"Мой дар убог, и голос мой не громок,
Но я живу, и на земли мое
Кому-нибудь любезно бытие..."
Недавно посмотрел репортаж об умирающем Нечерноземье по первому каналу. Оказалось, что за последние два десятилетия демократического «развития», за годы реформ положение в аграрной отрасли ухудшилось, в том числе и в сфере демографии, инфраструктуры на селе, и последствия этого ухудшения - катастрофические. За эти годы исчезли ещё пятнадцать тысяч деревень, а в девяти тысячах осталось не более двадцати-тридцати тысяч человек. То есть, по три-четыре человека на деревню.
Показали деревеньки в Костромской области, где в них доживают последние годы старики, спиваются мужики, давно уехала молодежь. В одной деревеньке полсотни сохранившихся домов, которые все сильнее окружает подлесок.
Болезненное впечатление - церкви с покосившимися крестами, такие же покосившиеся кресты на заброшенном погосте. Диссонансом среди стареньких домов показался один, на котором была закреплена длинная жердь с антенной.
По-соседству - старые умирающие дома, в которых раньше жили полнокровные семьи. А теперь они заброшены. У части домов давно уже прогнили и провалились крыши, но за не выбитыми окошками всё еще висели выцветшие на солнце занавесочки…
В этой деревеньке остались доживать свой век три старухи, которым далеко за восемьдесят. Репортаж снимался поздней осенью, старушки были в «глубоких» галошах, ради такого события принарядились: надели белые платочки и затертые, еще советских времен производства плюшевые куртки-фуфайки. Они не сетовали, не жаловались, только от холода потирали сучковато-узловатые руки.
Старушки рассказали, что зимой схоронили деда Никифора:
- Это была единственная опора и надёжа: кому крышу подправит, кому забор, да и огороды копал. Ну и мы его не обижали, подкармливали, одёжу подправляли!
- И как же вы теперь? – спрашивает девушка-корреспондент. Теперь ведь некому следить за домами, да и родственники из города, поди, не приезжают. Да и приезжал ли кто?
- Да ничего, как-нибудь справимся! Одно плохо – раньше раз в месяц приезжала с райцентра автолавка, брали мы муку, сахар, соль, крупы. А теперь сказали – не выгодно гонять машину за сто пятьдесят километров. На бензин больше уходит! Спасибо Матрёне, внук её раз в полгода приезжает, привозит нам по мешку сахара, муки, ну и прочего…
- И как же вы дальше-то жить будете? - не унималась корреспондентка.
- Да ничего! Как-нибудь будем! Только вот умирать последней страшно! Похоронить-то некому будет… Молюсь, чтобы Господь не оставил одну, лучше уж раньше других…
Её грустные мысли перебила Матрена:
- Да ничего живем! Дружно! У меня даже телевизор есть! По вечерам собираемся, чай пьем, телевизор смотрим! Только уже не понимаем, чё там показывают…
Все старушки дружно закивали, подтверждая, что не всё так плохо, а одна добавила:
- Лишь бы не было войны!
Последняя фраза буквально взорвала меня. Какая война вам страшна! Всю жизнь прожили в состоянии войны: голодно и холодно, собственно, не живя, а выживая! Да и старость такая, что не позавидуешь! Войны ли вам бояться?
Обидно, что, как эти старушки и их дома, медленно умирают деревеньки и малые города российского Нечерноземья. Это не где-то там, за Уралом, за Енисеем, куда вкладываются миллиарды долларов в новые месторождения, строятся дороги, гудит дождавшийся своего времени БАМ.
А здесь, вблизи Москвы, тихо, очень тихо доживает свой век Русь. Та Русь деревянных изб, маленьких белых церквей, дремучих лесов и извилистых и вдрызг разбитых дорог, которая, кажется, была всегда.
Что же, ничто не вечно, даже эта Русь...
А старушек жалко… Разве они не заслужили достойной старости?