Восемь утра.
Холодно.
Так холодно, что дыхание мое давно уже превратилось в иней на поднятом воротнике старенькой дубленки.
Резкий, порывистый, насквозь пронизывающий ветер неожиданно бьет меня в спину, лишая равновесия, невольно заставляя сделать шаг вперед.
Две женщины, поодаль от меня, укрылись от ветра за сигаретным киоском и стоят теперь, ежась и пританцовывая от холода, то и дела выглядывая из-за своего укрытия, чтобы нечаяно не пропустить автобус.
И только ватаге мальчишек мороз, видимо, нипочем.
Сбросив сплечь на лавку свои рюгзачки, они весело смеются, бегая вокруг нее и швыряясь снегом...
Откуда ни возьмись, на остановке появилась собака...
Поджав хвост, жалобно поскуливая и дрожа от холода всем своим существом, она стала подбегать к каждому из нас, жадно нюхая воздух и пристально глядя в глаза с мольбой и надеждой.
Вот она подбежала к женщинам, но те не дали ей ничего.
Тогда она стала подбегать к каждому из мальчишек, рискуя, что заигравшись, кто - нибудь на нее наступит.
Вот она подбежала ко мне, но и мне ей нечего дать...
Сильно дрожащая, маленькая, гладкошерстная, вид она имеет очень и очень жалкий, а обвисшие... груди с большими темными сосками, красноречиво говорят, что гдето, в каком - нибудь подвале или где - либо еще, ее ждут щенки.
И вдруг один мальчуган, самый маленький из всех, вновь взглянул на нее и замер, словно опомнившись.
Через секунду он подбежал к своему рюгзачку и, выхватив ловким движением кулечек с едой, свистом подозвал собаку.
Он бросал ей кусочки хлеба.
Он бросал ей кусочки катлет.
Он ве бросал и бросал, а она жадна ела, кашляя и давясь, то и дело поглядывая на спасительный кулек в его руках.
Он отдал ей все, без остатка, и в выражении его лица, в его светящихся глазах, я не увидал и тени сожаления.
О! Как я восхищался щедростью души этого маленького мужчины!..
Скоро подошел автобус.
Мальчишки похватали свои вещи и бросились к его двери.
Протиснувшись меж стоящими, я подощел к мальчишке и тронул его за плечо.
- Твои родители могут смело гордиться тобой,- тихо сказал я ему...