А Виталик, помните самого удачливого грибника на Карамалке, Хачаройское ущелье обогрел. В каждой сакле он отремонтировал очаг, его долго–долго возили по аулам, по шабашкам. Калым за Виталькины старания брал чечен с рыжей щетиной на скулах. За стол иноверца не садили, а как гостя дорогого запирали в хлеву, если в ауле не было общественного зиндона. Там он выпивал стакан чачи и грыз объедки. Очень экономные чечены. За многая лета советской похвальбы о дружбе и братстве у Виталика составилось другое представление о кавказском гостеприимстве. Он же гражданский, не спецназ. Вез на ЗИЛе нужный в горах груз, а его машину жезлом советский форменный мент застопорил и придрался к документам. Сопроводил в отделение, где ждал уже этот с рыжей щетиной. После недолгих формальностей был сдан со скрученными руками на попечение рыжего. Этот длинный и наглый чечен пристрочил его к ослу и привёл в аул. Хлев случался в маленьком селении, сакли на три, большие посёлки оборудованы ямами для абреков. Все чечены были бандитами, не зря носили автоматы, как мы мобильники, но себя таковыми они не называли. Бандит тот, кто нарушал законы гор, шариата и предков.
Где зилок, цел ли груз? Беспокоился первые дни Виталик. Не тревожься, успокаивал чечен, выпишем тебе справку, что ушёл горный тягач в пропасть. Тебе не поверят, да делать нечего с тупыми начальниками. Как пить дать, схлопочешь червонец за потерю машины и груза, так что сиди и не рыпайся, а рыпнешься – будешь воду носить, когда другие спят, женскую работу поручим. Таких исполнителей за мужчин не признают. А я ваших женщин не признаю за баб, огрызнулся Виталик. Харашо, харашо, одобрил чечен.
Мастерком Виталик владел превосходно и получал за то лепёшки и брынзу, ну и, понятно, что чай, который в горах ценился выше чачи, так как рос на равнине, и горные чеченцы покупали его у низовых. Глину где брать ему показали, отпускали одного, не сводя с него прицела. Виталик убедился в бдительности рыжего, когда отклонился от раскопа к ручью напиться. Пуля выщербила камень у него под носом. Чечен пожурил его: ничего не делай без команды. Жди, и всё будет харашо. Всё харошее я замечу, а чего не замечу, то зачтёт Аллах.
Виталик не такой дальнобойщик как Гостюхин, и не с него снимать мерку геройскую, он просто шоферюга, посланный, считай, за линию фронта. Начальник колоны, сидя перед «ящиком», видел, что в Чечне война, но на производстве начисто о ней забывал. По телефону Итум–Калинский район Чечни успокаивал, что у них тишина, дороги контролирует ГАИ, так что осложнений не будет. Теперь–то Виталик убедился в надёжности контроля: и груз попал по назначению, и машина в рабочих руках. Что ещё нужно? У федералов грузовиков хватает, а народное хозяйство в горах ещё крепче народное, чем в России.
Он копал красную глину, замешивал её с песком в железном из половины бочки корыте, очищал от нагара старые кирпичи и скреплял дувалы и поддувала, выводил дымоходы. Работёнка, в рот ей карася, так клял склизкую операцию с глиной и сажей Виталик, становилась обрыдлой и не радовала. Если бы платили, то можно было гореть, будто на шабашке, семье отослать.
– Хасан,– обратился к надсмотрщику,– ты видишь жену, думаешь, я свою позабыл? Сколько ещё держать меня будешь?
– А сколько держали русские свиньи чеченцев в Казахстане? Не знаешь. Тринадцать лет. А ты две недели не проработал, уже хнычешь. Забудь семью. Пиши письмо правильное, что попал к харошим нахи, примешь нашу веру – станешь вольным узденём. Саклю построишь, хозяйку пригласишь, баранов заведёшь, папаху, бурку. Что ещё надо? Начальников, оперов, секретарей у нас нет и не будет. Налоги мало–мало, десятина для воинов Аллаха. Козырять никому не будешь. Слюшай Хасана.
– Ты тоже воин?
– Да,– Хасан приосанился.
– Что–то не пойму. Дерёшь с меня по полному, ничего на бурку не оставляешь.
– Я твой хазяин,– злится Хасан. – Заплатил за тебя пять штук баксов. Выкупная цена – десять. Плати выкуп и гуляй домой. За тваю мазню беру десять капеек. Раздели десять тысяч на десять – уже тысяча дней отработки, считай три года. Да в году 52 выходных, ещё полгода. Патом, ти кушай – кушай, на три бакса в ден, никто мне не возмещает. Памнож на три – ещё палтара года набегает. Скоко имеем? Пят.
– Больше,– сказал Виталик.
– Пачему?
– Ты забыл про счётчик. За каждый просроченный день доллар набегает.
Хасан тупо уставился на камни под ногами.
– Маладец! Это будет… будет…
– Двести дней.
– Ай–я–яй, какой хароший бугалтер. Вернёмся сакля – падпишем дагавор.
– Хасан, держи шире карман.
Чечен поиграл желваками.
– Насмешка, да? На чепи будешь сидеть.
Цепь вызвала любопытство, такой ковки Виталька не видел даже в Донбассе.
– Этой цепи место в музее. Сто баксов дадут.
Хасан сплюнул.
– Тысячу давали крымчаки. На ней сидел их хан Каплан восемьсот почти лет назад. Так что гордись. Содержу тебя, как хана.
Накинуть цепь и удавить, было красное желание узника, но Хасан был ростом под два метра, а Виталик щупленький шибздик. Ещё в школе так звали. Не такой будет благодарность Хасану.– Не забудь приготовить царский ужин. Днём заключения оплачу.
Хасан пнул Виталика. Хорошо, что на ноге был мягкий чувяк. Положительно, чечен не понимал шуток .
На другой день Виталик саботировал работу, жалуясь, что затекли руки, не может держать мастерок: – Приплюсуешь день к сроку,– издевался над Хасаном. Хасан привёл его к яме и надел цепь на ноги. Обед и ужин не подал. Утром спустил лестницу, снял цепь и поинтересовался не затекли ли ноги. – У осла спроси, он меня повезёт.
По дороге встретился пожилой чеченец, Виталик поприветствовал его: – Салам алейкум, уважаемый.- Старик остановился.– Скажи, аксакал, ты даёшь овса рабочему ослу?- Видимо, старик по–русски не понимал, и Хасан перевёл. Старик кивнул. – А меня не покормил мой хозяин.– Хасан переводить не стал, но старик посмотрел на него неодобрительно и что–то сказал.
Заказчик обед не подал. Виталик минут десять поковырялся в глинобитном дувале и забросил рукавицы.
– Шабаш! – Крикнул Хасану.
Собрались жильцы сакли, стали что–то тараторить.– Вашу хала–бала ни бельмеса. Дайте плов,– и показал щепотью будто берёт из тарелки и кладёт в рот. Чеченцы поняли, но Хасан два часа, время приготовления плова, ждать не стал, сел на осла и погнал Виталика плетью. По прибытии в аул посадил в яму и закрыл люк. Виталик остался в темноте. Голод не тётка, давал знать. Как на зло грезился жирный горячий плов, куски баранины и маслины. Уснуть невозможно. Часа через два его переселили в сарай к ослу, там был овёс и узник стал его жевать. Наутро при-бежал заказчик и стал кричать, что в дувале поселился шайтан, выл всю ночь, дети с испугу держатся за юбку матери, успокоить их нет возможности. Виталик пояснил, что шайтан просит плова и чачи. Нет, сказал воин Аллаха, который прибыл вместе с заказчиком, он требует твою голову.
– Возьмите,– сказал Виталик,– шайтан не умолкнет.
– Едем,– воин указал на коня.
Виталик сел позади всадника и через два часа они стояли во внутреннем дворике .
– Слюшай,– приказал моджахед.
Шайтан выл звонко на одной ноте. Виталик усмехнулся, сказал, что шайтан просит виски и шаурму. Где только храбрости набрался. Моджахед скривился, выхватил кинжал и приставил к горлу работника будто к бараньему. Хасан передёрнул затвор: – Не тронь моего раба. Неси шаурму и виски.– Поневоле моджахед достал початую фляжку из перемётной сумки, шаурма на шампуре нашлась в сакле.
– Стойте на месте, – сказал Виталик, взял мастерок, ведро с глиной и скрылся за стену. Там он вынул из стены вложенную им же бутылку, горлышко которой издавало вой и замазал отверстие глиной.
Через пять минут вой прекратился, из–за стены показался Виталик и протянул пустую посуду моджахеду.
– Шайтан благодарит тебя.
Моджахед плюнул под ноги Виталику: – Не пускайте этого человека в дом, сожгите его одежду, и самого вымойте в горячей воде с мылом. Если в каком–то ауле завоет шайтан, череп твой будет выть на твоём бугорке.
Прибыв в дом, Хасан распорядился, мусульмане любят командовать женщинами: – Проследи, чтобы раб наш нагрел воды и помылся, сожги его тряпьё и дай ему старое, лепёшек дай и вина, после всего запри в сарае. В дом не пускай, «браслетов» не снимай. Я приду утром, молиться пойду в мечеть. Мулла приказал.
Виталик, предвкушая удовольствие, налил воды в корыто, снял с себя рабочий комбинезон и нижнее и сел в воду. Садясь заметил, что женщина наблюдает за ним в окно. Тотчас же пробудился член да так, что заломило в стволе, Виталик поднялся во весь рост, намылил ладони и стал мыть головку и проводить ладонью по стволу. Женщина от окна не отходила, Виталик усилил имитацию, женщина приблизила голову к стеклу и будто бы прилипла. А шаурма и виски просили киски, и Виталик пошёл облитый и босой, прошёл сени и распахнул дверь. Чеченка не повернулась. Подойдя сзади, он поднял длинное платье и спустил трусы, женщина дрожала как в ознобе. Потом завыла пуще шайтана, кричала и рвалась, а Виталик работал как никогда. У женщины устали руки и подломились в локтях, прогнулась спина, что придало Витальке жару и сил, он поднял зад женщины и усилил процесс. Остановить его и оторвать от женщины не смогли бы и три Хасана. Его руки нащупали грудь Земфиры, потом подмышки, ключицы, наручники не позволяли провести двойной захват, ладони положил на плечи со стороны спины, женщина закричала и забилась в трепете и конвульсиях. Виталик повернул её голову и припал к губам.
– Спасибо тебе, женщина, храни тебя Аллах.
Выбежав во двор, торопливо прикрылся и с одеждой в охапке ушёл в сарай. Только там опомнился. Ну, ты дал, мужик. Истома обессилила его, он пал на шёлковую овсяную солому и отключился.
В темноте его растолкали. Перед ним стояли вино и еда, горел фонарь на батарейках. Виталик налил в серебряный стакан и поднёс женщине. Земфира прятала взгляд, она даже отвернулась и закрыла лицо платком. Виталик взял её руки и стал целовать. Каждый пальчик, ладонь и тыльную сторону, целовал запястья и локти, брал пальцы в рот и ласкал языком, зарывался лицом в грудь и дышал небесным и божественным и шептал: не знал, не думал, что такое женщина, что она создана, как высшая награда для мужчины. Ты подарок Бога, драгоценность, ты не Земфира, а Сапфира, алмаз, звезда, красивейшая, чистейшая, ясная. Киш-миш ты, мёд и вино. Земфира слушала и не могла понять, как мужчина может произносить такое. Хвалить женщину – табу, боятся что возомнит. В горах мужчина – хозяин дома и всего, что находится в нём. Женщина почти скотина, без прав и желаний, не смеет сказать поперек, раньше взять в руку ложку и стакан, а услышать ласковое слово даже в постели не приходится. А Виталик оглаживал её плечи, тёрся щекой о щёку, целовал глаза.
– Сапфир мой, сразу мне показалось, что ты… ты никем не пройдена, чуть не сломал его.
– Хасан ещё не выплатил за меня калым, и до тех пор не смеет касаться,– зашептала в ухо женщина.
Виталик обалдел от таких порядков.
– Как же он может уснуть рядом с тобой?
– Мы не спим вместе.
– Как же обходится без женщины?
– В Шатой у него есть, он ездит к ней раз в неделю. Завтра поедет, брату моему баксы повезёт за меня. Всё, умоляю, не держи меня.
Земфира сорвалась и выбежала из сарая.
От двоих людей, встретивших Хасана, передалась ему тревога, он шумно задышал, сверкнул бараньими зрачками и спросил Земфиру: – Не хабар?
– Хабар ёк,– ответила женщина,– «нет нового».
– А ты? Сыт сегодня?
– Сыт вчерашним,– ответил Виталик с блудливой усмешкой на лице.
– Козёл,– сказал Хасан, провёл концом рукоятки плети по газырям на черкеске и прицелился в работника из–под косматой папахи недобрыми глазами. – Руки не затекли?
– Спасибо, хозяин, ты очень вежлив сегодня. Сними «браслеты», не сбегу.– Виталик протянул руки и получил нагайкой по пальцам.
– Марш на место! – приказал рабу, а Земфиру грубо повернул и почти тычками запихал в дом.
– Поедем в райцентр, поживёшь у брата, пока я с ним не рассчитаюсь.
– Кто готовить вам будет?
– Кому это «вам»?
– Тебе и работнику.
– Тебя он волнует? – Тесно в груди Хасана от гнева, лучше бы в горы уйти, чем на свояка батрачить, за «козлом» глядеть.
В горах не мёд, землянка не сакля, пули не пчёлы. Но много–много баксов, за два–три месяца можно заплатить шакалу за сироту и буду хлебать её мёд ложкой. Какой дурак, купил работника, а его кормить нужно, плов хочет, виски, шайтан, требует, табак вонючий пачками глотает. Вай, вай, глупая голова, пачему не пашёл под зелёное знамя, пачему смердит в маём дваре русская сабака? И он тут же догадался, как избавиться от работника.
– Собирайся, пёс.
Выехали они в таком порядке: впереди брёл свободный от оков Виталик, за ним на рыжем коне Хасан, позади на ослике Земфира. Ехали вниз про течению скакавшего по камням потока. Ры-жие скалы посерели, вода в речушке темнющая, без всегдашнего серебристого блеска на бурунах, кремнистая дорога печальна, тосклива, но возбуждала любопытство. Куда приведёт? Чужд вид картины, враждебны горы, недружелюбны люди, по существу враги. Равнодушно к судьбам людей мутное небо. Жалко себя стало Виталику. Закон котла правит поступками, нет ни радости, ни удовольствия, только пожрать да поспать. Вот горцы проснулись, месть и злобу, как мать дитя, баюкают. Дитё подрастает, и мать надевает «пояс шахида», полный слёз и крови,– оружие третьего тысячелетия. Нет мира под чинарою и никогда не было. Потерял москаль три зуба на Кавказе, три страны, и тем крепче не выпускает из пасти Чечню. А что здесь такого дорого, с чем нельзя расстаться? Кровь, русская кровь под ногами. Главный жандарм сто восемьдесят лет назад послал сюда батальоны пробить путь в Закавказье, чтобы править грузинами. Грузией, которая «цвела за гранью дружеских штыков». Теперь и Грузия разодрана, две области откусил москаль. Формально не проглотил, но драться рад за персики и сливы.
Средний в группе Хасан был задумчив от того, что до Шатоя, находящегося под властью русского сардаря Казанцева, придётся ночевать в ауле Гучум–Кале. Хорошо бы избавиться от работника ещё по пути к ночлегу, в Итум–Кале. Он намеревался предложить его своему кунаку, побратиму Элдару, полевому командиру отряда абреков имени Магомадова. Хасуха Магомадов – прославленный на всю Чечню абрек, сорок лет сопротивлявшийся сталинскому произволу, которого энкаведешники могли взять уже обессилившим старцем. Первый «подвиг» совершил ещё до Революции. Остановил поезд, вывел несколько русских офицеров и расстрелял за то, что казаки в Грозном убили чеченцев из Дикой дивизии. В этот отряд головорезов и хотел попасть Хасан, там больше дают бабок.
У автора наступил очередной творческий день. Полкомплекса потягиваний сделал, потягушками их называю. На остальную половину как бы не хватило времени, тороплюсь узнать как там элитные странны бомбят Ливию. К обработке ливийской ПРО подключились макаронники. Президент вермичелло Джорджо не считает налёт торнадо (красивые самолётики) на чужие берега войной, а выполнением обязательств перед Совбезом. Уже подсчитали понесённые элитой убытки от двух дней разбоя – 71 млн. долларов. Малосильная наша держава не может защитить торгового партнёра, всё так же, как не постояла за Югославию, Ирак… Да что вопить о нефтяных жабах, когда по тропе ведут на продажу Виталика, и никакая булава (красивая и грозная ракетка) не может достать Хасана. Вот ведёт он его открытым текстом, только без таблички о продаже, на виду у бывших совет-ских людей. И даже бывший советский начальник автобазы, который подписал командировку Виталику, не может найти баксы или даже равноценное количество рублей, чтобы выкупить своего рабочего. Зачем тратиться? От похищения предприятие не страхует. Окончание у глагола правильное. Остаётся только ***ть от заботы партий и правительств. Тяв, тяв, говорят народу избранные: если начнём выкупать попавших в лапы бандитов, то они переловят всех бывших советских граждан, охотой займутся. Лучше принять закон, запрещающий похищение живых, да строгий, срока давности не имеющий.
В горах раздался бухающий кашель, такой что скатились глыбы, и вздрогнул конь под Хасаном. Виталик оглянулся, присев. Оружие за спиной горца было в чехле. Может бежать, мелькнуло, пока расчехлит, пристегнёт рожок, я уж буду…
– А конь на что? – Прорычал Хасан и щёлкнул плетью.– Так отхожу, мать родная не узнает. Жаль, вид товарный потеряешь, а то ввалил бы селёдок.
– Уж больно ты грозен, как я погляжу, пять секунд и горло перегрызу,– огрызнулся Виталик.
– У–у! Гяур,– Хасан наехал грудью коня на Виталика.- Издохнешь в зиндоне (земляная яма для дорогих гостей).
В горах не снаряд взорвался, это тектонический вздох Земли, миллионотонная гора приседает на ступеньку и охает. Не знаю, понимают ли это горцы.
– Федералы выкуривают бандитов из нор,– объяснил Виталик.
– Гнев Земли в горах клокочет, тупая башка, скоро поглотит всех пришельцев!
– Зачем пугаешь, Хасан? – Вступила в разговор Земфира.- Мне страшно.- Хасан даже не оглянулся. Женщина и должна всего бояться. Ослик осторожно перебирал копытцами по округлым камням и тянул морду в сторону потока. – Ослик пить хочет. Напои его.
Хасан остановил коня, разулся и зашёл в воду. Сделав омовение, прочитал молитву, приложил ладони к лицу и провёл ими до подбородка, затем достал хурджин с вином, наполнил три деревянных бокала. Со словами «Аллах Акбар!» выпил вино. Надо пояснить, что такое отступление от Корана позволено только в местах виноделия, иначе как узнаешь вино, если не попробуешь. Виталик с Земфирой не трогали бокалов, Земфира ждала, чтобы первым взял мужчина, а Виталик ждал приглашения от Хасана.
– Тупая башка, скажи «Аллах Акбар!»
– Слава Аллаху и его пророкам Мухаммеду с Исой! – Весело крикнул Виталик и взял бокал.
– Если жить хочешь, тупая башка, мой тебе совет – прими веру Аллаха.
Виталик выпил вино, достал нательный крестик и поцеловал. Хасан кинулся на него с целью отобрать символ веры, и они сцепились. Оба проявили такую ярость, что Земфира не знала что делать, глядя на катающихся по камням мужчин. С покусанными пальцами Хасан отскочил от работника. Схватил нагайку и принялся его стегать, избегая ударов по лицу.
– Кричи: Аллах Акбар! Убью собаку!
Виталик крутился, ожигаемый ударами и кричал:– Исус Акбар! Исус Всевышний! Нет Бога, кроме Исуса!
Прославление Иисуса распаляло Хасана, он свирепел и хлестал Виталика по чем попадя. Работнику удалось вырвать плётку, и вертеться пришлось Хасану, а Виталик вваливал от души до тех пор, пока противник не выхватил кинжал, и плётка, попавшая на лезвие была перерезана.
– Что, шакал? Сапоги будешь лизать?– Свирепое лицо горца, густо усыпанное рыжей щетиной, надвигалось на пленника.
– Ты первый нарушил конвенцию по содержанию и обращению с пленными,– закрылся работник умной придумкой, а сам пятился, не сводя глаз с кинжала.
– Кто пленный, тупая башка? Ты лох лопоухий, русское быдло. Оно воином не может…только работягой, тягловой скотиной. Дорого мне обошёлся, а то бы…Руки, руки вперед!
Надев наручники, Хасан толкнул Виталика: – Вали вперед!
Через два часа вошли в районный центр Итум–Кале и остановились у сакли, которая имела приличный вид. Кладка из красного кирпича, второй уровень обведён верандой, подпёртой кирпичными же столбиками, наличники окрашены синей краской, и сакля смотрела окнами, как девушка подведёнными глазами. Дверь в дувале открыл хозяин дома, и Виталик узнал в нём моджахеда, который дал ему фляжку с коньяком, чтобы задобрить «шайтана».
– Слава Аллаху, который сделал нас мусульманами,– приветствовал кунака Хасан.
– Аллаху слава,– ответил моджахед, воин священного джихада. – Что привело побратима в мой дом.
– Позволь сначала войти и дать отдых ногам.
Моджахед открыл ворота. Его лицо не выражало других чувств, кроме внушённых традицией. Хозяин и гость сели за стол под навес, покрытый тентовой тканью, содранной, может быть, с трофейного фургона; Земфира прошла в дом, а Виталик нашёл себе место в тени под чинарой, там же приютились лошадь с осликом.
– Хочу быть таким же уважаемым, как ты, дарагой Элдар, иметь такой дом, как у тебя, право повязать чалму вокруг папахи. Укажи мне путь джихада.
Если на лице Элдара была тень доброжелательности, то после просьбы Хасана, она исчезла, потому что поручительство за воина серьёзный поступок. Ручаются в таком деле головой, не имуществом. Хоть и побратим, Элдар не желал закладывать жизнь, он тяжело искал предлог для отказа, ясный и не обидный.
– Сам знаешь, благословляет на путь борьбы с неверными муфтий мусульман. Ему я могу тебя порекомендовать, но наш муфтий перекинулся на сторону врага. Новый ещё не избран. В таком случае принеси разрешение от вашего муллы, и оно послужит пропуском в горы.
Хасан почувствовал, что путь в горы затянется и спросил: – А короткий путь знаешь?
Элдар достал мобильник и через минуту в дверях дома появилась женщина с подносом, вазой с фруктами и бокалами, а её руку отягощал кувшин. Земфира несла за два уха закрытое горбатой разрисованной крышкой блюдо. Выпив вино, Элдар спросил:– Зачем привёл шайтана в мой дом?
– Что ты, кунак, зачем работника шайтаном зовёшь?- Удивился гость.– Купи его. Велосипед чинит, мотор, чайник, транзистор…
– Сколько хочешь?
– Пять штук.
Лицо хозяина перекривило наигранное смущение. Оно передалось гостю, и в груди его похолодело, он почувствовал прилив страха: зачем же торил нелёгкий путь и что же делать, если кунак не возьмёт работника.
– Ты думашь у Элдара два сапога – пара.- Он поднял обе ладони.- У меня один дом, одна пещера в горах, одна жена и дочь. Ты падари его мне, тагда пакажу короткий путь в моджахеды.
– Что ты, Элдар, я не такой богатый, чтобы бросаться бабками. Он мне во столько обошёлся.
– Пахади па дворам, пакажи хазяевам дарагую скатину. Рамзану, Хазбулату, Магомеду…
Пропала надежда на баксы, совсем холодным стало сердце Ха-сана. С чем же он войдёт в дом капитана в Шатое? Что оставит брату Земфиры, чтобы он содержал свою сестру, пока он не вы-служит у Шамиля нужную сумму? Хоть назад поворачивай.
– Хадить па дворам с работником, как с цепной сабакой?
– Зачем? Вот телефон, пазвани и узнай.
– Сам не пазвонишь?
Элдар заиграл кнопками на мобильнике. Рамзан отказался, Хазбулат на связь не вышел, Магомед попросил срок подумать.
Виталик понял, что им торгуют и смутился. Тоска привыкания к незнакомому хозяину, мысль о сожитие с очередной ямой обле-пили душу неведомым страхом. будто мухи лицо, которых ни-как не сдуть. Он поднялся, подошёл к Хасану, понурившись.
– Хозяин, не продавай меня. Иди спокойно в горы, а через год я выложу перед тобой пять штук баксов. Клянусь Исусом.
Конечно, его заявлению способствовала мысль о Земфире, о том, что белокожая чеченка будет рядом, и он будет пить её сметану целый год. В этом месте нам пригодится загадка про волка, козу и капусту. Каждый её знает, лодка берёт только два предмета и не следует оставлять тет–а–тет волка и козу, козу и капусту. Волком в предложенной ситуации был работник, козой – Земфира, капустой... Хасану всё равно, кто будет кочаном, пусть его съест Земфира. Без лодочника не обойтись. Но если коза останется у брата..? Нет, на это нельзя рассчитывать. Так, так, если пригласить в лодочники старуху Зейнаб, согласится ли она? Хрен тут убережёшь козу. Старуха будет спать в сакле, а коза в яме с волком. Вай, вай! Волк будет спать со старухой в сакле, а коза проводить ночи в яме. Вай, вай. что скажут нахи? Где это видано, чтобы жена ночевала в яме? Тагда, тагда – и Ха-сан решил задачку: старуха, волк и коза будут спать в сакле. Как просто, работник в кунацкой, старуха и Земфира на женской по-ловине.
– Бери ослика и возвращайся. Старая Зейнаб будет твоей хозяй-кой. Передай ей мои слова,– сказал Хасан и сам не поверил в то.
Через несколько минут они разъехались в противоположные стороны. Оба мужчины думали о деньгах, и только женщина думала о мужчине, который прошёл её и наговорил столько не-слыханных слов.
Обедать расположились против Ушкалойской сторожевой баш-ни, которая стояла на том берегу бурного Чанты–Аргуна, вде-ланная в скалу. Бойницами второго третьего и четвёртого эта-жей она стерегла в далёкие века вход в ущелье. Через поток со-хранились остатки арочного моста средневековой кладки. Хасан разложил дат–кодар, смесь творога с топлёным маслом, лепёш-ки с начинкой из сыра и помидор, ну и вино запивать всё это. Вид укрепления предков навеял воспоминания об отце, деде и прадеде, повстанцах во всех поколениях начиная с начала про-шлого века, когда появились в горах царские солдаты. Отец – участник Итум–Калинского восстания, получил четвертак и умер в Воркуте тоже в результате масштабного восстания за-ключённых. Дед служил есаулом в Добровольческой армии Де-никина. Тело деда было доставлено из–под Екатеринославля в Хачарой, и кости его тлеют в башне смерти. В ауле есть памят-ник воинам чеченцам, погибших на полях Великой Отечествен-ной, но из рода Хасана на мемориальной доске нет никого. Из его тейпа не желали воевать за русских и, тем более, за больше-виков. Прадед был муллой и вступил в ополчение шейха Узун–Хаджи, призывавшего рубить головы всем кто пишет слева на-право. Получается, что прадед воевал против деда.
К вечеру Хасан с Земфирой подъехали к Гучум–Кале, где и ос-тановились на ночь в сакле для приезжих. Хасан заплатил за ус-луги, им подала ужин ещё молодая женщина. Она оказалась вдовой, её хозяин не вернулся с гор. Социальный статус женщи-ны вновь пробудил дрожь у Хасана. Это случается с глупыми совами, спящими на посту, с ним ничего подобного не произой-дет, успокоил себя Хасан. После ужина он сказал Земфире сте-лить вместе. Женщина оцепенела. Возражать, что он не имеет на неё права пока не выплатит брату долг, было бесполезно. Если чеченец решил взять женщину, никакие доводы не помешают ему, тем более, что Земфиру все считали женой Хасана. Что же противопоставить мужчине, чем загородиться? Кричи, вой, зови на помощь, и в чём твоя жалоба? В том, что обязана выполнять каждая жена? Может быть год не будет видеть мужа, а за это время родится ребёнок от работника, эта ночь и будет доказа-тельством, что плод от Хасана. И Земфира перестала терзаться. Но как только мужчина прошёл в неё, так сразу догадался, что дверь отверз первым не он.
– Кто? – Спросил строго, намотав её косу на кулак.
– Хоть убей – не узнаешь.
Он плюнул в выпученные глаза женщины и подумал, что с дру-гой стороны есть повод от неё отказаться. Не придётся извора-чиваться перед свояком за неимением баксов, а просто швыр-нуть ему с презрением дырявую, только бы она подтвердила, и отъехать гордо. Пусть капитан разбирается кому дала его сестра.
Наутро, ещё до восхода, Хасан толкнул Земфиру и сказал грубо: – Одевайся! – Сам вышел седлать коня. Земфира включила чай-ник, и зажгла газ в плите. Когда вернулся Хасан, яичница была готова. Он подумал: всё же хорошо иметь хозяйку. За завтраком молчал, после чая достал наручники и заковал в них женщину.
– Хасан, зачем позоришь?
– Этот позор не срам, который ты мне нанесла.
Выйдя во двор, он ещё накинул аркан на шею женщины, конец верёвки приторочил к седлу. Улица была безлюдной, аул спал, но у собак сон чуток. Они провожали лаем всадника и споты-кающуюся женщину. Немного проехав, Хасан опомнился, если конь испугается и понесёт, то аркан удавит Земфиру. Он остано-вился, сошёл и опустил петлю с шеи Земфиры на талию.
– Наручники сними. Я не собираюсь бежать.
– Не побега боюсь, а для спроса одел. Кто спросит, отвечу: блудницу на суд веду.
По шосейке со стороны Шатоя шли машины, и некоторые оста-навливались, увидев мусульманское чудо.
– Эй, земляк,– крикнул водитель из кабины,– ты что творишь? Так с женщиной у нас не обращаются.
– Она блудница, проваливай, пока цел.
– Ну, ну. В Шатой только прибыл тульский батальон. Менты те-бе покажут блудницу.
Другой из легковушки: – Кунак, я обогнал два бэтээра. Освобо-ди женщину, если не хочешь оказаться в тюряге, а за оружие могут влепить пулю в лоб.
Последнее подействовало, и Хасан снял аркан и наручники с Земфиры, они спустились на тропу, что шла по берегу потока. Идти там было тяжело. В бинокль из бронетранспортера нащу-пали странную пару, и машины остановились. Выскочили ми-лиционеры и образовав цепь, стали спускаться. Хасан бросил автомат в воду.
– Кто такие, откуда и куда?
– Из Хачарой веду жену к брату в Шатой,– буркнул Хасан.
– Фамилия брата?
– Рамзан Кадыров.
Лейтенант прищурился и наступил Хасану на носок сапога.
– Руки за голову! Обыскать!
Сняли кинжал и в перемётном мешке обнаружили наручники.
– Что выбросил в воду, бандитская морда?
Хасан молчал.
– Под автоматом и в наручниках вёл меня в Шатой на суд ша-риата,– выпалила Земфира.
Прикладом в скулу Хасана сбили с ног, скрутили руки за спи-ной.
Группа милиционеров, побродив немного в невыносимо холод-ной воде, вытащила зачехлённое оружие.
– Следуйте к машинам,– приказал лейтенант.
Задержанных рассадили по разным экипажам, и бэтээры двину-лись к Гучум–Кале. Один служака из сельских сел на лошадь и рысью следовал за машинами. В ауле оставили коня для при-смотра сельскому старосте. Земфира успела рассказать, что в Хачарое томится русский, а в Итум–Кале живёт полевой коман-дир банды. Бэтээры пустили клубы дыма и побежали веселее. Лейтенант передал в Шатой случай на подъезде к Гучум–Кале и добавил, что горцы в аулах ходят в открытую с автоматами за спиной, а что хранится в их саклях одному Аллаху известно. Командир батальона приказал свернуть с дороги в подходящем месте, замаскировать машины, рассредоточиться и ждать бое-вую машину пехоты с солдатами. Конечно же, чеченцы из Гу-чум–Кале сообщили Элдару, что менты зачищают аулы, и он скрылся, конечно же, сотовая связь разнесла тревогу по горам, и оружие схоронили по тайникам, а горцы сели на скамеечки пе-ред саклями и приготовились к немой беседе с федералами. Экипажи бэтээров заняли оборону в сторону распадка, в кото-рый нырнули машины. Хасан и один боец остались в транспор-тёре. У чеченца ожил мобильник, и он попросил бойца достать телефон и послушать.
– Салям, это Рамзан, ты где?
– Какой Рамзан? – Спросил боец.
– Ты кто? А где Хасан.
– Арестован твой Хасан.
– Рамзан! – Закричал Хасан.- Мы рядом с Итум–Кале в ущелье.- И тут кулак бойца заткнул рот Хасана.
Этого сообщения было достаточно, чтобы моджахеды Элдара нанесли визит группе лейтенанта до прихода подкрепления из Шатоя. Не опасней ли сидеть в лесу, не имея возможности, в случае чего, совершить манёвр колёсами, не правильнее ли за-лезть в бэтээры, а здесь оставить наблюдателей? Такие опера-тивные вопросы томили командира. Он оставил два поста по два бойца, остальным приказал скрыться за бронёй. Увидев Земфи-ру, лейтенант подумал, что против неё у него ничего нет, и неза-чем женщине оставаться в такой обстановке. Они вышли на шоссе, и лейтенант остановил газон.
– Доставишь женщину в Хачарой,– сказал водителю.
– Но туда нет дороги,– возразил тот.
– Найдёшь. Повтори, как понял!
– Хоть ничего не понял, но доставлю.
– Живи и не бойся никого, ты под защитой Конституции Рос-сии,– сказал Земфире на прощанье лейтенант.
На подъезде к Итум–Кале ушей пассажиров газона настигли взрывы гранат.
– Вот и всё,– сказал водитель с облегчением,– некому теперь проверять исполнение приказа, так что, если хочешь, чтобы те-бя доставил до двора, плати бабки.
– Сколько?
– Триста баксов. Я всю резину порву по камням.
– Ни при мне, ни дома нет таких денег, но при встрече Элдар те-бе заплатит, может быть новой резиной. Дай мобильник, я свя-жусь с ним.
– Сиди уж,– угрюмо буркнул водитель газона,– верю на слово.
По камням газик прыгал не быстрее лошади, и лишь к вечеру достиг Хачароя. Ни Виталика, ни ослика во дворе не было, с ут-ра, должно быть, отправился выполнять клятву Хасану. Земфира оббежала несколько саклей и узнала, что Виталика не видели с тех пор, как он покинул вместе с хозяином аул.
Виталик нашёл заказы в ауле Элдара. Его запомнили проделкой с шайтаном, и хоть с опаской, но согласились на починку быто-вых приборов. Ночь провёл в сухом сарае вместе с осликом. На другой день эхо ручных гранатомётов сдуло горцев со скамее-чек, и вызвало в их душах усиленные просьбы к Аллаху. В каж-дом дворе стелили циновки, становились на колени, истово про-ся милости небес. Вскоре появился Элдар с воинами и успокоил аксакалов. Боевики несли на носилках мёртвых. По аулу поплыл плач родственников. Спешно выкатили тележку с командирско-го двора, запрягли в неё быка и уложили труп. Быстро погнали медлительного быка по направлению к Хачарою. Мусульманин должен быть похоронен в день смерти до захода. Узнав, что в ауле приютили русского, Элдар перекривился и распорядился о мерах надзора за ним.
– Рассчитывайтесь с ним не скупясь, он зарабатывает деньги для жены кунака моего Хасана, да примет Аллах его душу в райском саду.
Элдар осмотрел то, что осталось от кунака в разбитом бэтээре. Вторая машина ушла невредимой, а значит лейтенант не погиб.
Возле сакли Хасана катафалк остановился. Выбежавшей Земфи-ре Элдар крикнул:– Плачь, женщина! Раздери красоту на лице, твой муж погиб в бою как моджахед.– К тележке подошли зем-ляки, и Хасана повезли в башню смерти на ужин воронам и ша-калам. Там четыре старика покрепче переобулись, ибо сказано: не носи глины с кладбища на подошвах своих ботинок, и пере-несли труп по ступенькам через стену башни. По окончании ри-туала, Элдар зашёл в саклю и сказал Земфире:– Твой дом под моим покровительством. Вот деньги, организуй поминки ге-рою.– Он протянул женщине несколько зелёных бумажек. Со-седки уже варили плов, резали овощи и нагружали фруктами стол. Элдар отвёл Земфиру в сторону от пожилых чеченок и ска-зал негромко: – Аллах ждёт от тебя мести за смерть мужа.
– Каким способом? Что я могу?– Земфира выразила недоумение.
– Аллах подскажет и научит. У нас есть школа мстителей. В ней проходят подготовку много твоих ровесниц. Подумай, сестра.¬– Элдар прижал женщину к груди и погладил волосы.– Откройся мне, ты не ждёшь джигита от Хасана?
Земфира накинула платок, сползший на шею от движения ладо-ни Элдара, и закрыла лицо.
– Не знаю, Хасан меня не трогал, так как дал зарок перед Алла-хом, что не будет со мной спать, пока не выплатит калым. Но последнюю ночь перед гибелью, словно почувствовал, предло-жил постелить нам вместе.
– Да, твёрд был твой хозяин в исполнении шариата,– промолвил задумчиво командир боевиков.– Извини, сестра, что не могу присутствовать на поминках. Даже с женой не перекинулся сло-вом.– И витязь в торговой шкуре оставил тревожный образ в душе Земфиры.
Почему бы на ней не жениться, пророк Мухаммед, да благосло-вит Аллах его род, имел тринадцать жён и десять наложниц. Среди них только две целки, остальные вдовы. У Хасана боль-шой виноградник, отара, дом, можно продать и заплатить калым Рамзану, ещё и навариться.
Теперь, когда хозяина нет, стоит ли держать клятву, размышлял Виталик, но он настолько по жизни привык мастерить, исправ-лять и чинить, что оставить без помощи людей, надеющихся на его руки, не мог. Ну, предположим, что он сорвался бы ночью в сторону Шатоя, где находился штаб тульского батальона. Мел-ким шагом, робким зигзагом за две–три ночи достиг бы райцен-тра. Светлое время безопаснее переждать в лесу. Счастье его попасть в руки пришельцев, а как окажется в лапах продажных ментов местного производства? Снова яма, никто не откажется от ходячих пяти штук. Даже федералам хрен докажешь, что ты не верблюд, без документов. Но мы не зря брали с ним грибы на Карамалке. Когда Виталик три года спустя вернулся к месту прописки, он ещё несколько лет и зим доказывал, что он – это тот, которого послали с грузом в Чечню. Начальник колонны предупредил, что лучше бы ему не объявляться, так как вина за потерю машины и груза лежит на нём, а уж надеяться на ком-пенсацию за три года рабства просто смешно. Само собой, что жена его в квартиру не пустила, а дети не признали. У них был другой папа. И пришлось Виталику чинить велосипеды в служ-бах быта без записи в трудовой. Спасибо, что в чёрной ведомо-сти позволяли расписываться, там и жил, где сторожил по со-вместительству. Ну а в данной трудовой и боевой обстановке он помнил о жемчужной Женщине. Не будем поднимать до любви с большой или маленькой буквы чувство Виталика, ограничим его чутьём, точно такой же породы, что влекло к Мужчине Зем-фиру. Сластью называется такое чутьё, призывная, ничем не сдерживаемая тяга однажды слившихся тел. Он всеми способа-ми рвался к дому бывшего хозяина. Но его отпустили только то-гда, когда все чайники в ауле не текли, моторы заводились, как говорится, с первого пинка, машинки стригли, педали крутили и даже самогонные винокурни исправно возгоняли чачу, запрета на которую не найдёшь в Коране.
Виталику тогда было сорок пять. Какой он жених для Земфиры. Но любовник был отменный. Когда вернулся в саклю, да ещё без страха, да с любовной голодухи, что там было? Мы же зна-ем, что такое жёсткий секс, так называемая жесть, но Виталик привык жёстко спать, жестоко работать, здорово пить при ми-нимальной закуске и жить в жёстких условиях со дня рождения. В постели он был ласковый зверь, и Земфира не променяла бы его на грубого чеченца. Когда же она призналась Виталику, что у неё задержки, и что он может быть отцом её ребёнка, Виталик не растерялся, как многие любовники в России. Восторг свой излил ещё одной страстью к белой-белой жене.
Первыми овцы обратили слух глуховатых стариков на саклю Земфиры: блеяли благими жалобами на то, что они давно про-снулись, а хозяйка до сих пор не дала им сладкой свеклы, кудах-тали куры и крякали утконосые, даже конь бил копытом о зем-лю, требуя овса, пытаясь достучаться до обязанностей хозяйки. Сон блаженной пары нарушил мулла, исполнявший долг старос-ты. Стуча священным посохом, он вошёл в кунацкую и обнару-жил на женской половине пару, часто-часто дышащую друг дру-гу в ухо.
– Срам имейте! – Строго зыкнул аксакал на чеченском.– Скоти-на не понимает, чем вы тут занимаетесь.
Любовники опомнились и замерли, натянув на себя одеяло. Ви-талик, как истинный мужчина, принял удар на себя, он обвер-нулся простынею и вышел к старцу.
–¬ Пощади, отец, не карай!
Мулла сплюнул Виталику под ноги и вышел из сакли, не при-крыв дверь. Всё, что заработал, Виталик понёс вдогонку мулле. Слова не понадобились, старик взял половину и, тем самым, подписал договор о молчании.
После того как мулла их застукал, Виталик впрягся. Он выгнал овец на предгорье и щелкал там бичом до сумерек. Радостно ог-лядывал грозные горы. Ни булава, искандер, ни тополь не смо-гут с ними справиться, а чистильщики – вполне. Лазутчики по горам, распадкам и узким щелям. Но подрастают мальки, и му-эдзины призывают их выйти на тропу мести. И что же, его сын, как слепой кутёнок, обвешается бомбами, чтобы метать их в верхолазов и в краповые береты? Его сын, не такой плюгавый, как папа, а рослый чечен, станет бандитом, и чья–то мать заль-ётся слезами над телом своего мальчика, в которого вложила столько забот, любви и ласки. Эх, люди, нечто это по-человечески? Не правильные у чеченов пастухи, не туда ведут свои отары. Надо бы им с Поволжья выписать правильных су-фиев, хазратов и хасбулатов.
Официально назначенных мусульманским центром России ду-ховных наставников, горцы на дух не приняли. Там, за гранью дружеских штыков, где как бы жили не фундаментальные му-сульмане, там суфии имели вес. Ближайший оплот исламской власти джамаат находился в Итум–Кале. Зачем мы об этом уч-реждении вспомнили? Виталик подумал, что было бы правильно перечислить семье некоторую сумму. Без паспорта не примут. Он спросил Земфиру, не знает ли она, где хранил его документы Хасан. Женская логика сообразила по другому: с паспортом убежит, и ответила, что не знает.
– Тогда поедем в ближайший сельсовет, припишешь меня, что-бы чувствовал себя гражданином Чечни.
– Ичкерии,– поправила Земфира.– Тебе нашу веру принять сле-дует,– ласково добавила.
– Что вы заладили, смени да смени бога? Это вам не сапоги,– достало Виталика до печёнок.– Неверующие, или другой веры здесь без паспортов проживают?
– Таких не знаю. Всё равно без свидетельства о рождении тебе не выпишут паспорт.
Дела. Об этой заморочке Виталик знал, но надеялся, что в горах с ней затруднений не произойдёт.
– Семье хочу помочь,¬– взмолился к белой женщине,– в России трудные времена, зарплату не выдают по несколько месяцев.
– Я тебе буду платить регулярно.
– Моим там не станет легче.
Земфира притихла, задумавшись. По рисунку лица стало замет-но, что её что–то угнетает, хочет что–то сказать и не решается. Виталик подошёл к ней и приголубил.
– Не огорчайся, переживу. – Он заглянул ей в глаза, полные слёз, и стал их целовать.– Не плачь, а то и я заплачу.
– Ах, русский, русский, откуда ты взялся такой… такой милый и сердечный? И что дальше с нами будет? Жила бы я без тебя, горе мыкая, а как отберут тебя, ещё большую боль испытаю.
– Кто?
– Найдутся охотнички, хотя бы Элдар. Он эмир аулов. Мы кормим его отряд, обшиваем и обстирываем. Десятая овечка – его, десятая корзина плодов тоже, индюшка, курочка. Вторая из десятка на содержание мечети. У вас платят налог церкви?
– Нет. Попы живут требой, гребут за свадьбы, крестины, похороны.
Через несколько дней заявился посланец от эмира, вручил Виталику Коран на русском, сказав, чтобы читал – это приказ, потом последует обряд вступления в веру, дадут паспорт, и рабом больше не будет. Иначе, распнём, как евреи вашего бога, по-обещал нукер Элдара. Какая наша православная вера? Крестик носим и ладно. Есть новомученники за веру, но Виталик таких не знал. Чеченцы, ведь, не фашисты, ради свободы можно и притвориться. Что делать? Терпеть и жить, и до криниц добраться, там жёсткою водою обласкаться, и аз там быть.
Виталик стал поглядывать на закат. Там когда–то царствовала Тамара и геройствовал Саакадзе, помнил наш безродный пастух. То, что царица побрачевалась с владимиро–суздальским князьком, Виталик не знал, а то бы ещё пристальнее разглядывал чеченское Килиманджаро, отделявшее Каспий от Чёрного моря. Уровень черноморской чаши был выше каспийской чашки, и в случайные периоды, когда грузинская чаша переполнялась, она имела привычку переливаться, объединяя Дон и Волгу, в восточное внутреннее море.
И море перелилось. Чаша милосердия подняла уровень над чашкой эгоизма, Земфира вернула Виталику паспорт и водительские права со словами: – Возьми, русский, документы. Сердце моё не камень.
Верхом на лошади Виталик отправился в Итум-Кале. Жена его получила подъёмные, но они были первыми и последними.