Я пришел на ледокол сразу после московской клинической ординатуры, с искренним желанием не только просто работать и зарабатывать, а заняться серьезной научной работой. Начал с того, что перечитал все, что было в медблоке и судовой библиотеке об особенностях Арктики, о ее влиянии на человека и т.д. Не нашел чего-то очень уж интересного, даже в переводной литературе. Пришел к выводу, что простор для научной деятельности широкий. А вот возможностей маловато: современная наука немыслима без аппаратных, лабораторных и прочих исследований.
Начал с малого. Составил программку исследований, в которой были интервью плавсостава, простейшие инструментальные исследования. И в се это должно было сопоставляться с объективными данными о местонахождении судна, о метеоусловиях. Особую ценность планируемой работы должна была обеспечить ее продолжительность, так как предполагалось динамическое наблюдение за экипажем в течение рейса.
Кроме того, я уговорил нашего гидролога Валерия Михайловича Лосева забросить меня на какую-нибудь полярную метеостанцию, чтобы договориться о возможном сотрудничестве. Мы слетали с ним на вертолете на одну из станций, расположенную недалеко от Диксона, и я договорился с метеорологами о получении требуемой информации.
Так как планировалось, что я буду обследовать моряков и на вахте и после вахты, то есть отвлекать их как от отдыха, так и от работы, программа исследований была утверждена капитаном.
Члены экипажа довольно охотно помогали мне в этой работе. Я приходил среди ночи в ЦПУ (центральный пост управления), на мостик к судоводителям, в машинное отделение. Опрашивал, измерял, записывал. Всю получаемую информацию, в том числе и данные, поступающие от метеорологов, заносил в огромную таблицу. Компьютеров тогда не было.
Надо сказать, среди моряков бытовало твердое мнение о том, что в Арктике очень неблагоприятно влияют на человека магнитные бури. Внешним проявлением бурь было северное сияние. О северном сиянии в Арктике расскажу как-нибудь отдельно.
В моем исследовании несколько параметров, характеризующих интенсивность этих самых «магнитных бурь», я получал от метеорологов. Так что в этой части исследование было вполне объективным.
Так прошел месяц, другой, третий… Стали вырисовываться кое-какие закономерности. В частности, ухудшение самочувствия, бессонница или, наоборот, сонливость, головные боли и прочие подобные проявления у большинства моих «волонтеров» наблюдались почему-то в первых числах месяца и где-то во второй его половине. И это независимо от того, в каком море, на какой широте и долготе мы находились. Не было четкой зависимости и от магнитных бурь. Но исследователю важна любая закономерность. Важно только понять ее, объяснить.
Сделать это мне помогли друзья.
На ледоколе с давних времен было установлено правило: служба старшего механика снабжает все судовые службы спиртом. На флоте, во всяком случае, на северном, спирт именуют почему-то «шилом». Это и у Конецкого есть. Действовали кем-то когда-то установленные нормативы, инструкции по его использованию. Из чего исходили при разработке нормативов, не знаю.
На мою медицинскую службу полагалось десять литров спирта в месяц! Это притом, что у меня своего, чистого, медицинского спирта было более чем достаточно. Он расходовался мало, так как у нас, медиков, был регламентирован строгий учет. Мы отчитывались перед береговой медсанчастью. А этот дополнительный спирт учету не подлежал и использовался по нашему же усмотрению.
Из «шила» делали знаменитую на «Арктике» «гамбурговку», о которой как-нибудь расскажу, рассчитывались за изготавливаемые для хранения того же «шила» изящные канистры и фляжки из нержавейки, шикарные сумки из специального судового брезента, много еще за что.
Процесс выдачи этого спирта у старшего механика назывался «получкой», а днями «получки» были 1-е и 15-е число каждого месяца!
Вот вам и объяснение нарушений самочувствия моряков в рейсе, повторяющихся с завидно постоянной периодичностью.
Эта ситуация имела место в начале 80-х годов, то есть до объявления борьбы за трезвость.
Из моих т.н. научных исследований на ледоколе ничего не вышло. Возможно, не хватало хорошего методического руководства, современных или хотя бы оригинальных методов исследования. За неполных пять лет работы на флоте не опубликовал ни одной статьи, не сделал ни одного мало-мальски серьезного доклада.
Уже будучи на береговой работе, в Полярных Зорях, читал о недовольстве ледокольщиков отсутствием работы, низкими зарплатами и пр. Они требовали оплаты в валюте, увеличения северных коэффициентов, отпусков. Я вступил с ними в дискуссию, направив в журнал «Охрана труда и социальное страхование» открытое письмо с анализом истинных проблем плавсостава, с актуальными, на мой взгляд, предложениями. «Стоит ли за валюту отдавать жизнь», - озаглавили мое обращение издатели. Не лучший акцент. Хорошо, что журнал этот – не самый читаемый моряками.