Галерея миров http://mildegard.ru/galleryworld.html
(книга издана, ее можно купить в крупных онлайн-магазинах - озон.ру, рид.ру и проч.)
Бог — самый великий генетик,
Но кто он — Добро или Зло?
Превыше морали и этик
Он ставит свое ремесло.
В застиранном белом халате,
С искрой в близоруких глазах,
Летящий в мечте на закате,
Живущий в своих небесах.
Глава первая. Парад островов
По небу летели настоящие острова — осколки пепельного купола, — а по земле ползли их гигантские тени. В этом было что-то величественное, торжественное; заставляющее каждого поднять взгляд от земли и долго-долго смотреть ввысь. Дни, такие, как этот, называли днями парада островов, которые появлялись в небе вместо обычного пепельного мусора, приходя и уходя вместе с сезонными ветрами. Порой их было так много, что они напоминали о куполе с солнечными трещинками не ярче обычных звезд. Серые громады выплывали из-за горизонта и, неспешно проходя свой путь по небу, скрывались где-то за морем…
Они сидели на крыше полуразвалившегося довоенного коттеджа, двое мальчишек среди хлипкого грязного снега, подтаявшего на солнце до состояния каши-размазни. Один года на два постарше; невысокий, тонкий. Карие глаза с короткими, похожими на щетину светлыми ресницами, глядят на весенний мир из-под копны спутанных белобрысых волос. Второй выше и крепче; стрижка ежиком, волосы цвета воронового крыла; а цвет глаз непостоянен, как у морской волны: от синего до сине-зеленого.
Сидели, скрестив ноги. Хрупкие подростки, утонувшие в отцовских одеждах и ботах, длинные шнурки которых мокнут в талом снегу. Тощие, потрепанные рюкзаки и два ружьишка сложены на сухих досках бережно и надежно. Ружья модели «Бальзак», послевоенной модели. Сейчас уже никто не даст детям настоящего довоенного оружия: оно хорошее, да, но его почти не осталось, на летних землях, по крайней мере.
Двое завороженно следили за парадом островов… Мих и Дар.
— Они, наверно, на нас смотрят… — задумчиво сказал первый, Мих.
— Кто? — оживился Дар.
— Народ на островах, — ни тени сомнения в голосе мальчишки.
— Думаешь, там живет кто? — Дар, щурясь на солнце, снова посмотрел в небо, исследуя взглядом край ближайшего острова. — Это ж, в общем-то, не остров: так, пепельное облако. Нет, человек бы просто провалился бы через него.
— Кто тебе сказал, что там люди? — Мих повел рукой по воздуху. — В мире полно других существ, кроме людей. Те, которые на островах, почти ничего не весят.
— Ну это другое дело, — охотно согласился Дар, — я бы тоже не прочь жить на островах. Всю жизнь путешествовать по миру… здорово…
— Твое место здесь, — мягко сказал Мих. Дар улыбнулся, дружески хлопнув его по плечу.
Они были родственники, но дальние: так, седьмая вода на киселе. Зато по духу — просто родные братья. Про них говорили: «Не от мира сего». Никто никогда не видел их среди клановских мальчишек, — они не состояли в этой их детской системе, иерархии главарей, изгоев и банд.
Их мало интересовало оружие. Дар стрелял отлично, но относился к стрельбе скорее как к веселому соревнованию в меткости; стрелял по спичкам, «навскидку и влет», на звук с закрытыми глазами… Мих по спичкам не стрелял, просто потому что с трудом видел на несколько шагов впереди себя, зато на звук стрелял куда лучше Дара (снайперский эталон — попасть без оптического прицела в бегущую крысу с полусотни шагов — для Миха проблемой не был, если не мешали посторонние звуки)… но зазвать их в патруль или какой небольшой набег на одно из местных полудиких племен (детишки это любят) еще никому не удавалось. На их руках не было крови. Они остались детьми в свои тринадцать и пятнадцать, тогда как некоторые их сверстники уже заводили семьи… И, ясно, как божий день, в восемнадцать лет солдат их них не получится, зато ученых в местном «Университете» прибавится.
Отец Миха — Ив — сначала говорил, что не перенесет такого позора, но после двухчасового разговора с Рон, матерью Дара (именно она и основала «Университет»), смирился и махнул на старшего сына рукой. В конце концов, у него было еще двое сыновей и дочь, так что Мих не слишком сильно подпортит семейную репутацию. Что до отца Дара, которым был небезызвестный Дан, то он не смирился до сих пор. В итоге, стоило этим двоим оказаться дома в одно и то же время, непременно разгорался скандал. Когда однажды дошло до кулаков, Дар, спокойный, как удав, вовремя шагнул в сторону, заставив отца разбить кулак о стену. Матери Дар об этом не рассказал, Дан тем более молчал, как партизан… В итоге данный метод воспитания больше не применялся, но конфликт не был исчерпан. Поэтому, если Дан видел сына не на стрельбище, а за книжкой или где-нибудь на крыше, беседующим с Михом о смысле жизни… Словом, нетрудно представить, что творилось в душе профессионального воина… Смирится Дану было сложнее, чем Иву, ведь Дар был его единственный ребенок…
…Они бежали по влажному, хлюпающему под сапогами снегу, две маленькие фигурки, затерявшиеся среди бесконечного пространства, ровного, как бильярдный стол, полинялый и больше желтый, чем зеленый, с чахлыми кустиками сорной травы на свободной от снега земле.
Тень острова было не догнать. Она беспрепятственно убегала вперед, и поэтому двое сбавили скорость, а погоня превратилась в пробежку. Раскрасневшиеся, веселые, они просто бежали, впитывая в себя дыхание пустынного мира; равнины, открытой всем ветрам, талого снега, согретого солнцем ветра, теплого почти по-весеннему… Рюкзаки подпрыгивали на плечах, а ружья… они мешали бежать…
Глава вторая. Сон, который заставил меня проснуться
Такое ощущение, что меня сбросили вниз, на землю…
Я придушил будильник; дрожа от холода в нетопленой квартире, нашел под кроватью носки, натянул трико и поплелся на кухню. Пока я варил кофе, мои мысли прояснились, и я почувствовал, как душа заполняется кипятком…
Много лет я не видел снов. И никогда не видел таких реальных, как этот. И никогда они не выворачивали мою душу наизнанку…
Я смотрел с высоты на желтую, запятнанную снегом равнину, которая плыла подо мной; по которой ползла моя огромная бесформенная тень. Я был всем, расстояние для меня не существовало, потому увидеть вблизи двоих мальчишек на крыше какой-то развалины для меня было проще простого…
Я чувствовал на невидимом себе пристальный взгляд первого, но на него я не смотрел. Я смотрел на того, кто сидел с ним рядом.
Тринадцатилетний. Хрупкие несовершенные черты, почти в точности повторяющие мои. Мой смех; неокрепший, но похожий на мой, голос… И что-то чужое, но одновременно такое знакомое.
…все поплыло, и вот я снова где-то среди пугливых белых облаков, и внизу по желто-белой бесконечности бегут две едва различимые фигурки, пытаясь догнать мою тень…
…Поймал себя на мысли, что час уже сижу над чашкой остывшего кофе. Мальчишка не шел из головы…
Сонная, в бигудях, на кухню пришла жена… Когда-то это была ослепительно красивая женщина. Я встретил ее, когда мне было сорок два. Ей тогда было сорок четыре. Но морщинки таились в уголках глаз, но в светлых волосах не было видно седины, а фигуре позавидовала бы любая фотомодель… Зрелая красота, сочетающаяся с умом и душой... Настоящая королева… Я готов был прыгнуть с высотки по первому ее слову, готов был целовать следы ее туфель. Сейчас старость коснулась своими грязными лапами ее внешности. Сейчас скука коснулась своими грязными лапами моего сердца.
…Я давно не обращался к ней по имени… но сегодня что-то на меня нашло:
— Доброе утречко, Шура, — улыбнулся я. — Кофе? — тут я глянул в свою остывшую чашку, где поверху плавала холодная молочная пена. Смешно…
Она засмеялась сквозь слезы, обняла меня и чмокнула в небритую щеку.
— Знаешь, Шурочка, — я смаковал, я наслаждался этим именем, — я сон видел. Хочешь расскажу?
В тот день я посмотрел на мир по-новому.
В тот день я много чего сделал.
В тот день я пытался отвлечься.
В тот день я купил вина…
Мальчишка не шел из головы…
Глава третья. Похожий на отца.
Копна растаманских косичек — блондинистые дреды, спускающиеся ниже плеч, — похожа на дикие заросли, из-под которых зорко и пристально смотрят малахитово-зеленые глаза.
Джинсы; довоенные, с десятком послевоенных уже заплаток. Тяжелые сапоги. Цветастый свитер, длинный, до колен, похожий чем-то на хламиду ее деда…
Не пропавшая с годами худощавость…
Роза, отцветающая и роняющая свои лепестки.
Рон… Вер;ника… которой двадцать девять лет… Время такое: люди стали жить дольше. И двадцать пять уже далеко не предел.
Она шла по дороге, размытой тающим снегом в жижу, которая на каждом шагу брызгала из-под сапог.
На вольном слете все дороги ведут в «Университет». Он возвышается суровой громадой над кривыми полуподземными домишками. Этому гиганту лет двести. Полуразрушенный и покосившийся, в копоти по самую крышу, он сверкает осколками оконных стекол, склеенных на манер витражей, и эти кривые витражи отбрасывают на землю сотни дрожащих солнечных зайчиков, окружая храм науки поистине божественным сиянием.
Мир был ее сном.
Стоя за кафедрой, над стопкой конспектов собственных лекций, полных раскиданных по листам закорючек-сокращений и странных значков, на которые достаточно бросить краткий взгляд, чтобы все, что надо, всплыло в памяти… стоя за кафедрой, она смотрела вперед, не моргая, но слегка прищурив глаза и держа всю комнату в поле зрения. Как воин. В ней это осталось до сих пор.
Но он исчезал, этот беспристрастный неморгающий взгляд, если среди лохматых, подвижных и шумных вдруг появлялся Дар.
Дар… его звали Дар. Второе имя, которое просто было, но не звучало, — Дарий. Как Вероника для Рон, как Владислав для Влада…
Дар… ребенок в свои тринадцать. Умный и любознательный ребенок. Но посмотри ему в глаза — и почувствуешь, на уровне души почувствуешь силу и волю, сквозящую в непостоянной зеленоватой синеве. А его черты повторяют черты отца. Только Дар не солдат. Только Дар не Бог. Дар сам по себе. Он — неизвестность. Он — надежда. Он — тайна. Даже в самом простом смысле: ссорясь с ним, не понимая его, разочаровываясь в нем, Дан сжимает кулаки и с гордостью говорит: «Он мой сын! Он воин в пятом поколении! В нем моя кровь. Подождите пару лет, и он станет великим человеком»…
Жить с этой ложью. Позволяя Дану считать своим сыном чужого ребенка… Жестоко.
Но Дару не сказать, кто был его отец, — жестоко? Или гуманно?..
А он бы понял. Как его отец, который не знал, что значит не понять того, кого любишь. Но просто всему свое время.
Рон умела быть жестокой. Рон умела быть милосердной. «Врач… и по совместительству снайпер…» Двое в одном. И у обоих — кровь на руках. А чем кровь на руках солдата отличается от крови на руках врача? Ведь это все та же человеческая кровь.
…Слякоть, бессмысленные разговоры соседей за изгородью…
— Люди живут теперь дольше. И почти не воюют.
— Это хорошо.
— Плохо. «Университет» еще этот…
— Ага. Кланов нет. А люди все равно разделены.
— Солдаты… земледельцы…
— …ученые… книжные черви!.. Сколько в этом «Университете» хороших мальцов пропало!..
Рон идет мимо, обняв Дара за плечи. Мать и сын одинакового роста. Но Дару только тринадцать, он еще вырастет. И будет очень похож на Влада.
По небу летят острова. Старики говорят, парад продлится еще несколько дней.
Глава четвертая. Верю в сны.
Видения с высоты забавляли меня. Я щурился на свет и вглядывался в жизнь на земле. Пытался понять, что это за цивилизация там, внизу накрыта моей ползущей тенью. Развалины; землянки, похожие на скопления звериных норок. Тропинки, змеящиеся в талой слякоти…
Я был огромен. Хотя когда-то был еще больше. Сейчас меня разбили на тысячи осколков, летящих в небе, подобно огромным сказочным островам. Я мог смотреть вниз с любого из них. Я мог забывать о них и оказываться ближе, если меня интересовало что-то.
Сейчас я искал мальчишку. От скачки с острова на остров у меня помутилось в глазах. Но я почуял: нужно вернуться намного назад. И вот подо мной та самая равнина. Немного выше — и там еще одно поселение с развалинами, норками и паутиной дорожек.
По краям, за частоколом из срезанных по краю ржавых труб лежат настоящие поля. Я летел, путаясь в колосьях уродливых, толстостебельных злаков с тяжелыми пятнистыми зернами. Я стремительно пронесся мимо труб, подумав, что, подуй я в них, они бы зазвучали, как орган.
Невидимый для всех остальных людей, я брел по улицам, пока не почувствовал на себе внимательный взгляд. Внимание было пристальным. Я обернулся.
Белобрысый лохматый пацан, тот самый, что сидел рядом с моим мальчишкой в первый день, смотрел на меня в упор.
Я повертел головой: больше никто меня не видел. Я был бесплотен. Я был не более чем воздух, люди свободно проходили через меня… А он — смотрел. И проводил меня взглядом, когда я поспешил убраться из его поля зрения.
…Я его нашел, когда в мой сон ворвался визг будильника, таща меня за шкирку обратно в реальность. Изо всех сил я сопротивлялся и цеплялся за этот мир. Мир, где шли, обнявшись двое — мать и сын…
Будильник давно уже перестал звонить. Меня разбудила Шура. Она беспокоилась, чтобы я не опоздал на работу. БЕСПОКОИЛАСЬ!!! ОБ ЭТОМ!!! О, как я был зол! Я наорал на нее…
Потом напялил мятый костюм, что просто некстати попался мне тогда, сгреб со стола кейс и вылетел из дома, хлопнув дверью.
Вечером я извинялся, искренне раскаиваясь.
Я извинялся, глядя ей в глаза… и (псих я, псих!) ее внешность плыла, через ее лицо проглядывало то, из сна — с копной косичек, что «похожи на дикие заросли, из-под которых ярко и пристально смотрят малахитово-зеленые глаза». И это лицо заставляло кипяток в моей душе плескаться, накатывая мучительными удушливыми волнами.
Мне было плохо. Мне было больно. Возможно, поэтому я извинялся так искренне…
Шура меня простила.
А я отказался от ужина и сбежал спать.
Оффтопик первый. Двое нас.
С исчезновением Ройхо, а затем — Айны нас осталось двое. Мы не знали, куда она делась. Как, и Старшенький, впрочем. Мы с Витой мноо думали об этом. Если верить теории, все души дорастают до Богов рано или поздно. Но куда деваются сами Боги? Если идут на ступень выше, то возникает вопрос о разнице в «возрасте» между Ройхо и Айной, а ведь они ушли почти одновременно.
Ушли… куда?
Нас теперь двое. И мы будем возраста Айны, когда подрастет хоть кто-то из Хранителей, имеющихся в наличии, так сказать. С исчезновением наших старших видимая нам часть Вселенной уменьшилась в десятки раз, а следовательно, и Хранителей стало примерно во столько же раз меньше.
Помню наш ужас, когда исчез Ройхо. Казалось, мы потеряли не просто наставника и друга, а часть себя самих. Я еще юн и не забыл человеческие сравнения, так вот: это все равно, что остаться без руки. Причем, когда ее ампутируют без наркоза. Ощущения примерно такие же.
Мы с Витой метались по обретшей границы Вселенной (без Ройхо появились и границы), бились о невидимые стены и пытались что-то искать. Холодность и молчание Айны угнетали еще больше. Вскоре ее тоже не стало.
Нас теперь двое, и мы, не зная толком, что делать, пустили жизнь на самотек. Ройховская система Хранителей работает безотказно: мир не летит в тартарары. А с исчезновением нашего главного вояки еще и не стремится к суициду. Но, думаю, надолго этого не хватит, ведь чинить время от времени нужно любой механизм.
Мы похожи на детей у руля неведомой машины. И изучать методом проб и ошибок, как она работает, что-то пока не тянет.
Ройхо никогда ничему нас не учил. Он говорил, что знания приходят сами: с опытом, с возрастом. Я, помню, что-то такое чувствовал, будучи Хранителем, поэтому верю и не впадаю в панику.
Что до Ройхо — мне его жутко не хватает. Он всегда относился ко мне хорошо. Наверно, потому, что я самый младший.
Ловлю себя на мысли, что хотел бы быть, как он, — не похожим ни на кого… Видимо, потому и трачу время самым глупым образом: наблюдая за любимой планетой Старшенького. С близкого расстояния, так что время для меня течет примерно так же, как для местных жителей.
Вита до этого не опускается. Она смотрит с высоты. Чем дальше ты от объекта, тем меньше событий вмещается в твой миг.
…хммм, иногда начинаю задумываться, действительно ли Ройхо был всех нас настолько «старше»?.. Может быть, он просто смотрел на все вблизи, пока мы взирали на все откуда-то издали? Не терял времени даром? Учился?.. и в его миг опыта вмещалось в тысячи раз больше, чем в наш…
Глава тридцатая. Не знал, но вспомнил.
Берег моря, усыпанный обломками того, что до войны было чем то — домом ли, кораблем, а сейчас потеряло и цвет и форму — уходил далеко, даже расстояния не прикинешь, и загибался за мыс. А вот у подножия этого мыса чудом уцелевшая довоенная пристань вытянулась в море множеством длинных причалов. За ней начинался город. К нему четверо путешественников, забыв про голод и усталость, упорно шли, то и дело переходя на бег, почти три дня...
...Первым на набережную с обломками каменных колонн взбежал по лестнице Дар и долго метался вдоль берега, словно искал что-то. А потом остановился (похоже, все-таки ухватил мысль за хвост) и, пожав плечами, направился в город.
Мих не знал, куда Дар идет. Для близорукого сына Ива дома и улицы, заполненные развалившимися машинами, давно слились в один серый однообразный лабиринт. Радовала в этом лабиринте только цветущая бледно-зеленая травка, пробивавшаяся на довоенных газонах. Да и та порой росла сквозь черепа, что, конечно же, впечатление портило...
Рая и Нефью понимали еще меньше. Маленький «ученик» их уже почти пугал...
А Дар все шагал, не торопясь, с интересом наблюдая, куда же приведет его этот путь. А привел — к дому, рядом с которым стояло поникшее дерево, сухое и голое, без единого листа. Оно было давно мертво. Еще до того, как закрылось небо.
Возле дерева Дар остановился и долго стоял, грея в карманах озябшие, почти что мраморно-белые руки. Мих несколько минут смотрел на него, а потом подошел и положил ладонь ему на плечо. Совсем как тогда, когда хотел увидеть звезды...
— Дар, это яблоня, — вдруг сказал Мих. Дар, забывшийся в собственных мыслях, при этих словах болезненно вздрогнул.
— Откуда ты знаешь? — спросил он резко.
— Вспомнил... — невнятно пробормотал Мих.
— Но ты же не знал!..
Казалось, вечность мальчишки, забыв обо всем, глядели друг другу в глаза...
— Знаешь, Дар... — сказал Мих. — Совсем недавно Рая заставила меня вспомнить имена радиксов, которых знала твоя мама... Я долго мучился — и вспомнил... А теперь понимаю, что я их никогда не слышал... Не слышал, понимаешь?!
— Мих...
...Радиксы молча смотрели на учеников...
— А я... — сказал Дар. — Просто знал... Что это яблоня, а там, на втором этаже, моего отца дом...
И направился к покосившейся двери подъезда... Сам подъезд с осклизлыми стенами и обкрошившимися ступенями неприятно напоминал пещеру. Наверх незваные гости поднимались, с замиранием сердца слушая прыгающее из угла в угол эхо шагов, и чувствуя себя так, будто тревожат покой могилы.
Все двери оказались заперты (в принципе, они так обветшали, что можно было и выбить), кроме одной...
Когда Дар зашел и огляделся, случилась странная вещь: обычным взглядом он видел пустые комнаты с отмокшими обоями и обломками мебели... но была и вторая картинка, какая-то полупрозрачная, словно наложенная на эту: вот там было и солнце, и опрятные, чистые стены, и уютный диван... Дар прошел еще немного, из коридора в зал — и увидел на диване человека... По постъядерным меркам он был не просто старым — древним: из тех, чей возраст перевалил за полсотни лет. Волосы незнакомца, черные и коротко стриженые, седина тронула лишь на висках; жизнь не оставила на его коже ни единого шрама, и даже позволила отрастить солидное брюшко, как у зажиточного торгаша. Но лицо... отец?..
Изумленный, Дар осторожно подошел к нему и протянул руку — дотронуться... Тогда наваждение исчезло, остались только грязные стены и пол со сгнившими выбитыми досками.
Мальчишка опустился на колени и некоторое время так сидел; неподвижно, со стеклянным взглядом; то и дело открывая рот, словно силясь что-то сказать... а потом рухнул на пол...
— Он спит, — сказал подошедший Нефью. — Усталость взяла свое... столько дней без еды и воды... да без отдыха. И еще бежал...
— А мы? Почему мы — нет? — взволнованно спросил Мих, не в силах оторвать взгляд от лежащего на полу друга.
— Мне кажется, мы бежали за счет него, — предположила Рая. — Это был такой силы порыв, что нас унесло за ним, как пыль — ветром...
Нефью легко поднял Дара на руки (Мих удивился, откуда столько силы у казалось бы хрупкого радикса...), положил на диван и накрыл курткой.
— Пусть поспит, — сказал он. — Ему надо... А мы побеседуем.
— Вы пугаете нас, ребята, — честно призналась Рая.
— Почему?.. — удивился Мих. — Ты же сама научила меня вспоминать то, чего я не знаю. А ты, — он кивнул на Нефью, — сам велел ему верить снам...
— Да, но... — Нефью осекся и переглянулся с Раей. — Мы так не можем...
— Что?.. — Мих не мог поверить...
— Мы так не можем... — повторила Рая.
— Но я же сам видел!.. — не унимался Мих, затравленно переводя взгляд с одного радикса на другого.. — Как ты читала с чужого взгляда. А ты, при том что слепой, видишь куда лучше всякого зрячего!.. А как ты заставила тех идиотов убраться!..
— Вы можете гораздо больше, — Рая опустила голову. — И я, и Нефью по сравнению с вами — просто дешевые фокусники... Возможно, нам даже стоит уйти и не мешать вам с Даром творить свою судьбу...
— Нет! Останься... — попросил Мих и, взяв Раю за руку, умоляюще заглянул в глаза... Это был жест такой искренний и такой детский, что она улыбнулась...
— Никуда мы от вас не денемся, — пообещал за двоих Нефью...
Когда Дар проснулся, откуда-то возник запах мясного супа, волшебный запах. Тут он и вспомнил, что уже несколько дней не ел, и от голода его затошнило.
Дар попробовал подняться, хотя бы на локте, но не смог...
Бесполезное, казалось бы, усилие не пропало даром: Нефью заметил его движение, подошел и опустился на колени рядом с учеником. Легкие зрячие пальцы погладили маленького героя по голове и вполне ощутимо опустились не плечо: не вставай. С котелком супа подошел Мих; зачерпнул и подул на ложку, остужая горячее варево.
В том, что брат кормил его с ложечки, Дар ничего постыдного не видел. Потому что понимал, что либо болен, либо ранен (он не был уверен точно), — какой уж тут стыд... Бульона Дар выпил всего несколько ложек, когда Нефью жестом остановил Миха. И верно: нельзя сразу давать много еды тому, кто долго голодал...
Дар закрыл глаза и вновь почувствовал у себя на лбу тонкие пальцы учителя. На сей раз от них исходило приятное, пульсирующее тепло, которое привело сон...
После следующего пробуждения Дар почувствовал себя лучше. Он сел на диване, потом прошелся по комнате и потребовал есть. Тут уже никто его не останавливал, когда он жадно хлебал суп из миски. Поэтому Дар, как ему показалось, наелся до отвала... Хотя половина супа почему-то осталась...
— А что со мной было? Почему я раскис так? — поинтересовался Дар.
— Ты бежал несколько дней без отдыха и нас тащил за собой, — объяснил Нефью. Тут Дар начал вспоминать...
— А-а, — кивнул он, вспоминая об этом, как о чем-то незначительном... — да... Я отца видел. Здесь. Он на диване сидел. А комната была солнечная, золотая такая...
— Может быть, ты увидел прошлое? Как я — ту яблоню? — спросил заинтригованный Мих.
— Н-нет... — покачал головой Дар. — Отец мой был уже старый... Он сейчас был бы именно такой, если б остался жив...
— ...Говорят, в снах мы посещаем другие миры, — произнес Нефью, вроде бы ни к кому не обращаясь. — В снах — тысячи дорожек, которые пронзают любые границы...
Так это происшествие и кануло в прошлое. Непонятым. Неразгаданным. Как еще один вопрос без ответа...
В заброшенном доме они провели еще несколько дней... Дар все нервничал и ждал чего-то. Но это что-то не спешило происходить. Тогда Мих уговорил его пройтись по городу...
Был ясный погожий день, испятнанный движущимися тенями парада; а поздний рассвет раскрасил серый город во все оттенки цветущих яблонь...
— Я все об отце думаю... — сказал Дар по пути. — Вот был бы этот город... без войны... Где бы он тогда жил, работал... Ну, жил — уже знаю где, а вот работал...
— А ты поищи, — предложила Рая, будто невзначай.
Дар пожал плечами и продолжил шагать...
Оффтопик пятый. Близь.
Небольшой клочок земли привлек мое внимание... Это было очень странно. Очень. Я приблизился как мог — посмотреть. В человечьем сравнении это было бы равнозначно тому, что я прилип носом к стеклу да еще и вжался в него посильнее, надеясь, что картинка станет ближе...
Сынок Старшего... Раньше я время от времени бросал на него взгляд-другой, но скорее умилялся, глядя на последнее земное воплощение Ройхо, продолженное в ребенке (а ведь тот был похож, очень похож). Но прекрасно понимал, что это просто еще один маленький человечек... А сейчас... да, определенно, всколыхнулось что-то в мире и пришло в движение — и вихри эти, невидимые, но ощутимые, начинаются с малыша Дара. И еще... не объяснить... но что-то неуловимо Ройховское сквозит во всем происходящем. Я это чувствую, оно легкое, как дыхание... или как давний запах... Получается, души имеют запах?..
И тут я понял, к чему меня все мои умозаключения привели... Если я избрал путь Старшего да прикипел так к его планетке, то и спуститься должен однажды, как он. В смертное тело.
Почему-то, осознав эту грань, я ужаснулся, но не отступил... Это был урок, без которого мне, определенно, чего-то не понять. И я это знал...
Только вот стать человеком я не решился. Люди Ройхо слишком древние, слишком непредсказуемые. Я помню тот кошмар, что приключился со Старшим, когда он вздумал занять тела двух местных головорезов, одно за другим. Он через это прошел. Потому что он всегда был сильным. А я?..
Я знал, что не пройду. Что эти оставшиеся без своего бога дети мне — что ржавая мина неосторожному прохожему. Никогда не знаешь...
Но!.. у меня ведь свои есть!.. Мои дети, мои люди. Которых я берег и лелеял, не давая сгинуть в стремительном мире. Вот уж кому я доверял как самому себе!
И я пошел...
Этот район был раньше грязным и безлесым, и офисы здесь на отвоеванных у жилплощади этажах громоздились один на другой. Даже вывески еще не совсем выцвели, особенно те, что под стеклом...
— Здесь он работал, — заключил Дар, — и свернул за угол.
Дверь, тяжелая, железная, была давно вбита временем в стену, став ее частью. Не вдруг оторвешь, если даже откроешь хитрые довоенные замки. Дар обошел угол дома, внимательно всматриваясь в окна офиса... Стекол там давно не было, но вот решетки, ржавые и убогие, до сих пор ревностно стерегли никому не нужные несколько комнат.
— Нефью... — оглянулся Дар в нерешительности. — Ты ведь можешь...
Слепой учитель покачал головой.
— Нет, малыш, не могу... — и даже пошутил: — Здесь бы небольшой снегоходик с тросом лучше справился...
Дар улыбнулся Миху и Рае, стоявшим от них с Нефью в сторонке... Почему такое «разделение на лагеря» получалось, никто из четверых не понимал.
— Смотри! Телефон! Целый совсем! — отчего-то обрадовался Мих и подбежал к красной будке, где висел изрядно ржавый, но, в отличие от всех остальных, целый аппарат. Мальчишка схватил трубку и обернулся: — Может, он работает!
— Да ты что, Мих... — посмеялся Дар. Но потом второе я — вечный шалун — взяло свое: — А ну дай мне!
Мальчишки, забавы ради, покатали друг друга по снежку и пыли довоенной за этот древний телефон, который, миллиард против одного, работать не может в принципе... Какой там, когда все давно мертво? А если и работает, кто из живых возьмет трубку?..
...Дар подставил Миху ловкую подножку и, пока тот поднимался с земли, уже прильнул к телефонному уху. Через полсекунды изнывающий от любопытства Мих оказался рядом.
— Позвони отцу! — присоветовал он. — Давай, набирай: пять, семь...
Дар, продолжая дурачиться, набрал номер, скрежеща заржавелым диском так, что у любого стороннего слушателя начинали болеть зубы... И вдруг... замер... А с ним затаили дыхание Мих и двое радиксов...
— Алло... — услышал удивленный Дар...
Глава тридцать первая. Рабочий полдень.
Был сонный рабочий полдень. К тому же, еще и почти зимний, так что я отчаянно боролся со сном. И странным предчувствием. К чему оно было, я понял, когда в комнату влетела заинтригованная Регинка с трубкой радиотелефона, зажатой в обе руки...
— Тебя тут Дарий Владиславич спрашивает, — заговорчески прошептала она.
— Кто? — не понял я.
— Сынок твой...
Я чуть не снес стол вместе со всем, что на нем лежало, когда, рванулся отбирать у Регинки трубу.
— Алло! — выпалил я. И услышал:
— Папка...
— Дар, сынок... где ты?
Казалось, я слышал в трубке холодный ветер и эхо мальчишеского голоса...
— Здесь я, пап... На улице, у телефона...
— Родной мой, хороший, не вешай трубку! Постой там и не уходи никуда!
Я выскочил на улицу как был: в джинсах, футболке и тапочках... и, спустя несколько заполненных надеждой мгновений, увидел пустую телефонную будку...
— Пап, я тебя тоже не вижу, — объяснил мальчик.
— Дар, малыш, ты звони... в любое время звони... я тебе номер мобильника дам. Записывай...
— Ты говори, Мих запомнит...
Дрожа от волнения, я продиктовал ему номер...
— Пап... — кажется, Дар был взволнован не меньше меня и потому не знал толком, что сказать... — Знаешь, а я первый раз по телефону звоню... У нас тут нет телефонов. Этот в городе последний.
— А что остальные?
— Да их разбили еще до войны, наверно...
— Какая еще война, сынок?..
— А... — протянул он понимающе. — У тебя ее, наверно, не было... Третья Мировая. Потом — ядерная зима... Вот это, знаешь, очень ржавый телефон...
Я слушал это и верил. Хотя пять минут назад думал, что последние две недели тешил себя глупыми иллюзиями, и на самом деле сынок мой где-то здесь, в городе, и почти меня нашел...
— Папка... Мама тебя помнит. Она очень тебя любит. Правда. У нас сейчас хорошо, тепло почти. Говорят, скоро все оттает и станет как до Войны. Я тогда ученым буду, пап. Ничего, что не воином, нет? А то ты, мама говорила, был воином, да еще самым сильным на этих землях...
— Нет, ничего... Я даже рад... что ты... не воюешь... — и из глаз у меня брызнули слезы, прочертив две горячие дорожки по щекам... — Маме скажи, что я ее тоже помню. Что люблю...
— Скажу... Мы вот разминулись с ней немножко, но я скажу...
И тут у меня предательски пикнула трубка... Батарейка... радиотелефон... О нет!!! Только не сейчас!!! Нет!!!
— Дар! — почти крикнул я. — Дар, звони!.. Сейчас... отключится все... Ты звони...
— Папка...
Он пропал еще раньше, чем отключился мой телефон. Пропал. Осталась только тишина...
А я простоял, слушая ее, еще минут десять... только потом понял, что так и стою в тапочках посреди заснеженной улицы, и добрая половина ее вовсю на меня таращится...
Я вернулся в офис и не мог поверить, что среди всего этого... такого скучного и обычного... сейчас произошло чудо... Я вернул Регине телефон, а в своем кабинете даже почему-то не стал поднимать валявшийся на полу стул... просто сел с ним рядом, обхватив руками колени и уткнувшись в них носом.
...У двери собрались сотрудники и, распихивая их локтями, вперед пробирался босс...
Глава пятьдесят шестая. Ожерелье из гильз.
>Первая гильза
Каждый маленький мальчишка мечтает, чтобы его боялись. Сегодня Редьяри осознал, что это страшно, когда тебя боятся...
Слух о тех, кого разорвал разгневанный Фенрир, разлетелся по всем поселениям в мгновение ока. Возможно, этому во многом поспособствовал Йет...
Сейчас, когда Редьяри в сопровождении своего нового советника направлялся к дому вождей, люди расступались, становясь в плотные живые стены... Было много приезжих. Во все глаза люди смотрели на мальчика, избранного Богом Войны... и удивлялись: обычный мальчик... какая-то женщина даже пожалела его: бедный сиротка... но на нее тотчас зашикали и замахали руками соседки...
Это страшно, когда тебя боятся... особенно без причины...
Сейчас Редьяри не чувствовал присутствия Фенрира за плечом и понимал, насколько он беззащитен без своего покровителя... Если это поймут и остальные...
Словно к оберегу, мальчик потянулся к дареному ожерелью и прошествовал меж двух живых стен, положив ладонь на сверкающие гильзы... Так было спокойней... немного...
Ни от кого этот жест не укрылся. Люди уже шептались, что такое ожерелье — новый символ Фенрира-волка...
...Фенрир появился неожиданно. Его присутствие Редьяри ощущал так же, как люди ощущают чужой пристальный взгляд. Бог встал за плечом своего Голоса и принялся выжидать, ничем не выдавая себя...
Редьяри вдруг отчаянно захотелось крикнуть ему: уходи!.. но он не решился...
— Будут приказания, мой господин? — осведомился Йет.
Голосом мальчика ответил уже сам Фенрир:
— Я желаю набрать элитные отряды. Выдели лучших людей. Помни: соревнования не должны быть кровопролитными. Ни к чему сейчас калечить бойцов.
Йет ответил легким поклоном...
“Надо быть осторожней с мальчишкой... но, похоже, Фенрир не всегда с ним...”
>Вторая гильза
— ...Ваш ужин, мистер Армани... — обратился ко мне сладкий девичий голос.
Я сделал сейв и оставил Виверейн — потом только посмотрел на девушку. Это бледное и худенькое существо смотрело на меня так открыто и печально, что я невольно улыбнулся.
На маленькой тележке она привезла все, что я заказал злобной брюнетке, и я даже устыдился: накуражился, дурак, а расхлебывать пришлось этой бедняжке...
Я зачерпнул борща, попробовал и оценил:
— Настоящий борщ! Уммм... Ты готовила?
Она радостно закивала. Я так понял, что стал первым, кто ее за что-то похвалил.
— Посиди со мной, — предложил я радушно. — Если кто-то будет по этому поводу возмущаться, я разберусь, только скажи... Посиди, блинчиков покушай...
Она пододвинула стул и села напротив, взяв из вежливости один блинчик с начинкой. Я же размешал в борще сметану и начал есть, замечая, как чудесный горячий суп делает меня все добрее.
— Меня зовут Владислав. Можно просто Влад, — сказал я. — А тебя?
— Ульяна... — ответила она тихонько.
— Хорошее имя...
— О, да ты кладешь в борщ яблоки! — заметил я. — Это ценно!..
— Ага, — кивнула она. — Моя мама всегда так делала...
>Третья гильза
...Фенрир мягко удалился, оставив Редьяри наедине с самим собой. Мальчик перевел дух...
Пододвинув тяжелый стул с гербом Рутов (тех, кого Тигры звали варварами) к окну, он отогнул уголок шторы и стал наблюдать, что творится за окном. А это окно выходило на поляну, обрамленную изумрудным хвойником. Там играли дети. Совсем малыши, которых еще не беспокоят ни война, ни политика.
Редьяри стал смотреть и залюбовался...
Он все пытался понять, во что они играют... И тут один из малышей поднял руку с пальчиками, скрюченными, чтобы изобразить когти, и звонко крикнул: “Я Голос Фенрира! Идите за мной!”
Редьяри опустил штору и отвернулся... Очаг в доме едва теплился — и маленький вождь подошел подбросить дров...
— Твой ужин, вождь, — услышал он мягкий голос.
Говорила девушка. Худенькая, с острыми чертами лица, она носила простое длинное платье и костяные гребешки в волосах, делавших прическу по-детски вихрастой.
— Я Редьяри, — представился вождь, не находя это неуместным. — А тебя как зовут?
— Яна, — сказала девушка.
— Посиди со мной, — попросил Редьяри... девушка пододвинула один из тяжелых стульев и села напротив...
>Четвертая гильза
...Запертый в выключенном ноутбуке, Виверейн молчал. Но сколько же времени нужно тебе, Владислав, чтобы осознать, что он всего лишь игра, и не он наводит параллели между двумя реальностями?..
Сейчас два мира шли рядом, бок о бок... но у них была невидимая общая ось, вокруг которой они дружно наворачивали спирали...
...быть может, модель дезоксирибонуклеиновой кислоты — не просто модель...
>Пятая гильза
— ...Они тренируются... — пространно произнесла Тьяра.
— Иди к ним, — сказал Дар.
— Нет, — Тьяра покачала головой, — я останусь с тобой. Когда готовишь своего мужчину к испытанию, можно не ходить на тренировки.
Дар нахмурился, осмысливая фразу, сказанную на языке, все еще казавшемся ему чужим... Тьяру этот его невольный жест просто вывел из себя:
— Дурень! Ты же с мечом не умеешь обращаться! Зачем ты согласился?!
— Я... я научусь, — заверил ее Дар. — Ты меня научишь...
— Ты видишь их? — Тьяра махнула рукой в сторону тренирующихся детей и подростков. — Они берут в руки меч в пять лет! А тебе уже четырнадцать! И у нас неделя до испытания!!!
— Целая неделя, — невозмутимо ответил Дар и улыбнулся.
Тьяра посмотрела на него и тяжело вздохнула. Будь что будет.
— Бери... — сказала она, протянув ему деревянный меч. — Это кэн, предшественник. Прежде чем взять в руки боевой меч, надо научиться владеть им.
Дар пристально рассматривал вырезанный из тяжелой постъядерной хвои черный кэн — в общем-то, довольно толстую палку с помятыми от ударов краями, а Тьяра тем временем продолжала свою лекцию:
— ...важно уважать его, как настоящий меч, и относиться к нему так же. Это первый шаг к тому, чтобы научиться фехтовать. Используй воображение, представь, что он настоящий... Настоящий меч с одной стороны заточен так, что нельзя коснуться его, не поранившись. Здесь у настоящего меча кончается рукоять и начинается лезвие. Настоящий меч хрупок и ломается, если ударить его сбоку. Помни все это, когда будешь обращаться с кэном.
Дар кивнул. Хорошо. Ученик должен быть немногословным. За это можно его прямо сейчас наградить историей:
— Не воспринимай кэн как игрушку, Дар. В умелых руках он ни в чем не уступит боевому мечу. В давние времена жил великий воин, который никогда не носил боевого меча — только кэн. Он ходил по различным землям и побеждал лучших бойцов, выходя с кэном против стального клинка...
Теперь чувствовалось, что ученик смотрит на деревянный меч с куда большим уважением, чем до этого... ну хватит приготовлений уже!..
— Начнем, — сказала Тьяра. — В фехтовании есть семь начал — семь простых ударов. Важно выучить их, чтобы идти дальше. Это как буквы: изучив буквы, ты сможешь читать и писать. Здесь то же... Сначала я научу правильно держать меч. Смотри...
>Шестая гильза
— Отец, он обычный мальчик, — сказала Яна. — Очень добрый и тихий. Я бы сказала, ему грустно и одиноко.
— Одиноко? — поднял бровь Йет. — Так и составь ему компанию.
— Он все время зовет меня к себе, чтобы поговорить... — кивнула девушка.
— И что же говорит тебе Голос Фенрира?
— Я не слышала Фенрира ни разу, отец. Только Редьяри.
— Хорошо, иди...
Оставшись один, Йет погрузился в размышления... Безусловно, Фенрир посещает мальчика, но он не все время с ним... или же просто таится за его спиной и наблюдает... Как бы там ни было... во-первых, армия еще не собрана и не упорядочена, чтобы настало время избавиться от мальчишки... а во-вторых, страх перед тем чудовищем, которое разорвало пятнадцать взрослых воинов на его глазах, еще слишком глубоко сидел в душе Йета, чтобы он мог решиться на что-либо...
Пусть все идет своим чередом. В любом случае, сначала нужно набрать элитные отряды, как велел Фенрир. Отбор уже идет. Йет выделил в качестве судей своих самых доверенных людей...
>Седьмая гильза
— Он обычный парень, папа, — оценила Влада Ульяна. — Очень добрый и веселый. Мне только кажется, ему одиноко здесь.
— Армани-младший не говорил тебе, почему приехал он, а не его отец?
— Я пыталась выспросить, но он отвечает, что старик приболел...
— Как это не похоже на Алекса Армани... — покачал головой Давид и смерил дочь оценивающим взглядом. — Поговори со своим подопечным еще. От одиночества человек порой становится откровеннее... Ладно, позвони мне вечером, — сказал он и выключил экран...
Но стоило маленькому экрану сотового погаснуть, как Давида посетила ужасная догадка... и он тут же вновь набрал номер дочери.
— Что-нибудь случилось, пап? — удивилась Ульяна, увидев на экранчике испуганное лицо отца.
— Ты сказала: парень...
— Да, а что...
— Владиславу Армани сорок лет!!!
— Пап, ты что, упал? Он выглядит лет на двадцать пять — тридцать, не старше...
>Восьмая гильза
Тьяре часто приходилось обучать основам фехтования малышей. Так вот, они напоминали в своем поведении белок. Бывали моменты, когда они внимательно слушали и прилежно учились, но чаще, особенно после первого часа тренировки, начинали беситься и заниматься ерундой. К тому же, дети обучаются медленно, и надо быть воистину великим тренером, чтобы заставить их надолго на чем-нибудь сосредоточиться...
...Дар в отношении умения был таким же малышом... но... какой из него золотой получился ученик... Про таких говорят: 99 из 100 — это значит, что он понимает 99 из 100 твоих объяснений...
К тому же по части выносливости он не уступал самой Тьяре, так что можно было тренироваться с утра до вечера с небольшими перерывами на отдых, еду и... стрельбу... Дар учил Тьяру стрелять из пистолета и винтовки...
Они обменивались умениями, и за это Дар заслужил подлинное уважение Тьяры. То, что он никогда не держал в руках меча прежде, чем ступил на берег Эмеральда, уже не казалось таким позорным упущением. Дар все равно был воином...
Все бы хорошо, да только единственная неделя подходила к концу. Самый золотой ученик не выучился бы мастерски фехтовать за неделю... Поэтому на предстоящем испытании обоих ждало поражение — и Дара, и Тьяру... иначе Вирагга и не разрешила бы его...
И яснее всех близость краха продемонстрировал обоим Тёрн...
...Тёрн, по приказу Вирагги, сейчас проводил много времени в тренировках, и, обходя ряды усердно тренирующихся подростков, не упускал случая внимательно понаблюдать за Даром и Тьярой.
Тьяра прямо-таки кожей чувствовала его взгляд, и не обращать на Тёрна внимания стоило ей больших усилий... “Ты ушел, Тёрн. Ушел, и больше ничего для меня не значишь,” — говорила она мысленно, надеясь, что разведчик это почувствует и оставит их с Даром в покое... Но он, может, и чувствовал, что не очень-то желанный гость рядом с этой компанией, а уходить и не думал. А однажды прихватил с собой собственный кэн — из светлого дерева: такие есть только у чифессы и ее мужчин...
— Иди сюда, парень, — сказал он Дару. Лицо Тьяры вспыхнуло возмущением, что с ней обходятся, как с пустым местом... Но удостаивать Тёрна после этого даже замечанием она не собиралась...
Дар послушно подошел, держа свой кэн в правой руке спокойно опущенным вниз.
— Я тебя проверю, — коротко бросил Тёрн. — Защищайся!
Дар был легче и меньше ростом, чем Тёрн; к тому же, по-мальчишески гибок и ловок. Может, именно это и помогло ему увернуться от первого удара, который целил в грудь, перепрыгнуть второй — тот, что должен был прийтись по ногам, и успеть робко встретить кэном третий... и — мир перевернулся...
Отключился Дар полностью, провалившись в непроглядную тьму, потому что третий удар пришелся по голове, и весьма крепко... На мгновение ему вновь почудилась Бездонная Яма, разевающая свою пасть; Дар в ужасе метнулся от нее и вынырнул в реальный мир...
Здесь, заслоняя спиной солнце, над ним, распростертым на снегу, стоял Тёрн. Лицо разведчика хранило довольное и надменное выражение.
— Мужчина, чему ты радуешься?! — гневно крикнула ему Тьяра. — Что победил того, что слабее и младше тебя?!! Да к тому же всего пять дней держит в руках меч?!
— На испытании не станут разбираться, сколько дней он держит в руках оружие, — горделиво заявил Тёрн. — Это было мое предупреждение ему. Он все понял, я думаю... — и пристально посмотрел на Дара.
Дар ладонью стер с лица кровь и заставил себя подняться на ноги... а то еще чего не хватало — валяться тут перед этим нахалом. Поднимаясь, Дар увидел свой простой черный кэн, который лежал в снегу, сломанный пополам. Да... удар светлого кэна Тёрна — кэна вождей — разнес черную деревяшку в щепы...
— Я все понял, — сказал Дар, обнажив в жуткой улыбке залитые кровью зубы.
— Что ты понял, юнец? — насмешливо поинтересовался Тёрн.
— Меч... — выдохнул Дар тяжело и чуть не захлебнулся кровью, наполнившей рот. — Меч... ломается, если ударить его сбоку... Я... больше... не ошибусь...
— Дурак... — пожал плечами Тёрн и зашагал прочь.
Дар тяжело опустился на одно колено, коснувшись снега кровавой ладонью: его мутило так, что стоять прямо уже не было сил...
Тьяра бросилась к нему... Сегодня она нарушила первейшую женскую заповедь: “Не стоит слишком заботиться о мужчинах...”
>Девятая гильза
Взволнованный Скирр суетился вокруг Дара, лежащего на кровати Рон: запах крови и боли приводил маленького человечка в ужас. Бедняга пушистик все время что-то лопотал, а в огромных его лемурьих глазах стояли слезы.
— Ты так ловко лечил Скирра, а сам себя не можешь! — с легким укором произнес Мих и тут же ободряюще улыбнулся: — Пойду приведу тебе Нефью...
Мих вышел и закрыл за собой дверь, чтобы не запускать в дом холод. Тьяра присела на краешек кровати и взяла руку Дара в свои. Ей было невероятно жаль этого паренька, и к этой жалости примешивалось острое чувство собственной беспомощности...
— Не надо биться за меня, Дар, — сказала Тьяра. — Ты не победишь... теперь все ясно: Вирагга хочет выставить против тебя Тёрна... она не допустит, чтобы мне досталось место в Совете...
Дар молчал, только печально смотрел на нее из-под полуприкрытых век...
— Я... должен поговорить с Михом... и Клотом... я... раньше я мог... аах, — из носа потекла кровь, и Дар сразу ощутил, как притихла боль в голове... словно из парового котла, готового рвануть, вовремя выпустили пар...
Тем временем скрежетнула дверь и на пороге показался Нефью. За ним в комнату вошли Рон, Ив и Мих.
Скоро Дар почувствовал у себя на лбу тепло пальцев слепого... то целительное тепло, что снимало боль и заживляло раны...
— Сотрясение мозга, разбитое лицо и выбитый зуб; к счастью, он не вылетел и сейчас прижился на прежнее место, моими стараниями, — покачал головой Нефью. От Тьяры, не понимавшей русского, не укрылось изменившееся при этих словах выражение лица Рон... впрочем, что еще ждать от матери, которая видит, как страдает ее дитя?..
— Спасибо, Нефью, — отозвался Дар, сев на кровати.
Тьяра надивиться не могла: если не считать синяка на скуле и остатков крови, которые надо бы стереть, Дар выглядел превосходно и, похоже, чувствовал себя — тоже... Что же за люди эти пришельцы, если умеют исцелять прикосновением?..
— Мих, я хотел поговорить с тобой! Это очень важно! — сказал Дар. — Я все почти понял, осталось только разобраться...
— Что стряслось, брат? — отозвался Мих.
— Я каким-то образом перенял у тебя знание тигриного языка! — Дар от волнения заговорил по-русски, забыв, что его не понимает Тьяра. — Сначала он был мне совершенно чужой. Мне приходилось переводить свои слова с русского на тигриный и обратно, чтобы понять или сказать что-то. А потом я попрактиковался — и стадия перевода выпала! Теперь я могу думать на тигрином языке, как на родном!.. Помоги, помоги мне разобраться, как я это сделал! Это очень важно!..
Тьяра не понимала ни слова и обеспокоенно переводила взгляд с одного парнишки на другого...
— Дар... я давно хотел тебе сказать... — Мих закусил губу. — Ты не стал видеть хуже в последнее время?..
— Нет, а что?..
— Уфф... — облегченно вздохнул Мих. — Я думал, что нечаянно украл твое зрение. А оказалось, мы просто обменялись умениями, да еще и остались при своих... Я теперь вижу не хуже тебя, поверь...
— Я понял! — воскликнул Дар. — Я все понял! Невозможно просто забрать у кого-то знание, не дав ничего взамен!.. Теперь я должен поговорить с Клотом...
Дар только опустил ноги с постели, собираясь отправиться на его поиски, как Клот показался в двери. Легок на помине.
— Ты знал, что я позову тебя? — удивился Дар. К сверхъестественному предчувствию Клота привыкнуть было невозможно...
— Да, потому и пришел, — спокойно произнес Клот. Ясные глаза все так же глядели в никуда...
— Тьяра, Клот, пойдемте! — сказал Дар на языке Тигров...
...По дороге Дар пересказывал Тьяре суть разговора, чувствуя, как тревога растет в ее сердце... но ничего не мог поделать с этой тревогой: точно такая же заполняла его самого...
Дар попросил Тьяру зайти в казарму забрать два своих кэна, а потом привел ее и Клота на опустевшую вечером тренировочную площадку...
...тот бой... наш с Клотом бой... — вот что не шло у Дара из головы...
Хватит приготовлений! Пора...
— Тьяра, ты рассказывала мне о великом мастере прошлого, — сказал Дар. — Который выходил с кэном против боевого меча и побеждал. Прошу тебя, вспомни его имя...
— Но... история не сохранила для нас его имени... — ответила Тьяра.
— Клот... ты можешь... можешь вспомнить его, не зная имени? — почти взмолился Дар.
— Я постараюсь... — подумав, ответил Клот. — Тебе ведь нужны его умения, да?..
Дар кивнул.
— Тьяра, милая, — ласково обратился к девушке Наблюдатель. — Прошу тебя, расскажи мне все, что помнишь, об этом мастере...
Они совещались минут пять, пока Дар бродил в стороне и задумчиво повторял семь основных движений кэна... Ему даже казалось, что прекрасно сбалансированный деревянный меч и рад бы ему помочь, словно живое разумное существо, но все его усилия разбиваются о неуклюжесть самого Дара...
— Идем, Дар! — весело окликнул его Клот, и промелькнула в этом веселье какая-то сумасшедшинка. Тем не менее, Дар был безумно рад и шустро подбежал... — Ну, — осведомился Клот, — я сумел отыскать память об этом человеке, хотя мне и непросто было перенаправить мысль... меня больше интересует будущее, ты же знаешь... Почему ты не спросил Миха?..
— Потому что я помню тот наш бой, Клот. Когда ты проверял, Творец ли я, — сказал Дар. — Ты вспомнил древних мастеров и бился со мной, а мне пришлось изобретать все с нуля... Я много думал об этом. Много думал о том, что против такой армии в твоем воплощении я не продержался бы и секунды... Но сейчас мне все ясно: тогда ты дал мне толчок, некое начало, от которого я стал двигаться и развиваться по спирали, направленной вверх. Каждый виток в ширину был боевым искусством, а в высоту — его мастерством... заканчивая один, я переходил в следующий... ты же дал мне ось, вокруг которой должна была пойти двойная спираль. И сам стал матрицей — той спиралью, вдоль которой пошла моя, не отставая ни на шаг. Так строится ДНК. Так строится боевое искусство... так строится в мире все... Сейчас я прошу тебя дать мне в качестве матрицы, вдоль которой я должен идти, память того мастера. Тогда ты положил руку мне на плечо. Сделай это и сейчас... Но! — спохватился Дар. — Одно но! Мне нужно запомнить это. Не пропустить через себя и забыть, как в прошлый раз. Это должно остаться во мне навсегда... Теперь я понял, как это сделать: я дам тебе что-нибудь взамен. Мы поменяемся так же, как поменялись с Михом — оставшись в то же время при своих. Не проси ничего, не говори ничего. Просто возьми то, что хочешь.
Клот кивнул и положил ладонь Дару на плечо... ладонь была тяжелая...
>Десятая гильза
— ...Мы должны четко оценить обстановку, Ив, — сказала Рон... Они с братом сидели в темной комнате друг напротив друга. Огонь в очаге еле теплился... — Сейчас для нас и Приморцев многое зависит от этой девочки, Тьяры. Я вижу, Вирагга считает ее реальной угрозой, раз решила выставить своего лучшего воина против нашего Дара...
— Судя по тому, как отделал этот лучший воин моего племянника, дело гиблое, — мрачно заметил Ив.
— Дар может погибнуть при испытании.
— Ага... Я слышал, они бьются до первой крови... но иногда это бывает кровь из перерубленной шеи... Если они убьют Дара, мы же можем легко перестрелять их всех, а? Они это понимают? — спросил Ив.
— Скорее всего, Дар останется жив. Вирагга дурой не выглядит: вряд ли ей нужна война с нами. Ей нужен союз с нами на ЕЕ условиях, поэтому она постарается устранить Тьяру. Или не допустить ее к управлению... Она хочет развязать войну против варваров с помощью наших пушек, чтобы взять преимущество. Хочет, чтобы мы стали легионом, послушным ее воле. Но что она сделает с этим легионом после того, как варвары будут разгромлены? Ей не нужна угроза в виде пятисот пушек, которые могут в случае чего направиться и на нее. Потому она и против нашей независимости. Она боится нас, Ив...
— Не нравится мне эта дурная бабища, — ответил Ив тоном, который всегда означал только одно: я устал думать! — Может, тихонько прирезать ее — и дело с концом...
— Ив, не будь дураком! Тут такая резня начнется... Может, мы и выстоим с огнестрельным оружием против всех этих мечей и луков, но в таком случае тех из нас, кто переживет побоище, прикончат варвары во главе со своим чокнутым пророком... И, к тому же, тебе что, опять захотелось крови?..
— Да я понял... просто надоело языком трепать, — сдался Ив. — Зачем так далеко заглядывать? Давай спать. Уже завтра все виднее будет...
>Одиннадцатая гильза
— ...Вирагга слаба, — Каяла говорила загадочно, как и все радиксы... — Я чувствую застой энергии в рядах ее людей. Она теряет силу так же быстро, как молодость. Ее время уходит. Потому она так отчаянно цепляется за нас. Она тоже все понимает. Понимает и то, что подросла ей замена... и видит, что армия маленькой Тьяры сильнее ее собственной... Устранить кого-нибудь из двоих детей — эту девочку или твоего сына — ее последний шанс отсрочить свое падение...
В наступившей тишине чувствовалась тяжесть, знакомая каждому человеку, который когда-либо общался с радиксами.
— Рон, ты знаешь, что эти Тигрицы никогда не уступают кресло чифессы по доброй воле?.. В племени Тигров мужчины часто сражаются между собой, а женщины только смотрят и оценивают... Я не говорю о войне — там и те, и другие рубятся бок о бок... я говорю о жизни... Женщины сражаются между собой только за власть... и у Тигров есть поговорка: “Когда сражаются женщины, отворачиваются палачи...” И если она сочтет соперницей тебя... впрочем, судьба маленькой Тьяры в аналогичном случае тоже незавидна...
>Двенадцатая гильза
— Какая звездная ночь! — восхитился Мих. — Знаешь, это так прекрасно — видеть звезды... своими глазами...
Рая нежно обняла его, не говоря ни слова.
— Знаешь, родная... мне так тепло с тобой... вот здесь, — Мих приложил руку к груди. — Наверно, это и есть счастье... не дикая радость, которая бьет через край... а именно такое вот тепло...
>Тринадцатая гильза
На расстоянии пары километров вокруг поселения снег был плотно утоптан: люди Йета тренировали элитные полки и муштровали рядовых вояк... Редьяри (сейчас с Фенриром за плечом) шествовал меж марширующих рядов, и фанатичные, полные восторга возгласы всюду встречали своего кумира. Дух самого Редьяри был подавлен и тих, а вот Фенрир-волк ликовал...
...Мальчик подошел к заполненному песком мешку, висящему на веревке, на котором какой-то молодой воин отрабатывал удары, оттеснил парня и сразмаху ударил по мешку открытой рукой... И на глазах изумленной толпы грубую ткань прорезали пять широких полос, точно тут поработала огромная звериная лапа... сквозь полосы на снег сыпался песок...
Фенрир оставил мальчика к обеду... Редьяри уже наметил связь между отсутствием злобного божества в своей душе и появлением Яны... и потому радовался ей, точно солнцу, взошедшему в век тьмы...
Девушка принесла своему вождю горячий суп и жареное мясо в соусе... она видела, с какой искренностью и любовью смотрит на нее этот мальчик... и не верила, что в нем может жить страшный Бог Войны... женщины Рутов не любили этого бога... как, наверное, и все женщины...
...Сегодня Редьяри заметил на шее у Яны точно такое же ожерелье из гильз, какое подарил ему давно запропастившийся торговец...
— Откуда у тебя это? — спросил он.
— Ах, ожерелье, — улыбнулась Яна. — Мой отец велел купить такие всем твоим воинам, чтобы они с гордостью носили твой знак...
— Но ведь ты не воин, Яна...
— Нет, я не воин... — сказала она. — Просто... просто я очень тебя люблю...
Галерея миров http://mildegard.ru/galleryworld.html
Отзывы читателей о книге: http://mildegard.ru/gallery.html