Мимо окон идут поезда

Олег Гонозов
На станции Кудрявцево Северной железной дороги останавливаются только пригородные электрички. Поезда, закручивая снежные вихри, проносятся мимо. И глядя из теплых вагонов на мелькающие за окном пристанционные бараки, вряд ли кто из пассажиров подумает, что в одном из них замерзают бабушка с внуком.

С утра было под двадцать два мороза. Столбы дыма над крышами изб, да скрип снега под ногами. Какой-то закутанный в сто одежек пенсионер спешил на станцию. На вопрос, который тут дом Лапиных, ткнул в ближайший  пристанционный барак.
Сколько лет этому железнодорожному бараку, который местные жители называют еще «казармой, одному только Богу известно. Сегодня он находится на балансе сельского поселения Шопша Гаврилов-Ямского района Ярославской области.
Михаил Лапин родился в Ярославле, но с семилетнего возраста жил в Кудрявцеве. Служил в ВДВ, работал на железной дороге. Мать и отец умерли. Остался с бабушкой. А лет семь назад ни с того ни с сего стала неметь кисть правой руки, плохо шевелиться пальцы. Михаил, как и все не очень любящие обивать больничные коридоры, надеялся, что пройдет. Но не проходило. Недвижимость перешла на вторую руку, а потом и на спину.
Болезнь прогрессировала так быстро, что через год молодой человек уже не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Врач дал направление в Гаврилов-Ямскую районную больницу. Но через какое-то время Михаил запросился из стационара домой. Плохо без заботы родственников лежачему больному: ни по малой, ни по большой нужде без посторонней помощи не сходить. Чтобы нанять сиделку нужны деньги, а денег нет.
В больнице Лапина силой держать не стали. Не хочешь — до свидания, даже инвалидность не стали оформили. А нет инвалидности — нет и пенсии. Так что живи, как хочешь. Слава богу, раз в неделю дядя с тетей из Ярославля приезжают, привозят продукты. Не бросают больного.
Мы нашли Михаила, небритого, обросшего лежащим чуть ли не в верхней одежде под ворохом каких-то покрывал и тряпок. На стуле маленькая пушка-калорифер, гонящая тепло. Дрожа от холода в платке, летней куртке и огромных валенках на босу ногу появилась бабушка Валентина Михайловна. Ей восемьдесят два года, практически ничего не слышит, но еще как-то умудряется топить печь. За машину дров в прошлом году заплатили 5,5 тысяч рублей. Но тепло держится только, пока топят печь. Через час батареи остывают. Холод жуткий.
Михаил рассказывает, что летом в дом нагрянули цыгане — и давай шарить по ящикам, искать деньги. Но какие у Лапиных деньги? Ушли незваные гости, не солоно хлебавши. Пенсии Валентины Михайловны хватает только на еду. Питаются от случая к случаю, да и то в сухомятку. Участковый доктор последний раз был перед Новым годом.
«И в эту жизнь, густую заботами, еще врывалась временами тяжелая немочь». Это уже не о Лапиных, а о Матрене Васильевне из рассказа Солженицына «Матренин двор», написанного в 1959 году.
Казалось бы со времени описанных событий полвека прошло, СССР развалился, а ничего не изменилось. В деревнях то же безденежье, та же бедность, то же бездушие чиновников.
«Хлопоты эти были тем затруднены, что собес от Тальнова был в двадцати километрах к востоку, сельский совет — в десяти километрах к западу, а поселковый — к северу, час ходьбы. - рассказывал Солженицын. - Из канцелярию в канцелярию и гоняли ее два месяца — то за точкой, то за запятой. Каждая походка - день. Сходит в сельсовет, а секретаря сегодня нет, просто так вот нет, как это бывает в селах. Завтра, значит, опять идти. Теперь секретарь есть, да печати у него нет. Третий день опять идти. А четвертый день идти потому, что сослепу они не на той бумажке расписались, бумажки-то все у Матрены одной булавкой одной пачкой сколоты».
Сегодня повсюду: в сельской администрации, районной больнице и местной амбулатории — компьютеры, интернет, электронная почта. А помочь престарелой бабушке и ее недвижимому внуку у чиновников все равно никак не получается. Оказывается просто так к ним придти и посодействовать в том же оформлении инвалидности или, скажем, в ремонте дома они не могут. Всякая помощь должна нести заявительный характер. А нет заявления — нет и поддержки.
15 февраля 2012 года Михаилу стукнет 35.

Фото Виктора ОРЛОВА.