Тонкая грань прорыва, и нити заклинаний стремительно рассекают пространство, скручиваясь в клубок убойного огненного шара, или метеоритного дождя. Воздух то и дело рассекает свист клинков или истерично-трескучая молния на пару с холодной, бездушной некромантией. Равновесие, трещавшее по швам, кренится то в одну, то в другую сторону, не в силах определить, куда же ему деваться, когда чаши весов Судьбы пытаются хотя бы немного выровняться, но очередной ход пешек-армий не дает ей этого шанса, заставляя, скрипя проржавевшими рычагами, снова принимать сторону потенциального победителя…
Невозможно понять и увидеть границы реальности и собственных мыслей, когда, проходя мимо хмурых людей, спешащих по улице, ты вдруг слышишь тонкий, режущий ухо свист клинка где-то на границе ощущений. Обернувшись, ты видишь ту же картину, что и везде – серый и мрачный город, охвативший тебя клещами реального мира со всех сторон. И тут краем глаза ты замечаешь еле видимое движение где-то под оболочкой озабоченной своими вечными проблемами серости, но не можешь понять, привиделось тебе или нет. Ты тоже спешишь, поэтому не можешь проверить, правда это или вымысел, и, скинув видение на игру собственного воображения, бежишь дальше – на работу, по делам или вовсе в магазин на хлебом. Однако подсознательно ты понимаешь, что все равно будешь думать над тем, видел ты это или нет? Может, стоит меньше дружить с воображением? Или наоборот, прислушаться к тихому шепоту внутреннего голоса, который напоминает тебе, что в мире есть многое, что неподвластно науке? И ты засовываешь этот голос куда подальше, надеясь, что он заткнется, и ты забудешь об этом.
И снова ты чувствуешь, что тебя то ли тянет в другую реальность, то ли вовсе ты начинаешь сходить с ума. Просыпаясь среди ночи, ты переживаешь осколки своих снов, которые рассказывают тебе о прошлом, будущем, но никогда не упоминают настоящее, словно стараясь сообщить, что это самое настоящее еще более нереально, чем твои видения. И ты сидишь полночи за компьютером или лежишь в постели, стараясь или продлить видение этих осколков, или стараясь забыть о них, насильно заставляя мозг работать в другую сторону, размышляя о делах насущных, проблемах и задачах, определенных на серое от пыльной реальности утро…
И вдруг однажды ты просыпаешься. Нет, не ото сна ночью, не от обморока, вызванного постоянным давлением на нервы и психику, нет. Ты понимаешь, что что-то подходит к своему краю, подобно сосуду, до краев заполненного водой, и вот она, последняя капля, уже срывается со своего места и летит вниз, чтобы своей скромной, но очень важной персоной переполнить ту чашу, из которой извергнется потоп твоего сознания, уничтожающий все на своем пути, разметая в щепки и мокрую грязь реальность, смешивая ее с отголосками прошлого и других миров, размывая границы твоего мира, и давая возможность хлынуть в него твоим снам, воображению и долгим мечтам о несбыточном…
И ничего не происходит. Жесткая, холодная реальность намертво замыкает в тебе этот прорыв, предоставляя воспаленному мозгу пытаться и дальше искать выходы, обходить ловушки и стараться напомнить о себе, о том, что ты мог бы иметь, но для этого у тебя слишком много когтей и зубов, которыми ты цепляешься за давящий и скучный мир, называемый обыденной жизнью. Ты продолжаешь жить, как прежде, но с каждым приступом ты все исступленнее ищешь эти движения под покрывалом рутинной серости, словно умоляя – ну дай мне еще один шанс поверить в тебя, пусть даже легким, еле заметным движением в тканях бытия, рассеки эту границу, позволяя мне пройти через нее и начать то, что я так давно хотел совершить, но не мог…
А дальше начинается асфальт. Серый, однообразный, порой покрытый трещинами от выбивших на нем щербинки колес машин, и совершенно равнодушный.
Грустно, господа и дамы…
За эмоциональную подпитку благодарю Тиля Николеску.