ним никак не мог. Наконец, заяц отыскал дырку в заборе и со всех ног прыснул в сторону. Рей, обиженно фыркая, повесил голову и вернулся к хозяину. Тот почесал его за ухом, утешая, и пес, встрепенувшись, понесся куда-то за дом.
- Так значит, у вас здесь зайцы водятся? – спросила я, выходя на крыльцо.
- У нас здесь много кто водится. – Сергей был бледен до синевы, но вполне бодр. – Волки, косули, кабаны, лисицы…
Я мысленно сделала себе заметку навещать дощатый домик в конце участка только в сопровождении Серегиного пистолета и отправилась готовить завтрак.
Во время еды Егор почти не поднимал глаз. Ему уже успели рассказать все, что он проспал накануне, и он явно испытывал муки совести оттого, что по его вине мы оказались в таком положении. Глядя на его мрачное лицо, я начала понимать, что вчерашнее появление в моем доме было скорее актом отчаяния, нежели продуманной акцией, и я сильно сомневалась, что откажи мы ему в помощи, он и вправду бы спалил нас вместе с квартирой. Нервная встряска не прошла для него даром. Время от времени по лицу пробегали судороги, конвульсивно дергалась рука, он несколько раз ронял вилку и чуть не обварился кипятком, едва не перевернув чашку. Не выдержав, Стас усадил его в кресло и минут пятнадцать колдовал над ним, приложив руку к голове. Нам он смущенно пояснил, что иногда у него получается не только считывать чужие эмоции, но и делиться своими, в частности, передавать немного спокойствия и снимать напряжение.
- А похмелье ты, часом, не снимаешь, доктор Бормотолог? – подкольнул его Сергей. Стас обиделся и предложил алкоголикам обращаться к сертифицированным специалистам. Настала очередь Сергея надуться.
Как бы то ни было, манипуляции Стаса Егору помогли. Дрожь в руке прошла, лицо разгладилось. Он шумно вздохнул, потирая лоб и начал благодарить за помощь. Стас только махнул рукой – было бы за что!
- Егор, - спросила я, устраиваясь поудобнее с кружкой чая в руках. – Может, ты все-таки расскажешь нам свою историю до конца? Больше всего меня интересует часть, в которой чуть не прирезали нас с Потапычем. Ну и остальное тоже. Стасу ехать звонить Гудвину через час, так что время у нас есть.
Егор кивнул.
- Хорошо. На чем я остановился?
- На том, как ты подпалил второй склад, где хранились образцы препарата.
- А, ну да, верно. Хорошо, слушайте дальше.
Он помолчал, задумавшись. Повертел в руках чашку, сделал глоток и начал:
- Спалить склады было делом нехитрым, но слова Дениса о том, что делать с людьми, которые изобрели «Радамант», постоянно звучали у меня в ушах. Тянуть дальше с решением этой проблемы было нельзя. Со слов Дениса я знал, что непосредственное участие в разработке лекарства, помимо моей сестры, принимали двое – тот самый горе-лепидоптеролог и еще один человек. Если кто-то и мог воспроизвести заново формулу, так это только они. Начать я решил с любителя бабочек. Денис добыл адрес, и я решил подкараулить его недалеко от дома. Плана действий у меня не было никакого, я собирался просто поговорить с ним и уже на месте определиться, что делать дальше. Мне очень хотелось получить ответы на некоторые вопросы – в частности, откуда у меня взялся дар пирокинетика, почему именно бабочки стали образом, на котором я концентрировался? Но все пошло наперекосяк. Он ухитрился засечь меня задолго до того места, где я планировал к нему подойти. Обернулся, встретился взглядом и…бросился бежать. Я такого не ожидал. За те несколько мгновений, что я медлил, решая, как поступить, он уже скрылся за углом. Я бросился следом и вдруг услышал визг шин и звук глухого удара. А потом закричала женщина. К тому времени, как я подбежал, все уже было кончено. Он лежал на спине, глядя вверх широко открытыми, изумленными глазами, а рядом толпился народ. Я выхватывал из разговора обрывки фраз: «…выбежал так быстро…», «…тут никто не успел бы затормозить…», «…такой молодой…», «…несся как на пожар…». Меня же охватило странное, тупое безразличие. Все чувства, эмоции как ножом отрезало. Меня даже не ужасало, что причиной его смерти, хоть и косвенно, являюсь я. Не было сожаления, что я так и не получил ответы на свои вопросы. Ничего. Пустота. И первой мыслью, пришедшей в голову, стала: «теперь он точно никому ничего не расскажет». А за ней появилось чувство глубокого удовлетворения. Я развернулся и ушел оттуда, а вечером напился вдрызг. Именно тогда впервые я сделал не очень приятное для себя открытие – меня перестало ужасать то, что из-за меня могут погибнуть люди.
Егор замолчал, крепко стиснув ладони. Длинные, нервные пальцы побелели от напряжения. Он словно ждал, что мы примемся осуждать его, однако никто не проронил ни слова, и он продолжил.
- К встрече с последним создателем «Радаманта» я готовился более тщательно. Подкараулил его у входной двери, заставил отвести к себе в дом. Угрожая, вынудил говорить. Этот человек был старшим в группе, знал намного больше других. То, что он мне рассказал, явилось ответом на многие вопросы.
Егор вздохнул, припоминая подробности. Потер пальцами слегка вспотевший лоб. А у меня перед глазами неожиданно возникла картинка. И когда Егор заговорил, его слова не мешали, а наоборот дополняли ее, делали объемной, почти реальной.
Я прикрыла глаза, слушая и, одновременно, наблюдая.
Вечер. В просторной комнате горит свет. Яркая лампа безжалостно изгоняет тени, с хирургической точностью освещая лица людей. Егор сидит в кресле, напротив – невысокий, пухлый человечек. У него бегают от страха глаза, и, несмотря на то, что в квартире прохладно, рубашка промокла насквозь. Пот струится по красным от волнения щекам, стекает за шиворот, и он периодически вытирает лицо неожиданно узкой ладонью с длинными, гибкими пальцами.
- Объясните, что со мной произошло.
Голос Егора звучит спокойно. Даже слишком спокойно. Руки на подлокотниках кресла сжаты в кулаки, носок ботинка выбивает по полу нервную чечетку.
Человечек в который раз вытирает пот с лица.
- У вас же нет медицинского образования, Вы не поймете!
- Ничего, я буду очень стараться. Как ваш «Радамант» смог сделать из меня пирокинетика?
Внешне Егор по-прежнему невозмутим, но руки стискиваются сильнее. Человечек еще больше краснеет, комкает платок, затравленно смотрит на часы и, неожиданно, решается.
- Мы точно не знаем. Но у меня есть теория. Одним из компонентов лекарства, которое Вам вводили, был мелатонин – гормон, синтезируемый из сератонина. Его выделяют клетки самой загадочной железы в человеческом теле – эпифиза, или, как ее еще называют, шишковидной железы. Эпифиз до сих пор как следует не изучен, хотя интересовались им еще со времен античности. Его считали органом ясновидения, центром души человека, пресловутым третьим глазом. Его изучали такие мэтры, как Декарт и Да Винчи. О нем знают лишь то, что он тормозит половое развитие и выделение гормонов роста, а также рост опухолей. Помимо этого, эпифиз ответственен за пространственно-временную ориентацию. Те, кому было свойственно придавать эпифизу мистическое значение, считали, что околосмертные переживания, которые испытывает человек в состоянии клинической смерти – тоже результат работы этой крошечной железы. Есть и такие, кто считает его своего рода антенной, ответственной за различные экстрасенсорные способности. Вполне вероятно, что-то в нашем препарате пробудило ваш эпифиз, вызвало способности, которыми обычные люди не обладают. Я говорю «вполне вероятно» потому, что возможности тщательно изучить действие лекарства на ваш организм, сами понимаете, у нас не было.
- А те трое, которые начали проявлять способности раньше меня?
- С ними у нас банально не хватило времени. Мы пытались понять, что связывает вас с ними, почему из десятка испытуемых именно у вас лекарство дало столь неожиданный побочный эффект? Почему в каждом индивидуальном случае эффект этот различен? И почему у них еще одним побочным эффектом стало резкое сгущение крови, приведшее к инсульту, а Вы, как я вижу, вполне неплохо себя чувствуете? Ответы на эти вопросы мы так и не нашли. На данный момент, Вы – единственный человек, официально способный подтвердить тот факт, что «Радамант» может воздействовать на скрытые способности человеческого организма.
Егор кивает и откидывается на спинку кресла.
- Следующий вопрос: почему именно бабочки?
Человечек разводит руками. Его страх постепенно уходит. Разговор на профессиональную тему помогает ему обрести почву под ногами.
- Ну, батенька, Вы слишком многое от меня хотите. Николай – это еще один наш сотрудник, он разрабатывал лекарство вместе со мной, собственно, это именно он дал ему название…так вот, Николай считал, что вполне вероятно для того, чтобы в Вашем случае эпифиз «проснулся» и заработал, Вам был необходим некий образ для концентрации, если хотите, для направления усилия мысли. Бабочка – образ яркий, запоминающийся. Вам приходилось сталкиваться с ними в тот период, когда Вам делали вливания?
Егор вспоминает, как рылся в Интернете, заинтересованный рассказом Маши о лепидоптерологе и его бабочках, и утвердительно кивает головой.
- Ну вот, возможно, потому Вы и выбрали себе подсознательно их в качестве проекции Ваших способностей. Если проводить аналогии, то представьте человека, который только научился читать. Он водит пальцем по книге, боясь упустить строчку, и шевелит губами. Движение губ никак не влияет на его способность к чтению, но чисто психологически оно помогает ему сконцентрироваться. Моя мысль Вам ясна?
- Да, вполне.
- Возможно, в Вашем случае бабочки заменяют движение губ при чтении. Вы по-прежнему способны их вызывать?
Егор с усмешкой вытягивает руку, демонстрируя над ней большую черно-желтую бабочку. Потом смыкает ладонь и бабочка исчезает.
- Поразительно! – бормочет человечек. – Просто поразительно! Если бы мы могли Вас изучить…
Но что-то в выражении лица Егора останавливает его на полуслове, не давая закончить последнюю фразу.
Неожиданно в прихожей щелкает замок, слышится шум и звонкий детский голос кричит:
- Папочка! Ты дома?
Человечек в одно мгновение покрывается сероватой бледностью.
- Умоляю, не трогайте их! Со мной можете делать, что хотите, но только их не трогайте!
А Егор испытывает неимоверное облегчение. Похоже, он нашел у своего собеседника болевую точку, надавив на которую, появится шанс добиться его выхода из проекта.
- Слушайте внимательно, – быстро произносит он, – завтра Вы пойдете в лабораторию и измените формулу «Радаманта». Вы должны сделать это так, чтобы никто ничего не заподозрил. Маленькая ошибка в расчетах, небольшое исправление, которое никому не бросится в глаза. После этого Вы напишете заявление по собственному желанию и больше никогда не вернетесь в «Тристар». Если же к Вам обратятся с просьбой воссоздать «Радамант», Вы сделаете все, чтобы этого не случилось. Иначе бабочки будут летать уже для Вашей семьи.
Человечек отчаянно кивает.
- Да, да, я согласен, только прошу Вас, они здесь не причем…
В коридоре слышатся шаги, и в комнату входит молодая симпатичная женщина, а за ней, волоча за собой ботинок, вихрем врывается маленькая девочка лет четырех и с размаху бросается на шею отцу.
- Папочка, ты уже дома? Вот здорово!
Егор внимательно смотрит на собеседника поверх детской темноволосой головки с двумя торчащими в разные стороны косичками. Взгляд, брошенный в ответ, лучше всяких слов убеждает его, что здесь ему не о чем волноваться. Этот человек пойдет на все, чтобы защитить свою семью.
Егор замолчал и обвел нас мрачным взглядом.
- Я поверил ему. Может, я наивный дурак, но я ему поверил. И теперь очень хочется надеяться, что не ошибся.
- Да уж, - вздрогнула я. – Нам тоже. Так что насчет нас с Потапычем?
Егор тоскливо вздохнул и помрачнел еще больше. Было заметно, что он многое отдал бы за то, чтобы избежать неприятной темы. Но обстоятельства требовали полной откровенности, поэтому, еще раз вздохнув, он продолжил.
- От Дениса я узнал, что после того, как на складе сгорели практически все образцы «Радаманта», сотрудники получили задание восстановить препарат. Учитывая подрывную деятельность, которую провел последний из его создателей, сделать это было сложно, но, к сожалению, выполнимо. В лаборатории «Тристара» осталось несколько контейнеров с лекарством. Имея их, «Радамант» можно было воссоздать заново. Попасть в лабораторию, не будучи Джеймсом Бондом, я не мог, меня обязательно бы заметили. Но и расстояние для того, чтобы я мог все там поджечь, было слишком большим. Мне нужно было хотя бы примерно представлять, где находиться лаборатория, а в ней – контейнеры с препаратом, чтобы суметь спроецировать туда бабочек. Денис предложил гениальный выход – пройти в лабораторию самому с небольшой видеокамерой, которая передавала бы мне изображение, чтобы легче было «навестись» на нужное место. У него был доступ в здание, он знал, где находятся камеры слежения, чтобы не попасться в зону их действия. Но где-то он все-таки прокололся, потому что на следующий день после пожара распространился слух, что силуэт поджигателя есть на записи одной из камер. Денис в панике связался со мной. Чтобы стереть эту запись, я пообещал сконструировать небольшой излучатель электромагнитного поля, достаточно было поместить его рядом с информационным носителем и все, что на нем было, исчезало без возможности восстановления. От Дениса требовалось лишь положить его рядом с жестким диском, на который велась запись с камер, и дело было бы в шляпе. Но неожиданно все пошло наперекосяк. Проходя мимо переговорной, Денис увидел полуоткрытую дверь и Ланскую, уставившуюся в стенку с таким интересом, будто по ней черти скакали. Заинтересовавшись, он стал подслушивать и не только узнал, что вы работаете в сыскном агентстве, но и увидел, как Волин передает вам диск с той самой записью, на которой он сам засветился. Узнать у охраны ваши имена было делом недолгим, по Интернету он пробил адреса, а передо мной встал вопрос, как отобрать у вас диск, или хотя бы узнать, где он – ведь был шанс, что вы оставили его у себя в офисе, а не взяли домой. Мне на глаза попалась шайка молодых ребят, пьющих водку и сетовавших на то, что им не хватает денег на продолжение банкета. Благодаря Денису, денежных затруднений я не испытывал. Я подошел к ним и предложил двести баксов, если они подкараулят вас у квартиры и отберут диск. Или, по крайней мере, выяснят, где он. Они радостно согласились. Как я понимаю, все остальное было уже их самодеятельностью. Скорее всего, они решили вас попутно ограбить, приняли еще для храбрости на сотню, которую я им дал в качестве аванса, и пошли на дело. И вместо того, чтобы выяснить то, о чем я просил, пырнули ножом вашего коллегу и, испугавшись, дали деру.
- А подойти к нам самостоятельно и поговорить ты не пробовал? – печально спросила я. – Все это нагромождение нелепостей едва не стоило жизни хорошему человеку.
Егор только вздохнул, ничего не ответив, и поднес к губам чашку, скрывая лицо.
- Интересно, где же все-таки диск? – задумчиво протянул Сергей.
- А что, у вас его нет? – встрепенулся Егор.
- Он пропал. – Ответила за него я. – По крайней мере, когда мы стали искать его после нападения на Потапыча, его нигде не было. Я, если честно, все же думала, что это ты его каким-то образом упер.
- Если бы… Меня хватило только на то, чтобы установить в твою машину жучок и слушать, в надежде, что вы меня на него выведете.
Я только руками развела.
- Ладно, братцы-кролики, - подытожил Стас, вставая, – основная картина мне ясна. Я поехал в Плавск. Позвоню Гудвину и заеду в магазин, куплю кой-какую одежду. А то через Серегу теперь, как говорилось в одном известном мультике, вермишель можно отбрасывать, а то, что осталось от твоего пуховика, Яна, вообще ни в какие ворота. Ждите меня, и я вернусь.
Через пару минут его Лэндкрузер выехал со двора и направился в сторону города.
Глава 7
Виктор Борисович Гудвинов пил уже восьмую чашку кофе. Бессонная ночь давала о себе знать – глаза покраснели и слезились, в голове стоял едва слышный гул, похожий на далекий перезвон колоколов в ясный осенний день. После вчерашнего звонка Стаса он целый день где-то бегал, что-то выяснял, с кем-то договаривался. Пришлось общаться с бывшими коллегами, проявившими живейший интерес к тому, что сотрудники его агентства второй раз за последний месяц попадают в сводку происшествий по городу. И если в первый раз речь шла о хулиганском нападении, то теперь к нему прибавился нехороший довесок в виде двух обгоревших трупов. Причем из одного к тому же извлекли пулю.
Опознание этих двух грозило затянуться надолго, с участием стоматологической экспертизы, а то и анализа ДНК. Следствие очень интересовало, каким образом получилось так, что трупы выглядели немногим лучше, чем, если бы были пропущены через печь крематория. И где возможные свидетели, а то и участники, преступления – Яна Славина, здоровенный, как шкаф, парень лет тридцати, второй, немного поменьше, и, как показывают свидетели, с дыркой в плече и какой-то задохлик, которого «шкаф» на руках оттащил к себе в машину?
«Шкаф» и тот, с дыркой, - уж не ваши ли это сотрудники, уважаемый Виктор Борисович? Как их там? Станислав Могилев и Сергей Вересков? Оба служили в спецвойсках, прошли Чечню, имеют разрешение на ношение огнестрельного оружия. Не знаете, где они сейчас? Ну-ну… А Славина? Тоже пропала? Что же это у вас сотрудники исчезают, а вы, как говорится, ни ухом, ни рылом?
Виктор Борисович устало потер лоб над левой бровью. Почему-то всегда в минуты напряжения у него начинало покалывать в этой точке, как будто изнутри на кожу давили маленькие иголочки. Вспоминать, как он изворачивался вчера, прикрывая эту неугомонную троицу, было неприятно. Но еще неприятнее было думать о том, каким образом люди из «Тристара» узнали, что их поджигатель, как там его – Егор Плясов – оказался дома у Яны. В ушах до сих пор звучали слова Стаса: «Виктор Борисович, насколько Вы уверены в своем друге?»
Гудвинов резко встал.
Насколько вы уверены в своем друге?..
Хотелось крикнуть – на двести процентов! Но червячок сомнения, поселившийся в мозгу после вчерашнего разговора со Стасом, не давал без оглядки отодвинуть от себя тяжелые мысли.
Пашка… Они знали друг друга с детства, жили на одной лестничной клетке. Пашкина мать, суровая женщина, одна воспитывала сына и была твердо убеждена, что нежности только портят ребенка. Маленький Павел, часто прибегал к старшему на два года Виктору с красным отпечатком материнской ладони на щеке, молча сидел, разглядывая рыбок в Витькином аквариуме, но никогда не жаловался и не плакал. Мать Виктора жалела ребенка, старалась приласкать, угостить вкусненьким, раз даже пыталась поговорить с его мамой, но та жестко попросила ее не вмешиваться в воспитание сына.
«Не хочу, чтобы он вырос хлюпиком», - отрезала она тогда.
Виктор с детства чувствовал ответственность за своего младшего товарища. Когда они пошли в школу, защищал от ребят постарше, помогал с уроками. Несмотря на разницу в возрасте, ему не было скучно с Пашкой, вечно изобретавшим какие-то игры – то в индейцев на старой, заброшенной стройке, то в альпинистов, то в милицию. Став постарше, они вместе ходили на дискотеки, рассказывали друг другу о свиданиях с девчонками. Когда в двадцать пять лет Виктор женился, Павел был на его свадьбе свидетелем. А через четыре года, после похорон жены и новорожденной дочери, пережившей свою мать всего на сутки, Павел в буквальном смысле слова вынул его из петли, чуть не пинками заставляя жить дальше.
Усомниться в нем означало перечеркнуть все годы их дружбы. Но все же, все же… Почему следили за домом Яны? Откуда знали, что там может появиться Егор? Как могло получиться, что силовые операции «Тристар Фармасьютикал» проводит без ведома своего начальника безопасности? Вопросы, вопросы, вопросы – и ни одного ответа. Зато теперь его сотрудники вынуждены прятаться неизвестно где, Сергей вообще ранен, ему может понадобиться квалифицированная медицинская помощь, Яна совсем еще девчонка.
«Во что же я втравил вас, ребятки?» - прошептал Гудвин, тоскливо глядя в окно. Но времени на самобичевание не было. Надо было действовать.
Виктор Борисович набрал трехзначный номер внутренней связи.
- Гарик, зайди, пожалуйста, ко мне.
Через минуту в дверь постучали.
- Садись. Слушай…
Когда через пять минут получивший задание программист вышел, Гудвинов снова взялся за телефон. На этот раз звонок был городским.
- Паша? Привет, как жизнь? Бьет ключом? Да, это знакомо, у меня тоже бьет. Только не ключом, а кувалдой… Что случилось? Не телефонный разговор, Паш. Давай встретимся часика в четыре, обсудим. Договорились? Ну вот и ладушки. До встречи.
Виктор Борисович отсоединился и снова потер бровь. Теперь оставалось только ждать. Когда ровно в двенадцать часов зазвонил телефон, он спокойно поднял трубку и произнес:
- Слушаю тебя, Стас.
***
На встречу Гудвинов приехал пораньше. Заказал яблочный пирог, чашку кофе и, впервые за последние шесть лет, попросил принести пачку сигарет. В животе посасывало от отвращения – то, что он собирался сделать, шло вразрез со всеми его принципами. Но, как говорится, сейчас не до жиру.
Виктор Борисович в очередной раз прокрутил в голове предстоящий разговор. Да, так пожалуй будет лучше всего…
Когда в небольшой ресторан на Арбате, где они назначили встречу, вошел Павел, Гудвинов помахал ему рукой, подзывая и, улыбнувшись, пододвинул кусок пирога:
- Ешь, я тебе заказал, знаю, что ты любишь.
- Вить, я штрудель люблю, а это пирог, - улыбнулся Павел, усаживаясь за столик.
- А что, разве это не одно и то же?
- Хм…Ну в общем-то, и там, и там яблоки. В любом случае, спасибо. Ладно, ты ведь меня сюда не пирог есть позвал, выкладывай, что случилось.
- Случилась беда, Паш.
В нескольких словах Гудвинов рассказал о происшествии у Яниного дома. Павел слушал молча, не перебивал. Как Гудвинов ни вглядывался в его лицо, стараясь прочесть его мысли, понять о чем он думает было невозможно.
Когда Виктор Борисович закончил говорить, Павел без спросу потянулся к лежавшей на столе пачке сигарет, выщелкнул одну, прикурил. Повертел в руках и с силой раздавил в маленькой, прямоугольной пепельнице.
- И где они сейчас, ты знаешь?
- Стас отвез их куда-то в Подмосковье. Он не сказал куда, я только понял, что это где-то совсем рядом.
- Да-а, дела. – Павел помолчал и мрачно взглянул на друга. – Полагаю, у тебя ко мне много вопросов.
- Вопрос только один, Паш. Как так вышло, что ты об этом ничего не знал?
Тот медленно покачал головой.
- Не знаю. Хочешь верь, хочешь – нет, я понятия не имел. Глупое конечно оправдание, но понимаешь, у нас фактически две службы безопасности – внутренняя и внешняя. Внутренняя занимается информацией, следит, чтобы никакие новые разработки не ушли на стол к конкурентам. Внешняя же в основном выполняет охранную функцию – если к нам приезжает кто-то из руководителей высшего звена, их задача обеспечить им безопасность. Это если вкратце. Официально эти две службы объединены, и я являюсь начальником обеих. Фактически же, у внешней безопасности есть свой начальник, который хоть и подчиняется мне, на деле действует совершенно автономно, и в его дела я не лезу, там слишком много своей специфики. Судя по тому, что ты рассказал, они химичат за моей спиной.
- И что, ты даже не знаешь, что двое твоих сотрудников погибли?
- Впервые слышу. Но там половина штата - временная, нанимают людей для чего-то определенного, например, встретить-сопроводить-проводить босса, после чего контракт закончен. Если бы это был кто-то из моих, я бы знал.
- А про то, как у вас сбежал с испытаний подопытный, ты не слышал?
- Нет, - покачал головой Павел.- Я тогда был в отпуске, в Греции.
- Понятно. – Гудвин вытащил сигарету из пачки, прикурил и глубоко затянулся. – Черт, как быстро возвращаются вредные привычки!
- Что будем делать, Вить? Твоих надо вытаскивать. Да и с этим, как его – Егором? - тоже надо что-то придумывать.
Гудвин внимательно посмотрел на него сквозь струйку сероватого дыма.
- Насколько далеко ты готов зайти? У меня есть один план, но после него ты вряд ли будешь и дальше работать в своем «Тристаре».
Павел невесело усмехнулся.
- Выбор у меня небогатый. Но признаюсь честно, кабы я знал, что у меня в компании такие дела творятся, давно бы уже заявление на стол положил. Жаль уходить, но так или иначе придется. Так что выкладывай свой план.
Гудвинов еще раз затянулся и с отвращением отложил сигарету.
- Стас рассказал, что этот Егор пытался уничтожить все следы вашего «Радаманта». Занятие, на мой взгляд, благородное, но абсолютно бесперспективное, все равно, что с ветряными мельницами бороться. Всегда найдется тот, кто сможет возобновить исследования, не здесь, так в другом месте.
- И что ты предлагаешь?
- Убирать нужно корень зла – саму компанию.
Павел, который в этот момент нацелился ложкой на пирог, так и застыл в изумлении.
- Ну ты и замахнулся. Это же фармацевтический гигант! У него офисы по всему миру разбросаны!
- На весь мир я не претендую. Но дискредитировать компанию в глазах общественности вполне в наших силах.
- И как же ты собираешься это сделать?
- Я предлагаю созвать пресс-конференцию с участием ведущих печатных изданий, причем не только российских, но и зарубежных. Для них подобный рассказ будет сенсацией, а если Егор им еще и бабочек своих продемонстрирует, то материал получиться убойный. Когда про все эти махинации узнает широкая общественность, удар по престижу компании будет нанесен громадный. Опыты на людях – это не фунт изюму! По крайней мере, продолжать исследования они побояться, журналисты с них еще долго не слезут в надежде что-то разнюхать.
Павел глубоко задумался, а затем широко улыбнулся.
- Хм, а ведь идея-то и впрямь неплохая. Может выгореть. А этот Егор, думаешь, захочет дать интервью? Не побоится? Ему ведь тогда в Москву придется вернуться.
- Думаю, не побоится.
Павел снова в задумчивости забарабанил пальцами по столу, а затем решительно кивнул.
- Я согласен. Что от меня требуется?
Гудвин усмехнулся.
- От тебя, Паш, требуется самое сложное – заинтересовать и собрать журналистов. У тебя ведь был, помнится, знакомый, который в какой-то газете работал?
- Да, Владик Сазонов. Я с ним, правда, сто лет не общался.
- Придется возобновить знакомство. Чуть позже я назову тебе время и место, куда мы привезем Егора для интервью.
- Договорились.
Отодвинув тарелку, Павел встал, достал портмоне и небрежно бросил на стол несколько купюр.
- Ну что, пойдем? А то мне еще на работу надо вернуться.
- Ты иди, я кофе допью и тоже поеду.
Они пожали друг другу руки, и Павел быстрым шагом вышел на улицу.
Виктор Борисович остался сидеть, задумчиво разглядывая остатки кофе в маленькой, изящной чашечке. В пепельнице тлела забытая сигарета. Внутри как будто образовалась черная дыра, засасывающая все эмоции.
- …ты слышал, как у вас с испытаний сбежал подопытный?
- …я тогда был в отпуске в Греции
Паша, Паша… как ты мог? Проколоться так глупо, так по-детски! Я же не сказал тебе, когда именно это произошло, так откуда же ты знал, что именно в тот день тебя не было в Москве? Как же ты мог, Паша?!
Гудвинов посидел еще несколько минут, потом встряхнулся, затушил окурок, достал мобильный телефон и набрал номер.
- Анна Леонидовна? Здравствуйте, Гудвинов Виктор Борисович Вас беспокоит, помните такого? Отлично. Анна Леонидовна, у меня к вам дело…
Через несколько минут, закончив разговор, Виктор Борисович расплатился и направился к выходу.
***
Стас отсутствовал часа полтора. За это время, я успела сделать Сергею перевязку и укол антибиотика. От обезболивающего он отказался. Рана мне не понравилась – края покраснели, припухли, были горячими, но на мое беспокойство он лишь беспечно махнул рукой – бывало и хуже! – попросил залить плечо йодом и не дергаться по пустяками. Возможное воспаление не казалась мне таким уж пустяком, однако спорить с ним было бессмысленно. От нечего делать я решила заняться уборкой. В этом доме меня не покидало странное ощущение дежа вю, как будто когда-то очень давно я уже была здесь. Некоторые вещи казались до странности знакомыми, прикасаясь к ним, я испытывала чувство узнавания. Ощущение это мне почему-то не нравилось, ассоциируясь с чем-то плохим, но откуда оно взялось, я понять так и не смогла, даже постаравшись вызвать в голове картинку. К тому времени, как за окном раздался шум двигателя Лэндкрузера, я забросила безуспешные попытки разобраться в собственных мыслях и просто смотрела в окно, туда, где тянулось бесконечное белое полотно заснеженного поля.
Стас ввалился в дом, нагруженный огромным количеством пакетов. В одних были продукты, в других, судя по всему, одежда.
- Ты на кой столько еды притащил? – изумился Сергей.
Стас передернул плечами.
- А что, туда каждый день, что ли мотаться?
- Ну-ну.
Сергей, прищурившись, бросил в его сторону внимательный взгляд, но мой изумленный возглас отвлек его внимание.
- Боже мой, это что такое? – Из одного из пакетов я извлекла мышасто-серое, бесформенное нечто.
- Это тебе вместо пуховика.
- Что-о? – едва выговорила я, разглядывая сей шедевр отечественной швейной промышленности. Судя по всему, изначально это недоразумение задумывалось как пальто, но в процессе пошива, то ли из-за экономии ткани, то ли из-за кривых рук швеи, трансформировалось в нечто более схожее с телогрейкой.
- Не нравится что ли? – искренне удивился Стас.
- Стасик, - как можно более вкрадчиво произнесла я. – Ты уж прости меня, грешную, но это я надену только в том случае, если меня голой высадят на одинокую льдину посреди Антарктики. И то, скорее всего, я постесняюсь пингвинов. В противном же случае, чтобы напялить на меня этот балахон, тебе придется меня связать. Но предупреждаю, и тогда я буду сопротивляться.
Стас недоуменно посмотрел сначала на вызвавший у меня столь бурную реакцию, предмет одежды, а потом на задыхавшихся от смеха Егора с Сергеем.
- Нормальная куртка. Тебе не все равно, в чем в деревне ходить?
- Поверь мне, я бы даже из гроба поднялась, приди кому в голову светлая идея меня в этом похоронить!
У Стаса сделался такой расстроенный вид, что внезапно мне стало стыдно. В самом деле, человек ведь старался, хотел как лучше. Да и выбор в местном магазине, скорее всего, далек от идеала. Тяжело вздохнув, я отложила куртку в сторону.
- Ладно, ты прав, прости. Мне здесь на балу не плясать, сойдет для сельской местности.
Одежда, купленная для Сергея, мало отличалась от моей, но тот привередничать не стал и, сказав спасибо, унес в комнату.
Раскладывая еду в холодильник, по возрасту помнящий еще динозавров, я, как и Сергей, удивилась ее количеству. Запасов хватило бы на пару недель.
- Не понял! – неожиданно донесся до меня голос Сергея. – Как это, уезжаешь?
- Так. Гудвин просил нас с Егором завтра быть в Москве.
- А я?
- А ты с Яной будешь ждать нас здесь, мы вернемся через сутки.
- Слав, что за маразм?! А если вас там отследят? Что ты один сделаешь?
- А что я сделаю вдвоем с тобой? Ты ведь намекаешь, чтобы я тебя с собой взял, да?
- А ты хочешь, чтобы я здесь сидел, пока ты там своей шкурой рисковать будешь???
- Со своей шкурой я как-нибудь сам разберусь. Подумай головой – ты ранен, чем ты мне поможешь? Да и я не на штурм дворца Амина собрался. И потом, - Стас понизил голос, – ты о Яне подумал? Ты ее здесь одну собрался оставить? Или нам и ее с собой тащить?
Сергей замолчал, вместо ответа, громко двинув стулом. Я вошла в комнату. Стас шуршал пакетиком с чипсами и старался не смотреть на злого как черт товарища.
- Расплевались? – невинно поинтересовалась я.
- А идите вы все! – неожиданно рявкнул Сергей, подхватился с места и почти бегом выскочил из дома.
Его не было около часа. Когда же, немного успокоившись, он вернулся, то застал любопытную картину: Стас, я и Егор играли в карты на раздевание.
- Остыл? – весело поинтересовался Стас. – Давай, присоединяйся, эти двое меня обдирают как липку, сражаюсь уже практически за исподнее!
Сергей присел рядом, и в следующие полчаса мы с Егором стали счастливыми обладателями Стасовых штанов.
Вечером, после ужина я отвела своего куратора в сторону.
- Он мне не нравится, - кивнула я в сторону подремывающего над какой-то книжкой Сергея. – У него вокруг раны все красное, и мне кажется, у него температура, но он даже лоб пощупать себе не дает, я уж молчу про градусник.
Стас помрачнел.
- Вот черт, не удивительно. По-хорошему, края раны надо было обрезать, прежде чем шить, и это должен был сделать профессиональный врач.
Он встал, неслышно подошел к Сергею и дотронулся до лба. Тот, очнувшись, резко мотнул головой, сбрасывая руку, но было уже поздно - Стас успел почувствовать жар. Без лишних слов он стащил с него футболку, повязку и принес лампу, чтобы было больше света. Как я и говорила, рана покраснела и припухла. Края успели немного стянуться, но на салфетке была сукровица нехорошего желтоватого цвета.
- Ты совсем идиот? – возмутился Стас. – И долго бы ты еще молчал? Пока заражение крови бы не началось?
Сергей кинул на меня злобный взгляд.
- Настучала?
От возмущения я даже не нашлась, что ответить.
- Понятно. Совсем идиот, - констатировал Стас.
- Сам ты…нехороший человек. Отстаньте от меня, все само пройдет.
- Нет, не пройдет, - неожиданно вмешался Егор. – У тебя самое натуральное гнойное воспаление, если его не купировать, у тебя начнется сепсис.
- Господи, да откуда ж вас столько медиков на мою голову?! – страдальчески простонал Сергей. – Купировать…сепсис…Откуда такие познания?
Егор просто пожал плечами и стал одеваться. Застегнул куртку и у дверей обернулся.
- Надо снимать швы. Они стягивают рану и не дают выходить гною. Стас, сделаешь?
- Конечно, а ты куда?
- Пройдусь по местным жителям, может, найду одну вещь.
- Это какую же?
- Найду – узнаете.
С этими словами он быстрым шагом вышел из дома.
Стас, вооружившись прокаленными и обработанными спиртом ножницами, быстро обрезал швы и щедро промыл рану перекисью. Сергей, посерев, уже не сопротивлялся, ему действительно было худо. Вскоре хлопнула входная дверь, и на пороге появился Егор, держа в руках несколько длинных зеленых листочков.
- Что это? – спросила я, с любопытством потянувшись за одним из них и, уколовшись, отдернула руку. Листочек оказался с шипами.
- Алоэ. Лучшее средство для гнойных ран, еще с детства знаю. У бабульки одной позаимствовал. Сейчас… - он разрезал лист вдоль, приложил его к плечу зашипевшего от боли Сергея и зафиксировал пластырем. – Завтра поменять на новый. Это должно снять воспаление.
Про себя я сильно усомнилась, что какому-то листику удастся сделать то, чего не удалось антибиотику, но промолчала.
Как ни странно, на следующее утро Сергею действительно стало лучше. Краснота вокруг ран еще оставалась, но припухлость спала, а салфетка, прижимавшая алоэ к коже, насквозь пропиталась гноем, который этот с виду невзрачный лист вытянул из раны. Сергей даже позволил померить себе температуру, правда, только после обещания Стаса связать ему руки и вставить градусник в альтернативное подмышке место. Ртуть остановилась на отметке тридцать шесть и восемь, и я облегченно вздохнула.
- Где вы договорились встретиться с Гудвином? – спросила я, глядя, как Стас наскоро запихивает в себя бутерброд, одновременно запивая огромными глотками чая. Тот судорожно дернул горлом, однако сумел справиться с не вовремя застрявшим куском.
- У метро Шаболовская.
Сделал последний глоток и, вставая, со стуком поставил чашку на стол.
- Почему именно там?
- Он не сказал. Но я Гудвину верю, а ты?
Я не раздумывая кивнула.
- И я. Егор не возражает ехать?
- Наоборот, надеется связаться с Денисом своим. К тому же он, по-моему, до сих пор поверить не может, что он не один теперь.
Я тоскливо вздохнула. Ну почему ждать – тяжелее всего?
Стас, почувствовав мое настроение, бодро хлопнул по плечу.
- Да не переживай, все будет хорошо. Лучше Серегу успокой, я его знаю, он сейчас психовать начнет, что он тут, а мы – там.
- Не он один психовать будет! – поморщилась я. Плечо гудело, как после удара бревном. – Леший, как же плохо, что нельзя пользоваться мобильными! Мы тут с ума сойдем, пока вы не вернетесь!
- Мы вернемся, Ян, не волнуйся. – Неожиданно серьезно ответил Стас. – Я тебе обещаю, завтра к вечеру мы вернемся.
Через полчаса Лэндкрузер выехал за ворота и исчез за поворотом. А мы остались вдвоем.
Время тянулось невыносимо медленно. Сергей сначала мерил шагами комнату, но потом сел и отсутствующим взглядом уставился в окно. Я предприняла робкую попытку его разговорить, но он отвечал односложно и неохотно, и я оставила его в покое. Овладевшее им напряжение передалось и мне. Все валилось из рук. Картошка, которую я хотела почистить, как живая ускакала через всю кухню и закатилась под буфет. Нож, задетый локтем, едва не оставил Рея без кончика хвоста. Обидевшись, пес ушел в другую комнату и, забился под кровать, укоризненно наблюдая за моими бестолковыми метаниями. Во время перевязки Сергей подпрыгнул чуть не до потолка, когда я слишком резко дернула пластырь, удерживавший на ране алоэ. Видимо, опасаясь, что я его еще больше покалечу, он отвел мои руки, не давая себя коснуться и, кое-как, сам наложил повязку. Окончательно расстроившись, я забралась с ногами на диван, мысленно отсчитывая часы – вот они проехали половину пути, вот до встречи остался час…полчаса…пять минут. Когда я в очередной раз поднесла часы к глазам, Сергей не выдержал, подошел ко мне, присел и накрыл руку своей ладонью.
- Не волнуйся. Все будет хорошо.
- Будет, - тускло согласилась я.
Он медлил, не убирая руки. А я сидела, глядя в сторону, и мне почему-то было страшно поднять глаза. Пауза затянулась, и с каждой секундой заговорить становилось все тяжелее. Я слегка двинула рукой – сердце колотилось так, что я испугалась, Сергей почувствует неистовое биение моего пульса, - но он только крепче сжал пальцы.
За окном медленно сгущались сумерки. Темнота неслышно вползала в комнату, сливаясь с тенями, постепенно вбирая в себя предметы, поглощала их, оставив лишь смутные очертания. Сидевший рядом со мной человек, за последние дни отчего-то ставший удивительно близким, медленно наклонился и, как тогда, во сне, прижал мою ладонь к своей щеке. Свободной рукой я осторожно коснулась его волос. Не поднимая головы, он еще теснее прижался к моей ладони. Я закрыла глаза. Казалось, время остановилось. От тишины звенело в ушах. Наконец, я не выдержала:
- Сережа…
Он поднял голову. Пронзительные серые глаза оказались рядом с моими, и, не выдержав, я отвела взгляд. Сердце было готово выпрыгнуть из груди.
- Посмотри на меня, – хрипло попросил Сергей.
Я подняла глаза, с твердым намерением что-то сказать, но, встретив его взгляд, осеклась, и через секунду он закрыл мне рот поцелуем. Время перестало существовать. Остались только тьма, он и я, а еще его губы на моих губах, и жар его рук на моем теле. Ни мыслей, ни слов. Жаркая, тягучая волна подхватила меня и, закрутив, потащила за собой. В ушах шумом прибоя отдавался стук сердца, сильные руки держали на плаву, не давая утонуть, провалиться в беспамятство. Обрывки мыслей – его и мои – перемешавшись, слились, заставляя нас еще теснее прижиматься друг к другу.
…Почему я так долго тебя искала? Где ты был все это время? Почему не приходил? Как я жила, не зная, что на свете есть ты? Я никогда не оставлю тебя…
…Где я ходил, почему не встретил тебя раньше? Все эти годы, что я пытался справиться с одиночеством, ты была совсем рядом. Ходила на работу, смеялась, плакала, читала вечерами книги, закутавшись в плед. Какие шутники-боги решили посмеяться над нами, отняв тебя у меня? Я всегда буду рядом…
…Я никогда…
…Я всегда…
…Я никогда…
…Я всегда…
Тьма стала нашим союзником, раскинув над головами свой бархатистый полог. Перед глазами вспыхивали и гасли звезды, нежно звенели лиловые колокольчики вереска…
Глава 8
Павел Сергеевич Волин не находил себе места. Уже второй день, после встречи с Виктором его мучило чувство, что где-то что-то пошло не так. Прокручивая в голове раз за разом последний разговор, он пытался зацепиться за это слабое ощущение неправильности, но память лишь услужливо подсовывала образ дымящейся сигареты, забытой в пепельнице на столике.
С чего бы это Витька снова стал курить? Он сумел избежать этой пагубной привычки в подростковом возрасте, когда мальчишки выделываются друг перед другом и перед проходящими мимо девчонками, стоя за углом школы с сигаретой в зубах. Он не курил и будучи студентом, несмотря на то, что дымили почти все его друзья. Свою первую пачку сигарет Виктор распечатал в день смерти жены. За сутки он скурил их не меньше пяти, стоя под окнами роддома, где лежала в морге жена и боролась за жизнь новорожденная дочь.
Павла передернуло. Воспоминания были еще свежи, несмотря на то, что с того дня прошло уже больше десяти лет.
С Валей, женой Виктора, они познакомились на студенческой вечеринке. Знакомый Павла пригласил его к себе в общежитие, чтобы отметить двадцать пятое января – день студента. Идти одному в практически незнакомую компанию страшно не хотелось и Павел, заручившись согласием приятеля, позвал с собой Виктора.
Валю он заметил сразу. Среди полупьяных девиц, разнузданно размахивавших стаканами с дешевым вином, она выделялась как белая ворона среди своих черных собратьев. Когда кто-то подносил ей вино, она, улыбаясь, вежливо, но твердо, качала головой. Толстая русая коса, совсем как у русской красавицы, которая «и коня на скаку» и в «горящую избу», спадала на спину, резко диссонируя с пергидрольными кудряшками однокашниц. В ней – худенькой и невысокой – было какое-то скрытое достоинство, выделявшее ее из многоликой толпы. Надо к ней подойти, решил Павел, но не успел сделать и шаг, как его перехватил пригласивший на вечеринку приятель, уже успевший к этому времени изрядно набраться. Отбиваясь от восторженных воплей «Старик! Рад тебя видеть! Ну рассказывай, как жизнь молодая!», краем глаза Павел видел, как Витька подошел к заинтриговавшей его девушке и что-то у нее спросил. Та, улыбнувшись, ответила, Виктор расхохотался, и Павел с досадным чувством понял, что девушка уплывает у него буквально из-под носа.
Через полчаса Виктор постучал его по плечу.
- Паш, ты не будешь возражать, если я уйду? – спросил он.
Павел взглянул в сторону выхода. Там, накинув на плечи полушубок, ждала та самая девушка, внимательно наблюдая за ними. Точеное лицо в обрамлении пушистого воротника казалось еще милее и привлекательнее. Павел скрипнул зубами.
- Иди.
- Никаких проблем?
- Никаких! – вымученно улыбнулся тот.
Возвращаясь домой поздно ночью, пьяный в хлам, он думал о том, почему судьба так несправедлива к нему. Все лучшее всегда доставалось Витьке – у того были любящие родители, а у него, Павла, лишь мать, чьи уроки рукоприкладства он усвоил с раннего детства. Виктору с легкостью давались все предметы в школе, а Павел был вынужден часами зубрить ненавистные уроки. Виктор всегда нравился девчонкам, Павел же перестал тушеваться в их обществе всего год-два назад. И вот теперь, девушка, которая по праву должна была стать его, ушла с Виктором. Он и сам удивился тогда острому чувству ненависти, внезапно вспыхнувшему по отношению к лучшему другу.
Наутро, проспавшись, он понял, что оно никуда не делось.
Виктор с Валей начали встречаться. У Павла хватало ума ничем не выдавать свои чувства, и когда ребята подали заявление в ЗАГС, они пригласили Павла стать их свидетелем. В тот день он напился снова. Любовь к Вале, неожиданно вспыхнувшая во время той вечеринки, никуда не делась. На свадьбе он поднимал тост за здоровье и счастье молодых, а в душе желал сопернику лютой смерти.
Через три года Виктор со счастливо-дурацким лицом сообщил Павлу, что они с Валей ждут ребенка.
«Если будет мальчик, то назовем Пашкой», - пообещал он. И не понял, почему друг неожиданно начал смеяться как сумасшедший, утирая слезы, выступившие на глазах. А Павел, в свою очередь, оценил юмор ситуации – человек, которого он проклинает последние несколько лет, готов назвать в его честь собственного сына! Ну разве не комедия?
Беременность протекала непросто. Валю часто госпитализировали то с отеками, то с чрезмерно высоким давлением. Когда однажды душной июльской ночью в квартире у Павла раздался звонок, он сразу догадался, кто это мог быть.
- Паш, Вальку забрали в роддом. – Хрипло произнес в трубке голос Виктора. – Отошли воды. Паш, ей же еще два месяца ходить!
- Я сейчас приеду.
Им двигало не сочувствие к другу, но желание хотя бы таким образом быть ближе к любимой женщине.
Всю ночь они просидели на кухне перед нераскрытой бутылкой шампанского. Каждые пять минут Виктор звонил в роддом, в надежде услышать заветное «Родила. Поздравляем». Но каждый раз усталый женский голос твердил, что пока никакой информации нет. А под утро трубку взял мужчина. Сухим, лишенным эмоций голосом он сказал, что Гудвинова Валентина Петровна скончалась от сильного маточного кровотечения. Девочка, которую она родила, находится в реанимации, на аппарате искусственной вентиляции легких, и шансов выжить у нее практически нет.
Побелевший Виктор тупо смотрел на телефонную трубку, безжалостно и навсегда изменившую его жизнь, а потом схватил бутылку с так и не открытым шампанским и с размаху швырнул об стену. Зеленые осколки усеяли пол, прозрачная жидкость, шипя, растеклась широкой пенящейся лужей.
Все последующие дни Павел не отходил от Виктора. Лишь вид его боли заставлял стихать его собственную; наблюдая за тем, как мучается товарищ, ему становилось легче.
«Это ты виноват, - думал он, сжимая кулаки в бессильной ярости. – Если бы она вышла замуж за меня, ничего бы этого не случилось! Я бы уберег ее, не дал умереть! Это ты виноват!».
Пустой, застывший как у покойника взгляд Виктора лишь подогревал его ненависть.
В день похорон Павел, вернувшись после поминок в квартиру друга за забытым зонтом, увидел Виктора стоящим на табуретке, хладнокровно накидывающим себе на шею петлю из бельевой веревки. «Ну нет, так просто ты не отделаешься!» - пронеслось тогда в его голове. «Ты будешь жить. Жить и помнить ее. То, что ты с ней сделал. А уж я позабочусь об этом»…
Павел вздрогнул и покачал головой – говорят, боль с годами притупляется, посмотреть хотя бы на Виктора – то в петлю лез, а нынче только обручальное кольцо, которое он до сих пор носит, и напоминает о Вале. У Павла же горечь утраты с годами становилась только острее, также как и ненависть на того, кого он считал виновником ее смерти.
И все-таки…все-таки…почему он курил? Неужели и вправду исчезновение этих его «ребяток» так на него подействовало? Значит, он действительно так к ним привязан, что впервые за долгие годы снова вернулся к привычке, начало которой положил огромный стресс?
Павел задумчиво постучал карандашом по столу, а потом поднял трубку телефона:
- Николай, есть дело, зайди.
Через несколько минут дверь открылась, и в комнату зашел начальник службы внешней безопасности компании.
- Мне нужно, чтобы твои люди организовали слежку за Виктором Гудвиновым, - холодно распорядился Павел. – Вот его телефоны, адреса – домашний и рабочий. Есть информация, что на него может выйти наш Плясов. Обо всех его передвижениях сообщать мне лично, в любое время дня и ночи. Выполняй.
Вошедший кивнул, взял бумажку и вышел.
- Береженого Бог бережет, - пробормотал Павел. Пальцы что есть силы сжались в кулак. Раздался треск, и он с удивлением уставился на две половинки карандаша в своей ладони.
***
Виктор Борисович приехал в офис в семь утра. Сегодня предстояло много дел, необходимо было тщательнейшим образом продумать каждую мелочь – слишком многое зависело от того, насколько все пойдет по плану. Стас с Егором через пару часов поедут обратно в Боняково, за них он не беспокоился. Вчерашняя встреча прошла как нельзя более удачно. Удалось сделать все, что он планировал, не подвели ни Егор, ни Анна Леонидовна. Но этого было мало. Для того, чтобы найти оружие против «Тристара» требовалось нечто большее.
Гудвинов прошел в самый дальний конец офиса и открыл неприметную дверь, ведущую в комнату айтишников. Как он и предполагал, Гарик и Дима были там. Судя по беспорядку в одежде и совершенно ошалевшим глазам, ночевали они на работе, не желая уходить, не выполнив задание шефа. Оба держали в руках по бутылке с колой, время от времени делая оттуда по большому глотку.
- Не отравитесь заморской дрянью? – скептически поинтересовался Виктор Борисович, поздоровавшись.
Дима с сомнением посмотрел на свою бутылку и тяжело вздохнул.
- Без этой дряни мы сейчас бы спали как суслики. А так пара ложек растворимого кофе на стакан – и ты свеж и бодр по меньшей мере два часа. Правда, потом допинг приходится повторять.
Гудвин осуждающе покачал головой.
- Сердце ведь посадите.
- Мы не злоупотребляем, Виктор Борисович, - ответил за двоих Дима. – Вы не волнуйтесь. Да и задачка была интересная, ради такой стоило ночь не поспать!
- Что-нибудь получилось? – оживился начальник.
- А то! – расплылись в улыбке ребята. – Червячок вышел убойный – Касперский от зависти съест свой кулер! Исходя из вашего рассказа, мы замкнули его на три кодовых слова – Радамант, Плясов и мелатонин. Как только он попадет в компьютерную сеть «Тристара», автоматически запуститься программа поиска файлов, содержащих эти слова. Червь будет цепляться к ним, как репей к собачьему хвосту и уничтожать все документы, в которых встречается хотя бы одно кодовое слово. Он абсолютно автономен: будет рассылать сам себя по всей адресной книге «Тристара» и, попадая на другие компьютеры, искать кодовые слова на них. Он будет на серваке у янки в течение получаса после активации. Если нам повезет, и те стримерные кассеты, о которых вы говорили, они хранят не в сейфе под семью замками, то вирус запустит авто-лоудер, считает с кассет всю информацию и отформатирует их, после чего они станут девственно чистыми.
- Отлично! – Гудвин в волнении потер руки. Это было даже лучше, чем он мог надеяться. Разве что вот еще какой момент… - А можно, прежде чем стирать найденную вашим червем информацию, переписать ее на какой-нибудь носитель? Для нашего, так сказать, пользования? – обратился к ребятам Виктор Борисович.
Дима утвердительно кивнул.
- Можно сделать все, только чем больше наворотов, тем больше весит червь, и тем проще его отследить. Он может не пройти через почтовую программу, его придется запускать вручную.
- Делайте. – Не раздумывая, кивнул шеф. – Я знаю, кто нам сможет в этом помочь.
***
Встречаться с Денисом Виктор Борисович изначально планировал сам, но потом, подумав, решил отказаться от этой затеи. Светиться около «Тристар Фармасьютикал» ему было опасно, лучше уж подстраховаться и не совершать излишних телодвижений, пусть на встречу поедет Гарик. Он сможет более внятно объяснить Денису, что от него требуется, и при этом не привлечь к себе излишнего внимания. Поэтому в час дня, завершивший работу над червем, отчаянно зевающий айтишник, сидел за столиком неприметной пельменной возле метро Павелецкая.
Судя по контингенту, пельменная пользовалась популярностью у челноков и таксистов, изобилующих возле вокзала. Глядя на пластиковые столы, кое-как протертые после предыдущих клиентов, на сероватые занавески в жирных пятнах и хмурое лицо единственной официантки, можно было не опасаться, что сюда заглянет кто-то из сотрудников «Тристара».
После бессонной ночи и пары литров колы на голодный желудок, Гарику до рези в животе хотелось есть. С кухни наплывали запахи готовящейся еды, вызывая слюноотделение как у собаки Павлова, но заказать что-нибудь кроме чашки кофе, программист не решился - боялся, что, наевшись, заснет прямо за столиком.
Кофе оказался отвратительным. Глотнув один раз, Гарик отставил чашку в сторону и стал смотреть через окно на улицу, туда, откуда должен был появиться Денис. Они договорились, что для того, чтобы они без труда смогли узнать друг друга, у Дениса в руках будет свернутый в трубку журнал, но когда в очередной раз хлопнула входная дверь, айтишник подумал, что они могли бы и не заморачиваться дурацкими шпионскими играми. Если сам Гарик с его потертыми джинсами и невзрачной курткой еще худо-бедно сливался с обедающим в пельменной народом, то вошедший Денис смотрелся как принц Чарльз, забредший на огонек к лондонским бомжам. Даже издалека было заметно, что его пальто куплено не на Черкизовском рынке, а ботинки – не на дешевой распродаже.
Гарик слегка поморщился. Сам он предпочитал в одежде либеральный стиль, иными словами никогда и не при каких обстоятельствах не вылезал из джинсы, и терпеть не мог подобных щеголей. Тем не менее, когда подошедший к нему молодой человек улыбнулся и протянул руку для пожатия, Гарик без тени сомнения протянул в ответ свою. Уж больно открытая и по-детски застенчивая была у того улыбка. Даже не посмотрев на сомнительной чистоты стул, Денис, уселся напротив Гарика и сказал:
- Вы не представляете, какое я испытал облегчение, когда вчера позвонил Егор. После того, как он не связался со мной два дня назад, я уж и не знал, что думать. Спасибо Вам и Вашему начальнику, что решили нам помочь.
- Да не за что, - широко зевнул Гарик и, проморгавшись, добавил, – может на ты, а?
- Не вопрос! – снова улыбнулся Денис. – Итак, что от меня требуется?
Гарик положил на стол небольшую флешку.
- Здесь вирус. Твоя задача вставить этот девайс в любой из компьютеров и запустить записанную на нем программу. Сделать это желательно после того, как из офиса уйдет системный администратор. Программа запустит в вашу сеть червя, который уничтожит все файлы, связанные с «Радамантом», причем не только у вас, но и в Штатах. Но предварительно, она скинет на эту флешку информацию, которую червь сможет обнаружить. Таким образом, у нас в руках будут доказательства того, чем занимается ваш «Тристар».
- Сколько это займет времени? – уточнил Денис, задумчиво подкидывая на руке флешку.
- Сложно сказать. Сам червь активируется сразу же, а вот скидывать тебе информацию он будет до тех пор, пока будет ее находить. Я бы подождал около получаса. За это время, червь обнаружит документы, где кодовые слова встречаются наиболее часто, то есть те, с которыми наиболее активно работают. Думаю, этого будет вполне достаточно.
Денис серьезно кивнул.
- Хорошо, я понял. Когда мне передать эту флешку обратно тебе?
- Завтра с утра. Ты во сколько идешь на работу?
- К девяти.
- Значит, встретимся здесь же без двадцати девять. Устроит?
- Вполне.
- И постарайся, чтобы тебя не поймали. За такие дела лично я, будь я вашим сисадмином, оторвал бы тебе руки и прибил их над входной дверью в назидание остальным.
- Надеюсь, до этого не дойдет, - расхохотался Денис. – Ладно, я пошел. До завтра. Было приятно познакомиться.
- Взаимно.
Денис встал, сунул флешку в карман и, не оглядываясь, быстро вышел на улицу. Гарик посмотрел ему вслед, снова откровенно зевнул и, одним глотком допив мерзкий кофе, побрел к выходу. Поймать машину, поскорее добраться до дома и спать! Это все, о чем он способен сейчас думать.
***
Весь день Денис сидел как на иголках. То, что ему предстояло сделать, почему-то нервировало куда больше, чем когда он пробирался с камерой в лабораторию, чтобы дать Егору возможность запустить туда своих бабочек. По идее, ничего сложного – сисадмин уйдет часов в восемь вечера, надо всего лишь вставить в компьютер флеш-карту, подождать полчасика, вынуть ее и спокойно идти домой. А наутро передать обратно этому программисту. Всего делов-то! Но почему-то нервы были на пределе. Никак не удавалось сосредоточиться на работе, и Денис то и дело поглядывал на часы: шесть часов…семь…полвосьмого…восемь.
Наконец-то!
Он встал, потянулся и между делом глянул в сторону кабинета сисадмина. Так и есть – свет погашен, дверь плотно прикрыта. Можно приступать. Денис снял с флешки колпачок и вставил ее в компьютер. Подождал, однако, привычной надписи «на компьютере обнаружено новое устройство» почему-то не появилось. Он вытащил флешку и вставил ее снова. Ничего. Начиная волноваться, Денис попробовал вручную найти ее на компьютере, но и тут его ждала неудача. Да что же это такое?! И неожиданно он вспомнил, что несколько месяцев назад начальник безопасности говорил о том, что во избежание заражения компьютеров вирусами, а также утечки конфиденциальной информации, все считывающие и записывающие устройства в компьютерах сотрудников будут дезактивированы. Если кому-то понадобиться что-то переписать, он должен будет обратиться к системному администратору с письменной заявкой. Единственными компьютерами, сохранившими способность работать с флеш-картами, были машины админов, начальника безопасности и Главы Представительства.
Едва не застонав, Денис схватился за голову - и что ему теперь прикажете делать? Волин до сих пор в офисе – даже отсюда видно, как он расхаживает по кабинету с телефоном в руке. Комната айтишников закрыта на электронный замок, доступ туда есть только у них самих и у Волина. Остается только Ланская… Что ж, однажды он уже заходил туда, чтобы поставить жучок, но тогда дело было при свете дня и Ланская сидела у себя за столом. От Дениса требовалось лишь с охапкой документов в руках подойти поближе и прилепить сконструированный Егором прибор под столешницу. Тогда это виделось совершенно не сложным, пустяковым делом. Видимо, пришло время снова нанести туда визит.
Денис встал и, не торопясь, прошел на кухню. Вскипятил чайник, заварил себе кофе и также спокойно вернулся на свое место. Ланской на месте не было, и дверь ее кабинета была чуть-чуть приоткрыта. Уже лучше. Оставалось только дождаться удобного случая, потихоньку пробраться в кабинет и запустить вирус. О том, что будет, если его застанут за этим делом, Денис предпочитал не думать.
***
Павел в ярости метался по кабинету. Наружка, пущенная за другом детства, только что донесла, что Гудвинов Виктор Борисович, приехав в офис к семи утра, так из него и не выходил, но зато около часа дня из подъезда, где находится квартира Гудвинова, вышли двое, сели в машину и уехали. И что самое любопытное, один из этой парочки по описанию ну очень походил на Егора Плясова. Того самого Плясова, которого с пеной у рта, стирая копыта, уже несколько месяцев разыскивали все секретные службы «Тристар Фармасьютикал»! Того самого Плясова, который, по словам Виктора, был где-то в ближнем Подмосковье, вместе с еще тремя сотрудниками агентства «Талант»!! Того самого Плясова, которого Гудвинов обещал привезти в Москву для пресс-конференции!!!
«Ах, ты, ублюдок!» - в бешенстве думал Павел, меряя шагами небольшую комнату, служившую ему кабинетом. – «Как же ты догадался?! Если бы я не велел Николаю следить за тобой, так и ждал бы, как полный кретин, когда ты привезешь этого Плясова ко мне тепленьким! Хитро, ничего не скажешь! Но не вышло, мне, видать, сам черт ворожит! Полчаса назад позвонили люди, следившие за машиной твоего ненаглядного Стаса – ведь это он был вместе Егором, не так ли? Они проследовали за ними до небольшой деревеньки Боняково в Тульской области, а там обнаружились еще двое твоих якобы исчезнувших сотрудников – эта припадочная Яна и второй…не помню, как его… со стальными глазами. Мои люди сейчас ждут от меня инструкций, я в любое время могу отдать приказ спалить этот дом к чертовой матери! Если бы мне не был нужен живым Егор, я бы так и сделал, и смотрел бы потом, как ты роняешь скупые слезы на их могилы. Но Плясов мне нужен живьем…».
Павел остановился и сделал несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться. Провел ладонями по лицу, словно стирая с него лишние эмоции. На этот раз судьба дала ему отличный шанс, и упустить его было бы немыслимым расточительством. Хватит психовать, надо думать.
Он подошел к окну, вглядываясь в приникшую к стеклу черноту. Сегодня у него целый день трещала голова – сказывалось резкое потепление, он всегда был метеозависимым.
На улице шел противный мелкий дождик. Изморось оседала на стекле, собиралась в капли и быстрыми струйками стекала вниз, на подоконник, монотонно стуча по жестяному полотну. Размеренность этого звука раздражала, мешала сосредоточиться. Поморщившись, Павел прижался лбом к холодному окну. Сейчас он уже не знал, правильно ли поступил несколько недель назад, поддавшись эмоциям и втянув Виктора в историю с «Радамантом».
Он задумался, припоминая подробности. Был поздний вечер, они сидели дома у Павла, отмечали его день рождения. Выпито было не мало, почти все гости разъехались по домами, оставался один только Виктор. Помогая убирать посуду, уже битый час он взахлеб рассказывал о том, какие удивительные ребята у него работают. И умные-де, и талантливые, и вообще самые-самые лучшие! Он так их расхваливал, что Павел, которому давно осточертел этот панегирик, криво улыбнувшись, попытался пошутить:
- Ты так говоришь о них, как будто они твои дети.
- А они и есть мои дети, - ответил Виктор, серьезно взглянув другу в глаза. – Любой из них дорог мне, как… как был бы дорог собственный ребенок.
Несмотря на опьянение, фраза отпечаталась в мозгу Павла, словно выжженная каленым железом. Через неделю тщательных раздумий, он пригласил Виктора в бар, чтобы рассказать про пожары.
«Твои люди помогут мне найти Плясова, - думал он тогда. – А если он попутно решит сделать из них хорошо прожаренный ростбиф, что ж… тебе ведь не привыкать терять детей, не так ли? А пока я буду их использовать. Так, как мне это надо».
А случай подвернулся очень быстро.
Что в компании действует крот, Павел понял уже давно. Слишком уж подозрительным выглядело то, что пожары произошли именно на тех складах, где хранились документы по «Радаманту» и образцы препарата. Человеку в бегах добыть такую информацию без посторонней помощи изнутри компании было бы не под силу. А после пожара в лаборатории подозрения переросли в уверенность. Только свой человек, имеющий карту доступа, мог проникнуть в закрытое на ночь помещение.
Под подозрение попадало сразу несколько сотрудников, но проверять их, чтобы понять, кто именно помогал Егору, можно было до морковкина заговенья. А время поджимало. Тут-то Павлу и пришла в голову мысль пустить слух о том, что на записи, оставшейся после пожара, засветился поджигатель. Расчет был прост – Павел надеялся, что тот, испугавшись, вместе с Плясовым попытается найти и уничтожить запись. Тут-то его и возьмут.
Очень скоро стало ясно, что рыбка клюнула на приманку: достаточно было во время беседы с Яной и Потапычем оставить приоткрытой дверь и демонстративно передать им диск, как уже вечером его люди, пущенные следить за сотрудниками Гудвинова, докладывали, что на обоих было совершено нападение. Но тут Волина ждало разочарование. Несмотря на то, что нападавшие явно искали запись, Плясов на месте действия не появился, и, по словам наружки, вряд ли уже появится – нанятые им отморозки очевидно перестарались. И если девушке повезло, то мужчина находился в больнице с ножевым ранением брюшной полости.
Клюнувшая было рыбка, сорвалась. От Павла требовали новый план и чем скорее, тем лучше. Люди Гудвина, неожиданно рьяно взявшиеся за это дело, слишком близко подобрались к тому, чего знать им совершенно не следовало.
На новую идею его, как ни странно натолкнул Сергей – вот он и вспомнил его имя! – при Павле рассказавший Гудвину о том, что он вытащил из машины Яны жучок. Это могло означать только одно: Плясов собирался еще раз выйти на контакт с девчонкой, надо лишь дать ему веский повод. Немного поразмыслив, Павел пришел к любопытному выводу: ведь где один жучок, там и два, не так ли? Обследовав весь офис, его люди нашли еще одно «насекомое» в кабинете у Ланской. Бинго! Оставалось лишь попросить начальницу разыграть небольшой спектакль и оповестить владельца жучка о том, что Яну готовятся «пригласить» в «Тристар» для объяснений.
Все остальное было делом техники – люди Павла, круглосуточно дежурившие у дома девчонки, сообщили, как только рядом появился Егор, и уже через час там была группа захвата. Никто не ожидал неудачи. Павел был уверен, что сотрудники Виктора с радостью сдадут опасного поджигателя. А не сдадут – у его людей был приказ стрелять на поражение. Но все пошло наперекосяк. Эти идиоты неожиданно заартачились, Егор не растерялся и в итоге Павел получил два обгоревших трупа и дырку от бублика вместо Плясова.
Начальство оценило масштаб провала. Павлу ясно дали понять, что терпеть подобное безобразие больше не станут. Если в ближайшие пару дней тот не сподобится наконец-то отыскать этого неуловимого Егора, то перечисленные на его счет суммы могут неожиданно оказаться заблокированными, а сам он окажется в таком дерьме, что судьба Плясова будет казаться ему недостижимой мечтой. Как человек, неоднократно стоявший по другую сторону подобных «поручений», Павел понимал – угроза более чем реальна.
«Ничего, - думал он, барабаня пальцами по подоконнику. – Теперь все карты у меня. Больше обдурить меня никому не удастся».
Встряхнувшись, он отлепился от окна, взял мобильный и набрал номер.
- Николай? Да, это я. Твои сейчас в Боняково? Отлично. Свяжись с ними, передай, чтобы оставили кого-нибудь следить за домом, а остальные пусть переночуют поблизости. Завтра подтяни туда еще людей, будем брать Плясова. И скажи им, пусть не светятся, там сплошные медиумы, черт бы их драл!
Павел сбросил вызов, убрал телефон, поднял глаза и неожиданно насторожился: из кабинета Виктории Ланской сочилась едва заметная полоска света.
***
У Дениса сдавало терпение. «Ну сколько можно сидеть на работе? Ночует он тут, что ли?!» - думал он, глядя на даже и не собиравшегося домой Волина. Его собственное присутствие в офисе уже выглядело подозрительным – коллеги давно разошлись по домам, Денис сидел один, гадая, что скажет, если начбезу придет в голову спросить его о причине столь поздней задержки.
Приоткрытая дверь кабинета Ланской манила своей кажущейся доступностью. В сотый раз глянув в ту сторону, Денис неожиданно выпрямился. А что, если быстро пройти туда и, не включая света, запустить компьютер, вставить флешку и потихоньку выйти? А через полчаса зайти снова и вытащить ее? С каждой минутой идея казалось все привлекательней. Волин, казалось, был целиком и полностью поглощен телефонным разговором и стоял лицом к окну. Если действовать, то прямо сейчас, дальше тянуть было опасно. Решившись, Денис быстро преодолел разделявший его с кабинетом десяток метров, осторожно приоткрыл дверь и тенью прошмыгнул внутрь.
Сердце колотилось как бешенное и чтобы унять его, пришлось несколько секунд постоять, прислонившись к стене. Чернота окутывала, точно саваном. О том, чтобы зажечь свет, нельзя было и думать, но постепенно глаза привыкли к темноте. Денис осторожно двинулся вперед. Стол начальницы стоял у окна, на нем громоздились многочисленные папки, лотки с бумагами. Небрежно брошенные валялись диски, ручки, бумажки для заметок. Среди этого первозданного хаоса стоял огромный жидкокристаллический монитор, провода от которого вели вниз, под стол, к системному блоку. Опасливо выглянув за дверь, и убедившись, что Волин все еще стоит к нему спиной, Денис нырнул под стол и нажал кнопку включения. Компьютер пискнул, и парень подпрыгнул от неожиданности, едва не протаранив головой столешницу. Осторожно высунулся из-под стола – нет, Волин все также смотрел в окно.
На мониторе побежала строка загрузки. Дождавшись, когда компьютер будет готов к работе, Денис быстро воткнул флешку в разъем. Есть! Надпись «обнаружено новое устройство» выскочила практически сразу же. Пара щелчков мышкой, и вирус вырвался на свободу. Теперь осталось только дождаться, когда он найдет достаточно документов о «Радаманте» и сбросит их на карту. Так же осторожно, как и пришел, Денис выбрался из кабинета и вернулся на рабочее место.
Дверь осталась приоткрытой, как и раньше. Но теперь из-под нее сочился слабый свет от горящего на столе монитора.
***
Павел резко открыл дверь. Так и есть, темный еще пятнадцать минут назад кабинет теперь был тускло освещен. Что за черт? Он почти бегом достиг офиса Ланской и, оказавшись внутри, хлопнул ладонью по выключателю. Зажегся свет, но кабинет был пуст. Лишь тихо мерцал огромный экран монитора, переливаясь заставкой с плавающими рыбками. Павел быстро прошелся по комнате. Все на своих местах, никаких следов, что здесь кто-то был. Но почему же тогда ожил монитор?
Он вышел из кабинета и огляделся. Офис был пуст. Нет, почти пуст. Неподалеку, за компьютером сидел Денис Вяземский, сотрудник одной из лабораторий, и что-то увлеченно печатал. Неужели он и есть тот самый крот? Павел неслышно подошел к нему и встал за спиной. Экран, на который с таким энтузиазмом уставился Денис, был испещрен какими-то формулами и непонятными значками. Почувствовав чужое присутствие, Денис вздрогнул и обернулся. Увидел Волина, расслабился и наигранным жестом вытер со лба несуществующий пот.
- Фух, Павел Сергеевич, ну Вы меня и напугали! Вы где научились так подкрадываться? В джунглях?
Павел не ответил, продолжая внимательно смотреть ему в глаза. Денис забеспокоился.
- Что-то случилось?
- Вы не заходили сейчас в кабинет Виктории Валерьевны?
- Заходил.
Не ожидавший подобного ответа, Павел удивленно моргнул.
- Зачем, позвольте полюбопытствовать?
- Павел Сергеевич, Вы меня только не выдавайте, ладно? Я ей пару часов назад отчет отнес один, она сказала, что завтра с утра его посмотрит. А я стал проверять и нашел там совершенно дурацкую ошибку. Мелочь, но она многое меняет. Виктория Валерьевна ее обязательно заметит, и устроит мне разнос. Я подумал, что если отчет все еще у нее на столе, я его заберу, сейчас все быстро переделаю, распечатаю и положу обратно. Я там ничего не трогал, только зашел и вышел, Вы уж не сердитесь!
Денис покаянно опустил голову.
Павел лихорадочно соображал, что ему делать. С одной стороны, мальчишка может и не врет, но с другой… с другой уж больно неестественно он напряжен. И в глазах страх. Вон как зрачки расширились. Что ж, не будем пороть горячку. Сейчас он все равно больше ничего не скажет, значит, надо отступить в сторонку и понаблюдать.
Павел широко, зубасто улыбнулся:
- Да нет проблем! Просто я смотрю, у нее экран компьютера загорелся, ну и напрягся, сами понимаете. Работа такая.
- Это я, наверное, когда отчет брал, мышку задел, вот он и «проснулся», - невинно предположил Денис.
- Скорее всего. – От собственной благожелательности Павла аж затошнило. – Вы еще долго здесь пробудете?
- Полчасика где-то. Вот только исправлю все, распечатаю и отнесу обратно Виктории Валерьевне на стол. И можно домой идти. А то я и так задержался.
- Хорошо. Удачи. – Благодушно кивнул Павел, собираясь уходить.
- Вы меня не сдадите? – смущенно остановил его Денис.
- Да Бог с Вами, зачем мне это надо?!
- Спасибо огромное!
- Не за что.
С трудом подавив желание, кулаком стереть с лица мальчишки по-детски открытую улыбку, Павел развернулся и скрылся в своем кабинете.
***
Денис едва слышно перевел дыханье. Кажется, пронесло. Все эти шпионские страсти не для него, он в них ничего не смыслит! Спасибо, Господи, надоумил соврать про отчет, а то бы попал как кур в ощип! Но вроде Волин ему поверил. Так, осталось совсем немного, минут десять, и карточку можно будет вынимать. Для вида повозившись еще с компьютером и распечатав десяток страниц, он встал и уже не скрываясь прошел в кабинет к Ланской. Положил отпечатанные листы на стол и, притворившись, что смахнул один из них, быстро нагнулся и вытащил флешку из системного блока. Зажав ее в руке, вышел и, проходя мимо комнаты Волина, бодро помахал ему рукой. Тот, улыбнувшись, махнул в ответ. Еле попадая трясущимися от облегчения руками в рукава, Денис оделся и вышел на улицу.
***
Павел с любопытством следил за тем, как мальчишка преувеличенно бодрым шагом выходит из кабинета директора. Минуту назад он зачем-то нырнул к ней под стол и сейчас, проходя мимо, неловко держал на отлете руку, как если бы в ней было что-то зажато. Да, здесь очевидно что-то нечисто. Ладно, это терпит. Даже если Денис – тот самый крот, его поимка и разоблачение ничего не дадут. В любом случае, сейчас он мог не забивать себе этим голову. Были дела и поважнее. В частности, надо было просмотреть дела двух сожженных Егором сотрудников – их родственники уже второй день осаждали офис «Тристара» с требованием рассказать, что произошло.
Павел открыл на компьютере папку, где он хранил информацию по всем своим подчиненным. Та-ак, начнем с Игоря Василенко… Двадцать девять лет, не женат, детей не имеет, не привлекался… мастер спорта по дзюдо… входит в группу по поимке объекта «Радамант»….
Внезапно Павлу показалось, что у него начались галлюцинации. На экране возникла небольшая черно-желтая бабочка. Бодро взмахнула крылышками, и неожиданно строчки охватило пламя. Объятые огнем, корчились, рассыпаясь пеплом, буквы. Спустя несколько секунд перед Волиным был чистый лист, а потом по нему весело запрыгала гнусно улыбающаяся желтая рожица, показывая обалдевшему начальнику безопасности длинный язык.
- Что?!.. – пролепетал Павел, не в силах поверить глазам. Трясущимися руками открыл файл второго погибшего. Пара мгновений – и «галлюцинация» повторилась. Глядя с отвисшей челюстью на глумливо скачущий смайлик, Павел начал искренне надеяться на проблемы с головой. Может, он просто переутомился и все это ему мерещится?! Проще было смириться с собственной невменяемостью, чем с тем, что вот это – реально.
Лихорадочно щелкая мышкой, он стал открывать один документ другим. Все, так или иначе связанное с «Радамантом», в буквальном смысле слова горело синим пламенем.
Павел почувствовал, как голову затуманивает ярость. Так вот чем занимался этот гаденыш! Он запустил в их сеть вирус, стирающий все, относящееся к проекту! Но откуда?.. Хотя, все понятно, откуда. Недаром Витька хвалился своими гениальными программистами, благодарить надо, стало быть, их.
Дрожа от бешенства, Павел вытащил телефон и набрал номер системного администратора:
- Владимир! У нас ЧП, срочно приезжайте!
Через три часа стало ясно, что диверсия удалась на славу. Уничтожить или хотя бы локализовать вирус не выходило, он спокойно обходил все блокирующие программы и продолжал резвиться в сети, как коза в чужом огороде. Павел, сжав кулаки, метался по кабинету. Ведь он мог остановить мальчишку! Ну что ему стоило заглянуть под стол, туда, где стоял системный блок?! Самонадеянный идиот, кретин! Не торопиться решил… А теперь все файлы с информацией о препарате и исследованиях стерты и по словам сисадмина, восстановлению не подлежат. Действительно, теперь можно уже никуда не торопиться, все уже сделано.
Но и это было еще не все. Спустя полчаса запиликал телефон на поясе у Владимира, все еще пытавшегося как-то совладать с вирусом. Звонили из Штатов. Поговорив, айтишник несколько секунд сидел, тупо глядя в монитор, а потом со стоном уронил голову на клавиатуру. Почуяв неладное, Павел тронул его за плечо:
- Что?
- Червь уничтожил все данные на серваке в головном офисе, - убито ответил Владимир.
Павел молча развернулся и вышел из офиса. Его присутствие уже ничего не могло изменить. Звонок от сисадмина застал его садящимся в машину. Павел с трудом подавил трусливое желание хряпнуть телефоном о приборную доску, но все-таки снял трубку.
- Павел Сергеевич! Тут такое дело… - по голосу Владимира было слышно, что он боится того, как отреагирует начальник на очередную плохую новость. - В общем, я практически на сто процентов уверен, что вирус не просто тупо стирал все относящиеся к проекту документы. Он их еще и копировал.
Ничего не ответив, Павел сбросил вызов. Обеими руками схватился за руль и прижался лбом к холодному пластику. Замечательно. Лучше и быть не могло. Он еще и копировал…
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем он поднял голову и не отводя от лобового стекла застывших глаз, повернул ключ в замке зажигания. С вирусом он уже ничего поделать не может. Но кое-кому придется ответить за случившееся, это факт.
***
Домой Денис решил не ехать. Вырулив с уже практически пустой стоянки «Тристар Фармасьютикал», он завернул не налево, как обычно, а направо, к родителям. Сделал он это автоматически и, сообразил, что едет не в ту сторону, только через три квартала. Разворачиваться не стал. На душе было пусто и муторно. После того, как все обнаружится, ни у кого не возникнет сомнений в том, кто виноват. Тут даже два и два складывать не надо, все яснее ясного. Ему придется расплачиваться за то, что сделал. Вопрос, только как именно. Зябко поежившись, Денис утопил педаль газа. Сейчас ему как никогда была нужна поддержка близких.
Родители радостно ахнули, увидев сына на пороге - в последнее время он не баловал их частыми визитами. Выгрузив из сумки купленные по дороге продукты, Денис устроился на стареньком кухонном диванчике и принялся наблюдать, как хлопочет, стараясь приготовить чего-нибудь вкусненькое, мать. Спустя короткое время кухню наполнил любимый с детства запах картофельных драников, на сковородке злобно плевалось соком мясо, а в духовке покрывалась золотистой корочкой шарлотка. В другое время Денис обязательно остановил бы мамин кулинарный энтузиазм, но сейчас ему отчего-то до боли захотелось почувствовать себя окруженным родительской любовью, словно непробиваемой стеной, хотя бы на время вернувшись в беззаботное детство.
Поужинав, он прошел в свою старую комнату. Там ничего не изменилось. Хозяин вырос и переехал жить в другое место, а его вещи все также лежали на привычных местах: стены украшали постеры с изображением любимых рок-групп, на кровати сидел старенький плюшевый мишка с одним янтарно-желтым глазом – второй потерялся еще когда Денису было шесть лет. Несмотря на это, мальчик долгое время отказывался засыпать без любимой игрушки.
В углу, возле окна, стоял компьютер. Когда Денис начал жить отдельно, он не стал перевозить тяжелый агрегат на новую квартиру, его вполне устраивал легкий и мобильный ноутбук. Теперь сюда иногда приходил отец, чтобы почитать новости в Интернете.
Включив небольшую настенную лампу, Денис вставил флешку в разъем и углубился в просмотр того, что удалось скачать. Шло время. Перед глазами мелькали документы, отчеты, формулы. Попалось несколько видео-файлов. Наугад ткнув в один из них, Денис вздрогнул: перед ним открылось четкое изображение комнаты для лабораторных испытаний. Начальник лаборатории, Кучуков, разговаривал с маленькой женщиной, от руки которой, извиваясь, тянулась капельница.
Женщина: Все просто ужасно. У меня постоянно болит голова. Виски как будто тисками сдавило. Родственники меня ненавидят, говорят, что я претворяюсь, но я знаю, что на самом деле они ждут, когда я умру.
Кучуков: Ну-ну, не выдумывайте! У вас замечательные родственники, я сам видел, как Ваш сын каждый день встречает Вас, чтобы отвезти домой.
Женщина: Доктор, мой сын меня терпеть не может. Он собирается жениться, привести в дом жену, зачем ему нужна старая развалина вроде меня? Какая женщина выдержит такую свекровь? Он хочет, чтобы я умерла, думает об этом каждую ночь. Я слышу все его мысли. Доктор, я так больше не могу! Мне кажется, я схожу с ума!
Кучуков: Голубушка, вы просто устали. Ваша болезнь – это огромное напряжение для всего организма, немудрено, что у вас сдают нервы. Мы продолжим капать Вам препарат, гарантирую, еще пара сеансов и Вам станет значительно лучше.
Женщина: У меня вчера было очень высокое давление. Почти двести двадцать! Это не может быть из-за препарата? Да и сейчас мне что-то нездоровится. Ваша медсестра, когда я попросила ее померить мне давление, сказала, что сделает это позже, а я очень плохо себя чувствую. Голова кружится…
Кучуков: Не волнуйтесь, скоро закончим вливания, и я позову медсестру, чтобы она все сделала.
Женщина (резко изменяясь в лице, почти кричит): Вы все врете! Вы никого не собираетесь звать! Выпустите меня отсюда! Я хочу уйти!!!
Она вскакивает, выдергивая из себя иглу капельницы и, неожиданно, падает на пол. Кучуков подбегает к ней, щупает пульс и орет: «Реанимацию, быстро!»
Но реанимация уже не нужна, женщина мертва.
Через некоторое время в комнату заходит Ланская.
Кучуков: Еще одна…
Ланская (резко): Вы так и не выяснили, почему у нее появились способности?
Кучуков: Нет, к сожалению. Но у нас есть еще один испытуемый, которого мы можем исследовать. Только у него начинаются те же симптомы, что и у остальных: повышение давления, сгущение крови, тромбоз… Если мы продолжим капать ему «Радамант», шанс, что он составит компанию тем двум на том свете равен практически ста процентам.
Ланская: Вы с ума сошли? Что Вы мне здесь сопли разводите?! Вы не понимаете, какие это перспективы? Забыли, какие деньги Вам платят за то, чтобы все шло как надо? Мы теперь здесь все одной веревочкой повязаны, так что я ничего не хочу слышать, продолжайте вливания и постарайтесь выяснить, почему они могут делать то, что делают. Я рассчитываю на Вас. И не забудьте проследить за тем, чтобы в медицинских отчетах не было ни слова про побочные эффекты. Нам не надо, чтобы кто-то связал их смерть с препаратом. И еще…
Ланская подходит так близко к Кучукову, как будто хочет что-то прошептать ему на ухо, однако ее голос достаточно громок, чтобы расслышать каждое слово:
- Если вздумаете затеять какую-нибудь самодеятельность, Ваши шансы присоединиться к этим бедолагам тоже будут равны ста процентам.
Когда через сорок минут в комнату к Денису зашла мать, она испугалась. Сын с выражением обреченного ужаса на лице сидел перед компьютером, бессмысленно глядя в пустой экран. Перед ним на столе лежал небольшой конверт, в котором угадывались квадратные очертания тонкой коробочки.
- Денис, у тебя все в порядке?
Тот вздрогнул, очнувшись, и улыбнулся. От этой улыбки по коже у женщины побежали мурашки. Предчувствие чего-то страшного, неизбежного кольнуло сердце. Кольнуло, и отпустило, словно притаилось на время в ожидании своего часа.
- Сынок, что случилось?
- Ничего, мам, я задумался просто. Иди спать, я сейчас тоже лягу.
Денис встал и, подойдя к матери, крепко ее обнял.
- Я люблю тебя, мам. – На секунду он еще теснее прижался к ней, а затем резко отстранился. – Мам, могу я тебя кое о чем попросить?
- Конечно. Что ты хотел?
- Может так случиться, что меня… что у меня не получится передать одному человеку кое-что, что я обещал. Могу я попросить тебя сделать это вместо меня? Вот тут, видишь, я написал адрес, по которому надо отвезти этот конверт, и имя.
Побледнев, мать прижала руку к сердцу.
- Денис, ты меня пугаешь! Почему ты сам не сможешь его отвезти?
Денис ласково потерся щекой о мамину руку.
- Ма, работы полно, я просто могу не успеть вырваться, а перед человеком неудобно. Пусть он полежит у тебя, хорошо? Если завтра все будет нормально, я сам к тебе заеду и его заберу, если же нет…тогда я тебя очень прошу, передай его, ладно?
- Ну хорошо, - сдалась та. – Давай ложись уже спать, смотри какие у тебя глаза красные. Сам же говоришь, что дел много, а сидишь допоздна!
- Да мам, хорошо, уже иду.
Широко улыбаясь, Денис дождался, пока мать выйдет из комнаты. Едва захлопнулась дверь, улыбка слетела с губ, словно упавшая маска. Медленно он подошел к столу, сел и уронил голову на руки.
Наутро настроение улучшилось. Ночные страхи развеялись, увиденное не казалось уже таким страшным. Мысль о том, что за кражу информации кто-то его захочет убить, при свете дня казалась абсурдной и нелепой. Он даже решил забрать у матери сделанную вчера копию с флешки, но передумал. Пусть это будет залогом его удачного возвращения. Он сам придет вечером и уничтожит эту запись, заодно и посмеется над тем, как испугался вчера. Надо только встретиться с Гариком, передать ему флешку, а потом на минутку заскочить в офис, чтобы написать заявление об увольнении. Да, его ждет неприятный разговор, но это можно пережить.
Напевая, Денис побрился, съел приготовленный матерью омлет из четырех яиц, чмокнул ее на прощание в щеку и бодро выбежал из подъезда. На улице по-прежнему было серо и уныло. Подтаявший снег грязными кучами лежал на земле, пласт за пластом обнажая все, что скопилось за эту зиму – банки, бумажки, окурки, отходы собачьей жизнедеятельности. Стараясь не наступать во всю эту мерзость, Денис добежал до автомобиля и плюхнулся на сиденье. Надо было торопиться, через сорок пять минут он встречается с Гариком, а еще надо успеть где-то припарковать машину – у Павелецкого вокзала это сделать нереально. Тронувшись, он включил музыку и, подпевая, влился в автомобильный поток. От вчерашнего страха не осталось и следа, его переполняла жажда действий.
До Вокзала он доехал быстро, и даже смог без труда припарковаться в относительной близости от места встречи. Закрыл машину, огляделся и, внезапно замер. Что-то было не так. Вокруг быстрым шагом спешили на работу люди. Хмурые, сосредоточенные лица, поджатые в вечном недовольстве рты. Застывшего посередине дороги молодого парня огибали, бормоча под нос нечто нелицеприятное. Какая-то женщина в сердцах больно ударила сумкой по ноге, но он даже не обратил внимания, затравленно пытаясь понять, откуда взялось охватившее его острое чувство близкой опасности. Сердце колотилось, точно бешеное, противно вспотели ладони.
- Ну чего застыл столбом? Заснул что ли?!
Раздраженный окрик подействовал как ушат ледяной воды. Чертыхнувшись, Денис очнулся и понял, что загораживает дорогу сухонькой старушке, за спиной которой маячила внушительных размеров сумка на колесиках. Он отступил в сторону, и старушка устремилась вперед с неподобающей возрасту скоростью, напоследок едва не проехавшись сумкой ему по ногам.
«Совсем уже до ручки дошел, - пристыжено думал Денис, быстрым шагом пересекая площадь. – Нервишки лечить надо. Вчера черт знает что примерещилось, чуть завещание писать не начал, сегодня вот опять… Остался-то сущий пустяк: одна приятная встреча, один неприятный разговор, и все. Машенька, милая, мы их победили!».
Но неприятное чувство не проходило, с каждой минутой делаясь все настойчивее. Появилось ощущение чьего-то неприязненного взгляда в спину. Не выдержав, Денис сделал вид, что споткнулся, быстро оглянулся назад и вздрогнул. Глаз моментально выцепил из толпы двух невысоких людей, глядевших прямо на него. Заметив, что Денис смотрит в их сторону, один поднял руку и, словно издеваясь, поманил его пальцем.
Страх плеснулся к горлу, ледяным обручем сдавило сердце. Серый день померк перед глазами. На Дениса накатило странное чувство обреченности. Точно прикипев к месту, он мог только стоять и смотреть, как эти двое шаг за шагом приближаются к нему с торжествующими улыбками на губах. Они уже были в нескольких метрах, когда оцепенение разом прошло, и Денис рванул с места как хороший спринтер. Пельменная была совсем рядом – перебежать дорогу, и он внутри. Главное – успеть отдать Гарику флешку, а дальше… дальше что-нибудь придумаем. В конце концов, не будут же они его вязать на глазах у изумленной публики?!
Не обращая внимания на красный свет и отчаянные автомобильные гудки, Денис устремился вперед. Между проезжавшими машинами образовался небольшой просвет, и в него-то он и бросился, думая только о том, как бы поскорее очутиться внутри стоявшего в каких-то десяти метрах здания. Ему вслед что-то громко кричали, но он не слушал, стремясь максимально увеличить расстояние между собой и преследователями. Внезапно раздавшийся над ухом оглушительный гудок и визг автомобильных шин заставили его резко обернуться вправо. Расширившимися от ужаса глазами Денис смотрел, как на него неумолимо надвигается огромная тень грузовика. В тусклом свете серого утра, он мог разглядеть каждую мелочь, вплоть до брызг грязи на номерном знаке и болтающегося на резинке черно-желтого шмеля на лобовом стекле. За шмелем виднелись испуганные глаза побелевшего водителя.
«Не вышло» - успел подумать Денис, и огромная машина весом в несколько тонн ударила его, отбрасывая в сторону, под колеса двигавшихся навстречу машин. Мир вокруг пронзительно вскрикнул тысячами голосов и стал разваливаться на куски.
***
Гарик как будто прирос к месту. Через окно он видел, как Денис быстрым шагом, почти бегом, пересекал площадь. Он вел себя так, как будто за ним гнались, и Гарик даже привстал, пытаясь разглядеть, от кого он так бежит. Перед дорогой Денис остановился и оглянулся. Гарик не видел того, что увидел он, но это что-то заставило его броситься вперед очертя голову.
«Куда???» - попытался крикнуть Гарик, уже понимая, что сейчас произойдет, но горло сдавил спазм. Визг шин, глухой удар, затем еще один и секунду спустя все было кончено. Глядя на суетившихся на месте аварии людей, программист понимал, что необходимо подняться со стула, подойти, узнать, нужна ли помощь, но не мог заставить себя даже встать. Тело сотрясала крупная дрожь, руки дрожали так, что все попытки сжать их в кулак заканчивались ничем. Тем не менее, он не мог оторвать взгляда от окна и увидел, как два человека, одними из первых подбежавших на место трагедии, склонились над телом, и один из них что-то вынул из сжатого кулака Дениса, после чего оба быстро растворились в толпе зевак.
«Флешка», - подумал Гарик. – «Вот и все. Все напрасно».
Надо было уходить, но для этого пришлось бы миновать место, где собиралась и разбухала толпа людей, жаждущих полюбоваться на труп. Несколько раз Гарик порывался встать, а затем снова, без сил, падал на стул. Наконец, взяв себя в руки, айтишник поднялся и быстрым шагом, почти зажмурившись, вышел из пельменной. Не поднимая глаз, он продрался через толпу и остановился, когда расстояние, разделявшее их, составило метров триста. Только тогда он смог вытащить мобильник и набрать забитый в память номер.
Глава 9
Меня разбудило что-то холодное, ткнувшееся в пятку. Промычав нечто невразумительное, я перевернулась на другой бок и попыталась поджать под себя ногу, но одеяло, как живое, уползло в сторону и к ощущению холода прибавилось чувство, будто кто-то, сладострастно урча, вылизывает мне ступню. Захихикав, я открыла глаза и увидела возле кровати Рея, смотревшего на меня с немой укоризной – время близилось к одиннадцати, а вывести пса на улицу до сих пор никто не удосужился. Я покосилась на спящего Сергея. Будить его было жалко, но как вылезти из кровати, не потревожив его, я тоже не представляла: даже во сне он продолжал крепко прижимать меня к себе.
Рей снова ухватился зубами за одеяло и мотнул головой. Я попыталась поймать краешек, но не успела и через секунду в распоряжение живоглота поступила и моя вторая пятка.
- А чего ты его не лижешь? – шепотом поинтересовалась я у пса. – Или у вас мужская солидарность?
Рей смешно склонил голову на бок, как бы говоря, что у его терпения тоже есть пределы, и если кто-то сейчас не поторопится…
Вздохнув, я повернулась к Сергею с твердым намерением потихоньку выползти из-под руки, но наткнулась на смеющийся взгляд.
- И давно ты проснулся? – наигранно возмутилась я.
- Одновременно с тобой, - ответил он без тени раскаяния.
- Замечательно! Тогда тебе с ним и выходить. – Я плюхнулась обратно, зарывшись лицом в его плечо.
- Угу. Выйду. Сейчас. Через минутку.
Его губы были теплыми и нежными, но насладиться поцелуем нам не дали. Рей, которому надоело ждать, пока на него обратят внимание, перешел к решительным действиям и, запрыгнув всеми четырьмя лапами на кровать, начал пихать носом нерадивого хозяина. Простонав, тот все же встал, оделся и повел несчастное животное на улицу. Я же снова натянула на себя одеяло и попыталась привести мысли хотя бы в относительный порядок.
Впервые я была так счастлива. Просто счастлива, без всяких условий, оговорок, без всяких «но». На душе было легко и радостно. Кажется, ты влюбилась, Славина! Впрочем, какое там «кажется»?! Влюбилась по уши, как школьница, краснеющая при виде предмета своих мечтаний. Впервые я не думала и не хотела думать о том, что будет дальше. Мне было достаточно «здесь» и «сейчас», лишь бы в них присутствовал этот странный человек с пронзительными серыми глазами, от взгляда которых у меня начинала кружиться голова.
Лежать расхотелось. Я встала, быстро оделась и вышла на крыльцо. Сергей, чья макушка виднелась из-за забора, помахал мне рукой. Я махнула в ответ и пошла умываться. Воды в ведре не оказалось - видимо, в своих неудачных попытках приготовить ужин, я вчера всю ее извела, а набрать заново не удосужилась. До этого водовозом работал Стас, оберегая Серегино плечо и мои хрупкие женские руки, но сегодня я ничего не имела против того, чтобы прогуляться к колодцу за водой. Подхватив звякнувшие ведра, осторожно спустилась со скользкого крыльца и направилась в дальний конец участка.
Ночь принесла оттепель – снег, еще вчера лежавший огромными грязновато-белыми кучами, стремительно таял, растекаясь тысячами ручейков. Негромко журча, они прокладывали в осевших сугробах паутину тонких русел и скапливались в глубокие лужицы. Случайно попав в одну из них, я моментально промочила ноги. Чертыхаясь и звеня ведрами в попытке сохранить равновесие и не упасть, я подняла голову, чтобы оценить оставшийся до колодца путь и внезапно замерла. Что-то было не так. Что-то знакомое было в этих темных, разбухших от влажности бревнах. Казалось, я уже видела эти слегка покосившиеся стены, почерневшую от времени ручку ворота. Сердце кольнуло предчувствие беды.
- Яна! – донесся до меня громкий окрик. Едва не рухнув от неожиданности, я обернулась. Неприятное ощущение дежа вю исчезло, словно подхваченная ветром пыль.
Сергей стоял на крыльце и оживленно махал мне рукой. Увидев, что я обернулась, эмоционально покрутил пальцем у виска.
- Ты куда направилась? Возвращайся сейчас же!
- Сереж, у нас воды нет, - в доказательство своих слов я приподняла пустые ведра.
- А где ты воду собралась набирать, я стесняюсь спросить? В колодце, в котором последние лет двадцать ее никто не видел?!
- Но как?.. – Я осеклась, сообразив, что проще вернуться обратно, чем кричать друг другу на всю деревню. Сергей спустился мне навстречу с крыльца и отобрал ведра.
- На минуту тебя оставить нельзя! – укоризненно попенял он. – Я же, когда мы приехали, всем сказал, что этот колодец мало того, что пустой, к нему вообще подходить опасно! Земля, на которой он стоит, стала проседать еще лет семь назад, он в любой момент может рухнуть вниз, а там глубина – метров пятьдесят. Его бы засыпать надо, но я так редко здесь бываю, что каждый раз это дело откладываю.
Я вздрогнула, представив, что меня ждало, подойди я ближе.
- Я не слышала, как ты это говорил. А где же тогда воду набрать?
- В десяти метрах от калитки есть колонка, там и наберу, - ответил Сергей, направляясь с ведрами к выходу.
- Но твое плечо…
Он остановился, приподняв бровь в ироничной полуулыбке.
- Ты серьезно думаешь, что я позволил бы тебе тащить два ведра по двенадцать литров каждое, а сам стоял бы и смотрел, как ты корячишься?
- Ну почему же корячусь? – обиделась я. – Дотащила бы нормально.
- Иди-ка лучше в дом, нормальная ты моя. И покорми Рея, если не сложно, а то он уже мышковать с голодухи начал.
Действительно, пес увлеченно что-то вынюхивал в снегу, останавливаясь только за тем, чтобы с энтузиазмом охотника разгрести его передними лапами, а затем снова засовывал нос в сугроб так, что видны были только острые кончики ушей. Видимо, там и впрямь был кто-то живой, потому что мне пришлось трижды его окликнуть, прежде чем он подбежал ко мне, виновато виляя хвостом – мол, извини, был занят, не слышал. Я насыпала ему в миску корм, и он жадно проглотил его до последней крошки, а потом долго пил, разбрызгивая вокруг себя воду.
Вернулся Сергей. К колонке ему пришлось ходить дважды, нести полное ведро в раненой руке он пока не мог.
- Ну и стоило так надрываться? – укоризненно спросила я, видя, как он, поморщившись, ставит ведра на приступку. Вместо ответа он чмокнул меня в нос – замена неравноценная, но вполне приемлемая, удовлетворившись ею, я не стала развивать тему дальше.
После завтрака, глянув в окно, я вновь вспомнила про неприятное чувство, охватившее меня возле старого колодца. Оно почему-то ассоциировалось с тем днем, когда в моей квартире появился Егор.
- Ты чего? – поинтересовался Сергей, видя, как я усиленно морщу лоб в надежде припомнить детали того дня.
- Не знаю, - честно призналась я. – Мне уже который день кажется, что я здесь была. Ну, то есть не была, - поправилась я, заметив, как удивленно поползли вверх его брови, - а видела многие предметы… то ли во сне, то ли где-то еще, но это чувство меня не оставляет, и это плохое чувство, Сереж. Оно меня пугает. Мне кажется, это было своего рода предупреждение, но вот какое, о чем – я бьюсь третий день, но не могу вспомнить! И боюсь, что упускаю что-то важное.
Я опасалась, что он станет смеяться, но он воспринял мои слова на удивление серьезно.
- С какими конкретно предметами у тебя связаны эти ассоциации?
- Сложно сказать… Иногда я смотрю на них, и они кажутся абсолютно обычными, а иногда… - я запнулась, подбирая слова. – Иногда я вижу, например, вот эти тарелки, и уверена, что уже держала их в руках, мне даже рисунок их знаком. И колодец этот…
- Что колодец?
- Не знаю, у меня от него мурашки по коже. И не оттого, что ты мне про него рассказал. Когда ты меня окликнул, я как раз стояла и, глядя на него, вспоминала, где я могла его видеть и почему он мне так не нравится.
Я беспомощно посмотрела на Сергея. Судя по его лицу, ничего толком он так и не понял, но и доказывать мне, что я просто переутомилась, слава Богу, тоже не собирался.
- Иди сюда, - позвал он, раскрывая навстречу руки.
Я подошла и ткнулась лбом в его грудь. Вдохнула запах туалетной воды, стойко державшийся на коже, потерлась носом. Он крепко прижал меня к себе. Я не видела его лица, но голос звучал спокойно и уверенно:
- Мы разберемся, что означают твои предупреждения. Вот приедет Стас, и вы вместе попробуете понять, что к чему. Ты же знаешь, ему это под силу. Так что не забивай пока голову. Договорились?
Я кивнула. Искренняя забота, звучавшая в его словах, наполнила сердце теплом. Но где-то в глубине ширилось и росло осознание того, что ни Стас, ни кто-либо другой вряд ли смогут мне помочь. Эту задачку должна была решить я сама. И чем скорее, тем лучше. Я не стала говорить Сергею о том, что к чувству дежа вю добавилось еще одно – ощущение утекающего сквозь пальцы времени. И с каждым часом его оставалось все меньше.
***
День медленно клонился к вечеру. Неожиданно пришедшее тепло за несколько часов изменило окружающий пейзаж. Снег таял с такой скоростью, будто кто-то включил подогрев. На смену белизне пришла грязь. Кучи черного, ноздреватого снега буквально на глазах проседали, давая начало очередному мутному потоку, стекающему к колодцу – участок имел небольшой наклон в его сторону. Около крыльца образовалась огромная лужа. После того, как я, пытаясь перепрыгнуть через нее, чуть не упала, Сергей взял лопату и кое-как раскидал вокруг снег, проделав небольшое русло. Лужа обмелела, но судя по интенсивности таяния снега, ненадолго. Лопата так и осталась стоять возле крыльца – повторять прокладку водоканала крыльцо-колодец приходилось каждые два часа.
Чтобы немного развеяться, я предложила пойти прогуляться, но Сергей отказался. Вместо этого он вытащил на крыльцо допотопную скамейку, и мы просидели там почти два часа, обнявшись, закутавшись в старое ватное одеяло. Рей лежал рядом, периодически тяжко вздыхая и кладя морду то на мою ногу, то на ногу Сергея. Мы по очереди чесали ему за ухом, и пес блаженно жмурился, подставляя под пальцы наиболее чувствительные местечки мохнатой шкуры.
Чем ближе был вечер, тем сильнее становилось беспокойство. Внутри как будто установили скрытый часовой механизм, отсчитывающий время, оставшееся – до чего? Я не знала. Оставалось только надеяться, что возвращение Стаса с Егором положит конец этому ноющему чувству тревоги, однако шло время, а их все не было.
Наконец, когда за окном сгустилась тьма, а стрелки часов перевалили за девять, послышался шум мотора и наши ворота осветились мощными фарами Лэндкрузера. С души как будто свалился огромный булыжник. Выскочив на крыльцо, и едва не споткнувшись о вертевшегося под ногами Рея, я с облегчением увидела, как из машины показалась долговязая фигура Стаса. Подскочив к нему, я на радостях подпрыгнула и повисла у него на шее, а он, рассмеявшись, закружил меня по воздуху.
- Слава Богу! Мы так волновались!
Стас, прищурившись, с хитрой улыбкой посмотрел мне в глаза:
- Да я уж чувствую, как вы тут волновались.
- Стас!!!!!!
- Все-все, молчу. – Он внезапно посерьезнел. – Ян, помоги мне с Егором, ему что-то совсем худо.
Я заглянула в машину. Егор сидел на заднем сидении, полуприкрыв глаза. Голова безвольно свесилась на грудь, время от времени он вздрагивал, конвульсивно дергал плечом, проделывал какое-то хитрое вращательное движение кистью, и снова впадал в неподвижность. Казалось, он даже не понял, что путешествие окончено. Я тихонько окликнула его. Он поднял голову: глаза были совершенно мутными, явно не осознающими происходящее. Мы проводили практически здорового человека, вернулся же полный инвалид.
- Что случилось? – ужаснувшись такой перемене, прошептала я.
- Я не знаю, - так же тихо ответил Стас. - Он такой последний час. Неожиданно начал заговариваться, а потом как будто просто отключился.
К нам подошел Сергей. Коротко обнял друга, о чем-то тихо спросил. Тот в ответ отрицательно покачал головой. Я тем временем пыталась отстегнуть ремень безопасности, удерживавший Егора в вертикальном положении.
- Подожди, я помогу, – отстранил меня Стас. Быстро щелкнул замком и подхватил готового завалиться Егора. Я пошла вперед открывать дверь. Вокруг была тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Стаса и далеким лаем собак, и внезапно мне показалось, что я слышу шум двигателя. Мгновение помедлив, я попыталась определить, приближается звук или удаляется, но тут перед домом Стас поскользнулся и едва не упал. Шедший сзади Сергей подхватил его под руку, помогая удержать равновесие, но при этом сам зашипел от боли, и я, забыв про все, кинулась помогать.
Как и два дня назад, мы внесли Егора в дом. Стас осторожно сгрузил его на кровать и со стоном разогнулся:
- Черт возьми, у меня что, на роду написано таскать его на себе, как Ленин бревно?! Если да, то я бы предпочел тебя, Ян, ты килограмм на двадцать легче.
- Типун тебе на язык, - открестилась я. – Я предпочитаю сама ходить.
Стас усмехнулся и присел на кровать рядом с Егором. Положил ему руку на голову, прикрыл глаза. Покачал головой:
- Как об стенку биться. Вообще пустота.
- И что это значит?
- Я не врач, как некоторые, похоже, вообразили! – окрысился он, но руки не убрал.
Через сорок минут стало ясно, что Стас исчерпал все возможности. Сам похожий на привидение, с посеревшим лицом, он, наконец, сдался и, резко двинув стулом, встал и вышел на крыльцо. В состоянии Егора не было никаких изменений, он лежал, апатично глядя перед собой, ни на что не реагируя. Я хотела пойти следом, но Сергей, покачав головой, удержал меня и сам вышел из комнаты. Я слышала, как они о чем-то тихо переговаривались. Наконец, хлопнула дверь. Зазвенели тарелки, зашипело на плите приготовленное мной рагу. Укрыв Егора одеялом, я вышла на кухню. Стас, немного порозовев, сидел с полной тарелкой и с аппетитом ел.
- Расскажешь нам, что вы делали в Москве? – спросил Сергей, появляясь в дверях с бутылкой водки и стаканом в руках.
- В двух словах, лады? Все подробности завтра, сегодня уже сил нет. Эй, а почему только один стакан?
- Я же до сих пор на антибиотиках.
- Не, тогда я тоже не буду. Давай лучше чаю.
- Стас, так что в Москве? – поторопила я, наливая в стакан заварку.
- Ну, если коротко, то, во-первых, как я и предполагал, во всей этой чертовщине замешан друг детства нашего шефа. Как Гудвин это выяснил – ума не приложу, но сомнений у него нет. Это раз. Шеф придумал какой-то ответный ход, в подробности которого нас не посвятил. Когда мы встретились, он отвез нас к своей знакомой на Шаболовский телецентр, они там с Егором часа три пробыли, я в это время в кафе ждал. Насколько я понял, он хотел, чтобы Егор им интервью дал. И еще Гудвин сказал, что ему понадобиться помощь Дениса. Это два. Нам он велел завтра около двенадцати позвонить ему и получить новые вводные. Это три. Есть еще четыре, но это уже из серии «маразм крепчал».
- А именно? – заинтересовался Сергей.
- А именно, Потапыча на днях выписывают из больницы. Подожди, Ян, это не все! – подавил он мой радостный возглас. – Жена перед его возвращением решила отвезти машину на мойку, чтобы встретить нашего героя в лучшем виде. Угадайте, что нашли ребята, пылесосившие салон?
- Неужели?..
- Именно. Диск с записью пожара в лаборатории.
- Очешуеть можно! – не сдержалась я. – Он что, там все время лежал?
- Видимо, да, просто вывалился из кармашка сумки и закатился под сиденье.
- Не верю своим ушам, - я потрясенно поставила на стол чашку. – Гудвин же просил его жену поискать диск в машине!
- Я думаю, ей просто было не до тщательных поисков, она же все дни в больнице проводила. – Передернул плечами Стас. – Но вообще, Потапыч, конечно, дает! Из-за этого диска столько всего случилось, а он его просто в машине, оказывается, посеял.
Проглотив последний кусок, он с сомнением взглянул на пустую тарелку и на остатки рагу в сковородке, но передумал и в несколько глотков опорожнил стакан с чаем.
- Все, братцы-кролики, вы как хотите, а я спать. Я так уставал в последний раз, когда…кхм, - он неожиданно смутился, - ну, в общем, давно это было.
С этими словами он вышел из-за стола и скрылся в комнате.
***
Рассказ Гарика Виктор Борисович выслушал молча. Айтишнику, потрясенному случившейся на глазах трагедией, стоило немалых трудов связно изложить то, что произошло у Павелецкого Вокзала. Глядя на то, как парня колотит, будто в ознобе, Гудвин, наверное, в сотый раз за последние два дня спросил себя: а сколь велика его собственная вина в произошедшем? В сорок с лишним лет пора бы уже научиться разбираться в людях, иначе, не только сам в дерьме потонешь, но и близких людей за собой потащишь.
Мысль о собственной слепоте не давала ему покоя. Слишком много людей пострадало из-за его самонадеянности и наивной веры в старую дружбу. Какое он имел право рисковать жизнью Дениса? Почему не предвидел такого исхода? До самой смерти ему нести на душе груз этого греха. И если что-то случиться с остальными…
Виктор Борисович резко встал и принялся нервно расхаживать по кабинету. За годы службы в МВД ему приходилось терять людей. Были среди его коллег и такие, кто смог, очерствев душой, привыкнуть к смерти, рассматривая гибель друзей как неизбежную часть работы, своего рода статистику. У Гудвинова так не получалось. Каждый новый некролог был для него не абстрактной, украшенной траурной лентой, фотографией, а человеком, еще несколько дней назад строившим планы на будущее, смеявшимся, злившимся на нищенскую зарплату, на невозможность вывезти семью на море... Смириться с мыслью, что жизнь любого из сослуживцев, с кем еще вчера они вместе работали, назавтра может превратиться в строчку с двумя датами и тире между ними, было невыносимо тяжело. Именно это окончательно подтолкнуло его к мысли, что из органов пора уходить. Он не был готов смотреть на своих друзей, постоянно задаваясь мыслью, кто будет следующим.
И вот сегодня снова ему пришлось столкнуться со смертью. Пусть Денис и не был официально «его» человеком, но он согласился помочь, добровольно, ни о чем не спрашивая и ничего не прося взамен. А значит, стал членом его команды. И теперь он мертв. Гарик говорил, что, скорее всего, это случайность, нелепое стечение обстоятельств, но ведь не просто же так Денис бросился под грузовик. Его что-то напугало до такой степени, что единственной его мыслью было поскорее добежать до места встречи. И не нужно быть гением, чтобы догадаться, что, вернее, кто это был. Сотрудники той самой службы безопасности, которую возглавлял Павел.
Виктор Борисович привычным жестом потер левую бровь, и в этот момент телефон на столе разразился резкой трелью звонка. Гудвин несколько мгновений смотрел на высветившийся на дисплее номер, а затем медленно снял трубку.
- Привет! – Голос Павла звучал тихо и немного хрипло.
- Привет, - откликнулся Гудвинов.
В трубке наступила напряженная тишина, а затем Павел спросил:
- Как ты догадался?
- Это так важно?
- Да.
- Греция. Я не говорил тебе, когда именно Егор сбежал из вашей лаборатории. А ты сказал, что в это время был в отпуске, в Греции.
- А-а. – Произнес Павел и снова замолчал.
- А ты? – обратился к нему Виктор. – Как догадался ты?
На том конце провода раздался тихий смешок.
- Главным образом интуиция. А еще сигареты. Мне стало любопытно, что именно заставило тебя снова закурить.
- Как просто, - покачал головой Гудвинов.
- Да, просто. – Эхом отозвался Павел. – И скоро все станет еще проще.
- Ты о чем?
- Думаешь, я понял только про этого мальчика – Вяземского? Ты подослал его ко мне с вирусом, это очевидно. И слов нет, он сумел неплохо нам нагадить, но не в этом дело.
- А в чем же?
- Я знаю, где Егор. И твои ребята. Боняково – тебе это название о чем-то говорит?
Виктор Борисович стиснул трубку рукой, но голос его оставался по-прежнему ровным и невозмутимым.
- Боняково?
- Да, Боняково, не прикидывайся! – в голосе Павла проскользнули нотки раздражения. – Думал, как прежде удастся пудрить мне мозги, а я, как дурак, тебе поверю? Ну что ты молчишь? Язык проглотил?
- Да нет, не проглотил. Просто думаю…
- И о чем же? – ядовито поинтересовался Павел.
- Ищу ответ на простой вопрос – почему? Почему так…вдруг? Я думал, у меня есть друг…
Павел на мгновение замолчал, а потом разразился хриплым, незнакомым смехом, похожим на воронье карканье.
- Если друг оказался вдруг!.. Ты думал… ой, не могу! Неужели ты так и не понял, как я на самом деле к тебе отношусь?! Да я хотел бы, чтобы тебя вообще не было! Не было, понимаешь?!?! Потому что тогда была бы жива Валентина.
Виктор Борисович резко побледнел и огляделся в поисках стула. Подкатил его к себе ногой и сел, крепко сжимая в руке телефонную трубку.
- Погоди… Я ничего не понимаю. Причем здесь Валя?
- Притом, что я люблю ее. До сих пор люблю, и всегда любил. И если бы тогда, на вечеринке в общежитии, она ушла со мной, а не с тобой, она была бы жива. Я не позволил бы ей умереть!!!
- Паша… - говорить было тяжело, в горле как будто застрял комок, - Паша, это глупо!
- Возможно, - согласился Павел. – Но это ничего не меняет. Пять минут назад я отдал приказ своим людям, дежурящим в Боняково. Они должны взять Егора и убить остальных. Несчастный случай, пожар…с кем не бывает. Ты ведь дорожишь своими людьми, да? Вот и вспомни, что значит терять тех, кого ты любишь. А то, кажется, ты слишком быстро об этом забыл.
- Паша, не смей! Они здесь не причем! – Виктор Борисович не осознавал, что почти кричит.
- Поздно. – В голосе Павла появились безразличие и усталость. – Через пятнадцать минут туда подтянутся еще несколько машин и уже ничего нельзя будет изменить. Я, собственно, потому тебе и звоню. Говорят, что ожидание смерти хуже самой смерти, так что потом расскажешь, так ли это на самом деле. Пятнадцать минут, конечно, маловато, но все лучше, чем ничего. Прощай.
В трубке раздались короткие гудки. Несколько секунд Гудвин остановившимся взглядом смотрел на нее, а потом аккуратно, как будто там было взрывное устройство, положил на место и перевел глаза на висевшие над головой часы. Стрелки указывали на без семи минут двенадцать.
***
Стас вынырнул из сна, как будто его окатили ледяной водой. За окном занималось серое утро, комната тонула в полумраке, постепенно отступавшим перед наступлением нового дня. Первой его мыслью было - что-то случилось с Егором, но несчастный больной лежал на боку, уткнувшись носом в стенку, и тихонько похрапывал. Это было хорошим признаком, раз он смог сам перевернуться, устраиваясь поудобнее, значит, ему стало лучше.
Стас прислушался. За стенкой, в комнате ребят была тишина. Дом спал, и Стас прикрыл глаза, пытаясь проанализировать, что именно его разбудило. Вроде бы все было спокойно, но где-то глубоко внутри ширилось и росло напряжение, будто кто-то поместил туда скрученную пружину, готовую в любой момент распрямиться и выстрелить. Что-то должно было произойти…нет…что-то уже происходило. Как обычно, когда на него накатывали предчувствия, он постарался максимально расслабиться и очистить голову от посторонних мыслей. Образ нахлынул почти сразу же, словно ненавязчивый гость, давно уже околачивающийся неподалеку в ожидании, когда же на него, наконец, обратят внимание. Стас судорожно вздохнул и что-то промычал сквозь стиснутые губы. Голова перекатилась по подушке и осталась неподвижно лежать; рука, не донесенная до лица, упала, безжизненно свешиваясь с кровати; тонкая струйка крови вытекла из левой ноздри, оставив короткий яркий след на белой наволочке.
Главы 10 - 11
Я проснулась в начале одиннадцатого, чувствуя себя на удивление свежей и выспавшейся. Сковывающее в последние дни напряжение, отпустило, внутренние часы, отсчитывающие время, остановились. Я не знала, хорошо это или плохо, но чувство покоя, разлившееся по телу, принесло неимоверное облегчение. Тем более приятным оно было после того, как я добрую половину ночи провертелась с боку на бок в тщетных попытках уснуть, и даже уснув, куда-то бежала, торопилась, боясь не успеть то ли что-то сделать, то ли сказать, но все равно безнадежно опаздывала…
Потянувшись, я села на кровати и выглянула в окно. Серые, тяжелые тучи висели прямо над коньком крыши. Ночью прошел дождь: остатки снега во дворе практически исчезли, сменившись черной, вязкой жижей. Даже издалека казалось, что она, как коварная трясина, только и ждет неосторожного путника, чтобы намертво засосать попавшуюся добычу. Вздрогнув, я представила себе, как машу руками, медленно погружаясь в черную топь, словно муха, увязшая в банке с вареньем, и поскорее отвела взгляд.
Сергей еще спал. Я отвела с его лба прядь волос, наклонилась и тихонько поцеловала в уголок губ. Он мотнул головой, что-то пробормотав во сне, и перевернулся на другой бок, прижав к груди мою подушку. Я потихоньку вылезла из кровати и, одевшись, вышла на кухню. Есть совершенно не хотелось, но ребята наверняка проснуться голодными, поэтому, тихонько напевая, я приготовила гигантскую яичницу, бросив туда всю оставшуюся у нас колбасу, и накрыла на стол. Три тарелки на старой, рассохшейся столешнице вызвали у меня какое-то смутное воспоминание, но я отмахнулась от него, устав ломать голову над всякой ерундой. Пора было будить народ на завтрак, однако вспомнив, как сладко спал Сергей, я решила дать им еще пару минут. Накинула на плечи куртку и вышла на крыльцо.
В воздухе пахло весной. Этот неуловимый запах, состоящий из влажного воздуха, аромата прошлогодней травы и тающего снега, будоражил кровь, словно глоток шампанского. Сделав несколько глубоких вдохов, я облокотилась на перила и в который раз поразилась царящей вокруг тишине. Казалось, мы здесь одни, а цивилизация осталась где-то далеко-далеко, в Москве, с ее сердитой суетой, вечно спешащими людьми, летящими машинами. Здесь был совсем другой мир – тихий, спокойный, мудрый… и умирающий. Деревня доживала последние дни, в этом не было никаких сомнений. Сергей рассказывал, что еще лет десять-пятнадцать назад здесь был отличный конезавод, ферма, да и пустующие дома можно было пересчитать по пальцам одной руки. Сейчас же во всей деревеньке едва ли наберется десяток местных жителей, да и те глубокие старики. Вся молодежь уехала в город, дачники перестали приезжать, польстившись на заморские курорты. Дома обветшали. Брошенные своими хозяевами, они стали быстро разрушаться, как будто осознав, что не для кого больше хранить тепло и уют. Покосившиеся крыши, поваленные изгороди говорили об упадке и запустении. Лишь несколько строений выглядели обитаемыми, но их было так мало, что они лишь подчеркивали царящую вокруг пустоту.
Небольшая стайка ворон сидевшая на черной, голой березе, снялась с места и, громко каркая, закружила в небе. При взгляде на них сжалось сердце, звук действовал на нервы как царапанье ногтем по стеклу. Зябко поежившись, я плотнее закуталась в куртку. Пора было возвращаться. В последний раз втянув ноздрями влажный воздух, я развернулась к двери и лицом к лицу столкнулась с Сергеем.
- Привет, – поздоровался он, целуя меня в кончик носа.
Я с облегчением потерлась лбом о его плечо.
- Привет. Проснулся?
- Ага. А тебя нет. Сбежала, коварная, подсунув вместо себя подушку.
- Я вообще-то завтрак приготовила! – наигранно возмутилась я.
Он с энтузиазмом потер руки.
- О-о, завтрак, это отлично! А что, Славка до сих пор дрыхнет?
- Я к ним не заглядывала, но полагаю, что да. Он вчера умотался с Егором.
Сергей посерьезнел.
- Да, не во время его срубило. Его бы в больницу сейчас, но как это сделать… Ладно, – вздохнув, он легонько подтолкнул меня к двери, – давай-ка в дом, простудишься. А я пойду разбужу Славку – ему скоро уже ехать Гудвину звонить. Заодно посмотрю, как дела у Егора.
Мы вошли в дом, но едва Сергей взял у меня куртку, чтобы повесить на вешалку, хлопнула дверь комнаты, где спали ребята.
- Ну вот и будить никого не на…- начала было я и осеклась, когда на пороге показался Стас.
Таким я его еще не видела. Обычно аккуратно приглаженные светлые волосы торчали во все стороны как после удара электрошока. На щеке отпечаталась красная полоса, похожая на след от пощечины. К уху прилипло перо. Это выглядело бы забавным, если бы не мрачное выражение, с которым он кинул взгляд на Сергея.
- Яна, сходи к Егору, - вместо приветствия скомандовал он. – Ему, кажется, лучше.
- А что?..
- Сходи, пожалуйста, - настойчиво повторил он.
Пожав плечами, я вышла из кухни, успев услышать, как Сергей вместо меня спрашивает, что случилось. Странно. Не с той ноги он встал, что ли? Ладно, сами разберутся.
Егор сидел на кровати, задумчиво глядя перед собой. Увидев меня, смущенно улыбнулся и попытался взмахнуть рукой в приветствии. Жест вышел ломаным, но по сравнению с вчерашним вечером, очень даже ничего.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила я, усаживаясь напротив, на постель Стаса.
- Да вроде нормально. Слабость только. И с координацией беда. – Его речь была немного невнятной, правое веко подергивалось, и он все время тер его костяшками пальцев.
- Ты нас напугал вчера.
- Да? – Он запустил пальцы в волосы и потянул, словно стараясь вытащить оттуда воспоминания. – Черт, ничего не помню!
- Не помнишь, и не надо. Главное, что сейчас тебе лучше. Ты есть хочешь? Завтрак на столе.
Егор прислушался к себе и утвердительно кивнул.
- Еще как хочу!
- Тогда пойдем. – Я подставила ему руку для опоры, но он встал сам и, хоть и немного неуверенно, двинулся к двери. Проводив его взглядом, я быстро застелила кровать, и скользнула взглядом по постели Стаса, выглядевшей так, будто он всю ночь на ней с кем-то сражался.
- Яна, - неожиданно раздалось у меня над ухом. Я подпрыгнула, едва не наступив на ногу стоящему прямо за спиной Сергею. Нет, он точно когда-нибудь доведет меня до инфаркта своей манерой передвигаться так, что не скрипнет ни одна половица! Я легче килограмм на двадцать, а подо мной все трещит, как будто я прямо сейчас провалюсь в подпол.
Я набрала воздуха в грудь, чтобы в который раз честно сказать ему все, что думаю, о его манере подкрадываться, но осеклась, взглянув ему в лицо. Он был крайне серьезен, щеки побледнели, глаза сузились, вертикальная морщинка на переносице пересекала лоб, точно шрам.
- Ты чего? – выдохнула я, вместо подготовленной обличающей тирады.
- Ничего. – Он на секунду прижал меня к себе, а потом отстранил, держа на расстоянии вытянутых рук. – Ян, Славке нехорошо, видно переусердствовал вчера с Егором. Придется тебе ехать в Плавск вместо него.
Это было настолько неожиданно, что я опешила, мигом забыв про странное выражение на его лице.
- Ты шутишь? Я и дорогу-то толком не запомнила. И потом, ты представляешь меня – метр с кепкой в прыжке – за рулем этого сарая? Да я даже капот не увижу, не то, что дорогу!
- И, тем не менее, придется ехать. Слава это сделать сейчас не в состоянии. Отрегулируешь сидение и все увидишь. – Серые глаза заледенели, губы упрямо сжались в тонкую линию.
- А почему бы не поехать тебе?
- Я не смогу нормально управлять машиной со своим плечом.
- Сереж, но я тоже не смогу! Особенно, учитывая то, что я никогда в жизни не сидела за рулем такой огромной машины и никогда не ездила по бездорожью. Я же застряну в первой же промоине, – растерянно проговорила я.
- На этом, как ты выражаешься, сарае?! Вряд ли. Знаешь, мне вообще интересно, ты в принципе способна хоть когда-нибудь думать не только о себе, но и о других? – неожиданно холодно поинтересовался он.
Я задохнулась от неожиданности. Да как он может такое говорить?! Или мне это снится?!
- Сережа! – я протянула руку, чтобы коснуться его, почувствовать под пальцами тепло, понять…
Он отпрянул так резко, что даже пошатнулся. Расширившимися глазами я смотрела, как он делает несколько шагов назад, вытягивая перед собой ладонь в запрещающем жесте.
- Я был бы весьма признателен, если бы ты проявила хоть каплю порядочности и не пыталась читать мои мысли, – процедил он сквозь стиснутые зубы.
- Да что происходит?! – взорвалась я. – Ты с ума сошел? Что ты несешь?
- С ума сошла похоже ты, раз не можешь выполнить элементарную просьбу. Я русским языком тебе говорю: Слава не может ехать, ему плохо. Я тоже не могу, Егор, как ты понимаешь, тем более. Кто остается? Ты. В чем проблема, Яна? Сложно сделать то, о чем тебя просят? Или ты такая эгоистка, что думаешь, все будут крутиться только вокруг тебя, а ты и пальцем не пошевелишь в ответ?
Это было настолько чудовищно несправедливо, что я даже не нашлась, что ответить. На глаза навернулись слезы, горячими струйками побежали по щекам. Я со злостью смахнула их кулаком – он не должен видеть, как мне сейчас больно. На короткий миг в его глазах что-то изменилось, мне показалось, что вот сейчас он шагнет мне навстречу, обнимет и все это развеется как дурной сон, но проблеск исчез также быстро, как и появился. Передо мной снова стоял незнакомец, источая холод и злость.
- Ты едешь или нет? – абсолютно чужой и безразличный голос. Только не плакать, нельзя, не смей. Я молча прошла мимо и вышла на кухню. Стас стоял у окна и резко обернулся, заслышав мои шаги.
- Яна?
Я отмахнулась, сунула ноги в сапоги, сорвала с крючка куртку и, не глядя на него, протянула руку ладонью вверх.
- Ключи и документы.
- Яна…
- Быстро, я сказала!!! – заорала я.
Он молча вытянул из кармана джинсов брелок и бросил мне. За ним последовало портмоне с документами на машину. Похоже, сегодня никто не хотел меня касаться, словно я была прокаженной. Егор сидел за столом и непонимающе смотрел то на меня, то на Стаса. Сжав ключи в руке, я выбежала из дома. Поскользнулась у крыльца, чуть не упала, но ухватилась за балясину и удержала равновесие. Слезы жгли глаза, воздух вырывался из груди короткими, горячими всхлипами. Какой же я была дурой! Как могла поверить в то, что я для него что-то значу?! Как я могла позволить себе настолько привязаться к кому-то, ведь знала же, идиотка, что все хорошее рано или поздно кончается!
Едва попав ключом в замок зажигания, я завела машину и только тут сообразила, что забыла открыть ворота. Вылезла обратно и, выдергивая моментально ставшие мокрыми ноги из чавкающей черной грязи, дошла до ворот. Пинком распахнула их, чуть опять не рухнув на землю. Снова забралась внутрь, попутно мстительно порадовавшись, что угваздала Стасу грязью весь салон, и, резко газанув, вылетела на дорогу. Озаботиться тем, чтобы закрыть за собой ворота, я не удосужилась. В конце концов, втроем эти придурки-инвалиды с ними как-нибудь совладают.
***
Стас бесшумно зашел в комнату. Сергей сидел, скорчившись на кровати, закрыв лицо руками. Почувствовав чужое присутствие, поднял голову, и Стас вздрогнул от боли и безысходности, плещущихся в его глазах.
- Она уехала?
- Да. Ты все сделал правильно.
- Я знаю. Но от этого не легче. Если... если все будет так, как ты говоришь, я не хочу, чтобы она запомнила меня таким…
- Она будет в безопасности, а это главное.
- Да, ты прав.
Сергей устало провел рукой по лицу и посмотрел в глаза Стасу.
- Сколько у нас времени?
- Не знаю. Мало. Может, полчаса, может, пять минут.
- Егор знает?
- Пока нет. Он думает, мы все посходили с ума.
Сергей горько усмехнулся.
- Он не так уж далек от истины. Ладно, мы будем сидеть, сложа руки и ждать, пока нас перебьют, или все-таки попытаемся что-то придумать? Скажи честно, какие у нас шансы?
- Практически никаких.
Сергей кивнул.
- Но между «практически никаких» и «вообще никаких» все же есть разница, не так ли?
Стас улыбнулся в ответ.
- Небольшая, но все же есть. И это лучше, чем ничего. Пойдем, – он протянул другу руку, помогая подняться, – пора поговорить с Егором.
Глава 11
Впервые за много лет Виктор Борисович был так растерян и напуган. Глядя на стрелки часов, неумолимо двигавшихся в сторону двенадцати, он тщетно пытался отбросить эмоции и начать думать.
«Выхода нет», - шептал едва слышный, гаденький голос, прочно обосновавшийся в голове. – «Выхода нет, и ты это знаешь. Они все погибнут, и это будет твоя вина, ты впутал их в это дерьмо, ты!»
Дрожащими руками он поднял телефонную трубку, посмотрел на нее и положил на место. Ничего нельзя изменить. Стас позвонит ровно в двенадцать, он пунктуален, как курьерский поезд, но он не успеет за оставшиеся восемь минут вернуться и вывести ребят из-под удара.
Не-у-спеть, не-у-спеть, издевательски тикали часы.
В кабинет шефа заглянула Лиза и, охнув, бросилась к нему. Ей показалось, что у начальника случился сердечный приступ. Остановившимися глазами он смотрел в стену, оттягивая рукой душивший ворот сорочки.
- Виктор Борисович! Виктор Борисович, что с Вами? – пробился в сознание испуганный женский голос.
Гудвинов, наконец, смог оторвать взгляд от часов и посмотреть на того, кто его тормошит. Глядя в испуганные глаза девушки, он внезапно подумал, что есть еще люди, зависящие от него. И ради них, и ради тех, кто сейчас ничего не зная, ждет возвращения Стаса, он обязан хотя бы попытаться.
- Лиза, - собственный голос показался ему чужим и незнакомым. – Мою записную книжку. Быстро.
Девушка, не задавая вопросов, метнулась к столу и, разворошив лежавшие на нем бумаги, извлекла небольшую телефонную книжку, с золотым тиснением по краям. Аккуратным, убористым почерком, шеф вносил туда телефоны всех людей, с которыми ему когда-либо приходилось иметь дело.
- Из офиса никому не выходить, даже на обед. Закрой входную дверь на ключ, ключ мне на стол. – Продолжал командовать Гудвин.
При других обстоятельствах Лиза не преминула бы, по меньшей мере поинтересоваться, что случилось, но, глядя в пустые глаза шефа, на внезапно проявившиеся на щеках глубокие морщины, на заледеневшее лицо, девушка удержала при себе вопросы, вертевшиеся на языке. Что бы это ни было, она не хочет ничего знать. То, что способно так изменить и, пожалуй, да – испугать всегда невозмутимого Гудвина, не сулит ничего хорошего. Когда через минуту она принесла и положила ему на стол ключ от входной двери, начальник с кем-то разговаривал по телефону, сжав в кулаке телефонный провод так, что побелели костяшки пальцев.
- …да, это срочно. Гудвинов Виктор Борисович. Я подожду, спасибо.
Снова с трудом оторвавшись от висевших на стене часов, он вопросительно посмотрел на Лизу.
- Я принесла ключ, Виктор Борисович.
Его взгляд на миг потеплел.
- Спасибо, Лизавета. Иди, я позову, если нужна будет твоя помощь.
Кивнув, девушка вышла из кабинета и, закрывая за собой дверь, услышала:
- Петр Евгеньевич? Добрый день, Гудвинов беспокоит…Хреново у меня дела, и времени объяснять нет. Мне помощь твоя нужна. Можешь найти мне срочно кого-нибудь из ОВД Плавского района? Это Тульская область. Желательно, того, кто имеет право отдавать приказы… И ради Христа, поскорее, у меня счет на минуты идет! Да, спасибо, жду…
***
Егор выслушал Стаса не поднимая глаз. Только рассеянно вертел в пальцах чайную ложечку, которой как раз мешал чай, когда в кухню вошли друзья.
«Интересно, - отстраненно думал он. – Сколько еще людей должны умереть за меня, прежде, чем все это закончится? За какие грехи мне дана способность притягивать смерть к тем, кто меня окружает? Сначала Маша, теперь вот эти ребята, даже толком меня не знающие, но готовые пожертвовать жизнью – ради чего? Чтобы я протянул еще от силы лет пять? Господи, какой бред!».
Егор поднял голову и посмотрел в глаза Стасу.
- Я не позволю вам сделать эту глупость. Когда они будут здесь, я выйду из дома и уеду вместе с ними.
Стас мягко положил ладонь ему на плечо.
- Ты плохо слушал. Они едут сюда не только за тобой. Они едут, чтобы убить нас.
Егор мотнул головой.
- Но это бессмыслица какая-то! Уверен, ты просто что-то не понял. Зачем им вас убивать? Мы же не в плохом боевике, рейтинг которого взлетает прямо пропорционально количеству пролитой крови!
Прикусив губу, Стас повернулся к окну.
- Я не ошибся. Предчувствия у меня бывают не часто, но еще ни разу не было случая, чтобы они меня подводили. А такого четкого, как сегодня, не было вообще никогда. До сих пор голова гудит. Я словно видел все на экране телевизора - тебя, себя, Серегу, Яну…
- Вы поэтому услали ее отсюда? – тихо спросил Егор.
- А сам ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Стас. – Не знаю, возможно ли что-то изменить, но пусть хотя бы у нее будет шанс выбраться.
- А почему мы не могли уехать с ней?
- Потому что тогда они нагнали бы нас в дороге, по такой распутице это сделать не сложно, мы бы даже до Плавска доехать не успели, - произнес Сергей, начиная одеваться. – И уж тогда ни у кого не было бы никаких шансов. А так они сосредоточатся на нас и не скоро обратят внимание, что здесь не все, кто им нужен.
- А уйти пешком?
- Нереально. Здесь везде чернозем, дорогу развезло, через двадцать метров ты либо окажешься носом в канаве, либо просто не сможешь сделать ни шагу с налипшими на ноги комьями земли. Отсюда не уйти. Единственное, что мы можем сделать, это остаться и попытаться протянуть время, чтобы дать Яне возможность отъехать подальше. Я очень надеюсь, что она разозлилась достаточно сильно, чтобы не появляться здесь в течение нескольких часов. Думаю, за это время так или иначе, но все закончится.
Он подошел к двери.
- Ты куда?
Глаза Сергея внезапно блеснули озорством.
- В сарай. Хочу проверить одну вещь. И если она еще там, то, кажется, настало время вспомнить мое богатое приключениями детство.
- А что это ты вдруг развеселился? - подозрительно поинтересовался его друг.
Сергей хмыкнул.
- Да просто вспомнил, как орала моя бабка, когда мы с друзьями устроили ей Вторую Мировую в миниатюре. И как гонялась за мной с ремнем в одной руке и крапивой в другой, а я, удирая, одним прыжком взял почти двухметровый забор и в результате ухнул по шею в ту же самую крапиву. Ходил потом до вечера чесался.
Представив себе эту картину, Стас не выдержал и прыснул со смеху. Сергей же, улыбнувшись, вышел на улицу и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Егор покачал головой. Господи, эти мальчишки как будто не понимают, что их ждет. Они шутят, несмотря на то, что практически уверены – им не пережить ближайшие пару часов. Сколько они продержатся против шестнадцати человек, которых, по словам Стаса отрядили по наши души? Две минуты? Пять? Воображение услужливо нарисовало картину дымящихся развалин вместо дома, похоронивших под собой их изуродованные тела.
«Нет, - тоскливо подумал он, - я не хочу, это неправильно!»
Как всегда в последнее время, когда он начинал нервничать, Егор сосредоточился, чтобы вызвать бабочку. Ее присутствие на ладони странным образом успокаивало, прикосновение цепких ножек, легких, изящных крыльев помогало снять напряжение, прочищало голову, позволяя принять верное решение. Он привычно уставился на открытую ладонь в ожидании, что над ней сейчас сгустится воздух, и кожи коснутся черно-желтые крылышки. Однако, ничего не произошло. Не было знакомого щелчка в голове. Внутри будто что-то перегорело. С заколотившимся сердцем, Егор, пытался снова и снова. Ничего. Пустота. Похоже, что после вчерашнего приступа способности исчезли. Он стал пустышкой.
И Егор начал смеяться. Он хохотал как безумный, до слез, держась обеими руками за живот, сгибаясь пополам, хватаясь за стол, чтобы не упасть. Стоило ему немного успокоиться, как на ум снова приходило слово – пустышка! ты – пустышка, Егор! - и его снова начинало крутить от смеха.
Стас осторожно дотронулся до плеча. Егор поднял голову, увидел над собой озабоченное лицо и его сотряс очередной приступ хохота. Нет, положительно у Бога - весьма своеобразное чувство юмора, раз именно сейчас он отнял у него единственное, что могло бы им всем помочь!
- Эй, ты в порядке?
Егор едва смог кивнуть в ответ, размазывая по щекам струившиеся слезы.
- Да. – Выдавил он, наконец.
- Хорошо. А то я уж, грешным делом, подумал, что у тебя истерика.
Егор вытер лицо рукавом и, все еще хихикая, поднял глаза.
- Так и есть. У меня истерика. Я больше не могу вызывать бабочек. Я ноль, Стас, полный и абсолютный ноль! Пустышка. Ты представляешь, какой жестокий облом ждет тех, кто сейчас сюда едет?
Несколько секунд Стас молча смотрел на него, а потом тоже захохотал. Через мгновение Егор присоединился к нему.
«Все не так уж и плохо, – думал он, – раз мы еще способны смеяться, значит все не так уж плохо».
Когда некоторое время спустя в дом с небольшим жестяным бочонкам в руках вошел Сергей, они все еще всхлипывали от смеха.
- По какому поводу веселье? – поинтересовался он, оглядывая друзей.
- У Егора пропали способности, - ответил за двоих Стас.
Сергей присвистнул.
- Действительно, обхохочешься. А главное – вовремя. Что ж, тогда, похоже, вот это, - он похлопал рукой по плотно закупоренному бочонку, - все, что у нас осталось.
***
Майор милиции Иван Николаевич Соков был зол и расстроен. Только что он повесил трубку после разговора с каким-то наглым и напористым мужиком из первопрестольной – то ли Гудвиновым, то ли, прости Господи, Мудвиновым, майор не разобрал. Возбужденным, не допускающим пререканий тоном, этот Гудвинов-Мудвинов пролаял в трубку, что по имевшейся у него оперативной информации в ближайшее время в подведомственном Ивану Николаевичу районе будет совершено бандитское нападение на четырех москвичей, которых неизвестно каким дурным ветром занесло в их края. И нападение это следует как можно скорее предотвратить. Иван Николаевич и рад был бы послать наглого мужика куда подальше, отговориться делами, и тем, что приказы из Москвы ему – что зайцу барабан, да сослался тот на Петра Евгеньевича, мол просил он напомнить про один случай пятилетней давности и надеялся, что Иван Николаевич в помощи не откажет.
Соков тяжко вздохнул: была в его карьере нехорошая история, выпутаться из которой помог бывший однокашник, Петька Щеглых, история мутная и некрасивая настолько, что вспоминать-то ее не хотелось. Но не настолько, чтобы забыть, что Петьке он обязан собственной карьерой. Так что, как ни крути, информацию необходимо было проверить, вместо того, чтобы ответить, мол, иди-ка ты, дорогой товарищ, лесом, разбирайся сам со своими московскими отморозками. А это означало, что надо было распрощаться с чашкой чая и бутербродами, аппетитно разложенными на столе, вызывать группу быстрого реагирования, и мчаться в это…как его…в Боняково. Иван Николаевич взглянул на висевшую над столом карту и горестно охнул. Был он там однажды. Занесла нелегкая на разборки местных алкашей. Дело летом было, когда ехали – дождь собирался, думали, успеют обратно вернуться, прежде чем ливанет, да не успели. После пятнадцатиминутного дождя дорогу развезло так, что милицейский Уазик намертво засел в мигом превратившемся в болото черноземе. Вспоминая, как его коллеги, от грязи похожие на негров с плантации, корячились, пытаясь хоть на сантиметр сдвинуть увязшую по брюхо машину, Иван Николаевич вздрогнул. Это на что же сейчас похожа эта дорога, если даже небольшой дождик был способен превратить ее в кашеобразное месиво?! Да вся группа увязнет еще километрах в пяти от деревни! Тут же нужен танк, не меньше!
Горестно застонав, он последними словами проклял тот день, пять лет назад, когда его, изнуренного болезнью матери и поисками дорогостоящих лекарств, черт попутал согласиться на взятку, предлагаемую одним из местных авторитетов. А заодно и Петьку – ныне Петра Евгеньевича, полковника Прокуратуры, ухитрившегося поймать его за руку, но ради старой дружбы отпустившего бывшего однокашника с миром. Тащись теперь, черт знает куда, объясняй начальству, по какой такой надобности дернул СОБР, да откуда вообще пришла эта информация. Но выхода не было, и, матерясь последними словами, Иван Николаевич принялся делать нужные звонки.
***
- Что это? – Стас с любопытством постучал по бочонку и попытался подковырнуть ногтем плотно закрытую крышку.
- Осторожней! – Сергей бесцеремонно хлопнул его по руке и протянул толстые нитяные перчатки. – Открывать можно только в них. Это негашеная известь. А еще в сарае, если мне не изменяет память, есть несколько бутылок с наших последних…хм…посиделок.
В глазах Стаса появилось и начало расти понимание. Восхищенно цокнув языком, он, забывшись, с размаха хлопнул друга по плечу.
- Серега, ты гений!!! Если мы отсюда выберемся живыми, обещаю, я поставлю тебе памятник! Нерукотворный!!!
- А объясните, пожалуйста, тому, чье детство не было таким бурным, - подал голос ничего не понимающий Егор, - чем нам может помочь бочонок с негашеной известью?
- О-о, друг мой, - закатил глаза Стас. – Это такая вещь, такая вещь, что…
- Хватит уже паясничать, - оборвал его Сергей, сердито потирая ушибленное плечо. – Если негашеную известь соединить с водой, произойдет очень мощный выброс тепла. Дальше ясно?
- Нет, - честно признался Егор.
- Господи, где твое детство проходило? У мамы под крылышком на пианино «Польку-Бабочку» разучивал?! – не выдержав, снова встрял Стас. – Объясняю: если засыпать известь в бутылку, залить ее водой и плотно закрыть крышку, то от выделяемого тепла бутылку разорвет на миллион осколков. Это же отличная самодельная граната! Главное – вовремя ее кинуть, иначе она может рвануть прямо в руках. И оторвать эти самые руки по локоть.
- Жуть какая, – содрогнулся Егор.
Сергей, прищурившись, посмотрел ему в глаза и тихо произнес:
- Да, это жуть, Егор. Но они хотели войну, и они ее получат. У нас со Славкой мало патронов и когда они закончатся, я не собираюсь задрать лапки кверху и ждать, пока меня прикончат. Я жить хочу. Стас, как у нас со временем?
Стас прислушался к себе и передернул плечами.
- Пока, вроде, есть. Я скажу, когда будет совсем близко.
- Отлично. Егор, сможешь дойти до сарая и принести оттуда как можно больше бутылок?
- Да.
- Тогда, вперед. И возьми с собой Рея, а то еще сунет, не дай Бог, нос в известь.
Егор свистнул собаку и вышел на улицу. Идти после вчерашнего приступа было непросто. Тело плохо слушалось, от слабости на лбу моментально выступила испарина. Ноги разъезжались, как на льду. Добравшись до сарая, он прислонился к стене, чтобы немного передохнуть и огляделся. Быстро привыкнув к полумраку, глаза различили контуры садового инвентаря, аккуратно расставленного вдоль бревенчатых стен. На небольшом рабочем столе лежал забытый топор с треснувшим топорищем, над ним, на вбитом гвозде, словно огромное гнездо, прилепилась к стене плетеная корзина. На полу валялись старые грабли, ведра, коробки с гвоздями. Клубки пыли и паутина покрывали все толстым, равномерным слоем.
То, что ему было нужно, обнаружилось под столом. Там стоял целый ряд серых от пыли бутылок, по большей части пивных, но попадались и водочные, а также несколько квадратных - из-под рома и текилы. Егор усмехнулся: видать, покуролесили ребята на славу, сам он после такого количества спиртного просто по-тихому склеил бы ласты – он всегда плохо переносил алкоголь. Сняв со стены корзину, он сложил в нее как можно больше стеклотары и осторожно двинулся в обратный путь, к дому.
Дурнота накатила, когда он уже подходил к крыльцу. Внезапно стало трудно дышать, небо и земля поменялись местами и завертелись в безумном хороводе. Пропал контроль над телом – попытки преодолеть оставшиеся несколько метров приводили только к нелепым взмахам руками и ногами. Перед глазами поплыли черные круги, к горлу подкатила тошнота. Корзина с бутылками полетела в грязь, жалобно звякнуло стекло. Последним усилием мутнеющего сознания Егор попытался крикнуть, в надежде, что в доме его услышат, но вместо крика вышел невнятный стон, и Егор медленно осел на землю. Последнее, что он почувствовал – горячий, влажный язык, вылизывающий щеку…
- Нет, ну его только за смертью посылать! – Стас в третий раз выглянул в окно, выходящее на задний конец участка, где находился сарай. – Объясни мне, сколько можно нести десяток бутылок? Или он их там каждую в вату обворачивает, чтобы не разбить?!
Сергей мрачно пожал плечами.
- Шут его знает. Пойду схожу, потороплю.
Но не успел он сделать и шаг в сторону двери, как на крыльце послышался быстрый топоток собачьих лап, и Рей заскребся, требуя пустить его в дом. Сергей открыл дверь, и пес сразу заметался вокруг хозяина, скуля и заглядывая в глаза.
- Что случилось, малыш? – присел на корточки хозяин.
Собака в ответ схватила его за штанину и потянула к двери. Переглянувшись, друзья бросились наружу.
Со стороны могло показаться, что Егор просто устал и присел отдохнуть, если бы не вода и грязь, пропитавшие насквозь одежду, и не мертвенно бледное, запрокинутое вверх лицо.
- Твою мать! – Коротко и зло выругался Стас, привычно подхватывая его на руки. – Да что ж за непруха такая?!
Он пинком распахнул входную дверь, прошел в комнату и осторожно уложил бесчувственного Егора на кровать. Быстро освободил от верхней одежды, положил руку на лоб и прошипел что-то сквозь стиснутые зубы, когда подошедший следом Сергей тронул его за плечо.
- Слав…
Стас дернул плечом, сбрасывая руку.
- Слава!
Он обернулся.
- У нас нет на это времени.
- Серега, я должен…
- Ты должен сейчас помочь мне. Потому что, если ты этого не сделаешь, помогать ему, – Сергей кивнул в сторону неподвижно лежащего Егора, - будет уже некому.
Стас нехотя встал и, кинув последний взгляд на кровать, вышел из комнаты. Егор остался один. Его глаза под плотно сомкнутыми веками быстро двигались из стороны в сторону, точно ему снился какой-то живой и яркий сон.
Главы 12 - 13
Отъехав от дома километра на полтора, я заглушила мотор и без сил уронила голову на руль. Слезы струились по щекам, застилая дорогу, голова горела как в огне. Все попытки успокоиться приводили только к тому, что я еще сильнее начинала всхлипывать. В голове творилось черт знает что. Мысли бессвязно метались, словно вспугнутые птицы, не в состоянии сосредоточиться на чем-то конкретном. Перед глазами молниями проносились образы: Сергей прижимает меня к себе, а меньше чем через минуту ледяным тоном обвиняет в эгоизме; растрепанный Стас приказывает идти к Егору, и он же с безразличным лицом, кидает через всю кухню ключи; вытянутая в запрещающем жесте рука Сергея, когда я попыталась коснуться его…
Почему он отшатнулся от меня? Чем объяснить злой, колючий холод в его глазах?
Размахнувшись, я с яростью ударила по рулю. Нет, так дело не пойдет. Пока я не успокоюсь, ничегошеньки не пойму. Нужно взять себя в руки и начать мыслить связно. Несколько раз глубоко вздохнув, я попыталась очистить голову от эмоций и мысленно снова вернулась к тому моменту, когда Сергей подошел ко мне в комнате. Короткое, эмоциональное объятие, как будто он…
Стоп.
Я резко выпрямилась. Как будто он знал, что будет дальше! И заранее – нет, даже не извинялся, но…что? Забыв дышать, я вцепилась в руль, лихорадочно вспоминая. Было что-то еще… до того, как я повернулась к нему – мелочь, замеченная краем глаза деталь, на которую я бы обратила внимание, если б он меня не отвлек.
Застонав, я сжала руками виски. Дрожащие пальцы запутались в растрепавшейся косе. Всего час назад я, напевая, аккуратно заплетала ее, убирая от лица тяжелые, непослушные волосы, теперь же прическа превратилась в то, что моя школьная приятельница эмоционально именовала «взрывом на макаронной фабрике». Машинально, не замечая боли, я принялась раздирать сбившиеся в неприглядный колтун пряди.
Что же это было? Что???
В памяти неожиданно всплыл недавний рассказ Сергея о его первом командире, учившем их, молодых новобранцев, азам выживания. Я словно увидела нас со стороны – с серого неба сыплется мелкая морось, теплое ватное одеяло окутывает плечи, едва слышно поскрипывают ветхие доски крыльца. Пальцы Сергея тесно переплелись с моими и, забавно копируя интонации, он произносит:
- Слушайте меня, ребята. Слушайте очень внимательно, потому что когда-нибудь то, что я вам сейчас скажу, однажды может спасти вашу жизнь. Вот вы смотрите сейчас вокруг себя, и вам кажется, что вы все видите, на самом же деле, вы видите далеко не все. И для этого я тут и поставлен, чтобы научить вас смотреть. Потому что для того, чтобы выжить, вам будет необходимо одним единственным взглядом увидеть больше, чем иной человек видит за всю свою жизнь. А то, что вы не увидели с первого взгляда, можно будет увидеть потом, глазами памяти. Ибо разница между увиденным и не увиденным может стать для кого-то разницей между жизнью и смертью.
Между жизнью и смертью… Я видела, что-то очень важное! Господи! Я застонала, снова прислонившись лбом к прохладной коже руля. Перед мысленным взором как кинокадры проносились картинки – я разговариваю с Егором, он встает, выходит из комнаты, я поправляю его постель и поворачиваюсь к кровати Стаса, отмечая про себя, что она вся скомкана, будто ему всю ночь снились кошмары. Откидываю прикрывающее подушку одеяло и…Сердце внезапно заколотилось, на лбу выступила испарина. Вот оно! На подушке был след от крови. Небольшое, подсохшее уже пятнышко, оно ярким пятном выделялось на белой наволочке. У Стаса иногда шла носом кровь, если он слишком долго «работал», используя свои способности. Или же…или же если у него были предчувствия.
Я резко выпрямилась, случайно нажав на гудок. Звук сигнала разнесся по напитанному влагой воздуху, заставив меня испуганно подскочить. Идиотка! Дура набитая, как же я сразу не догадалась?! Вот почему они не давали дотронуться до себя, они боялись, что я почувствую, пойму… И вот почему, не удержавшись, так крепко обнял меня Сергей. Он не извинялся. Он прощался.
Закусив губу, несколько секунд я смотрела сквозь лобовое стекло на черные, бесконечно тянущиеся сколько хватало глаз поля, а потом завела мотор и, резко крутанув руль, утопила педаль газа.
***
Они ехали плотной колонной, изредка пробуксовывая колесами в многочисленных промоинах, разбрызгивая вокруг жадно чавкающую, черную как деготь грязь. Четыре больших темно-серых машины, от которых волнами расходилась опасность. Сидевшие внутри люди практически не разговаривали, перебрасываясь лишь короткими фразами, и только водители, как один, матерились сквозь зубы, чуть ли не усилием воли вытаскивая машины из очередной наполненной водой и глиной ямы.
Получив последние инструкции от Волина, Николай смотрел на однообразный пейзаж, медленно проплывающий за окном, и думал о том, что им крупно повезет, если они не застрянут на этой проклятой Богом дороге. И ладно еще, если это случится до. Общими усилиями шестнадцать человек как-нибудь вытолкают засевшую в этом болоте машину. Но вот если какие-то накладки начнутся после, они рискуют вляпаться в нешуточные неприятности. Когда все закончится, сваливать из деревеньки надо будет по-быстрому, хрен знает, как у них тут милиция работает, лишние неприятности им ни к чему.
Про себя он уже решил, что оптимальным вариантом будет использовать, как и в прошлый раз, иглы с сильнодействующим снотворным. В этом их преимущество перед пистолетом – доказать, что жертвы несчастного случая сначала перестреляли друг друга, а потом аккуратненько сложились штабелями в доме и самовозгорелись, будет весьма проблематично. Только действовать надо с умом, а не соваться очертя голову вперед, считая противника слишком ничтожным, чтобы соблюдать элементарную безопасность. Это их давеча и сгубило. Кто думал, что Плясов способен концентрироваться одновременно на нескольких объектах? Что его спутники вдруг так рьяно возьмутся его защищать? Правильный ответ – никто. Вот и не стоит удивляться закономерному результату в виде двух трупов и провала тщательно спланированной операции. Но подобное не повториться. Их не ждут – даст Бог, может вообще удастся незаметно пробраться в дом и один за другим нейтрализовать всех, кто окажется внутри. В первую очередь Плясова, как пирокинетик он представляет наибольшую угрозу. Затем мужчин. Девчонку оставить напоследок.
Николай хищно улыбнулся. Насчет девчонки никаких особых указаний не поступало, но он планировал вдоволь потешиться, прежде чем отправить эту троицу на жертвенный костер. Он отметил ее, еще просматривая запись наружки – невысокая, худенькая, смотрит презрительно, в глазах неоновой надписью горит – не подходи, убьет. Ему всегда нравилось обламывать таких вот гордячек. Смотреть, как в конце они способны только сопли размазывать, распрощавшись с былой гордостью. В предвкушении он сладко зажмурился. В конце концов, он имеет на это право, хотя бы уже потому, что тащится сейчас по этой жуткой дороге, рискуя отхватить себе пол-языка на выбоинах.
Головная машина мигнула стоп-сигналами и замедлила ход. Дождавшись, пока она остановится, Николай опустил стеклоподъемник и высунулся наружу. Из машины выскочил человек и, увязая по колено в грязи, подбежал к Николаю.
- Почему остановились? – недовольно спросил тот.
- Посмотрите вперед, - вместо ответа человек указал на что-то большое и черное, раскорячившееся впереди метрах в пятнадцати.
Николай открыл дверцу и вгляделся. Прямо посреди дороги, развернувшись к ней под странным углом, будто в чисто поле собирался рвануть, да передумал, стоял большой черный джип. Дверь водительского сидения была распахнута, в салоне никого не было.
- Видно пытались развернуться и увязли в этой грязище. Боюсь, дальше нам не проехать.
- Ты с ума сошел? – яростно зашипел Николай. – Ты предлагаешь нам пешком оставшееся расстояние тащиться? Быстро сел за руль и убрал его с дороги! Еще не хватало завалить всю операцию из-за какого-то придурка, не умеющего ездить!
- Николай Степанович, - сотрудник серьезно взглянул ему в глаза. – Это не просто какой-то придурок. Вчера мы ехали именно за этой машиной.
***
Стрелки часов медленно подползли к цифре двенадцать и, перевалив, двинулись дальше. Звонка от Стаса не было. Виктор Борисович, застыв, гипнотизировал глазами телефон, как будто усилием воли был способен заставить его зазвонить. Мысли лихорадочно крутились в голове. Почему нет звонка? Опоздал? Застрял где-то в дороге? Или все намного хуже - Павел в очередной раз наврал про имевшееся у них время, и ребят уже нет в живых?
Отчаянно стискивая кулаки, Гудвин подумал, что душу дьяволу заложил бы за то, чтобы узнать, что сейчас происходит в этой забытой Богом деревеньке. А еще лучше, за возможность быть там.
В сотый раз он взглянул на часы. Майор в Плавске сказал, что нужно не менее сорока минут, чтобы быть на месте. Сорок минут… Ребята и десяти не продержатся. У Сергея со Стасом есть оружие, у обоих ПМ, в магазине которого стандартно восемь патронов. Нет, у Сергея семь, одна пуля была истрачена во время инцидента у дома Яны. Итого, пятнадцать. Мало, слишком мало. Патроны расходуются быстро, пистолет – оружие ближнего боя, из него сложно бить прицельно на большое расстояние. К тому же, они не ждут нападения, могут вообще не успеть ничего сделать и приехавшая на место группа найдет только догорающие бревна.
Впервые за всю свою жизнь, не верящий ни в Бога, ни в черта Гудвинов, начал молиться.
***
Я с трудом подняла правую ногу. Проклятая грязь сыто чавкнула, неохотно отпуская добычу. Левая нога тут же ушла вниз практически по колено. В сапог, и без того промокший насквозь, радостно журча, полилась ледяная вода. Стоя на одной ноге, как цапля, я безнадежно выискивала глазами хотя бы один островок сухой земли, до которого можно было бы добраться. Черт бы побрал это болото! Как тут вообще можно жить и передвигаться? Теперь понятно, почему здесь так мало народу, они не уехали в город, они просто сгинули в этой топи, жадно засасывающей все, что попадало в ее ненасытную пасть! А те, кто остались в живых, дождались, когда дорога подсохнет и сбежали, пока их не постигла участь односельчан. Леший, я бы тоже сбежала, случись мне здесь жить.
Я со злостью махнула ногой, сбрасывая с нее огромный ком налипшего чернозема. Другая нога тут же заскользила, как по льду, я замахала руками в попытке удержать равновесие, не удержала и обеими руками ухнула в грязь. В сантиметре от лица надулся и лопнул огромный пузырь, обдав меня черными брызгами. Замечательно. Просто великолепно! Говорила же я, что не умею управлять внедорожником. И вот, пожалуйста, при попытке развернуться, застряла, угодив двумя колесами в канаву. Стас бы наверняка справился, вытащив полноприводной Лэндкрузер за пару минут. Меня же хватило только на то, чтобы бестолково погазовать, распространяя вокруг себя огромное облако выхлопных газов, и, убедившись, что вылезать из ямы машина категорически отказывается, бросить ее, не придумав ничего лучшего, как добираться до дома пешком.
Дурацкая идея обернулась катастрофой. Сдуру я решила ускорить процесс и срезать дорогу через поля – надо было лишь пройти метров триста до небольшого, поросшего кустарником пригорка, а оттуда уже был виден дом, где остались ребята. Первые шагов пятьдесят я шла вполне бодро: довольно часто попадались островки слежавшегося снега, оставалось только перепрыгивать с одного на другой, стараясь не попадать ногой в месиво между ними. Но чем дальше в поле я продвигалась, тем меньше становилось этих островков, и тем чаще мои ноги попадали в едва прикрытые водой ямы. Комья почвы, налипшие на сапоги, казалось, весили целую тонну, приклеивая меня к земле, словно муху к липкой ленте. С каждым шагом становилось все труднее оторвать подошву, мышцы, не привыкшие к подобной физической нагрузке, протестующее кричали от напряжения. Остановившись, чтобы оглядеться, я почувствовала как медленно, но верно погружаюсь вглубь. Попыталась выдернуть ногу и вот на тебе – стою на четвереньках, по уши в грязи. Для полноты картины оставалось только хрюкнуть.
Осторожно я попыталась переместить вес тела на одну руку. Вытянутая из земли конечность выше локтя была покрыта сантиметровым слоем грязи. Я попыталась сжать заледеневшие пальцы, но чуть снова не потеряла равновесие и поскорее вернула себе четвертую точку опоры. Н-да, впервые я оказалась в настолько идиотской ситуации. От мысли, как я, должно быть, выгляжу со стороны, у меня из груди вырвался нервный смешок, больше похожий на всхлип. Стоп, хватит. Надо собраться. Если мне сейчас не удастся принять вертикальное положение, онемевшие от холода руки очень скоро просто перестанут меня держать. Надо подниматься и спешить, времени могло оставаться совсем мало. Только до чего – вот в чем вопрос. За последние десять минут я, наверное, в сотый раз спросила себя, что именно мог увидеть Стас. Очевидно, что ничего хорошего, раз они с Сергеем поспешили как можно скорее избавиться от меня, как от лишней обузы. Друзья, называется! Видимо, считают, что от меня вообще никакой пользы, только щи варить – Яна, что у нас на обед, Яна, что у нас на ужин?!
От злости я всхлипнула и, забывшись, попыталась вытереть нос рукой, оставив на лице широкую полосу грязи. Черт! Ну точно – свинья на выпасе! Извернувшись, я потерлась лицом о плечо, не столько стирая, сколько размазывая грязь. Мысли вновь вернулись к Стасу. Что же он все-таки видел? Ведь даже если нас сумели выследить, разве не логичнее было бы сесть в машину и уехать всем вместе, пока есть время? Почему тогда они остались? Бред какой-то. Не собираются же они держать там круговую оборону?
Откуда-то сбоку послышался шум мотора. Повернув голову, я увидела небольшую кавалькаду из четырех темно-серых внедорожников, притормаживающих у брошенного мной Лэндкрузера. Что это? Откуда в этой глухомани взяться сразу четырем явно не местным машинам? Сердце пропустило удар и заколотилось в два раза быстрее. Нас нашли. Никаких сомнений. Это их появление предчувствовал Стас. И если это так, то я не успею добраться до дома раньше. Я опоздала.
Стараясь не двигаться, чтобы не привлекать к себе внимание, и понимая, что это все равно бессмысленно – моя раскоряченная фигура в чистом поле не могла не броситься в глаза – я смотрела, как из передней машины вышел человек и быстрым шагом подошел ко второму джипу. О чем-то быстро переговорил и направился к Лэндкрузеру. Хочет убрать его с дороги, сообразила я, попутно прикидывая, удастся ли мне издалека сойти за кочку. Впервые я от души возблагодарила Бога за мышасто-серое нечто, купленное мне Стасом. Будь я в своей прежней ярко-голубой куртке, меня уже давно бы заметили, а так, если не двигаться и еще больше вжаться в землю, есть шанс не привлечь к себе внимание.
Возле Лэндкрузера, между тем, происходила оживленная дискуссия. Еще бы! Ключи-то у меня. По какому-то счастливому наитию я не стала оставлять их в замке зажигания и сунула в карман, и теперь эти люди очевидно решали, каким образом столкнуть с дороги перегородившее ее препятствие. И если среди них не было профессионального угонщика, способного завести машину, закоротив провода зажигания, придется им убирать Стасов «сарай» с дороги вручную. Мысленно я снова поблагодарила Создателя за отсрочку, искренне пожелав провозиться как можно дольше. Это давало мне дополнительное время, хотя и не решало основную задачу – как самой добраться до сухого пригорка в ста метрах от меня.
Хлопнули дверцы машин. Господи, сколько же их там! В этот раз «Тристар» не стал мелочиться, прислал «всю королевскую конницу и всю королевскую рать». На меня снова накатила злость на ребят: какое они имели право решать за меня, даже не спросив, а хочу ли я бросать их? Просто обманом отправили подальше, как маленького ребенка, не имеющего право голоса. Ладно, Стас, но Сергей! Я ему это еще припомню, только бы успеть добраться до них до того, как эти деятели справятся с Лэндкрузером.
Очень медленно и осторожно я переставила вперед одну руку. Подтянула затекшее тело и переместилась на полметра вперед. Сквозь растрепавшиеся волосы посмотрела на группу людей, столпившихся вокруг джипа. Нет, в мою сторону никто не смотрел, все внимание было сосредоточено на глубоко погрузившейся в грязь машине. Еще один шаг, если так можно назвать передвижение на четвереньках. И еще один. Рук я уже не чувствовала – ледяная грязь обволокла их плотным коконом, напрочь вытянув все тепло. Практически распластавшись по земле, я поползла вперед. Каждое движение отзывалось болью в мышцах, о существовании которых я и не подозревала, холод сковывал тело ледяными пальцами. Я мрачно подумала, что воспаление легких мне гарантировано. В том случае, если удастся пережить сегодняшний день. Время от времени я отрывала голову от земли, чтобы посмотреть в сторону брошенной машины. Вокруг нее разгорелась нешуточная возня. Люди дружно толкали и раскачивали, но Лэндкрузер пока что даже не сдвинулся с места. Как бы там ни было, это вопрос времени. Через пять минут или же через десять, но машина сдастся, и мне оставалось только молиться о том, чтобы к этому моменту я уже достигла сухого места. В очередной раз сдув упавшие на глаза волосы, я взглянула вперед и обнаружила, что вожделенный пригорок значительно приблизился. Еще пара рывков и я, задыхаясь, упала на прошлогоднюю траву.
Здесь было относительно сухо, а кустарник укрывал от нежелательных взглядов. Переведя дыхание, я сделала пару шагов вперед, и неожиданно глазам открылся вид, от которого я застыла на месте, забыв дышать. Понимание обрушилось внезапно, придавив к земле, словно каменной плитой. Куски головоломки, так мучившей меня последние дни, сложились в единое целое. Я сдавленно охнула, и в поисках опоры ставшим ватными ногам, ухватилась за ветку какого-то низкорослого дерева, растопырившего рядом черные ветки-пальцы. Шип глубоко впился в кожу, оставив на ней алую бисеринку крови. Я не обратила на нее внимания, продолжая расширившимися глазами смотреть на то, что должна, обязана была помнить, но отчего-то забыла.
..............Темное небо нависло над головой, давит свинцовой тяжестью. Вязкой пеленой окутывает сознание, мешает дышать. Прямо передо мной - небольшой деревянный домик, грязные окна утонули в растрескавшихся бревнах словно слепые глазницы. Поднимается ветер. Он хлопает полуоторванной ставней, кружит в быстром танце прошлогодние листья. Пригоршнями подкидывает вверх, упруго бьет в лицо, мешая дышать.
Черный колодец за домом вздымает к небу ржавую ручку ворота. Над крышей суетливо кружат вороны, их хриплое карканье похоронным звоном отдается в ушах. Воздух вокруг наэлектризован так, что кажется от меня сейчас посыплются искры. Мне нужно туда, вниз. Там, в доме, мои друзья и тот, кого я люблю. Но за спиной ревут заводимые моторы, и осознание того, что я пришла слишком поздно, накатывает волной, сжимая грудь до темноты в глазах. Я пытаюсь что-то крикнуть, но ветер заталкивает слова обратно в горло, и вместо них вырывается глухой хрип.
Начинается дождь. Ледяные струйки стекают по лицу, бегут за воротник. От ужаса я начинаю плакать, я не хочу видеть того, что сейчас произойдет, но стоит мне прикрыть глаза, как память, до этой минуты прятавшая воспоминания в глубине сознания, разворачивает картину охваченного огнем дома, увиденную однажды во сне. Как я могла про все забыть? Как могла упустить свой единственный шанс остаться рядом с любимым человеком?! Я не могу позволить ему умереть. Только не ему, не сейчас!
Ноги сами начинают двигаться, все быстрее и быстрее, наплевав на грязь, на холод, на усталость. Порывы ветра высушивают слезы, сердце колотится как сумасшедшее, выскакивая из груди. Я обязана успеть…...............
Я бежала, как никогда в жизни. Ноги проваливались в грязь, я падала и, задыхаясь, поднималась вновь. Несколько минут форы, пока люди из «Тристара», наконец справившиеся с Лэндкрузером, огибали поле, давали мне надежду добраться до дома раньше них. Я не знала, что буду делать, когда окажусь там, мне было плевать, что будет дальше. Я хотела только одного – быть рядом с ними, рядом с ним, а дальше - гори все синим пламенем. Перед глазами прыгали черные точки, боль в правом боку горячим обручем стискивала внутренности, сбивая дыхание, но я уже была во дворе. Угасающим усилием воли заставила себя подняться на крыльцо и открыть дверь. Последнее, что я запомнила перед тем, как рухнуть в обморок – побелевшее как мел лицо Сергея.
***
Сергей присел на корточки, выставив перед собой бутылки, набитые известью. Их оказалось чуть больше десятка, найти плотные пробки к остальным не удалось. Ну что ж, хорошо хоть столько. Если добавить к этому полный магазин патронов у Стаса и практически полный у него самого, то шансы на выживание возрастают с одного процента до пяти.
Сергей мрачно усмехнулся. Боже, какая глупость надеяться отбиться от шестнадцати хорошо вооруженных бойцов при помощи каких-то детских шалостей! На самом деле никаких шансов у них нет, да и не могло быть. Все закончится очень быстро, гораздо быстрее, чем они надеялись. Что ж, разве он сам не жалел порой, что война выпустила его живым из своих цепких рук? Правильно говорят: будьте осторожнее в своих желаниях, они могут исполниться. Вот и его желание – забыть, исчезнуть, перестать чувствовать себя ходячим мертвецом – похоже скоро сбудется. Жаль только, что случилось это именно тогда, когда ему впервые за прошедшие шесть лет вдруг отчаянно захотелось жить. Но ничего… Дай Бог только, чтобы Яна не вернулась раньше времени! Она-то как раз заслуживает жизни.
В комнату, распространяя едкий запах керосина, вошел Стас.
- Я у тебя в сарае еще канистру бензина откопал. – Сообщил он, вытирая руки куском тряпки.- Древняя, но горит исправно. И я даже знаю, для чего ее приспособить. Эй, ты чего? – спросил он друга, внимательно глядевшего на него снизу-вверх.
- Стас, я тут подумал… Может, ты попробуешь уйти, а? Тебе же через месяц тридцатник. Я и один могу их отвлечь.
Стас покачал головой и бесцеремонно постучал согнутым пальцем Сергею по лбу.
- Для тех, кто в танке – еще раз такое скажешь, получишь от меня строгий выговор с занесением в грудную клетку. А потом еще и по роже схлопочешь. До кучи.
- Стас…
- Все, Серега, разговор окончен. Кстати, - лукаво подмигнул он, – и давно ты меня Стасом стал называть?
- Я… - начал было Сергей, и внезапно замолчал, прислушиваясь. Изумленно выдохнул, встал и сделал несколько быстрых шагов к двери, однако, открыть ее не успел. Дверь распахнулась сама, с грохотом ударившись о косяк. Побелев, Сергей смотрел, как стоявшая на пороге девушка сделала несколько неверных шагов вперед и, пробормотав «все-таки успела», рухнула ему на руки.
***
Николай громко выматерился. Половина личного состава уже успела по уши изваляться в грязи, а проклятый Лэндкрузер не желал сдвинуться с места и на сантиметр. Этот фарс надо было заканчивать. За каким бы хреном его здесь не бросили, еще пара минут возни в этом болоте и невозмутимость его людей останется только в воспоминаниях. А ему нужны холодные головы и не дрожащие от усталости руки.
- Тросом попробуйте. – Бросил он сквозь зубы, глядя на то, как, поскользнувшись, в грязь упал очередной «везунчик». – Достаточно будет его немного в сторону сдвинуть, и тогда мы сможем проехать.
Парень молча полез в багажник за буксирным тросом. Заревел мотор. Лэндкрузер дернулся, понемногу выползая из канавы. Из-под колес вытягивающей его машины летели огромные куски чернозема, она медленно, словно нехотя, пятилась назад. Неожиданно звук двигателя изменился, ритмичное гудение сменилось противным воем. Колеса, взбив вокруг себя грязь, потеряли сцепление с дорогой и начали прокручиваться вхолостую. Водитель отчаянно задергал переключатель скоростей, пробуя задний и передний ход, но жирная как масло грязь лишь скользила под брюхом машины, не давая возможности зацепиться. Лэндкрузер остановился на полдороге, нависнув над канавой одним колесом.
- Твою мать. – С чувством произнес Николай, уже понимая, что вместо одной застрявшей машины, они теперь имеют две.
Сзади подошел один из его людей.
- Николай Степанович…
- Что?! – гаркнул он, резко разворачиваясь.
Парнишка отпрянул, побледнев так, что пропали даже веснушки на лице.
- Я это…хотел сказать…в общем…, – забормотал он.
- Что, Леша? – беря себя в руки, уже тише спросил Николай.
Паренек кинул на него затравленный взгляд, но, увидев, что начальник не злится, зачастил:
- Я тут подумал, а зачем мы вытаскиваем этот джип? Давайте его просто спихнем в поле, подальше с дороги и дело с концом. Ведь проще спихнуть-то…
Он преданно смотрел Николаю в глаза.
- Командуй. – Махнул рукой тот, попутно подумав, что у него самого, видать, мозги грязью забились, раз это очевидное решение сразу не пришло в голову. – И подсуньте что-нибудь под колеса нашей машины, максимум через пять минут мы должны двинуться дальше.
Он не стал делиться с остальными своими сомнениями, что птичек уже возможно нет в клетке. Лэндкрузер мог быть брошен на дороге неспроста, недаром же его Волин предупреждал, что там сплошные медиумы. Могли почувствовать неладное и намерено перегородить дорогу.
Николай жестом подозвал к себе старшего по группе, наблюдавшего, как с дружным «взяли!» Лэндкрузер заново спихивается в только что освободившуюся канаву.
- Подъедем к дому – всем полная боевая готовность. Не исключено, что нас ждут.
***
Поваляться в обмороке мне не дали. Не долго думая, Сергей опрокинул на меня кружку ледяной воды и с искаженным от злости лицом смотрел, как я отфыркиваюсь, размазывая по лицу черную грязь. Но мне было наплевать. Облегчение от того, что я все-таки успела, разлилось по всему телу, заставляя глупо улыбаться, глядя в горящие праведным гневом серые глаза.
- Какого хрена?.. – прошипел между тем Сергей, не купившись на улыбку. У него за спиной Стас, с досадой закусив губу, качал головой.
- Они уже едут, Сережа. Давай прибережем выяснение отношений на потом.
Он мгновенно напрягся.
- Откуда ты знаешь? Ты их видела?
- Да. Я бросила Лэндкрузер посреди дороги, он их немного задержал, но я слышала, как они заводили машины, значит, через несколько минут будут здесь.
Стас, зачем-то схватив моток скотча, выбежал из дома. Мы остались одни.
- Как ты догадалась? – не глядя на меня, спросил Сергей.
- Кровь на подушке у Стаса. Иногда бывает, когда его накрывает сильное предчувствие. И еще я наконец-то поняла, почему мне здесь все так знакомо. Я видела это во сне, помнишь, тогда, у меня дома? А до этого в лаборатории. Я просто не могла связать с конкретным местом, а дом с пригорка увидела, и в голове как будто что-то щелкнуло.
Я говорила тихо, стараясь поймать упорно убегавший взгляд.
- Тогда зачем ты вернулась? Неужели не поняла, что я не хотел, чтобы ты была здесь?!
- Почему?
Он сжал кулаки.
- Потому что…потому что…
Он не договорил, но я уже знала ответ. Я тихонько погладила стиснутые добела пальцы и прошептала:
- Тебе так просто от меня не избавиться. Я хочу быть рядом, нравится тебе это или нет.
Сергей выдохнул. В его глазах плескались растерянность и усталость, но руки уже притягивали меня к себе, зарываясь в слипшиеся от грязи волосы.
- Глупая…
Я кивнула, утыкаясь носом ему в плечо, вдыхая родной и близкий запах. Все правильно, так и должно быть. Мое место рядом с ним, чего бы это не стоило.
- Что будем делать, Сережа? Они хотят сжечь дом.
Он едва ощутимо вздрогнул. Видимо, надеялся, что я не в курсе.
- Я знаю. Будем пытаться отбиться, что же еще… Вот, держи. – Он отстранился, полез за пояс и протянул мне пистолет.
Оружие было тяжелым и, как ни странно, теплым, словно напитавшимся его жизненной силой. И оно пугало. Не в силах сдержать дрожь, я покачала головой.
- Я не смогу.
- Сможешь. – Он жестко взял меня за плечи, встряхнул и настойчиво заглянул в глаза. – Если придется защищаться, то сможешь. Обещай мне.
Я заворожено кивнула.
- Смотри. Чтобы стрелять, надо сперва снять с предохранителя. – Он быстро щелкнул вниз маленьким рычажком. – Для первого выстрела нужно довольно большое физическое усилие, потому что одновременно взводится курок. Потом будет достаточно легкого нажатия пальцем. Гильза выбрасывается вправо. Держи двумя руками, только ради Бога, убедись, что дуло направлено от тебя! И запомни главное правило: если достала пистолет – стреляй. Не угрожай, не пытайся запугать, потянуть время. Просто поднимаешь руки и стреляешь, поняла?
- Да. Но… а как же ты?
Он усмехнулся, пряча глаза.
- За меня не волнуйся.
Я сглотнула. Меня начинало ощутимо потряхивать.
- Какой у нас план?
- План один, – неожиданно раздался от двери язвительный голос Стаса. – Если нам повезет выбраться живыми, я тебя, подруга, придушу собственными руками.
Он шутил, но глаза оставались серьезными. Он тоже боялся.
- Еще неизвестно, кто кого придушит, - пробормотала я, вспоминая, как меня обвели вокруг пальца. – Так все-таки, каков план?
Ребята переглянулись, и от них повеяло такой безнадежностью, что я пожалела о том, что спросила.
- Яна, - тщательно подбирая слова, проговорил Стас. – Наш план был – выжить. Любыми средствами. Но теперь, когда здесь ты, наша основная цель – обеспечить безопасность тебе. Любыми средствами.
Меня затошнило от безыскусной правды в его словах, которую он и не пытался скрыть. Мое появление снизило их и без того небольшие шансы уйти живыми практически до нуля. И ребята это понимали. Об этом говорил и полный безнадежного спокойствия взгляд Сергея, и показное равнодушие Стаса. Но отчего-то им и в голову не пришло винить меня.
Увидев, что я собираюсь начать спорить, Сергей устало положил руку мне на плечо.
- Я тебя очень прошу, иди в комнату к Егору. У него опять был приступ, он без сознания. И когда все начнется, сделай милость, просто не лезь, ладно? Это все, о чем я тебя прошу – не лезь. Позволь нам делать то, что мы хорошо умеем, и не заставляй лишний раз волноваться за тебя. Договорились?
Я открыла рот. Закрыла. Кивнула, свистнула Рея и вышла из комнаты. Сейчас мне проще согласиться. А дальше посмотрим.
Много позже, вспоминая этот день, я не могла не заметить, какую огромную роль сыграли тогда в нашей жизни случайные стечения обстоятельств. Если бы я не бросила на дороге Лэндкрузер, если бы не заставила Сергея переодеться, если бы Стас не нашел бензин, если бы у Егора не было приступа… Этих «если» набиралось столько, что это пугало. Иногда мне кажется, что в тот день кто-то недрогнувшей рукой тасовал наши судьбы, с любопытством наблюдая, что из этого выйдет. Но тогда развитие событий казалось естественным, да и времени задумываться над случайными совпадениями и странностями у нас не было – через пять минут после того, как я ушла в комнату, все завертелось с космической скоростью.
Глава 13
Я смотрела на Егора. Глазные яблоки под плотно сомкнутыми веками находились в непрестанном движении. Я даже вспомнила термин, обозначающий этот феномен – БДГ-сон. БДГ расшифровывается как «быстрое движение глазами» и, если мне не изменяла память, характерно оно для фазы так называемого «быстрого сна», то есть сна со сновидениями. Что бы сейчас не происходило в голове у Егора, без сознания он был или нет, но ему что-то снилось, и это что-то поглотило его целиком, без остатка. На сером, изможденном лице, как в калейдоскопе, сменялись выражения – от радостного изумления до глубокой печали. Губы что-то тихо шептали, но как я не старалась, не могла ничего разобрать.
Хлопнула дверь. В комнату почти бегом заскочил Сергей, зачем-то подхватил лежавшие на столе пробки и уже собирался выбежать обратно, когда я остановила его.
- Сереж, ты не хочешь переодеться?
Он был в светлой футболке, добытой Стасом в том же магазине, что и моя куртка.
- А? Господи, Яна…
- Я прошу тебя, надень что-нибудь темное. Может это дурость, но мне кажется, на тебе осталось только мишень на пузе нарисовать и количество очков проставить.
Он закатил глаза, однако, увидев упрямое выражение на моем лице, смирился и подошел к рассохшемуся дубовому шкафу. Быстро разворошил лежавшие там вещи и натянул старую армейскую куртку болотного цвета.
- Довольна?
- Вполне. – Я старалась говорить бодро, чтобы он не понял, насколько мне на самом деле страшно. Но он все равно что-то уловил в моих глазах, потому что быстро подошел и скользнул губами по моим губам.
- Прорвемся, я тебе обещаю.
Я улыбнулась.
- Я знаю.
Громко стуча когтями по деревянным доскам, к хозяину подошел Рей, прижался лобастой головой к колену. Сергей присел на корточки, зажал собачью морду между ладонями и что-то тихонько шепнул на ухо. Позади невнятно бормотнул Егор. Я повернула голову, а когда оглянулась, Сергея в комнате уже не было.
Я ожидала, что нападать на нас будут, так сказать, официально. Подъедут с помпой к воротам, вышлют парламентера для переговоров, «иду на вы» или что-то еще настолько же идиотское. Разум, знакомый с подобными вещами лишь по прочитанным книжкам, однозначно требовал точки отсчета, после которой всем бы стало понятно, что вот оно, началось. На деле же, все начало я пропустила. Только и успела засечь шум мотора и проблеск движения у забора, как в следующую секунду рявкнул выстрел, и на этом месте со страшным грохотом взметнулось пламя. Задрожали стекла, в мгновение ока день из серого превратился в ярко-оранжевый. Побелев, я подскочила к окну. У ворот полыхал автомобиль. Огонь вздымался вверх, изгибался, словно живое существо, клубами черного дыма растекался по воздуху. Не в состоянии отвести глаз, я смотрела на языки пламени, жадно лижущие груду покореженного метала, отчаянно стараясь не думать, что там внутри были люди. Возможно, еще живые. Кричащие. Несмотря на все усилия воображение не слушалось, упрямо рисуя картины одна страшнее другой и, забыв про обещание не покидать комнату, я выскочила на террасу.
Ребята обернулись с одинаковым выражением абсолютной пустоты в глазах, до неузнаваемости изменившей их лица. Белые, бездушные, они больше походили на гипсовые слепки, чем на лица живых людей. Все маски были сброшены. Они ушли от войны, но она нашла их здесь. И снова надо было убивать, что выжить самим.
- Вон отсюда! – ледяной голос Стаса хлестнул меня, словно плеткой.
- Но...
Он молча подошел ко мне и, не говоря больше ни слова, схватил за руку и втолкнул в комнату. С грохотом закрылась дверь. Машинально массируя запястье, я потрясенно уставилась на красные пятна от его пальцев. Снова громыхнул выстрел и за ним раздался крик боли. Судорожно сжав кулаки, зная, что смотреть мне совершенно не на что, но не в силах противостоять желанию видеть и знать, я вновь приникла к окну. У ворот с жуткими воплями корчились три живых факела. В тупом оцепенении, я перевела глаза чуть выше и сразу поняла, что произошло. На верхнюю планку ворот Стас подвесил канистру с бензином, и когда несколько человек оказались под ней, просто нажал на курок. Взрыв окатил людей горящей волной. Полыхающие фигуры катались по земле, в тщетных попытках сбить огонь, и кричали, кричали, кричали…
Не выдержав, я зажмурилась и зажала руками уши. К горлу подкатила тошнота, я без сил упала на кровать с единственным желанием, ничего не видеть и не слышать. В голове испуганными птицами метались мысли. Я не хочу этого слышать, не хочу! Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это закончилось! Я хочу снова оказаться у себя дома, с книжкой в руках, и чтобы рядом был Сергей, и каждый раз, поднимая взгляд, я бы видела его глаза, а не два провала в пустоту!
Желание спрятаться, забиться в дальний угол и укрыться с головой одеялом охватило меня, расшатывая рассудок. Сжавшись в комок и вцепившись, что есть силы в подушку, я не заметила, как насторожил уши Рей, прислушиваясь к едва слышному звону разбитого стекла в соседней комнате.
***
С трудом продираясь сквозь алую завесу ярости, мешавшую трезво мыслить, Николай смотрел на то, как еще три его бойца выбыли из строя. Сначала взорванная машина, которая за каким-то дьяволом сунулась в ворота, несмотря на то, что он дал ясные указания притормозить в десяти метрах – затмение у водителя случилось, что ли?! Уложить пулю в бензобак под таким углом мог разве что снайпер, но, тем не менее, один из проклятых щенков как-то исхитрился это проделать. А теперь еще трое его людей похожи на брикеты угля – только в мангал и на шашлыки! За четыре минуты общие потери составили семь человек, а операция еще даже не успела толком начаться.
Он скрипнул зубами. Волин обещал прислать лучших, но, положа руку на сердце, они оба понимали, что не так-то просто найти человека с боевым опытом, да чтобы дело свое хорошо знал, да чтобы в борьбе «деньги против совести» деньги всегда одерживали верх. Три четверти команды были укомплектованы из обычной шпаны – да, прошедшей хорошую подготовку, но от этого не ставшей профи. Отсутствие опыта они возмещали горячим энтузиазмом и не менее горячим желанием срубить побольше бабок – за боевые операции «Тристар» платила щедро. Ну вот и расплачиваемся теперь сами. А вот те, в доме, они как раз настоящие профессионалы, чтоб им пусто было! Пожалуй, когда он до них все-таки доберется, планы с несчастным случаем придется пересмотреть. Они заплатят за то, что сделали с его ребятами. И заплатят от души.
Вокруг дома, между тем стягивалось кольцо. Один человек отделился от общей группы и, перемахнув забор, растворился в стелящемся по двору дыме неслышной серой тенью. Остальные рассредоточились, укрывшись за поленницей и за углом сарая, в надежде, что кто-нибудь из осажденных подставиться под иглу со снотворным. На мгновение наступила тишина, нарушаемая лишь треском полыхавшей машины, да стонами обгоревших, которых товарищи сумели беспрепятственно оттащить за территорию. А потом из дома вдруг послышался громкий собачий лай, резко, будто захлебнувшись, оборвавшийся визгом, женский крик и грохот падающей мебели.
Нападавшие с удовлетворением переглянулись и двинулись в сторону крыльца. Похоже, что дело в шляпе – осталось только помочь тому, кто сумел проникнуть в дом. Они успели сделать десяток шагов, когда дверь, ведущая внутрь, приоткрылась буквально на ширину ладони и оттуда одна за другой вылетели несколько бутылок, наполненных белесой жидкостью. Словно по команде «лежать», все как один ткнулись носами в грязь, чувствуя, как мерзкая жижа просачивается сквозь камуфляж, но шли секунды, а бутылки так и лежали на земле.
Бойцы начали поднимать головы. Похоже, что их развели как детей, хорошо еще, что ботинком или картошкой не швырнулись, вот позорище бы было! Самый смелый – тот самый паренек, предложивший Николаю столкнуть джип с дороги, - встал на колени, подполз к ближайшей бутылке и потянулся к ней рукой.
- Не трогай! – отчаянно прошипел его товарищ, чей опыт как раз не ограничивался тренировками в спортзале. Остальные замерли в напряженном ожидании. Чувствуя себя Суперменом на фоне более трусливых друзей, паренек осторожно дотронулся до бутылки и, взяв ее двумя пальцами за горлышко, поделился ощущениями: «Горячая!». И в этот момент бутылку разорвало. Осколки брызнули во все стороны, жгучими укусами рассекая кожу, жаля в лицо, в глаза. Остолбенев, люди смотрели на то, как на месте державшей бутылку руки внезапно вырос обрубок, из которого толчками выплескивалась кровь, выглядевшая до жути яркой в тусклом свете серого дня. Взвыв, парень прижал искалеченную руку к груди, баюкая ее как ребенка, и тут рванули остальные бутылки. Воздух наполнился свистом летящих осколков. Люди падали, закрывали головы руками, но горячее стекло, словно острые шипы, впивалось в кожу, не убивая, но калеча. Те, кому повезло оказаться за принявшими на себя основную взрывную волну товарищами, поспешно отползали назад, извиваясь в разбухшем черноземе, словно гадюки. Остальные, размазывая по телу грязь пополам с кровью, со стонами катались по земле, выкрикивая ругательства.
Из дома вновь послышался шум борьбы, раздался грохот и звон - судя по звукам, рухнуло что-то очень тяжелое, и вдруг промозглый день взорвался яркими красками.
***
Низкое, утробное рычание Рея вывело меня из ступора. Приподняв верхнюю губу над белоснежными клыками и вздыбив шерсть на загривке, пес смотрел на дверь, застыв посередине комнаты в напряженной стойке. Не выпуская из рук подушки, я привстала, прислушиваясь, пытаясь понять, что насторожило пса. Из соседней комнаты донесся тихий шорох. Рей зарычал громче, не отрывая глаз от двери.
- Что такое, мальчик? Кто там? – дрожащим голосом прошептала я.
Снова застонал Егор, вскинул руку, отталкивая от себя что-то невидимое. По его лбу градом катился пот, глаза под сомкнутыми веками продолжали свое непрестанное движение из стороны в сторону.
Рей еще сильнее оскалился, и внезапно я поняла, что все, хватит. Я больше не могу сидеть одна в этой комнате и сходить с ума от неизвестности. Пусть на меня наорут, но я сейчас же иду к ребятам, и никакая сила не заставит меня оттуда уйти. Отбросив подушку, я решительно шагнула к двери, но та тихонько скрипнула и отворилась сама. На пороге, нацелив оружие, похожее на то, что я видела в день заварушки возле моего дома, стоял человек. От неожиданности я вскрикнула, отпрянула назад и, запнувшись об угол лежавшего на полу ковра, со всего маху шлепнулась на пол, больно прикусив язык. В голове зазвенело, как будто я от души приложилась ей об стенку, из глаз посыпались искры. И в это мгновенье Рей прыгнул. Одним прыжком он покрыл расстояние в несколько метров и всем своим весом впечатал незваного гостя в стену, целясь в руку, державшую пистолет.
Собака и человек слились в один по-звериному рычащий клубок. Впившись зубами в правую руку, Рей яростно мотал головой, упираясь в землю задними лапами. Передние болтались в воздухе, повторяя все телодвижения отчаянно защищавшегося противника. Человек всеми силами старался отпихнуть от себя пса. Наконец, извернувшись, ухитрился немного оттеснить его и тут же, воспользовавшись моментом, с размаху ударил коленом в живот. И еще раз. Рей завизжал. На короткое мгновение разжав челюсти, опустился на четыре лапы, и этого мгновения хватило, чтобы человек успел перекинуть пистолет в левую руку и дважды выстрелить во вновь взвившуюся в прыжке собаку. Пес захлебнулся визгом, несколько секунд постоял, шатаясь, и как подкошенный рухнул на землю. Как сквозь туман я увидела две дрожавших, похожих на дротики иглы с ярким оперением, торчавшие из груди и, не в силах больше сдерживать рвущийся наружу ужас, закричала.
Распахнулась дверь. Одним взглядом оценив ситуацию, Сергей замахнулся и ребром ладони ударил стоявшего к нему спиной человека, метясь в шею. Но в последний момент тот что-то почувствовал, резко отпрянул в сторону и удар вместо того, чтобы вырубить его, пришелся в плечо, отбросив назад, прямо на стоявший у стены шкаф. Старая, добротная вещь содрогнулась. Створки вмялись внутрь, со звоном осыпалось вделанное в дверцу зеркало. На голову упавшему посыпалась одежда, в воздухе противно запахло нафталином. Он закопошился, точно моль-переросток, отбрасывая от себя старые тряпочки, полотенца, носки, и, наконец, сумев выбраться из-под кучи тряпья, выпрямился, и нос к носу оказался с белым от ярости Сергеем. Легко уклонился от летящего в голову кулака и, перехватив блоком руку, ударил сам. Сергея отнесло к противоположной стене, звучно приложив о висевший там древний барометр. Жалобно звякнув, тот двумя кусками упал на пол. С треньканьем покатились в разные стороны мелкие детальки. Сергей тряхнул головой, поднимаясь. Из его носа капала кровь, но что меня потрясло больше всего – он улыбался! Казалось, он наслаждается происходящим, наконец-то почувствовав себя в родной стихии.
Во дворе что-то грохнуло, послышались крики. Меня бросило в жар. Боясь даже на секунду отвести взгляд от этих двоих, я оттянула воротник водолазки, пытаясь понять, мне кажется, или температура в комнате действительно подскочила на несколько градусов? Однако долго раздумывать над этим феноменом мне не дали – отбросив уже бесполезный пистолет, наш гость радостно оскалился в ответ на улыбку Сергея и вытянул откуда-то из-за пояса нож, размерами сравнимый разве что с саблей.
Господи, кто сказал, что драка – это красота и искусство? Глядя на зверски скалившихся мужчин, круживших по комнате, я в который раз подумала, что Господь Бог явно что-то не доложил в их головы, раз, как и наши пращуры, они способны получать удовольствие от процесса, в любой момент готового закончиться тем, что одного из них настрогают ломтиками, как докторскую колбасу.
Выпад. Наклон. Снова выпад. В этот раз, не став отпрыгивать, Сергей шагнул вперед, лишь в последний момент слегка отклонившись в сторону, пропуская лезвие за себя. А потом перехватил ладонь с ножом и, воспользовавшись тем, что противник по инерции сделал шаг вперед, резко дернул его руку вниз и немного вбок. Результат получился ошеломляющим. Взвыв, нападавший совершил красивый кувырок через голову и со всего маха рухнул на спину, шумно выпустив из легких воздух. Закатил глаза и, кажется, потерял сознание.
Я, наконец, смогла сделать вдох, только сейчас осознав, что в последние несколько минут просто забыла дышать.
- Ты в порядке? – резко спросил Сергей, склоняясь над Реем.
Я ощупала все еще гудящую голову.
- Вроде, да. Что с ним? Он…
- Спит. Этот урод в него две дозы засадил, остается только надеяться, что сердце выдержит. Ян… - Он поднял полные горечи глаза. – Две дозы – это очень много. Даже для человека…
У меня задрожали губы. Было невозможно представить, что этот живоглот, на которого я столько раз орала, и который так отчаянно кинулся меня защищать, больше не будет стоять возле колена, выпрашивая что-нибудь вкусненькое. Опершись рукой о кровать, на которой лежал Егор, я поднялась, чтобы подойти к нему, но в этот момент мою ладонь сжали горячие пальцы. Вскрикнув, я оглянулась. Егор смотрел на меня лихорадочно блестевшими глазами, буквально распространяя вокруг себя волны жара.
- Машка! – прошептал он, не отводя глаз от моего лица. – Ты права, Машка! Abyssus abyssum invocat. Это я призвал бездну.
***
- Егор! Иди скорее сюда, смотри, что я нашла! – Машин голос звучит звонко, словно маленький колокольчик. Улыбаясь, он оборачивается, окружающая темнота понемногу рассеивается, сменяясь желтыми и оранжевыми красками солнечного осеннего дня.
Тоненькая фигурка сестры в черном узком пальто стоит среди вороха опавших листьев, солнечные лучи пронизывают светлые волосы и издалека кажется, что на ее голове - пылающая корона.
- Иди же скорее! – она призывно машет рукой, и Егор устремляется навстречу. Все хорошо, все просто обязано быть хорошо в том месте, где его сестра жива, где разноцветные листья кружат в веселом хороводе под мягкими порывами ветра. Машина теплая рука хватает его ладонь, ясные зеленые глаза заглядывают в лицо.
- Смотри! – тонкий палец указывает на что-то укрытое слоем опавшей листвы. Голос дрожит от переполняющих эмоций.
Егор делает шаг вперед, и с возгласом страха отшатывается. У него под ногами жадно раззявил черный беззубый рот провал в никуда. Будто чей-то злобный глаз, похороненный в толще земли, он пялится на него, и Егору кажется, что он даже слышит тихий настойчивый шепот, доносящийся из тьмы – призови меня, ты можеш-ш-шь! Призови меня!
Маша дергает его за руку и заставляет отступить на несколько шагов.
- Ну как?! Здорово? – ее глаза искрятся весельем.
- Господи Боже, что это?!
- А ты не понимаешь?
- Нет!
Маша трясет головой. Волосы взлетают и, разметавшись, снова ложатся на плечи.
- Ты должен понять! Это очень важно.
Егор с содроганием снова поворачивается к буравящему его черному глазу.
- Маш, я не знаю, честно.
Она укоризненно смотрит на него, а потом улыбается и приставляет изящный пальчик к его лбу, как будто собираясь имитировать выстрел.
- Abyssus abyssum invocat.
Егор недоуменно качает головой.
- Это что, латынь? И каков перевод?
- Ты знаешь.
- Машка! – Егор начинает злиться. – Кончай свои загадки! Что это значит?
Она наклоняется к нему совсем близко, обдав запахом свежескошенной травы. Светлая прядь волос щекочет лицо, и он непроизвольно отводит ее в сторону.
- Вспомни! – шепчет она. – Мы смотрели дома фильм. Ты, я и папа. А потом вы с ним о чем-то долго спорили, я тогда плохо понимала, о чем, но ты, ты понимал, тебе было четырнадцать лет! Ты и сейчас понимаешь, просто не хочешь себе в этом признаться.
Егор морщит лоб. Какое-то воспоминание плещется на дне памяти, не желая всплывать на поверхность. Что-то, связанное с Ницше… и с морем. Черт, о чем был этот фильм? Егор снова смотрит на Машу, в надежде, что она даст ему подсказку, но та, негромко напевая, прячет лицо в букете из ярко-желтых кленовых листьев, который когда-то успела набрать.
Море…Ницше…и внезапно перед глазами вырисовывается образ человека, погружающегося в голубую бездну. В голове как будто срабатывает переключатель. Вот как назывался этот фильм – «Бездна». Отчим сказал, что в нем звучат слова Ницше: «если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя».
Егор помнит, как это выражение чем-то зацепило его, затронув чувствительные струны в глубине души. Представить всматривающуюся в тебя бездну было страшно – все равно, что поверить, будто, там, куда не достают лучи солнечного света, под толщей воды живет тварь, готовая в любой момент утащить тебя к себе, в вечную тьму и холод. Отчим тогда пояснил, что значение этих слов не стоит понимать буквально, но Егор не мог отвязаться от образа чего-то бледного, с огромными глазами, вглядывающегося в него из глубины. И было что-то еще… да, отчим рассказал, что есть еще одно, похожее выражение, означающее, что одно событие влечет за собой цепочку других, что все в мире взаимосвязано.
Abyssus abyssum invocat. Бездна бездну призывает.
- Ну что, вспомнил? – Маша рассеянно перебирает пальцами черенки листьев.
- Да, но…- мягкая ладонь сестры внезапно зажимает ему рот.
- Тс-с-с, не говори ничего. Просто посмотри еще раз.
Егор снова делает осторожный шаг вперед, вглядываясь в черноту провала. Она затягивает в себя, зовет, что-то шепчет, маня, призывая…
Все в мире взаимосвязано. Бездна призывает бездну.
У Егора перехватывает дыхание. Последние несколько месяцев жизни вихрем проносятся перед глазами.
...горящая простыня в испытательном центре «Тристара»…
…окровавленная голова Маши, светлые волосы слиплись в липкий безобразный комок…
…полыхающие силуэты людей, мечущиеся на мосту, между охваченных пламенем машин…
…несчастный лепидоптеролог под колесами автомобиля… собственное безразличие при виде этого зрелища…
…он сам с бабочкой на ладони на кухне у Яны…
…окровавленное плечо Сергея…
…Денис под колесами грузовика – он понятия не имел, откуда ему это известно, но знал наверняка – Денис мертв…
…окружившие дом люди «Тристара»…
Одно событие влечет за собой цепочку других. Сколько еще человеческих жизней будет на его совести, прежде чем бездна, которую он призвал, наконец, успокоится?
Егор поворачивается к сестре. В ее руках больше не кленовый букет, а ворох больших черно-желтых бабочек. Спокойно раскрыв крылышки, они сидят на ладонях, словно красивые экзотические цветы.
- Машка! – шепчет Егор. – Ты права, Машка. Abyssus abyssum invocat. Это я призвал бездну.
Маша радостно улыбается и вскидывает руки. Бабочки охапкой черно-желтых листьев взлетают в воздух над ее головой. Их так много, что кажется, будто началась цветная метель. Целый вихрь бабочек вырывается из черного провала, ярким саваном обволакивая сестру. Откуда-то издалека доносится ее голос:
- Ты можешь все это закончить, Егор. Ты это начал, но в твоих силах и положить всему конец. Ты знаешь, как.
Да, он знает.
На мгновенье Егор прикрывает глаза, сосредотачиваясь, а потом мир вспыхивает миллионом жарких огней. Пламя поднимает его над собой и тащит куда-то вверх, туда, где оно не обжигает, а, лаская, доверчиво лижет руки. Последнее, что он слышит, - нежный голос сестры:
- Ну вот ты и дома, Егор…
***
Николай без сил привалился к забору, чувствуя, что еще чуть-чуть, и его разум сорвется с якоря. Со двора, как сквозь вату, доносились крики, но сейчас его это не трогало. От ярости не осталось и следа. Казалось, если он попробует оторваться от разбухших от влажности ветхих досок, его ноги попросту подогнуться, как две вареные макаронины, не выдержав веса собственного тела. Широко раскрыв остекленевшие от шока глаза, он смотрел, как место, где несколько минут назад стоял дом, превратилось в один сплошной живой, шевелящийся черно-желтый кокон. Бабочки облепили строение плотной массой, закрыв каждую трещинку, каждый миллиметр поверхности.
Кокон находился в непрестанном движении – пытаясь удержаться, насекомые копошились, вспархивали и снова садились, цепляясь тонкими ножками за сучковатые бревна, за черепицу на крыше. Те, кому не хватило места, ползали прямо по своим товаркам, создавая иллюзию непрестанно перекатывавшихся по дому черно-желтых волн. И все это в абсолютной, нереальной тишине – ни дуновения ветерка, ни возмущенного карканья воронья, ни щебета мелких птиц – ничего. Только приглушенные стоны тех, кто был во дворе, но и они стихали под навалившимся и накрывшим мир, словно ватным одеялом, безмолвием.
Дрожащей рукой Николай расстегнул душивший его ворот. Мозг отказывался воспринимать реальность, безуспешно пытаясь найти рациональное объяснение происходящему. По лбу градом катился пот, было жарко и тяжело дышать. Как во сне, он сделал несколько неверных шагов, дотронулся рукой до капота стоявшей рядом машины и, вскрикнув, отдернул руку – раскалившееся, словно в жаркий полдень, железо, обожгло пальцы, как если бы он приложил их к хорошо разогретой плите.
Остолбенело он уставился на яркие следы ожогов. Медленно сжал кулак. Пальцы отозвались пульсирующей болью, слегка прочистившей голову. Нет, ему не казалось, что на улице неестественно жарко. На улице и было жарко, градусов сорок пять не меньше, будто, как в детской сказке, братья-месяцы вновь решили поменяться местами, только на этот раз волшебный посох взял не Апрель, а Июль. Воздух дрожал и колыхался жарким маревом, волны неестественного тепла накатывали от дома, вызывая дикое желание скинуть с себя одежду. Задыхаясь, не в силах больше выносить эту сюрреалистическую пытку, Николай расчехлил пистолет и, шатаясь, направился к воротам. Ноги разъезжались в грязи, уши словно заложило ватой, от запаха гари тошнило, но он шел, боясь, что если сейчас остановится, то уже не заставит себя вновь сдвинуться с места. Поравнявшись с воротами, ухватился за одну из створок и огляделся. В нескольких метрах от того места, где еще недавно было крыльцо, сидели его люди, глядя перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами. Николай окликнул их, но они даже не повернули головы, продолжая пялиться на дом. Стараясь не поднимать глаз, чтобы не дать непрестанно колышущейся живой массе притянуть взгляд и окончательно свести с ума, он подошел к сидевшему прямо на земле командиру группы и потянул его за плечо. Тот медленно, словно нехотя обернулся. Лицо напоминало мертвенно-бледную, застывшую маску, в расширенных зрачках застыла пустота.
Недолго думая, Николай с размаху отвесил ему пощечину. Мужчина моргнул. Глаза приняли более осмысленное выражение, с губ сорвался полу-хрип полу-стон. Не давая снова повернуть голову в сторону облепленного бабочками дома, Николай дернул его за воротник, ставя на ноги.
- Нам надо забрать Плясова! Поднимай своих людей! – просипел он потрескавшимися, пересохшими губами. Жара изматывала, не смотреть на дом, словно магнитом притягивающий к себе, становилось все труднее.
Тот вздрогнул и замотал головой.
- Нет! Я туда не пойду.
Злобно прищурившись, Николай направил на него пистолет.
- Пойдешь как миленький. У меня здесь, если ты вдруг не понял, не снотворное. Это Стечкин, и дырки он делает размером с тарелку. Хочешь посмотреть, как красиво будут выглядеть твои кишки вон на том кусте? Нет? Тогда живо поднял людей и вошел в дом! Мне нужен этот чертов Плясов!!!
Сжав губы, мужчина снова отрицательно качнул головой.
- Я туда не пойду. – Повторил он. Лицо закаменело, в глазах плескался ужас. – Ты что, не чувствуешь? Там будто ядерная бомба…. Можешь стрелять, вряд ли это хуже того, что ждет меня внутри.
Он провел ладонями по щекам, словно скидывая с себя морок, развернулся и направился к воротам. Лицо Николая исказила злобная гримаса.
- Ах ты, тварь! – прошипел он, поднимая пистолет. – Я тебе покажу, что хуже!..
Длинное дуло нацелилось в спину уходящего человека. И в этот момент жар, идущий от дома стал невыносимым, достигнув критической точки. Вскрикнув, Николай упал на землю, закрывая руками лицо – ему казалось, у него плавится кожа. Сидевшие на доме бабочки, как по команде, сложили крылышки, а затем легко и изящно вспорхнули вверх, ярким вихрем взлетая к тяжелым серым тучам. Вместе с ними исчезла жара, будто лопнул мыльный пузырь. Несколько секунд очистившийся дом стоял невредимым, а затем полыхнул огнем. С жалобным звоном лопнули оконные стекла, оттуда с жадным гудением выхлестнулось пламя, пожирая наличники и ставни, перескакивая с бревна на бревно в попытке утолить ненасытный голод. Радостно потрескивая, занялось крыльцо – огненные языки весело заплясали на перилах, ярко-рыжей паутиной оплели стену и побежали наверх, к крыше.
Матерясь, закрывая голову, Николай начал отползать назад и в это мгновение распахнулась входная дверь и на крыльцо, надсадно кашляя, выскочили три человека. Один из них держал на руках здоровую как лось псину, второй поддерживал за плечи девушку, не давая ей упасть. Николай остановился. Искаженное яростью лицо осветила безумная улыбка, больше похожая на оскал акулы. «Спасибо, тебе, Господи!» - прошептал он, поднимая оружие. Два выстрела оглушительным громом прокатились над содрогавшимся, доживающим последние минуты домом. Два человека, рухнули на землю. Увлекая за собой третьего, скатились с крыльца и остались неподвижно лежать под ворохом осыпающихся искр.
***
Задыхаясь от едкого дыма, ничего не различая отчаянно слезившимися глазами, я на ощупь пыталась найти выход из комнаты. Дом стонал в агонии. С грохотом вылетели стекла, и влившийся внутрь поток воздуха раздул пламя, закрутил его в обжигающем вихре по комнате. В одно мгновенье почернели и вспыхнули обои, занялась куча тряпья на полу. Закричав, я отшатнулась от полетевших искр, судорожно отряхивая одежду, и почувствовала, как за плечо меня схватила чья-то рука. Перед глазами возникло лицо Сергея. Чуть не расплакавшись от облегчения, я вцепилась в него обеими руками, боясь, что если разожму пальцы, то опять останусь одна, среди огня. Он наклонился ко мне и что-то прокричал на ухо, но треск пламени заглушил слова. Я помотала головой, показывая, что не ничего слышу. Он махнул рукой, указав мне за спину.
- Егор! – даже не услышала, а скорее прочитала я по его губам.
Перед глазами на секунду возникло разгладившееся, удивительно спокойное лицо Егора, каким оно стало за несколько мгновений до того, как разверзся этот огненный ад.
- Нет! Там уже ничего не сделать, он умер, Сережа!
Не знаю, понял он меня или нет, но потянул за собой, туда, где как я надеялась, был выход. У самой двери нагнулся и подхватил на руки Рея.
- Держись за меня! Не разжимай руки!
Я вцепилась в его куртку мертвой хваткой.
Пинком открыв горящую дверь, Сергей вывалился в коридор, увлекая меня за собой, прямо в руки Стаса.
- Слава Богу! Я думал… - Его голос сорвался, сменившись сухим, выворачивающим наизнанку кашлем.
– Славка, шевелись, надо уходить!
Стас кивнул и, перехватив Рея, устремился на террасу.
- Но там же… - Я попыталась продолжить, но приступ кашля скрутил и меня.
- По фигу! Иначе просто сгорим заживо!
Не слушая больше ничего, прикрываясь руками от дышащего в лицо огненного жара, ребята повлекли меня к выходу. Последние несколько метров Сергей буквально тащил меня на себе. Легкие разрывались от наполнившего их горького дыма, мы шли практически вслепую, из глаз потоком лились слезы, застилая и без того нулевую видимость. Наконец, преодолев невысокий порог, разделявший веранду с крыльцом, мы оказались на улице. Вытирая глаза, я судорожно втянула в себя свежий воздух, и в ту же секунду грянули выстрелы. Словно запнувшись, остановился и начал заваливаться на бок Стас. Дернулось, откидываясь назад, тело Сергея. Медленно он сделал несколько шагов, покачнулся и скатился с крыльца, увлекая меня за собой.
***
Казалось, я снова вернулась в прошлое. Мне одиннадцать лет, родители погибли, и мне снится кошмар. Только в этот раз он обернулся реальностью.
Лицо распухло, из носа сочилась кровь, оставляя на губах солоноватый привкус. Один глаз практически ничего не видел – от удара он заплыл огромным, во всю щеку, синяком. Голова болела так, словно с меня сняли скальп. Да его почти и сняли – рука, державшая мои волосы, оттягивала их так, что казалось еще секунда, и пряди оторвутся с корнем. Нависшее надо мной лицо напоминало злобного гоблина, сошедшего со страниц детской сказки. Безумные глаза с расширенными зрачками буравили взглядом, от которого хотелось забиться в угол и укрыться с головой одеялом.
Рука снова дернулась вниз, едва не сломав мне шею. Я застонала, пальцы в который раз взметнулись и скользнули по его рукаву, не причинив никакого вреда.
- В последний раз спрашиваю, сука, где Плясов?
- В доме. – Я не узнавала свой собственный голос, он напоминал сиплое старушечье карканье.
Голову вновь пронзила боль от удара, погружая в пучину какого-то безразличного отупения. Пусть лучше так. Пусть боль, лишь бы не видеть – стоит закрыть глаза – застывшее, окровавленное лицо Стаса и его руку, тянущуюся к лежавшему рядом Сергею, кончиками пальцев касаясь его куртки, где прямо напротив сердца зияет аккуратная дырка с обожженными краями. Какая теперь разница, что этот человек со мной делает? Единственное, что мне было сейчас нужно – это оказаться там, у крыльца, рядом с ними. Рядом с ним. Остальное неважно.
- Ты врешь. – Между тем невозмутимо возразил голос рядом с моим ухом. Кислое дыхание ударило в нос, заставив скривиться от отвращения. – Вы бы не оставили его в доме. На твоем месте в следующий раз я бы хорошенько подумал, прежде чем врать. Мы с тобой одни, крошка, твои дружки тебе больше не помогут, а у меня в арсенале много способов заставить тебя говорить.
Он снова дернул за волосы, пригибая меня к земле. В десяти метрах от нас яростно гудело пламя, пожирая дом, но почему-то здесь не чувствовалось никакого жара, ни одна искра не упала рядом, как будто я смотрела на огонь сквозь экран телевизора. Против воли глаза скользнули за угол, к крыльцу, но сжавшая пряди рука пресекла эту попытку новым мощным рывком. Не удержавшись, я закричала.
- Правильно, кричи. – Усмехнулись рядом. – Все равно никто не услышит. Ну что, надумала говорить или продолжим?
Я не ответила. Правая рука, неожиданно нащупала в кармане куртки тяжелый металлический предмет. В голове раздался требовательный голос Сергея: «Обещай мне. Если придется защищаться, то ты сможешь. Обещай!»
Я всхлипнула от сжавшей сердце боли.
- Что? Не слышу! – Безжалостная рука схватила меня за подбородок, повернула к себе.
- Я…я скажу, только не бейте больше!
Рука, нырнувшая в карман, отчаянно пыталась нащупать рычажок предохранителя. Господи, какой же идиот сконструировал эту хреновину так, что ничего не найдешь?!
- Ну?!
Пара секунд! Мне нужна еще пара секунд! Пальцы, наконец, наткнулись на какой-то выступ и передвинули его вниз.
- Он…он в одном из заброшенных домов на краю деревни.
Человек с удовлетворением оскалился и немного ослабил удерживавшую волосы хватку, позволив мне выпрямиться.
- Так бы сразу. Показывай, где.
Пальцы обхватили рукоять. Молясь, чтобы в последний момент пистолет не зацепился за ткань куртки, понимая, что другого шанса уже не будет, я сделала полшага назад и, вытащив оружие, не целясь, что есть силы нажала на спусковой крючок.
Его изумленный крик утонул в грохоте выстрела. Заложило уши, противно запахло пороховым дымом. Державшие меня пальцы разжались. Расширившимися от ужаса глазами я наблюдала за тем, как на его боку набухало, быстро расширяясь, темное пятно. Пистолет выпал из руки в благодарно чавкнувшую грязь.
Человек неверяще поднес к глазам вымазанную красным руку.
- Ах ты, … !!!
Несколько секунд смотрел на нее, словно видел впервые, а затем прижал ладонь к бедру и, шатаясь, двинулся в мою сторону. Застыв, я смотрела, как тянутся ко мне скрюченные от боли пальцы, а затем, стряхнув оцепенение, попятилась назад. Ноги не слушались, не желая идти. Так бывает в кошмарных снах, когда хочешь убежать от опасности, но вместо этого можешь лишь медленно плестись, всем телом ощущая приближающееся дыхание у себя за спиной.
Шаг. Еще шаг. Быстро оглянувшись, в нескольких метрах позади я увидела черную тень колодца и стала двигаться чуть быстрее. Мне нужно увеличить расстояние между нами, иначе… Додумать он не дал, сделав неожиданный коварный выпад в мою сторону. Кончики пальцев скользнули по куртке, уцепившись за пуговицу. Взвизгнув, я отпрянула назад и, не удержавшись, упала на ягодицы, заскользив по устилавшему землю месиву. Резкий выброс адреналина придал силы. Взбивая грязь ногами, я стала быстро отползать назад, под прикрытие темной, маячившей за спиной тени. Слева показались разбухшие от влаги, черные бревна, сплошь в мелких дырочках от поработавших на славу жучков.
Земля подо мной словно дышала. Пятясь, я миновала колодец, отползла от него еще на пару метров и остановилась, задыхаясь. Мой преследователь тоже замер. Его лицо осветила злорадная улыбка, ноги сделали шаг. В каком-то отупении, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, я смотрела, как, не торопясь, он приближается ко мне.
Земля раздалась, когда нас разделяло чуть больше метра. Почва просела, послышался противный скрежет, стоявшая в лужах вода устремилась в быстро углублявшуюся воронку. Нелепо взмахнув руками, человек попытался прыгнуть вперед, но только упал грудью на ускользающую из-под пальцев грязь. Отчаянным рывком приподнялся на локтях и, выбросив вверх правую руку, уцепился за мой сапог.
Колодец накренился, складываясь, словно карточный домик. Ворот вывернулся из петель, устремив к небу ржавую ручку. Треснула крыша. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее он заскользил в образовавшуюся яму, отчаянно скрипя каждым бревнышком. Вывороченные комья земли с шумом посыпались вниз, обнажив белесые корни. Еще секунда – и со страшным грохотом колодец ушел под землю.
Державшая ногу ладонь сжалась крепче. Закричав, я попыталась вырваться, извиваясь на скользком, как масло, черноземе, словно насаженный на крючок червяк. Однако попытки за что-нибудь ухватиться оканчивались ничем, я чувствовала, что проигрываю, медленно, но верно сползая вниз. Упершись локтями в осыпающуюся почву, ухмыляясь безумной улыбкой, убийца неторопливо стягивал меня за собой, туда, где под его ногами зияла черная бездна…
Прозвучавший выстрел грохотом расколол небо. В лицо плеснуло чем-то горячим. Остолбенев, я смотрела, как на том месте, где секунду назад горел безумием левый глаз, внезапно образовалась огромная, красная дыра, с торчащими в стороны белыми осколками. Пальцы в последний раз судорожно сжали ногу, а затем, словно нехотя, выпустили. Скрюченная рука проскребла по земле, оставив на ней глубокие борозды. Тело медленно заскользило вниз и исчезло в провале. Но и я не могла остановиться, словно по льду съезжая все ближе и ближе к краю. Ноги потеряли опору, ладонь ухватила пустоту…
Сильные руки обхватили меня за плечи, оттаскивая назад, крепко, до боли, сжимая в объятиях. Как сквозь туман, я смотрела в серые глаза, боясь отвести взгляд и обнаружить, что они мне снятся. Вдалеке слышался приближающийся вой сирен. Я прикоснулась к лицу Сергея, все еще не веря, что под руками окажется его кожа, а не бесплотный дым моей чрезмерно бурной фантазии. Он поймал мою ладонь и прижал к губам.
Медленно я опустила глаза. В куртке, напротив сердца, по-прежнему виднелось небольшое пулевое отверстие. Заметив мой непонимающий взгляд, он полез в пробитый нагрудный карман и достал небольшую фляжку. Потемневшая от времени вещь была смята и искорежена в том месте, где в нее вошла пуля.
- Если бы ты не заставила меня переодеться… - глухо произнес Сергей. – Куртка армейская, фляжка в ней уже сто лет лежит. Я и забыл про нее…
Подушечками пальцев он тихонько провел по моим распухшим щекам, стирая следы слез и побоев, но я отстранилась, пытаясь поймать старательно ускользающий взгляд.
- Где Стас?
Он отвернулся.
Я медленно встала, и, обойдя по дуге провал, поковыляла в сторону дома. Он поймал меня за руку уже через несколько метров.
- Яна, не надо, не ходи туда.
Я вырвалась.
- Пусти.
Он загородил мне дорогу.
- Яна…
- Я прошу тебя, пропусти.
Я старалась говорить спокойно, но внутри все кричало от боли. Он посторонился. Догорающий дом освещал двор колеблющимся, неверным светом. И по-прежнему, не чувствовалось жара. Совсем.
Ноги как будто налились свинцом. Не доходя нескольких метров до крыльца, я споткнулась и чуть не растянулась на земле. Сергей подхватил меня, не давая упасть, и дальше шел рядом, держа за руку.
Он лежал в грязи, запрокинув к небу залитое кровью лицо. Светлые волосы покрылись мерзкой маслянистой коркой, одна рука все еще лежала на теле Рея. Глаза пса были закрыты, но заросшие густой шерстью бока тяжело вздымались и опадали. В отличие от человека, вынесшего его из огня. Я осторожно опустилась на колени и провела ладонью по бледному лбу, откидывая назад слипшиеся от крови пряди. Чуть выше виска голова теряла форму, превратившись в нечто бугристое, покрытое запекшейся коркой.
Рядом послышался странный звук. Впившись зубами в костяшки пальцев, зажмурившись, глухо и страшно плакал Сергей.
***
Дым, висевший над Боняково, был виден издалека. Матюгнувшись про себя, Иван Николаевич был вынужден признать, что наводка этого ненормального из Москвы оказалась не пустышкой. Что-то там происходило, вопрос только в том, успеют ли они ко второму акту, или же только на аплодисменты – машины тащились со скоростью черепахи, ползущей вверх по стеклу.
- Сань, вызови пожарных. Там, похоже, полыхает не по-детски, – обратился он к сидевшему рядом молоденькому лейтенанту, подпрыгивавшему на сидении от возбуждения и дорожных рытвин. Тот кивнул и достал рацию, но вдруг, оборвав на полуслове разговор, прислушался и фамильярно ткнул в бок Сокова.
- Слышите? Кажись, стреляют!
Иван Николаевич напряг слух и действительно, через несколько секунд до него долетел грохот выстрела.
- Твою ма-ать…- тоскливо протянул он. Да что ж за день такой?! – Слушай, ты так и будешь плестись как на похороны? Ускориться не можешь? – вызверился он на водителя. Тот лишь отмахнулся в ответ, мол, сам видишь, какая дорога, так чего же спрашиваешь.
До места добрались лишь через двадцать минут, и сразу стало ясно, что опоздали. За воротами стояло несколько пустых внедорожников, а перед догорающим домом в разнообразных позах застыли несколько человек в камуфляже, сплошь покрытые грязью и кровью. Как кролик на удава, не отводя глаз, и, кажется, даже не моргая, они смотрели на постепенно затухавшие языки огня, пребывая в каком-то подобии транса. Чуть дальше, у крыльца, расположилась еще одна живописная группа – неподвижно лежавшие на земле здоровенный мужик с собакой, и склонившаяся над ними девушка с еще одним мужиком, поменьше.
СОБР высыпался из машины как горох из рваного пакета. Радость, что скачка по колдобинам закончилась, придала утроенную энергию. Мигом оцепили территорию, носом в землю положили даже не сопротивлявшихся закамуфлированных товарищей, все пытавшихся вывернуть шеи и вновь уставиться на дом. К ногам милиции полетело странное оружие с иглами вместо пуль. У одного, правда, в кармане обнаружился еще и «Глок» - его уважительно отложили отдельно, предварительно на радостях саданув счастливого обладателя прикладом в спину.
Окружили группу возле крыльца. Убедившись, что опасности нет, Иван Николаевич подошел к безразлично взиравшей на маски-шоу паре. Лицо девушки выглядело так, словно по ней проехался танк – сизо-черные синяки расплывались на распухших щеках, один глаз превратился в узкую щелочку, из второго безостановочно бежали слезы. Обнимавший ее мужчина не поднимал глаз, но по тому, как вздрагивали его плечи, было понятно: ему тоже худо.
- Что здесь произошло? – Резко спросил Соков, обращаясь одновременно к обоим. Не дождавшись ответа, махнул рукой СОБРовцам, приказывая препроводить их в машину.
- А с этими что делать? – Присев на корточки, один из бойцов ткнул пальцем в лежавших на земле человека и собаку.
- Что-что? Труп криминалистам, собаку к тем двоим.
- Да он, кажись, не труп еще, - задумчиво произнес СОБРовец, приложив два пальца к шее человека.
При этих словах парочка резко повернулась в сторону говорившего, вырвавшись из рук державших их под локти служителей порядка.
- Хрен его знает, - между тем продолжил СОБРовец. – Вроде пульс нитевидный прослушивается. А может и глючит меня… Но он по любому не жилец, полбашки разворочено. Его и трогать-то страшно, до больницы не довезем.
Не обращая внимания на сердитые окрики стоявших вокруг, девушка одним движением оказалась возле Ивана Николаевича, мертвой хваткой вцепившись в форменную куртку.
- Пожалуйста… - прошептали распухшие, покрытые запекшейся коркой губы. – Пожалуйста… у вас есть мобильный телефон? Дайте мне позвонить!
Только вечером, припоминая подробности этого насыщенного событиями дня, Ивана Николаевича поразила одна мысль, почему-то не пришедшая в голову раньше. Огонь от полностью выгоревшего дома, к счастью, не перекинулся на другие дома, погода была тихая, влажная. Но это не объясняло тот факт, почему все действующие лица могли стоять в метре от скользивших по обугленным бревнам языков пламени, и при этом не чувствовать жара. Словно его и не было.
Глава 14 Заключительная
- Ты что здесь делаешь?! – Гневный окрик застал меня в тот момент, когда я воровато оглянувшись, тихонько пробиралась на свое рабочее место. На лице Гудвина было написано такое возмущение, словно он поймал меня за подсыпанием слабительного в его чашку с кофе.
- Виктор Борисович, - жалобно заныла я. – Ну не могу я больше дома сидеть! Я нормально себя чувствую, не переживайте так!
Гудвин окинул сомневающимся взглядом мое все еще сильно опухшее лицо, переливавшееся всеми цветами радуги.
- Тебе что врачи сказали? Постельный режим и полный покой минимум неделю, а ты уже на третий день сбежала. Ты-то куда смотрел? – Напустился он на стоявшего рядом Сергея.
Тот только развел руками.
- Ее разве удержишь? Не могу ж я ее наручниками к батарее приковать.
- А надо бы… - Гудвин задумчиво сощурился, видимо прикидывая, не стоит ли проделать этот трюк со мной в офисе, но я поспешно ретировалась Сергею за спину и оттуда заканючила:
- Виктор Борисович, честное слово, у меня дома крыша едет. Как подумаю, что вы все здесь что-то делаете, а я вынуждена таблетки глотать, мне только хуже становится. Пожалуйста, не отсылайте меня назад! Хотите, я вам все бумажки по папочкам разложу?
Гудвин отвернулся, пряча улыбку. Он прекрасно знал, что заставить меня подшивать документы в папки, можно было только под угрозой немедленного увольнения. Я восприняла это как знак капитуляции и быстро прошмыгнула за свой стол.
Шеф неодобрительно покачал головой, но промолчал и махнул Сергею, приглашая его в кабинет. Убедившись, что тот закрыл за собой дверь, негромко спросил:
- Как она?
Сергей вздохнул.
- Пытается держаться. Хотя, досталось ей, конечно – не всякий мужик вынесет, а она девчонка еще... Но на работе ей и правда лучше будет, дома она только и делает, что каждые пять минут в больницу названивает – вдруг какие новости появились.
Гудвинов помрачнел и отвел глаза. Чтобы перевезти Стаса в Москву он поднял на уши половину города, однако тот до сих пор был в коме, и прогнозы врачей были самыми неутешительными. Пуля задела ствол головного мозга, ее удалось извлечь, но оценить нанесенные повреждения возможно будет только тогда, когда он очнется. Если вообще очнется. Виктору Борисовичу удалось устроить его к лучшему нейрохирургу Москвы, но даже он не давал никаких гарантий, осторожно намекая, что если Стас и придет в себя, то, скорее всего, на всю жизнь останется инвалидом, не способным даже говорить.
- Она просится туда. – Неожиданно произнес Сергей, прервав печальные мысли шефа.
Гудвинов удивленно приподнял брови.
- Зачем? К нему пока даже родственников не пускают.
Сергей взял со стола начальника небольшую подставку для мобильного телефона в виде широко улыбающейся коровы и начал рассеянно крутить в руках. Потом решился и поднял глаза.
- Она думает, что сможет помочь.
- Помочь?! Как?!
- Сложно объяснить. Славка ее всегда прекрасно чувствовал, говорил, что они с ней на одну волну настроены. И способности у них схожие. А Слава несколько раз смог достучаться до Егора, когда тот… Ну, в общем, у него получалось его вернуть. Вот и она надеется, что сможет, в свою очередь…достучаться…
Виктор Борисович тяжело вздохнул и внимательно взглянул на Сергея.
- Скажи честно, ты в это веришь?
Тот мрачно покачал головой.
- Спроси Вы меня об этом пару недель назад, ответил бы, нет, не верю. А сейчас не знаю. Но уверен только в одном: если есть хотя бы один шанс на миллион, мы обязаны его использовать.
Гудвинов отвернулся к окну, забарабанил пальцами по подоконнику. Этот парень не должен увидеть в его глазах то, что он сам видит каждый раз, заглядывая в зеркало – ненависть к самому себе. За то, что втянул их в эту мерзкую историю. За собственную глупость и бессилие что-либо изменить.
- Я попробую договориться с врачами. – Произнес он, не оборачиваясь. – Иди.
- Спасибо.
Сергей с легким стуком поставил на стол корову, но вместо того, чтобы направиться к выходу, подошел к Виктору Борисовичу и легонько дотронулся до его плеча.
- Перестаньте себя казнить.
Развернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. А Гудвинов так и остался стоять, прижавшись лбом к холодному стеклу, по которому неспешно ползли прозрачные дождевые капли.
***
Шеф подошел ко мне после обеда. По его лицу ничего нельзя было прочесть, он снова нацепил маску невозмутимости и спокойствия.
- На вас с Сергеем выписан пропуск на завтра. В десять утра вы должны быть в больнице, спросите Леонида Григорьевича, скажете, что от меня, он вас проведет куда надо. Времени у тебя будет не больше получаса.
- Спасибо Вам! – От души поблагодарила я. Он махнул рукой в ответ – не за что.
- Виктор Борисович, а можно спросить? – Собравшийся уже уходить шеф слегка вздрогнул, но, тем не менее, согласно кивнул. – Гарик мне рассказал про Дениса. Получается, что фактически все было напрасно? Даже если вирус стер у «Тристара» всю информацию о «Радаманте», они все равно заполучили ее назад вместе с флешкой. Неужели им все так и сойдет с рук? Ведь доказать причастность тех, кого взяли в Боняково, к «Тристару» - это еще постараться надо! Как же так, Виктор Борисович?
Голос у меня, наверное, стал совсем жалким, потому что шеф переменился в лице, присел на стоявший рядом стул и взял мои ладони в свои.
- Яна, скажи, ты мне доверяешь?
Всхлипнув, я кивнула.
- Тогда просто поверь мне на слово – никому и ничего с рук не сойдет. Я тебе обещаю. Веришь мне?
- Да.
- Ну вот и хорошо. А сейчас езжай-ка ты домой. Хватит уже здесь своей радугой отсвечивать. И Сергея забирай – тоже ходит тенью отца Гамлета…
Когда через полчаса мы выходили из офиса, то столкнулись в дверях с невысокой пожилой женщиной, одетой в черное. Держа в руках небольшой белый конверт, она растерянно вертела головой, не зная, куда идти, и, завидев нас, тихо попросила:
- Мне бы Гудвинова Виктора Борисовича…
От ее сгорбленной фигуры веяло беспомощностью и глубокой печалью. Сергей проводил ее до кабинета шефа и быстрым шагом вернулся ко мне.
- Кто это был? – спросила я.
- Мать Дениса Вяземского.
***
В больнице было темно и тихо. Нескончаемый дождь молотил в окна, словно вознамерившись лить до Всемирного Потопа, а потом еще капельку, просто из вредности. Сидевшие в приемном покое усатый охранник и пожилая, усталая гардеробщица подозрительно покосились на нас, заявившихся не в обычные приемные часы, но ничего не сказали – пропуск, подписанный главврачом, подействовал лучше волшебной палочки.
Леонид Григорьевич, лечащий врач Стаса, спустился за нами через десять минут после звонка по внутреннему телефону. Глядя на этого невысокого, кряжистого человека, с огромными руками и толстыми, как сосиски, пальцами, было сложно поверить, что он является одним из ведущих нейрохирургов столицы. И тем не менее, это было так – во время операций его, казалось бы, неповоротливые руки приобретали необычайную чувствительность и гибкость пианиста-виртуоза, выполняя филигранные операции над человеческим мозгом. Он явно не понимал, зачем ведет нас сегодня по длинным, унылым больничным коридорам, но тактично молчал, не задавая никаких вопросов, и я была ему за это бесконечно благодарна. Спроси кто меня сейчас о том, что я собираюсь делать, я бы не нашлась, что ответить, однако чувство правильности происходящего не отпускало, становясь все глубже по мере того, как мы приближались к палате, где лежал Стас. У самых дверей Леонид Григорьевич остановился и предупреждающе поднял руку, не давая зайти внутрь.
- Я хочу вас предупредить: зрелище там не для слабонервных. Я понятия не имею, на что вы надеетесь, хотя, не буду лукавить – медицине известны случаи, когда пациенты выходили из комы, откликаясь на зов близких людей. Но, как правило, это не было комой третьей степени, а у вашего друга, к сожалению, именно она. Он полностью подключен к системе жизнеобеспечения. Все рефлексы угнетены, мышцы атоничны, отсутствует реакция зрачков на свет, он не способен самостоятельно дышать. Я говорю вам все это сейчас затем, чтобы вы были готовы к тому, что увидите, и не особенно рассчитывали на успех. И чтобы никаких истерик и обмороков, Вы поняли меня, барышня? – жестко обратился он ко мне.
Я кивнула. Он несколько секунд внимательно смотрел на меня, а потом шагнул в сторону, открывая проход, и сделал приглашающий жест рукой.
- Проходите.
В палате царил милосердный полумрак. Именно это, да еще твердое плечо Сергея за спиной спасли меня от того, чтобы закричать. Лежавший на узкой больничной койке человек просто не мог быть Стасом. За пару дней он, казалось, похудел на несколько десятков килограмм. Из-под укутывавших голову бинтов выступал заострившийся нос, изо рта тянулся, извиваясь, белесый шланг, подсоединенный к огромному аппарату у стены. Полуобнаженное, укрытое тонким одеялом тело было облеплено датчиками, провода от которых напоминали гигантскую паутину. Тишину нарушало только пиканье многочисленных мониторов, регистрировавших жизненные показатели, да легкое шипение, с которым в его легкие закачивался воздух.
Рука Сергея сжала мое плечо. Бледный как смерть, он не мог оторвать взгляд от воскового лица друга, напоминавшего скорее посмертную маску, чем лицо живого человека. Осторожно высвободившись, я подошла к изголовью кровати, взяла холодную руку, прикрыла глаза, пытаясь коснуться его сознания. Больничная палата качнулась, растворяясь, исчезая…
........Вокруг меня клубится серый туман. Странный, липкий, тягучий, обволакивающий. Он путает мысли, застилает глаза вязкой пеленой. Нет ни одного просвета, но почему-то мне кажется, что я стою на краю глубокой, бездонной бездны и стоит сделать лишь один неверный шаг – и она поглотит меня, растворив во вневременном, первобытном хаосе. Тихий, гаденький шепоток едва слышно звучит в ушах, бездна зовет к себе, манит забыть обо всем и шагнуть вперед.
- Где ты? – слова камнем срываются с губ, упав у самых ног. Туман глушит все звуки, но теперь мне кажется, что я ощущаю рядом чье-то присутствие, будто маленькую искорку, глядящую на меня откуда-то издалека.
- Стас!!!
Я вытягиваю руки, пытаясь дотянуться до чего-то, ощутить живое тепло в этом бесконечном сером сумраке. Кончики пальцев начинает покалывать от напряжения. Ощущение прячущейся в тумане искры становится сильнее. Еще чуть-чуть и я смогу до нее дотронуться, вытащить из упрямо упирающихся, клубящихся враждебных струй. Но ледяной холод, с шипением выплескивается из провала, окатывает меня словно колодезной водой, отталкивая, отбрасывая назад. Последнее, что я вижу – это теряющийся в бесконечности, затухающий золотистый отблеск… ...............
Домой я вернулась без сил. Голова раскалывалась на части, тело сотрясал озноб. Видя мое состояние, Сергей ни о чем не расспрашивал, давая время прийти в себя. Укутал одеялом, принес чашку горячего чая. Рей тут же взгромоздился рядом и, тяжело вздохнув, уткнулся носом в коленку. Двойная доза снотворного, к счастью, прошла для него бесследно – пес пришел в себя спустя семь часов, в милиции, и чуть не сожрал местного майора, пытавшегося запереть его от греха подальше в соседней камере. К тому времени, как Гудвин вытащил нас оттуда, Рей затерроризировал весь участок, разлегшись у двери нашей камеры и не подпуская туда никого ближе, чем на пять метров. Теперь же он блаженно жмурился, удобно устроившись на мягкой кровати и прижавшись ко мне теплым, мохнатым боком.
Говорить не хотелось. Все было понятно и без слов. Зря я надеялась, что смогу что-то изменить, нам оставалось только бессильно наблюдать за тем, как медленно угасает наш друг. Натянув на себя одеяло, я отвернулась к стене, чтобы Сергей не увидел навернувшиеся на глаза слезы. Монотонно бубнил телевизор, дождь пригоршнями кидал в окно тяжелые капли. Внезапно Сергей резко выпрямился, нащупал пульт и прибавил звук.
- …из достоверного источника, позволяет утверждать, что американская компания «Тристар Фармасьютикал», имеющая десятки представительств в России и за рубежом, проводила бесчеловечные опыты на людях. Как нам стало известно, сотрудники компании разрабатывали препарат, помогавший активизировать у людей паранормальные способности, такие как телепатия – умение читать чужие мысли на расстоянии, телекинез – способность передвигать предметы усилием воли, и пирокинез. Последний термин означает, что обладающий этим сомнительным даром человек способен разжигать огонь, лишь подумав об этом.
У нас имеются документы и видеоматериалы, подтверждающие факт этого циничного преступления. Мы также хотим отметить, что эта информации стоила жизни двум замечательным людям, не захотевшим смириться с подобным произволом. Мы скорбим вместе с родственниками Марии Зариной и Дениса Вяземского.
Ведущий сделал небольшую паузу, а затем его лицо сменилось картинкой. Затаив дыхание, мы слушали диалог между Кучуковым и Ланской. Бегущая внизу строка позволяла прочесть слова там, где слышимость была плохая. На экране снова возникло лицо ведущего.
- Как вы могли убедиться, речь идет о преднамеренном причинении тяжкого вреда здоровью пациентов, об экспериментах, сравнимых по своей бесчеловечности и жестокости разве что с проводившимися в концлагерях нацисткой Германии. Но и это еще не все. Дорогие телезрители, нам удалось взять интервью у непосредственного участника событий, у человека, который по воле случая оказался подопытным кроликом в руках безжалостных вивисекторов. То, что он сейчас покажет, выходит за рамки нашего представления о человеческих способностях, но уверяем вас, эти шокирующие кадры – не трюк фокусника, не компьютерная графика, а реальность.
Я вцепилась пальцами в одеяло. На экране появилось спокойное, чуть бледное лицо Егора. Глядя прямо перед собой, он негромко и отчетливо произнес:
- Здравствуйте. Меня зовут Егор. Егор Плясов. И я хочу рассказать вам свою историю…
На его открытой ладони, раскрыв яркие, бархатистые крылышки, спокойно сидела большая черно-желтая бабочка…
***
Экстренный выпуск теленовостей сменился рекламой, но Павел так и остался сидеть, словно приросший к креслу. В голове образовалась звенящая пустота сменившаяся, как ни странно, облегчением. Это был конец. Больше не придется вздрагивать от каждого шороха, ожидая, что вот-вот щелкнет замок и к нему на огонек заглянут те, кому будет дан приказ принять у него отставку. Больше не придется в ярости сжимать кулаки, разжигая в себе ненависть к Витьке – удачливый сукин сын одержал над ним верх и на этот раз. Больше не придется… что? Ничего. Ничего больше не придется. Финита ля комедия, как говорят братья-итальянцы. И слава Богу.
Павел поднялся с кресла и неторопливо прошел в комнату, служившую ему кабинетом. На глаза попался чистый лист бумаги. Он взял его осторожно, двумя пальцами, поднес к глазам. Нет, это ни к чему. Не стоит превращать комедию в фарс.
Небольшой ящик в глубине стола блеснул знакомой гравировкой – Моему лучшему другу Павлу от Виктора.
Господи, как хорошо было тогда! Все было просто и понятно, можно было любить, а не ненавидеть. Павел покачал головой и открыл крышку.
Сонную тишину квартиры разорвал выстрел.
***
Мы смотрели телевизор до самой ночи. Один выпуск новостей сменялся другим, и везде, на каждой программе говорили про «Тристар». Так вот, что имел в виду Гудвин, прося довериться ему, обещая, что никому и ничего не сойдет с рук. Это был сокрушительный удар. Если компания и сумеет от него оправиться, то в любом случае на долгие годы забудет о подобных опытах, попав под пристальное внимание прессы и закона. Гудвин сумел все-таки отомстить. За нас. За Егора. За Стаса.
К ночи возбуждение сменилось апатией. Выключив телевизор, я улеглась в постель, уткнувшись носом в теплое плечо Сергея. По подоконнику тихо и монотонно стучал дождь. Он успокаивал, убаюкивал, хотя бы на время смывая черные мысли.
Звук телефонного звонка согнал дремоту, дробно раскатившись по квартире. Недоумевая, кто бы это мог быть в такой поздний час, я нашарила трубку.
- Алло?
Тишина. Только едва слышный треск помех на том конце провода. А затем, когда я уже была готова вернуть трубку на место, раздался хриплый голос Стаса.
- Привет. Вы меня еще ждете?
КОНЕЦ