Часть 16

Нина Богдан
Где моя котомка?

Все земное вдруг стало мне невыносимым и безразличным.
От меня требуют поступка. Но человек в состоянии совершить какой-либо поступок только тогда, когда будет готов к нему. Насильственно этого сделать нельзя.
Ночь в лесу дала мне силы и трезвость убеждения. Я был готов к поступку.
Откуда пришло решение уйти от мира - не могу понять. Никогда и не думал об этом. Всё просто решилось, и  казалось меня поставили перед фактом уединения. И мне надо было только согласиться. Я согласился. При мне  моя котомка, и желание всех простить, и никому не мешать.
Я позвонил Зине, и сказал ей о своём решение. Просил  беречь детей.
- Ты твёрдо решил уйти?- участливо спросила жена.
- Да,- ответил я.- Мне вообще кажется, что желание отшельничества рождается в человеке в  самом детстве, и я как-будто бы даже помню всё, что будет.
- Не поняла,- сказала Зина,- как это?
- Долго объяснять, Зиночка, я люблю вас, и буду за вас молиться всегда. Прощай, моя хорошая и верная жена.
Надо было  решить  оставшиеся материальные проблемы, и я пошел к Павлу.

—  Как вчера помянули? — спросил я, чтобы с чего-то начать разговор.
— Ты был прав, Боб, в конце концов вечер превратился в пьянку, — с грустью ответил Пауль.
— Что с вас взять, актеры!
— А ты уже не актер, мин херц?- иронично спросил Павел.
— Нет, с сегодняшнего дня уже не актер. Дай мне листок бумаги. И авторучку. Я напишу заявление, а в понедельник ты его отнесешь в театр и отдашь директору. Я не хочу там появляться. Деньги, которые мне должны,отдашь Зине. Можешь ты это для меня сделать?

Павел быстро сбегал на кухню и принес недопитую бутылку водки. Достал из бара две рюмки, наполнил их до краев, и сказал:
— Рассказывай!
— Что тебе рассказать? — спросил я.
— Ну как же?! Такие тайны! Ты куда собрался?
— На Земле много дорог, и одна из них моя.
— Ладно, не томи. Давай! — «амплуа» поднял рюмку, и нечокнувшись, выпил до дна, — а ты чего? Не хочешь помянуть Элку?
— Я помянул вчера! Что за привычка у нас, у русских! Свадьба так месяц гуляем, поминки, так неделю пьем! Ладно, пошел я, прошевай Пауль, и запомни, крепко запомни: тебе только сорок пять лет, и есть еще возможность поразмышлять над своей жизнью! Пьющий мужчина не способен на поступок. И еще: уходи ты  из театра! У тебя ведь руки золотые, мастерить умеешь. Уходи, пока не поздно. А актерство это несерьезное занятие для мужчин.
— Вот так сразу взять и уйти!? Я двадцать пять лет в театре!- удивлённо  пропел Пауль.
— Ну и что? А на двадцать шестом будешь краснодеревщиком!
Павел насмешливо посмотрел на меня:
— И что теперь всем актерам уходить в краснодеревщики, а кто же будет играть?
— А не надо играть. Пустое это,- безразлично сказал я.
— Да что с тобой происходит, Борис Васильевич, дружок ты мой ненаглядный! — и Павел налил себе рюмку водки.
— Слушай, хватит пить. — остановил я его.
— Сегодня воскресение, имею право! — и он опрокинул рюмку.
" Пока не допьет бутылку — не успокоится", — подумал я.
Мне надоело на это смотреть, и я вышел из квартиры. Спускаясь по лестнице, услышал окрик захмелевшего друга:
— Боб, так куда же все-таки ты идешь?
—  Я иду туда, где еще осталась надежда спасти этот, рвущийся к пропасти, пьяный мир!