Это мамин родной брат. Был он намного старше мамы, но сколько ему было лет – не помню. Впервые запомнила его в году 36-м. Он приезжал к нам в село Крылатское в гости. Высокий, стройный, с густой шевелюрой. Брал меня на колени и шутил. Был очень весёлый, общительный. Сидели с мамой за столом у окна и так красиво пели! Оба были голосистые. До войны он часто приезжал к маме.
Я запомнила его рассказы (детская память крепкая), как он воевал до революции в 1914 году, был в плену, трижды бежал, как его держали в яме, подвале, пытали, а он всё равно убежал. Где ехал, где шёл, пришёл к матери в деревню Рязанской губернии весь истощённый, оборванный, израненный, больной. Бабушка его месяц выхаживала. И в 17–20-х годах воевал за Советскую власть. Уже после Гражданской войны был крупным начальником. Кем – не знаю. Когда к нам приезжал, я запомнила его белый китель, белые штаны-галифе, чёрные сапоги и белую фуражку.
Изредка мы с мамой ездили к нему в гости, он с семьёй жил там, где сейчас метро Измайловский парк. Там рядом стояло два деревянных двухэтажных дома, один дом он занимал с семьёй. Его дочка была старше меня на год, и мы дружили.
В памяти сохранилась такая картина. Он в обед приезжал всегда домой, обедать. Пара лошадей, кучер, чёрная пролётка с крытым верхом. Когда уезжал, дядя нам с Валей говорил:
– Ну, садитесь, до поворота подвезу.
Мы влезали в пролётку и ехали, наверное, с трамвайную остановку.
– А теперь марш, бегом домой!
И мы неслись. По характеру дядя был добрый, мягкий, отзывчивый. Как он не попал в сталинскую мясорубку в 37–38 годах, не знаю. Я помню на его кителе довоенные ордена.
В 1941-м ушёл на фронт. Был командиром. Перед его уходом на фронт, жена забеременела. И мальчик Гена родился без него. Мы хором читали дядины письма с фронта. Приходили они очень редко.
И какая несправедливая судьба! Прошёл три войны, плен, испытания, в Отечественную войну прошёл от Москвы до Берлина и обратно… В 1946 году его демобилизовали. Он написал, какого будет дома. Это был выходной день. И мы все с утра вышли его встречать на остановку. А вдоль проходила трамвайная линия и шоссе. Мы стоим, ждём. Вдруг видим, идёт он! С чемоданом, за спиной рюкзак. А сынишке Гене было уже пять лет, он его не видел, только на фото. Ему мать говорит:
– Вон папка вернулся!
Ребёнок как закричит: «Папка-аа!» – и бросился к отцу через шоссе. Дядя стоял по ту сторону шоссе, мы по эту. И мальчик на глазах под колеса! Жуткая картина. С тётей плохо, мы еле соображаем, а дядя Семён стоит по ту сторону шоссе ни живой, ни мёртвый. Его хватил удар, и он вскоре умер. Вот такая жуткая судьба моего любимого дяди. Вскоре и жена умерла. А дом, где они жили, снесли…
Я часто вспоминаю о довоенном времени, дядю Семёна, как они с мамой пели, как он любовался на цветы на окошке – геранями и фуксиями. Как катал нас до войны на пролётке. Грустное воспоминание…