- Ну, не знаю. Тут крепко надо подумать. Пошевелить мозгой. Чтобы всё по уму…
- Да чего ты зассал. Ведь не впервые. Мы это дельце быстро обстряпаем…
- Ты всегда так говоришь, по быстренькому. А сам такую кашу заваришь, что за неделю не расхлебаешь. Нет, сегодня опасно. Давай в пятницу.
- Ты что, охренел? Какая, на хрен, пятница? До неё ещё целых два дня. Сегодня самое время. И самого нет на месте. И этот без дела стоит, мается. Нет, чего ты, блин. Зассал?
- Сейчас стоит, а через пару минут фыр, и его нет. Он - вольная птица…
- Нет, а куда он денется? Скажи, куда? То-то и оно, что некуда ему от нас деться. Он здесь до самого обеда, как миленький простоит. Ну, не тяни резину. Ведь вижу, что хочешь.
- Что, шибко глазастый? И я много чего вижу. Вижу, Нинка накладные в контору понесла. А чего видишь ты? Что у меня на лбу написано, что я хочу? Не хочу, и баста...
- Не бреши, хочешь. Этого все хотят. У тебя это и на лбу, и на щеках, и на губах написано. Я тебя не понимаю. Хочешь, и ломаешься словно «целка». Ведь всё равно потом согласишься. Гляди! Гляди! Из сортира идёт. Жалом по сторонам водит. Ну что, позвать? Да не жуй ты сопли.
- Нет, не согласен. Я уже этим твоим хотеньем по горлышко сыт. Оно у меня в печёнке сидит. И денег у меня сейчас нет, на это аморальное безобразие. Чего ты кадыком задёргал? Так и есть, безобразие и самоволие.
- Сам ты, блин, безобразие. Это радость! И праздник! Нет, чего попусту ломаться. Случай – то, случай, какой. Если бы сам был на месте, тогда понятно. Ни гу-гу. Но ведь нет его, нет. Да мы за это время чёрта защекочем...
- Мне твои черти без надобности. Своих хватает. Сейчас его нет, а к обеду заявится. И сразу сюда примчится. Словно его здесь мёдом угощают. Будто других работяг на базе нет.
- Да потому, что характер у него сволочной. Если к кому прицепится, то не отстанет. Принципиального, блин, из себя корчит. И вежливостью, гад, козыряет. Никогда голос не повысит. Уж лучше бы он меня матом костерил. Это я понимаю и уважаю...
- Слушал, будто от него жена гуляет?
- Точный факт, люди врать не будут. Все про это знают. А деньги я дам. Потом отдашь...
- Знать у нас все спецы. Помнишь, лет пять назад, и про твою разное болтали. А потом заткнулись. Людям, им только дай языком почесать...
- Ты, блин, мою не тронь. Лучше, за своей присматривай. Это она всем мужикам встречным лыбится. А моя из дома ни шагу. Понятно?
- Ты того. Ты о моей так не надо. Да я тебе за неё... Она знаешь у меня какая строгая!
- Чего раскипятился? Нечего было про мою вспоминать. Вообще - то, все они одинаковые. Им от нас только деньги нужны. И большой толстый х**. А без этого мы для них не интересны.
- Это ты в точку. Да, жизнь бекова. Каждый день одно и тоже. Поверишь, хочется чего-то такого, необыкновенного. Раньше, при коммунистах, я в санатории ездил...
- А насчёт нашего, это факт. Да ты, блин, сам рассуди, как ей не гулять. Она у него молодая и интересная. А он на неё ноль внимания. Целыми сутками как пёс бездомный здесь отирается. Придёшь утром, он возле проходной опоздавших выслеживает. Уходишь домой, он в своём кабинете маячит. Я раза два ночью к ребятам заходил, к тем, что в ночную ходят. Помнишь, когда я две недели «кружился»? Время три, а у него кабинет светится. И как тут не забл**овать? Эх, и фигурка у неё знатная. Мне бы такую на ночку. Ты, блин, чего мне бабами зубы заговариваешь? Всё, я побежал...
- Нет, я не буду. Опять моя за это всю плешь прогрызёт. Поверишь, надоело…
- Верю. У самого такая. Но мы, блин, мужики. И должны относиться к этому философски...
- Это ещё как?
- А вот так. Действуй по пословице «Собака лает, а караван идёт». Они, азиаты, в этом вопросе молодцы. Чуть что не так, сразу за косы и мордой об стол. У них, у баб, работа такая. Нас пилить и брехать. А наша задача не обращать на это внимание. Главное, блин, им слабину не давать. Они тут же запрыгнут на спину, ножки свесят и ну, нашим братом понукать. Чтобы молчал и вкалывал. Ты чего, подкаблучником решил стать?
- Сам ты, подкаблучник. Я в своём доме с первых дней хозяин. Моё слово - закон.
- И я такой же. Если что не по мне, то могу и кулаками поучить...
- Ага, можешь. Помню, как ты той зимой с «фингалом» во всю морду красовался. Ты же сам по пьяни разболтал, что это твоя тебя приласкала.
- Ну, блин, была одна промашка. В тот раз я домой на бровях приполз. И совсем пустой. Все деньги то ли пропил, то ли в "секу" проиграл, то ли вытащили их у меня. Вот она, зверюга, и воспользовалась моментом. Огрела меня чугунной сковородкой с макаронами. Я потом за это знаешь какой из неё клок волос выдрал. Мама не горюй...
- Откуда выдрал - то? Из головы? Или из другого места?
- Ты, блин, не скалься. Моя баба, откуда хочу, оттуда и деру. Ну, тягомотина, согласен?
- Не в ней дело. Я сыну обещал. Он у меня башковитый и сообразительный. Круглый отличник. И в «музыкалке» так же. На баяне шпарит, из меня даже слезу прошибает. И книжки умные читает. Каждая, толщиной с кирпич. И без картинок. Тебе, ослу, такую в жизни не осилить.
- А тебе?
- И мне. Потому что я тоже осёл.
- Хорошо, что хоть это, блин, понимаешь. И чего ты ему наобещал. В цирк сходить?
- Нет, совсем другое…
- Что, отвести его в пятницу в женскую баню?
- Дурак. И не лечишься. Ума в нём не меряно. Но только в голове. А в руках ума почти совсем нет. Начнёт гвоздь забивать, все пальцы посбивает. Он ко мне давно пристаёт, чтобы я ему скворечник смастерил. Вот, пообещал.
- Это правильно. Я своим балбесам тоже всегда помогаю. Учатся они у меня, врать не буду, хреновато. С тройки на двойку. Но смышлёные. Знаешь, какой я своему старшему «поджигал» сварганил? Мечта поэта! У меня такого в детстве не было. Так и понятно, мне мой старик их не мастерил. Уши за них драл. Толстостенная трубка из оружейной стали. Рукоятка из оленьего рога. Мечта... А что, мне для сына ничего не жалко. Главное, блин, он у нас курковой и с настоящим пистолетным бойком. Настоящий пистолет. Коробком по спичкам чиркать не надо. От этого и целиться из него удобнее. У твоего такого точно нет.
- Моему такие игрушки ещё не по возрасту. Надо будет, сделаю не хуже. С магазином на десять зарядов и с подствольником. Ну, что, слабо?
- Ну, блин, это ты загнул...
- Ну, не без этого. Я ему и этот скворечник с прошлой зимы обещал. Он тогда ещё в пятый ходил. А теперь в шестом. Может, он ему теперь и не нужен? Нет, пообещал и сделаю.
- Обязательно сделаешь. Потому что - мужик. Я только таких уважаю, а не разную размазню.
- Если ты этого позовёшь, сегодня не сделаю. Не могу я после этого что-нибудь делать. Инструмент из рук валится. Хочется на диване поваляться. Поэтому и не хочу.
- У меня по-другому. Меня после этого дела на работу тянет. Горы могу сдвинуть. В тот раз, помнишь? Ну, когда ты от меня возле автостанции отстал?
- Кто отстал, это ещё разобраться надо. Погода была мерзкая. Метель, ветер…
- Точно, точно. Так и было. Пришёл домой, переоделся и стал выгребную яму под сортиром чистить. Моя, когда домой зашёл, только фыркнула. И нос к стенке повернула. А мне по хрену, чищу и чищу. Метель вонь в строну сдувает. Она, под конец, во двор вышла и чуть в оброк от радости не грохнулась. Я уже самое донышко доскребал. А до него, блин, два метра с гаком. А Колька, старший, на корыте в огород выволок. Не хрена ему лодырем расти Я почти год на эту дерьмотерапию настраивался. Выпил, и сделал. Так-то...
- И что твоя? Неужели, после этого «магар» не поставила?
- Ещё как поставила. Мухой слетала к соседке и пузырь приволокла. И обливную чашку котлет передо мной выставила. Эх, вкусные были котлеты! На гусином жиру жаренные! И с хреном! Да хрен с ними. Сели за стол, а он, паршивец, стакан тянет. Мол, заработал, с устатку...
- А ты?
- А я так не него зыркнул, что тот поперхнулся. Тут видать моя совсем от радости оглупела. Налил бы парню. Чем с дружками за углом, пусть с отцом родным выпьет...
- А ты?
- Я так кулаком по столу грохнул, что едва успел бутылку подхватить. Чтобы он до армии об этом и не заикался. А если хоть раз унюхаю, то велю всей улицей в мой сортир ходить. А он за ними будет каждый денб дерьмо оттуда выгребать.
- Да, круто ты...
- А как по другому? Ведь сын он мне. Хоть и рослый дылда, но пацан ещё. Успеет ещё, вся жизнь впереди, нахлебается этой гадости. Так, ты жалом не крути. Согласен?
- Чего ты ко мне прицепился, как клещ к собачьему хвосту? Нет, не согласен. Если сам нас за этим делом застанет то всё, полный писец. Я рисковать работой не хочу.
- Не будет его до обеда, гадом буду! Он на работе сутками торчит, но обедать всегда домой ездит. Так оно и понятно. Хоть и шибко деловой наш капиталист, но глаза имеет. И уши. Хочет он, блин, фифу свою с её хахалем с поличным взять…
- Глаза разуй! Так я и знал! Явился, не запылился. Я стреляный воробей, меня на мякине не подловишь. Ну что, провокатор, видел? Из «вольвы» выскочил и сразу в нашу строну зыркнул. Сейчас заявится. Убери под верстак домино...
- Где ты его увидел? С кем он мог приехать, если его «волжанка» рядом с мойкой пришвартована? Нет, это не он. Просто похожий какой-то, и куртка такая же жёлтая...
- Ты куда пялишься? На киргиза дворника? Ты к конторе зенки поверни! Где, где, в Караганде! Стоит и о чём-то с водилой трендит. Ну, увидел?
- Блин, точно он. Принесла, нелёгкая! И какого хрена ему здесь надо?
- Тебя забыл спросить. Он – хозяин. Сам горб гнёт. И нас заставляет.
- Видел я таких хозяев, знаешь где? У Марь Иванны, на верхней полке. И в других нескромных местах. Раньше он в комсомоле ошивался, и взносы у нас выклянчивал. На БАМ агитировал ехать. Были дураки, ехали. Как приехал я на БАМ, с чемоданом кожаным, а оттуда я вернулся с х**м отмороженным! Помнишь? А теперь в буржуи переквалифицировался. Сволочь!
- Они туда не за идею, а за длинным рублём ехали. Если и отмораживали что, то по пьянке. Те, кто поумнее, хорошие деньги оттуда везли. Кому сказал, убери домино! И станок включи, пусть крутится! Надоело мне его вежливость въедливую выслушивать...
- Нет, ты чего, блин, раскомандывался? Тоже мне, начальник. До обеда всего пятьдесят минут. Если он к нам двинет, тогда и включим. И пару заготовок для достоверности запортачим. Мой дед повторял, среда пришла – неделя прошла. Надо, блин, к выходным готовиться. Ты куда? Хочешь, чтобы я свои последние силы на этого капиталиста гробил? Я на его довольную рожу посмотрю, у меня всё внутри от ненависти клокочет. Я бы всех этих эксплуататоров к стенке и из «максима»...
- Твои коммунисты нам зарплату не платят. А наш каждого десятого аванс, каждого двадцать пятого – получку. И моей, когда заболела, с врачами и деньгами помог.
- Курва! Ты что, хочешь предать пролетариат? Нашёл благодетеля! Что же нам теперь за это его в задницу целовать? Он у нас все полезные ископаемые, и всю нефть с золотом украл!
- Ишь ты, развопился, агитатор революции! Что-то я у него нефтяных вышек не видел!
- Ну, чего разорался? Нет, есть на свете наш пролетарский бог. Отольются им наши слёзы.
- Не нуди, политик недобитый. Ты в окошко гляди. Сюда не идёт?
- Охренел? Он опять в эту «вольву» заползает. С красной папкой, словно туз какой. Сейчас срулит. Теперь согласен?
- Точно, трогается. Вот только чья это «вольва»? Я у нас такую раньше не видел.
- Да какая тебе, блин, разница. Главное, что нам он теперь не помешает...
- Ага, возле проходной тормознули. Михеич, лакейская душа, к нему со всех ног. По стойке смирно и ладонь к уху. Вот ему бы я от души врезал...
- Последние распоряжения отдает…
- Сам вижу. Похоже, теперь его долго не будет. Ну, всё, уехал...
- Катись колбаской по Малой Спасской! Эх ты, стреляного воробья не проведёшь. Ну?
- Баранки гну! Ты не человек, ты - жевательная резинка. Прилипнешь, хрен отцепишь. И как с тобой жена живёт. Будь я на её месте…
- Не стоит, будь на своём. Да и не «голубой» я, чтобы мужиков «трахать»…
- Придурок, я не в этом смысле!
- А я, в том самом. Ну, что, я пошёл?
- Давай чуток обождём. Вдруг он чего забыл. Нам расслабляться нельзя. Прежде чем чего сделать, всегда извилиной шевелить надо. Слушай, ты жрать не хочешь? А я хочу. Утром даже чая толком не попил. Опять ванная засорилась. Моя лесопилка тут же на дыбошки. Я уже месяц обещаю слив раскрутить и прочистить. Так завизжала, что уши заложило. Главное, что не виноват. Ключ газовый сломался. А без него контргайку не открутить. Я шапку, куртку под мышку и ходу. Даже обувался на лестнице. Эх, сейчас бы супчика! Да с потрошками!
- А чего у меня не спросил. У меня их целых три штуки. Я тебе один насовсем отдам. Ты его только в керосин положи, чтобы ржавчину отъел. А потом смажь автолом получше…
- Не учи учёного, сам знаю...
- Что, блин, правда, хочешь?
- Ага. Кому охота в вонючем дерьме возиться? Но и без ванны долго не протянешь...
- Да я не про ванну! Я про суп.
- Это я так, к слову. Помнишь фильм про Жеглова и Шарапова? Ну, про «Чёрную кошку»? Там ещё у бандитов главарь был горбатым. Его этот, как его, армян играл.
- Помню, Джигарханян. Я все старые фильмы помню. Бабе, той только "мыло" подавай. Пацанам, тем "ужастики" и стрельбу. А я наши, старые. "Калина красная", "Живёт такой парень", "Адъютант его превосходительства", про Штирлица. А нынешние все - фуфло. Я тебя не про киношный суп спрашиваю, а про настоящий. Да и не ели они его там. Ко мне на той неделе тёща приезжала. Помнишь, я тебе говорил?
- Ну, говорил…
- Она, кроме самогона, ох и крепок, зараза, ещё полпакета этих куриных потрошков приволокла. Теща у меня золотая. Вот все своих ругают, а я про неё слова худого не скажу. Правильная старуха. Ни единого раза без самогона не приезжала. И мою всегда поучает, чтобы та во всём мужа, то есть меня, слушалась. Это я к чему? Да, наварила моя из них этого самого супчика. А моя шантрапа от него нос воротит. Им магазинные пельмени да «ножки Буша» подавай. Она у меня тоже едок хреновый. Съест полкорца и наелась. А я уже устал один им надрываться. Он вкусный, но уже пятый день. Мы сейчас с тобой быстренько это дельце обстряпаем, а после работы махнём ко мне. Нет, правда, моя тебе рада будет…
- Ага, знаю я их радость. Обрадуется, как собачий зад дубовому полену.
- Зря ты так. Она, если хочешь знать, к тебе с уважением относится. Мне всю жизнь «тыкает», а о тебе только на «вы». Слушай, корешок, у тебя с ней ничего не было?
- У тебя что, совсем крыша поехала? Да я и видел её раз пять, не больше. В доме вашем был только на свадьбе! А после этой хрени и ногой туда не сунусь!
- Не ори, не глухой. Ногой... Лишь бы чем другим не сунулся. Да ни психуй, шучу. Ты что, юмора не понимаешь? Она, моя, почему тебя уважает? Потому, что не видит тебя в этой грязной спецовке и с испачканной рожей. А видит она тебя в костюмчике, при галстуке и при шляпе. И как ты их только носишь? И всегда со своей под ручку вышагиваешь.
- А ты как хочешь? Чтобы я в выходные в этом тряпье по центру прогуливался?
- Ничего я не хочу. Ты в джинсах, в лётной куртке и в бобриковом картузе, тоже представительно выглядишь. Моя, как тебя увидит, обомлеет. И язык у тебя, после дозы, метёт без остановки. Ты любую бабу уболтать можешь. Ну, типа разных комплементов…
- Ну, не без этого. Запомни, все бабы любят ушами.
- Брехня. Любят они, блин, совсем другим местом. Но и без словечек не обойтись. Я вот так не могу. Придём, ты сразу с порога чего-нибудь поцветастее загни. Главное, с умным видом. Мол, Мопассан*, то да сё. Тут она и растает. Пузырь мигом выставит, и прочий закусон. Расплывётся, как маргарин по сковородке. Если уболтаешь её с нами грамм пятьдесят пригубить, то она и второй выставит. Если язык чуть помочит, сразу бдительность теряет.
- Ох, и сладко ты поёшь, кенар голосистый. Может правда, зайти. Нет, скворечник...
- Год ждал, ещё день потерпит. Завтра сделаешь. Хочешь, блин, я тебе помогу? Мы его вдвоём за полчаса сварганим. Вся дружки пацану твоему завидовать будут. Веришь?
- Да верю, верю! Слушай, а ведь и моя тебя вечно хвалит. Про твою работящесть. Мол, вот мужик, так мужик. Любое дело у него в руках горит. Странно, откуда она про это знает. Может, специально меня подзуживает.
- Оттуда, блин. Ко мне все знакомые и соседи разное старьё тащат. Я любое отремонтирую. И не абы как, а так, что будет работать лучше новенькой. И велосипед, и утюг, и приёмник, и электроплитку, и кофемолку. Талант не пропьёшь. Вот и твоя ко мне пару раз захаживала. Года два назад с электрофеном. Пустяшное дело. Проводок в клемме обломился. А первый раз давно было. Теперь и не вспомню, что она тогда приносила. Ко мне по выходным до десяти человек приходят, попробуй, запомни. Моя, когда они деньгами расплачиваются, всегда довольная. Цветёт, блин, и пахнет. Деньги я все ей отдаю. А если кто «бухлом» отдаёт, это всё моё. Тут у неё сразу рожа крапивной делается...
- Интересный факт нарисовался. А почему я про это ни сном, ни духом? Нет, про фен этот помню, долго ко мне приставала. Потом бац, и заглохла…
- Потому и заглохла, что в моём гараже побывала. Я же говорю, пустяк. Она мне за него полтинник совала. А я, блин, ни в какую. Ведь мы с тобой друганы, или кто? Разве можно своих обдирать. Уговорила, блин, взял. Но ей двадцать рублей сдачи всунул. Она знаешь, как этой двадцатке обрадовалась? Расцвела, словно сирень весной. Чудные они, бабы…
- Так ты, значит, их всех в гараже принимаешь?
- А где же ещё? Не в доме же? Оттуда моя меня и с деньгами сразу попрёт. Слишком она у
меня чистоплотная. А народ у нас, сам знаешь какой. Кто вытрет ноги о половичок, а кто в грязных сапожищах в зал попрётся. Но твоя, молодец. Даже в гараже ноги о мешок вытерла.
- Ты с мысли меня не сбивай. Почему я про её похождения не знаю? Фен у неё, видите ли, сломался. Что, у неё мужика в доме нет?
- Слушай, блин, чего ты из-за пустяка заводишься? Ведь я тебе друг? Или как?
- Ну, друг…
- Значит, и твоя жена мне типа друга. А я своих друзей не е**. Ну, ты чего надулся? Ну, блин, понимаешь? Я это не к этому, а к тому что... Ну, ты меня понял?
- А если бы мы не были друзьями? Тогда как? Просто сослуживцы. Тогда бы ты её прямо там, среди своих ржавых велосипедов и пылесосов. Или на тисках?
- Да ты что, совсем сдурел? Хорошая она у тебя женщина. И правильная. Сам знаешь, про мою вон какие гадости болтали. А про твою я ни одного плохого слова не слышал…
- Знаю, многие пробовали и хвалили. Ты её не защищай. Значит она, сучка, хорошо от меня маскируется. Ничего, домаскируется. Поймаю, и за ноги раздеру. Точно, ничего не было?
- Корешок, блин горелый, зуб даю! Да если бы она только попыталась там со мной какие шуры-муры, я тут же к тебе бы прибежал и рассказал. Ведь у нас с тобой всё без тайн...
- Ага, так я и знал! Значит, всё-таки пробовала?
- Ты что, русский язык ни хрена не понимаешь? Ничего у нас не было! И не пыталась!
- Вот ведь дрянь неблагодарная. Я ей этот грёбаный фен на 8 Марта подарил. Давно она его у меня клянчила. Мол, старый током щиплется. Вот он зачем ей был нужен. Чтобы с ним по чужим мужикам шляться. Ну, всё, теперь я с неё глаз не спущу.
- Ты что, спятил? Ведь фен был нерабочий. И она принесла его мне, чтобы отремонтировать. С рабочими ко мне не ходят. Что мне им свою лысину греть?
- Откуда я знаю, что она там у тебя грела? Может твои яйца?
- Брат! Ты что, опомнись! Брат! Брат!
- Ладно, проехали. Я из-за бабы на друга никогда зла не затаю. А ей, сучке блудливой, этот фен ещё отрыгнётся. Она у меня за него кровавыми слезами умываться будет. Она…
- Брат! Чем хочешь, поклянусь, ничего промеж нас не было!
- Как это ничего? Что, скажешь и фен она в гараж к тебе не таскала?
- Я же тебе говорил. Фен она приносила…
- А зачем? Что, у неё своего мужика нет? Или ты, вместе с ней, думаешь, что я не смог ей этот паршивый проводок припаять? У меня всё: и олово, и паяльник, и канифоль имеются!
- Конечно, смог! Но там и паять не надо было. Надо было просто проводок, надломанный, по-новому зачистить, назад его в клемму засунуть и болтиком зажать.
- Тем более! У-у-у, падла! Шалава гаражная!
- Да успокойся ты…
- Я ей так засуну, что она будет с третьего этажа вверх тормашками кувыркаться! Она своей рожей все ступеньки у меня пересчитает!
- Слушай, блин…
- Всё, проехали. Видишь, опять он из сортира топает. Слушай, наверное, у него почки шалят? Ведь он через каждые полчаса ссать бегает.
- Ну, блин, давно бы так. Точно, болят. Ведь он пиво как пожарная помпа сосёт. Помнишь, ещё тогда, при коммунистах, он на спор почти ведро «Жигулёвского» выхлебал. Так тогда оно было пиво, как пиво. А теперь туда всю химию «бодяжат».
- Помню, было, такое дело. На Первое Мая, на природе у карьера. Ну, давай, зови.
- Давно бы так! Значит, согласен?
- Тебе что, надо два раза повторить? Да живее, чего копаешься? Видишь, уже дверку открыл. Если упустишь, придётся к нему через весь двор топать. А кругом одни стукачи и стукачки. Сразу самому сдадут. На «мобильный» позвонят. Форточку открой, и крикни. Живее, упустим!
- Ага, открой. Ты сам её по осени «сотками» приколотил. Смотри, услышал! Жалом заводил по сторонам. Семёныч! Здесь мы, здесь!
- Ты руками, руками ему маши! Чтобы разглядел.
- А я чем, х**м машу? Всё, теперь он наш. К нашему вагончику чешет...
- Сам вижу, не слепой. Ты сразу деньги приготовь.
- Специально, гад, не спешит. Цену себе набивает. Эх, если бы наш цех был посёлке, плевал бы я на тебя каждый день, буржуйский холуй! Давай, блин, шевели копытами. Нет, ты посмотри. Стал и сигарету закуривает. Или за целый день безделья не накурился? Ты знаешь, он «Парламент» курит, гнида. Шестьдесят «деревянных» за пачку.
- Да хоть сто. Хорошо, что мы с тобой не курим. Он, табачок, сейчас крепко кусается.
- Я бы, если разбогател, начал курить сигары. Помакал кончик в коньяке, и в рот…
- Сбрендил? Ты знаешь, какие они крепкие и вонючие? Мне про них свояк рассказывал...
- Тоже мне, нашёл специалиста. Их надо не в затяжку курить, а просто дым изо рта пускать. Когда же он доползёт, старый пердун! Сидел бы, блин, на пенсии...
- Всё, уже рядом. Культурный, весь в хозяина. Смотри, умора, снег у крылечка смахивает. Словно здесь у нас не чумазая «слесарка», а паркетный зал. Это он у самого научился.
- Слышишь, блин, доски в коридоре заскрипели. Всё, ручку задёргал. Сильнее, сильнее тяни, не заперто! Нам от людей прятаться не к чему! Сергей Семёныч, вы поосторожнее! Пружина на двери тугая, может по заду дверью приласкать! Вы её попридержите! Наше, как говорится, вам с кисточкой! Доброго здоровьица и долгих лет безбедной жизни!
- Здорово, охламоны! Опять дурака валяете? И станок стоит. Опять бездельничаете?
- Семёныч, только что выключили! Умаялись, спасу нет! Да и обед на носу. Выручи потомственных пролетариев! Не дай погибнуть в расцвете сил и талантов!
- Знаю я все ваши таланты. В основном, криминальные. Сказывай, чего нужно?
- Семёныч, ты чего? Сам знаешь, не маленький! Сгоняй на своей ласточке до ларька. Мы тебя не обидим. Возьмёшь пару штук. Твоя четвёртая часть. Всё как всегда. Вот деньги.
- Семёныч, всё равно без дела маешься. А тут верный заработок. И шефа нет...
- Ну... Тут ещё на батон хлеба. И на банку баклажанной икры. Смотри, не забудь.
- Вот что я вам скажу. Дураки вы оба, и уши у вас холодные. Я, почему бездельничаю, потому, что бензонасос у меня полетел. Сплошной бардак! Магазинов полно, а бензонасоса для «волжанки» в них нет. Мол, старая модель, то да сё. При коммунистах за это всех на хер пересажали. Вот сам и поехал за ним в область. Чего глазёнками заморгали? Промашка у вас, мужички, случилась. Был бы на ходу, сгонял, дело плёвое. Так что, домино под верстак и арбайтен, арбайтен! Зайдёт сам, опять вам на мозги совестью капать будет. Ферштейн?
- Вот, блин, невезуха. Нет, ты слышал? Буржуй, и на таком дерьме ездит. На всём, сучий потрох, экономит. И на себе, и на нас. Помнишь, какие они нам в том месяце отрезные резцы приволокли? Сплошной брак! Все как один перекаленные. Чуть оборотов добавишь, и тут же ему кирдык. Нет, блин, какой облом. Давай пораньше с работы смоемся? Сзади, через свалку. Ты, блин, во всём виноват. Нечего было нехочуху из себя строить. Да не мотай башкой. Видел, Санёк с шиномонтажа к своей Верке заскакивал? Он даже в морозы на своей «Яве» мотается. Морж хренов! Я ему на ней поршня притирал. Если бы я попросили, он мигом сгонял. Не успели бы газетку расстелить. Из-за тебя проморгали. Он, Санёк, язвенник. Значит, не в доле. А теперь сиди и давись слюной. Точно, сходим на обед, костяшки пару часиков погоням и ко мне рванём. Супчик из потрохов, опята маринованные и мочёные помидорки. Никуда она не денется, поставит, как миленькая! Есть у неё, гадом буду, есть.
- Да пошёл ты, знаешь куда, со своими потрохами! Запускай станок! Будем работать! Нет, подожди. Ты всё-таки расскажи, зачем эта шлюха к тебе тогда, в первый раз, приходила? Давай, давай, колись...
*Ги де Мопассан (1850-1893) – знаменитый французский писатель.