Юморист без имени - что девушка без гимена.
Имя у Аристофана было, а вот юмора нет. Люди об этом не догадывались и смеялись на его выступлениях - кто до слёз, кто сквозь слёзы.
"Живу по шпаргалке, - думал он, принимая цветы и кланяясь. - Шутка, произнесённая трижды, может свести с ума кого угодно, только не меня".
За кулисами на канатах сидел соратник по юмору Лев Гулливер и пил что-то похожее на виски или саки.
- Саке, - сказал он и протянул Аристофану стакан. - Хотите глотнуть?
Аристофан учтиво отказался.
- А вы опять имели успех, - сказал Лев. - И как вам это удаётся?
- Успех нам только снится, - вздохнул Аристофан. - Я, знаете ли, никогда не импровизирую, ни разу не испытал вдохновения и шутки мои вымученные. Порой мне кажется, что между рождением и смертью лежит наказание, как будто рождаясь на белый свет, мы совершаем преступление.
- Мы совершаем его ещё в утробе матери. Утверждают, что сын не отвечает за своего отца. По-моему мы только этим и занимаемся.
И тогда Аристофан рассказал Гулливеру, что он происходит из древнего европейского рода и что один из его предков - фон Арист - в незапамятные времена, переехав в Россию, верой и правдой служил царю-батюшке, воевал, воровал, сутяжничал, а потом долгие годы писал мемуары, кропотливо перемывая косточки самому себе, а когда умер, в его бумагах нашли всего лишь одну уцелевшую строчку: "Переехал, акклиматизировался, ассимилировался - тут и смерть подоспела".
- Вольный перевод с немецкого, другого языка он не знал, - сказал Аристофан. - Его сын Иоанн изменил фамилию - взял и перенёс частицу «фон» в окончание. Вот так мы стали Аристофанами.
- Мистическое начало и столь же иррациональный конец, - сказал Гулливер. - А ваши предки шутники. Это у вас наследственное.
- Вы так считаете? - оживился юморист, а про себя подумал: "На каком же колене, чёрт возьми! мы утеряли чувство юмора?"
- От бабушек и дедушек, - продолжил между тем Гулливер, - мы получаем в наследство не только рухлядь и недвижимость, но и гены, причём без всяких завещаний, крючкотворства и судебных решений. Какая, однако, любопытная у вас родословная!
- По семейному преданию наш род происходит от греческого бога Ареса, - гордо сказал Аристофан. - Того самого, что соблазнил Афродиту.
- Или она его, - предположил Лев Гулливер.
- Или она его, если следовать Гесиоду, - согласился Аристофан. - Я потомок Ареса в сто двадцать седьмом колене.
- Что-то мне подсказывает, что вы ошибаетесь, - сказал соратник. - Не могла ли возникнуть математическая ошибка?
- Исключено. Моя родословная выверена до мелочей и подтверждена многочисленными архивными документами.
- Глупое занятие - вести учёт предкам, - сказал Гулливер. - Это всё равно, что пересчитывать баранов на ночь: попробуй запомнить на каком уснул. Кстати, слышал, что скоро гены обложат налогом. По прогрессивной шкале. На каждом колене ставка удваивается. Или утраивается - ещё не решили.
- Не может быть! - заволновался Аристофан. - Это же произвол! Я бы сказал - преступление! И потом: у меня нет лишних денег.
- А у кого они есть - лишние? - вздохнул собеседник.
- А вы не боитесь этого нововведения?
- Ничуть. У меня генетическая травма первой степени и наследственная - второй. А родословную свою я не знаю, только бабушек и дедушек, а за ними - чёрная дыра, я бы сказал: дырища. Нет - вру: бабушка Лиза, поминая отца, плевалась до самой смерти. Последний плевок достался священнику, который её причащал.
- А к Свифту вы не имеете никакого отношения? - спросил Аристофан.
- Почему же? Самое прямое: мой отец обожал Джонатана, а Гулливера называл истинным большевиком.
- Мания величия в стане карликов?
- Без сомнения. Ради принципа он готов был сменить ориентацию, не то что фамилию, но генетически меня амнистирует любой суд, кроме революционного. Но не будем о грустном. Хотите услышать частушку, которую я недавно откопал? "А мне милый подарил четыре мандавошечки. Как же буду их кормить, они такие крошечки?"
Ну и как вам?
- Пошлятина, - сказал Аристофан и тут же смягчил оценку: - Любая шутка кажется скабрезной, если она касается взаимоотношения полов.
- А по мне - гениальная штука, - сказал Гулливер. - Я никогда подобного не напишу - кишка тонка...
Патриарх российского поп-юмора, известный столичный комик Вагиналий Вагинович Промеждуногов сидел в чужой артистической уборной и рассматривал себя в зеркале. Он, как всегда, улыбался, обнажая ямочки, похожие на те, что присутствуют у всякой женщины на крестце. Вагиналий был доволен жизнью, считая, что осчастливил страну своим пребыванием в ней, хотя в иных странах его никто не ждал.
Глядя в это улыбчивое лицо, Аристофан щедро поделился с патриархом своею хандрой.
- Что-то вы сегодня не в тонусе, - заметил Вагиналий.
- Видите ли в чём дело: я обнаружил у себя отсутствие чувства юмора.
- Бывает, - сказал корифей. - Со мной такое случается каждую неделю. А раньше даже чаще. Только вы никому не говорите, а то засмеют - не тот, знаете ли, случай, когда следует заявлять о пропаже.
- Вы меня не поняли. У меня этого чувства попросту нет и никогда не было - ни капли. Будто корова слизала. Языком.
- А зрители смеются.
- Публика - дура. Ей одиннадцатый палец покажи - она смеяться будет.
- С юмором у нас напряжёнка, - согласился корифей. - Так чего же вы пыжитесь? Идите в другую отрасль экономики - в рекламу, игорный бизнес. Фантазия, надеюсь, у вас есть?
- Должна быть. Как же без фантазии?
- Ну вот и вперёд. Послушайте какой мадригал мне посвятили.
И он прочёл: "Ваше вечное веселье вызывает сожаленье: и я тоже был бы рад, но ведь это плагиат!"
- Нравится?
- Чушь какая-то, - сказал Аристофан, а про себя подумал: "Я никогда такого не напишу". - И кто автор?
- Гулливер. Рядом с ним я чувствую себя лилипутом...
Последний вечер он провёл в ресторане "Арагви", где заказал специфические блюда: лобио, суп пети и много-много зелени - кресс-салат, мяту, тархун и кинзу, проще говоря, кориандр. Вернувшись домой, долго сидел у камелька, переваривал пищу, листал книгу рекордов Guinness'а и пил коньяк Hennessy Потом разделся донага, вылил на себя две бутылки горючего пойла и, подойдя к камину, пустил ветры в открытое пламя. В предсмертной записке признался, что принял смерть ради комического эффекта и просил занести её в реестр этого самого Гиннеса - будь он неладен!