Страна изломанных судеб. Часть 26

Генрих Васильев
   Совещание при начальнике училища проходило в расширенном составе. Помимо обычных текущих проблем был поставлен вопрос об отчислении суворовца Снегирева.
- Это же надо так обнаглеть, - побагровел от негодования заместитель по политической  и воспитательной работе. - Заслуженного учителя ослушаться, с урока  в самоход удрать!
   Сергей стоял посреди просторного генеральского кабинета и старался ни на кого не смотреть. Он и сам прекрасно понимал, что грубо нарушил воинскую дисциплину.
«Может оно и к лучшему,» - крутилась мысль в его голове. - «Только домой возвращаться стыдно. Скажут, что за неуспеваемость отчислили. »
- Ну, что молчишь? – обратился к нему начальник. – Есть, что в свое оправдание сказать?
  Сказать было нечего. Не станешь ведь объяснять, что ни в какой самоход он не собирался. Просто, бежал, куда глаза глядят, чтоб его плачущим не видели.
- Ты говори, не стесняйся? – стал подгонять с ответом  командир роты. – Сейчас, твоя дальнейшая судьба решается. Скажи, хоть, что-нибудь.
- Мне нечего сказать, - хмыкнул носом Сергей. – Отчисляйте, если считаете нужным.
- Ну, что я говорила, - подала голос преподаватель английского языка. – Он, даже при вас ведет себя развязано. Никакого чувства сожаления за свой проступок в нем не пробуждается. 
- Есть у меня это чувство, - с трудом выдавил  он из себя. – Извините, пожалуйста, я не хотел вас обидеть.
- А от дежурного, почему удирал? – задал встречный вопрос начальник училища. – Или для тебя такого понятия, как приказ не существует? Если так, то в армии тебе не место. У нас вся служба на  дисциплине основана.
    Сашка Звягинцев не находил себе места. Он ожидал своего товарища в  приемной и заметно нервничал – то на стул сядет, то встанет с него, чем быстро начал досаждать  секретарше. Та , по доброте своей душевной, разрешила  обождать  друга в  кабинете,  о чем вскоре начала сильно жалеть. Эмоциональный подросток практически вывел её из себя.
- Ты можешь спокойно сидеть? –  заметила она. – Все равно, ты ему ничем  не поможешь.
- Это почему?
- Потому, что решение уже принято. Утром, по указанию замполита, я приказ подготовила об отчислении Снегирева из училища. Начальнику осталось только подпись поставить.
- А как же это? – указал он рукой, на закрытую  дверь, за которой шло совещание.
- Формальность. Не он первый, не он последний! Здесь вам не школа и не детский сад. Офицерами должны становиться лучшие. А хулиганы и не уважающие старших, не только по званию, но и по возрасту, людей нам не нужны. Пусть их воспитанием родители и милиция занимаются. Насильно никто сюда никого не тянул.
- Как формальность? – опешил Сашка. – Но это же нечестно?!
- А честно, заслуженному педагогу, с сорокалетним стажем, урок срывать? А от дежурного офицера бегать?
- Но вы ж ничего не знаете… - начал заводиться Звягинцев. – Он же не нарочно, так поступил…
   Решительно рванув дверь на себя, он ворвался в кабинет начальника училища.
- А ну, немедленно вернись! – запоздало закричала секретарша, устремляясь за ним.– Ты что себе позволяешь?!
   Обсуждение кадрового вопроса подходило к концу.  Все, кто хотел что-то сказать, уже сделали это. Осталось проголосовать и подписать заранее заготовленный приказ. Но внезапно забежавшие Звягинцев и секретарша спутали все планы.
-  Вернись, кому говорят! – как заведенная орала она, вцепившись в непослушного  подростка обеими руками.  Тот , в свою очередь, пытаясь освободиться от несильного, но цепкого  захвата, пробирался к своему товарищу.
- Товарищ генерал, - кричал он. – Не отчисляйте Серегу!!! Вы ж ничего не знаете! Я вам все сейчас объясню…
Один из офицеров, видя, что женщине одной  не справиться, встал с места, чтобы ей помочь.
-  Вот, товарищ генерал, посмотрите, что делается, - вскочил со стула замполит. –  Лучший друг Снегирева... Такой же, хулиган , как и он сам. Обоих отчислять надо!
   Генерал,  жестом руки , приказал своему заму сесть.
- Не будем торопиться, полковник, - спокойно произнес он. – Давайте сначала выслушаем воспитанника, и только потом выводы  делать будем.   
      






    Начать Чернов решил с милиции. Это, конечно, не та организация, где когда-то служил Левченко, но все равно близкая. Опера всегда хорошо всех следаков на территории знают, тем более , если городок маленький.
- Если честно, то не припомню такого, - задумался ненадолго начальник отдела. – Когда, говорите, он в Санкт-Петербург перевелся?
- Семь лет назад.
- Нет, не помню, - уверенно произнес тот. – Вам лучше бы, в самой прокуратуре, о нем поспрашивать. Наверняка, кто-то из его прошлых коллег, что-то вспомнит.
- Туда я еще успею, - согласился с ним Генка. – Я просто хотел неофициальную информацию собрать. Сами ж знаете, что в любой организации сор из избы выносить непринято. Каким бы покойный не был на самом деле, мне все равно его положительно характеризовать будут.
- Почему? Столько лет прошло, чего там, в тайне уже хранить?
- Сами ж  сказали, что, наверняка, сослуживцы остались. Да и потом, прокуратура никогда не любила милицию, чтобы все нам  по-честному рассказывать.
- Что есть, то есть, - кивнул начальник местного ОВД. – Не станут они с вами откровенничать. Лучше б сюда ваша прокуратура своего сотрудника направила. Ему б легче было.
- А из старых оперов, кто-нибудь остался?
- Из старых?  Да, майор Овчеренко, в дежурке сидит. Поговорите с ним, он как раз на дежурство заступил.
  Дождавшись, когда за Черновым закроется дверь, начальник отдела снял трубку и быстро набрал нужный номер.
- Анатолий Яковлевич? … Да приехал, как вы и предупреждали… Что спрашивал? Да пока ничего особеного, личностью покойного интересуется… Не мешать?... Как скажите...