Звонок был неожиданным. Мои первые и обычные слова:
- Где ты? Приезжай.
И она - приехала.
За окном - ливень, внутри - снег...
Я радовался, как ребенок. Мы с ней - или расстались, или не расставались. Никто толком не знает. А она все приходит и приходит. Причиняя боль обоим. То большую, то меньшую. Вот и сейчас. Но на этот раз я решил быть суровым. Не обниматься, не целоваться, не проявлять того, что может быть принято за ласку. Даже звонки телефона и входной двери, которые всегда отключались с ее приходом, чтобы быть только наедине с ней, теперь остались на линии. Для защиты. Я был не только с ней. Я - был открыт всему миру. И это - символ. Моего, хотя бы частичного, но все же - освобождения. За окном - ливень, внутри - снег...
И мы - пьем. И кофе, и спиртное. И она - нагревается, и рассказывает:
- Я закончила картину.
- А в ней есть я? - интересуюсь, как всегда.
- Тебя нет. Но картина - очень сексуальная. Сплошные члены. И другие обнаженные части.
Сразу теряю интерес. Поскольку ее картины считаю отражением именно наших, а не чьих-либо иных отношений. Такой вот, эгоистический подход. Ну и пусть. Сейчас ее "наши" картины - закрыты в чулане, они - "наказаны" за ее измену. Ведь раньше я тоже писал - только ей. А теперь? Кому все это нужно? За окном - ливень, внутри - снег...
Говорить было не о чем. Паузы удлинялись. И я - посматривал на часы. И она - тоже. Каждые пять минут. Но - не уходила. Ждала чего-то. Дождалась.
- Здравствуйте, - позвонил бывший ученик, самый верный. Ходил года четыре. Но главное - всегда видел во мне пример для подражания, как я понимаю. Он выдавал мне, спустя годы, мои же фразы и поступки, о которых я и думать-то забыл. И вот опять.
- У меня сгущенка, - эта фраза открывала двери моего дома всегда, - и мы сейчас приедем с девушкой.
- Хорошо, - вот оно, то долгожданное приключение, - жду вас.
Я вернулся на кухню. Теперь, когда она все слышала, ни о каком уходе не могло быть и речи. Ее манит компания, просто скопление людей. Где она может отвязаться, показать себя.
Он пришел со скромной на вид девушкой, которую ласково называл точно так же, как я когда-то - дочь свою. Огромные глаза ее смотрели на меня и на все окружающее с удивлением и восторгом. И мне это нравилось. И она - тоже. У нее было главное - душа. И наивность. И молодость.
Ученик и девушка сели по разные стороны стола, а мы с ней, старички, расположились на одном стуле в центре, как бы разделяя их. Она торжественно об явила, что скоро должна уйти, поэтому еще один стул не нужен. Но я-то знал истинную цену этим словам. И понял, что она опять устроит "веселый вечер", как сделала это неделю назад на мой день рождения. В этот раз все повторилось без изменений, только перед другой публикой. Те же дурацкие танцы с пьяным ползанием по полу и маханием руками и ногами перед носом у спокойных и ничего не понимающих людей. И такой же уход. Теперь она, как-бы, обиделась на то, что ей не позволили дергаться по-идиотски под православный церковный хор. Мне было скучно от ее глупых выходок. Она - просто раздражала. Не только меня - всех. Какое-то сумасшествие. Я понял, что она по-другому не может. Это - ее стиль. И - ограниченность. Конечно, можно предположить, что она - ревновала. Она чувствовала, что девушка - нравится мне. И была права. Когда мы пошли танцевать одни, та отдавалась полностью и так, что, если бы никого не было, мы оба натворили бы дел. И мы знали это. Но - держался из последних сил. Даже не поцеловал. Не знаю, почему.
Их визит был инспирирован тривиальной причиной. Еще за столом он сказал:
- Помните, Вы давно говорили мне, что, если я надумаю жениться, нужно приехать с ней в гости. И вот теперь - Ваше слово.
- Я предлагаю самый короткий тост, - был мой ответ, - выпьем за "Да".
Разве мог я сказать что-либо другое? Да я и со своим-то грузом с трудом разбираюсь. Они пили, удовлетворенно посматривая друг на друга. Я видел, что особого контакта между ними нет. Как всегда, она его внутренне опережала, а он - только внешне хвалился и кичился своим "лидерством". Обыкновенно, это заканчивается самодурством в семье. Тривиальная ситуация. Но, когда девушка, науськиваемая им, села за пианино играть немногие и простые, но исполняемые с воодушевлением, мелодии, он - спал. А я - уважительно и проникновенно слушал. Конечно, ей было обидно, что и говорить: Бог с ним, с контактом, чего только ради замужа не натерпишься. После этой игры со сном, когда мы с ним на секунду остались вдвоем, он ляпнул непринужденно:
- Может, Вам отдать ее на воспитание на полгодика? И, я уверен, Вы сделаете из нее настоящую женщину.
- Отдавайте, - с ужасом посмеялся я. Это мне совсем не понравилось.
Ну и молодежь пошла. И я начал потихоньку сворачивать их неожиданный визит. Они ушли, пообещав скоро быть еще и наговорив кучу любезностей.
Но, только я вздохнул облегченно, как снова прозвучал телефонный звонок. Звонила она, пройдя лишь полпути к своему мужу.
- Я стою у метро, и никаких автобусов нет, - замечательная уловка.
- Что ж, приезжай. - Такое продолжение меня вовсе не радовало.
- Постели мне отдельно, - хитрила она.
- Хорошо, - тяжело вздохнув, я занялся продолжением навязанного действа. А так мечталось побыть одному.
Когда она приехала, я уже засыпал. Она прошла в темноте и легла на пуфик, разложенный параллельно рядом с моим. Это и называется "отдельно". Я лежал ровненько и "солдатиком", боясь пошевелиться.
- Ты спишь? - начала она.
- Нет.
- Знаешь, это, наверное, мой последний приход к тебе. Я могу скоро выйти замуж.
Теперь мне стало понятно, зачем она вернулась.
- Ты же замужем, - пытался подтрунивать я. В ответ - много-значительное молчание. - Ничего, - продолжал поддевать я, - как от одного ходила ко мне, так и от другого будешь.
- Нет, это совсем другое.
Я не отвечал, пытаясь отстраниться от всего этого бреда и уснуть, понимая, что она говорит - правду. Мне так хотелось хотеть этой правды. И я лежал, не двигаясь. За окном - ливень, внутри - снег...
- А картины ты мне отдашь, если я договорюсь о выставке? - она просила разрешение на обрыв последней ниточки, связывающей нас.
- Конечно, - я пытался отвечать безразлично, - они все твои.
Я уже стал засыпать, как вдруг ее рука проникла ко мне и начала ласкать. Я оставался неподвижным. Но всему есть предел. Она продолжала и притянула меня к себе... Это был не секс, а его худшая половина. Она не допускала полностью, лаская руками и целуя, оправдывая все, как это делают "находчивые" женщины, своими "делами". Было откровенно противно. Как-будто все происходило не со мной. Думалось о другом. Мечталось - о другой. Быть - с ней, той, прошлой, моей. А эта, принадлежащая уже не мне, чужая, порочная и растраченная, уже не волновала, не возбуждала меня. И я почувствовал - бездну. Пугающую и черную. Бездну ее измененного сознания. И увидел, к ужасу своему, что, действительно, у нее - "съезд", или "сдвижка", потеря адекватности. И мне стало страшно, как в клетке с неуправляемым зверем, я почувствовал, что она - даже способна убить, как в сексуальных ужастиках. И понял, как можно одновременно и быть с любимым человеком, и не быть с ним, когда вместо его личности рядом с тобой - ночь, когда, вместо того, чтобы уйти или умереть, он просто сходит с ума.
За окном - ливень, внутри - снег...
Утром она поднялась очень рано. Я специально "не просыпался" после ночи кошмаров, чтобы не видеть ее, не общаться с ней. Было - тошно.
- Я ухожу, - сказала она в дверях.
- Угу, - "не просыпаясь", буркнул я, лежа с намеренно закрытыми глазами, зная, что она не вернется уже никогда. Даже, если придет. Хлопнула дверь.
За окном - ливень, внутри - снег...
________________________
Последняя фраза из моего стихотворения "Ливень":
http://stihi.ru/2014/03/26/3641