Сиротство
Из театра Элка не ушла.
Начинали читать новую пьесу и она должна была там играть.
Режиссер простил ей прогул, и спектакль прошел без полета.
Зинуля, наслышевшая об интересном действе в нашем театре, попросила меня отвести ее и детей на «Ангела».
Спектакль им очень понравился, в конце третьего действия я ждал появления Элеоноры «под занавес». Но она не вышла, и я прошел в ее гримерку.
Эл сидела у зеркала, и, обхватив лоб ладонями, неподвижно смотрела вниз. Я решил не тревожить её, и потихоньку стал выходить.
— Не уходи, Боб.
— Эла, что случилось?
Она смотрела в зеркало и говорила с моим отражением:
— Не могу понять что происходит со мной. Меня преследует запах крови. После каждого сыгранного спектакля. И еще...
— Королева!Бедная моя королева! Ты устала. Съемки, спектакли, — попробовал я сказать общепринятое. — Хочешь глоточек кальвадоса?
— Нет. Я хочу, чтобы ты не покидал меня.
— Я никогда не покину тебя,подожди немного. Я что-нибудь решу, я сделаю выбор.
Мои руки легли на её голову.
— Да ты вся горишь девочка! Что с тобой?
— Я пока не знаю, мне очень нужно с тобой поговорить,Боб!
— Потерпи до завтра! Я с семьей, нам пора, прости!
— Можно я посмотрю на твоих детей?
— В следующий раз, хорошо? А завтра мы поговорим. Я найду тебя. До!
— До свидания, Равик!
На следующий день она ждала меня после спектакля. И мы поехали побродить по арбатским переулкам. В одном из них, по приезду в Москву, мы с Зиной снимали комнату, и я любил эти переулки так, как будто бы родился здесь, мне нравился покой этих изогнутых улочек, и патриархальность зданий, тогда еще не тронутых руками перестройщиков и офисного бума.
— Что произошло, королева?
Элеонора схватила меня за руку так, как будто бы я был единственной опорой для нее.
— Ты, — сказала она, — единственная опора для меня в этой пустой жизни.
Она поёжилась, и продолжала тихо:
— Что-то происходит вокруг меня... Сны... Предчувствия. Кто-то ходит за мной по пятам. И кровь. Запах крови преследует меня.
Я остановился, и обнял свою голубку. Элеонора подняла на меня свои огромные глаза. Они были бесконечно печальны.
— Хочу тебе сказать... — начал было я.
Эля закрыла мне ладонью губы:
- Подожди. Я чувствую, что ты защищаешь меня, я это чувствую. Я вижу как твои руки становятся крыльями, чтобы спасти меня от беды. Но... знаешь сиротство не проходит даром. И оно дается за что-то — это моё убеждение.
— Почему ты говоришь о сиротстве?
Элеонора посмотрела на меня опустошенным взглядом:
— Пойдем присядем куда-нибудь, я очень устала.
Рядом с каменным домом девятнадцатого века, чьей-то заботливой рукой была пристроена лавочка. И мы опустились на нее. Переулочек был пустынен и тих. Элеонора оглянулась вокруг и прищурила глаза.
— Я скоро умру, Боб.
— Ты так решила?- чуть улыбнувшись спросил я.
— Я не решила, а просто знаю.
— Не надо говорить об этом. Это решается не людьми.
Но она не слышала меня и продолжала:
— Я всегда была очень несчастна. Мама моя умерла. Папу я не видела никогда. Моя бабка драла меня как сидорову козу, и не любила. Знаешь, ведь дети это чувствуют. И я думала: вот вырасту, и все будет по-другому. У меня будет большая семья и много детей, и я буду их любить так, как никто и никогда не любил. Но вот я выросла и мне уже двадцать пять лет, но нет семьи, и никогда не будет детей, не надо спрашивать почему их не будет. Так случилось. Сирота с детства, всегда остается сиротой — это мое твердое убеждение. И вот появился ты. Ты теперь мой отец и мать, и мой ребенок. И только тебе я могу рассказать все, что происходит со мной. Знаешь в каком-то фильме, который я запомнила с детства, было сказано: любящим людям даже не обязательно видеться, они чувствуют друг друга, и всегда рядом.
— Это правда, — ответил я.
— И еще я летаю к тебе, по ночам, и стою у твоего изголовья,- тихо произнесла Элеонора, и положила мне голову на плечо.
— Я тоже летаю к тебе во сне, девочка моя! Только ты не думай о плохом. Всё пройдёт, тебе надо отдохнуть.
— Боб! А разве смерть — это плохое? Конец земным страданиям, конец муке, конец ненужным и фальшивым отношениям среди глупых людей!
— Я не хочу, чтобы ты умирала,- вскрикнул я.
— И я не хочу, но это решается не людьми. Знаешь, мне как будто кто-то сказал об этом, то есть о том, что я уйду куда то очень далеко и навсегда, и уже ничего нельзя сделать!
Мы стояли на темной улице, плотно прижавшись друг к другу, и я чувствовал как мои руки становятся крыльями, чтобы защищать мою возлюбленную где бы она не была.
— Завтра я уезжаю в Париж. На неделю.
— Хочешь, я провожу тебя?
— Я хочу, чтобы ты поехал со мной!
— Это невозможно.
— В этой жизни для нас с тобою невозможно всё! — грустно сказала Элеонора. И добавила:
— Может быть существует такая жизнь, в которой мы с тобою будем вместе? И для нас не будет ничего невозможного? Может быть эта жизнь за порогом смерти?