Чиновник

Мидлав Веребах
          Вот вы тут всё твердите: чиновник, чиновник. И столько я чую в этих ваших звуках неприязни, что, кажись, выключи вдруг разом везде свет, вы кинетесь топтать их копытами и садить на рога. И чего это «чиновник» для всего вашего поголовья, будто красная тряпка? Сразу глаза с кровью, из ноздрей – дым. А я, вот, – тёть Люсь, плесни ещё всем по кружке, – скажу вам прямо здесь: по мне, так в каждом случае разбираться надо. Нельзя огульно. Они, ведь, разных сортов бывают. Понимающие тоже попадаются. Не верите? Так я вам недавний случай расскажу.

          Я, мужики, знаю, что говорю: пришлось тут на той неделе пообщаться с одним, архитектором нашим – а и нормальный чувак оказался. Вась, губы утри, смотреть противно. Короче, прижало меня. В жизнь бы не попёрся я ни в какие кабинеты, если б не надумал свой однокомнатный гадюшник на комнату поменять, с доплатой конечно. Так даже своё продать не дают, ссуки. Говорят, перепланировка не узаконена – стенки между чуланом и сортиром в натуре нет, а на плане есть. Вот и пришлось к этому главному градостроителю нашей тьфутаракании тащиться, узаконивать. Сидит такой жирдяй в костюме с галстуком в своёй комнатёнке один за большим столом, серьёзный, губу пятит. Да вы его видали сто раз: он по понедельникам и пятницам сюда захаживает, когда с работы идёт.

– Вот, – говорю, – Василий Никитич, (это я на двери прочёл) квартеру продаю. Заяву на визу принёс. И план.
– Так ты же, я слышал, перепланировку сделал? – спрашивает и смотрит пытливо. – Снёс стенку-то?  Это самовол. Статья 222, - играет какой-то тоненькой книжицей и что-то ещё не по-нашему, типа: – Гррка рэфэ.
– Да не, – говорю, – она уж сгнила вся напрочь. И давно уж это было…
Никитич смотрит на меня в упор. – Давно, говоришь? До приватизации? – и открывает толстенный гроссбух с кучей закладок. – Безответственное хранение госимущества. Статья 312, часть первая ука.
– Да какое там имущество! Ткнёшь коленом - рассыпется…
– Ага. – Листает том, смотрит всё суровей и, похоже, нервничает, потому как глаз вдруг дёргаться начинает. – Намеренное уничтожение чужой собственности. Статья 167 ука.
– Да не собирался я, – говорю.
Тут тик у Никитича разыгрался вовсю – на второй глаз перекинулся:
– Ах, так? Случайно? Уничтожение по неосторожности? Статья 168.
– Да сама она развалилась! – я тоже начинаю нервничать. – От сырости…
– Сама? А что ж не чинил? Доведение до самоубийства. Статья 110. Неоказание помощи. Статья 124. Оставление в опасности. Статья 125…

Тут я вдруг вспомнил, где раньше архитектора встречал – в нашей ментовке. Ну, капец, думаю. Точно, не подпишет, да ещё срок даст мотать. Тут прорвало меня:
– Мне что, мокриц плодить что ли? Там же труба сто лет течёт. Стока всякой мерзости развелось…
Тут Никитич достаёт торжественно из стола газету: – Ага. Только что Дума приняла. Пособничество терроризму. Заражение источников воды. Статья 205. От восьми до двадцати лет.
Я чуть не опупел, едва нашёл задом стул:
– А если как по-другому?
– По-другому штраф. За самовол. Тысяч пять.
Тут в моей голове совсем помутилось:
– Ты чё, гад! – кричу ему в харю. – Где ж я возьму такие деньжищи?!
– Тогда две.
– Нет у меня. Стольник, вот. Последний.
– Тогда коньяк. Айзербайджанский.
– Где ж я тебе, уроду, за сотню коньяк найду? – Я ещё сильно нервничал, но уже почувствовал под ногами  пол. – А бомба первача сойдёт? Мигом до Гавриловны сбегаю.
Никитич весь ажно скривился:
– Вот, блин, – цедит сквозь зубы. – Как всегда… Ну, тащи короче! А то трубы сгорят уже!
– Потерпи, Вась, – говорю ему, – шесть секунд! Только, чур, вместе раздавим.
 
Вот, мужики, вам и чиновник! И среди них люди бывают. Свои в доску.


      
                12.02.12