В мои годы медицинская служба на атомном ледоколе солидно именовалась медсанчастью. В штате ее был терапевт с подготовкой по радиационной медицине, являющийся одновременно начальником медсанчасти или главным врачом, врач-хирург, фельдшер и фельдшер-лаборант. Еще в рейс выходил, как правило, врач-стоматолог, который переходил с одного ледокола на другой по своему графику.
На «Арктике» хирургом со времени его постройки был Виталий Павлович Андреев. До этого он был врачом-травматологом в одной из городских ленинградских поликлиник. Почему он в свои пятьдесят лет, возраст для хирурга солидный, не работает в какой-либо клинике, в институте, я так и не узнал. Уровень его теоретической подготовки как в хирургии, так и в медицине вообще, был довольно высок.
Виталий Павлович был в знаменитом рейсе «Арктики» на Северный полюс. Впервые в истории удалось на судне преодолеть льды и достичь полюса. Капитаном ледокола в то время был Юрий Сергеевич Кучиев, которому тогда присвоили звание Героя. Врачей наградили Орденами Почета.
Не забывается один случай. В медблок обратился инженер из службы РБ (радиационной безопасности) с картиной радикулита, вещью обычной. Мы его лечили, лечили, а облегчения не наступало. Смотрел его и хирург.
- У нас был такой случай, когда при подобной картине у больного был выявлен холодный натечник, сдавивший нервные корешки, - своим тихим голосом как-то утром сказал Виталий Павлович.
Поверить в такое было трудно. Не только в практике, но и в книжках я
этого не встречал. Но на всякий случай отправили вертолетом больного сначала в Амдерму, а оттуда – в Мурманск. И каково же было восхищение, если так говорить уместно, Виталием Павловичем, когда мы узнали, что у пациента действительно был обнаружен туберкулез позвоночника с натечником!
Виталий Павлович жил в Ленинграде. Жена – геолог, тесть – тоже геолог, профессор в Горном институте. Сын, дочь, которых Виталий Павлович безмерно любил своей никому не демонстрируемой любовью. От дочки иногда приходили письма, жена не писала никогда. Виталий Павлович объяснял занятостью в экспедициях, на работе. О домашних делах он предпочитал не говорить.
В экипаже его очень любили. А он подолгу осматривал, ощупывал, говорил, покачиваясь в высоком кресле, советовал весьма консервативные способы лечения или профилактики.
Он не был похож на хирурга. Да и серьезной практики хирургической, пожалуй, не имел. Однажды пришлось наблюдать выполняемую им в судовых условиях аппендэктомию. Острый аппендицит развился у одной из буфетчиц. Добраться до берега возможности не было. И Виталий Павлович пошел на операцию, под местным обезболиванием. Изящной назвать эту операцию было нельзя, хотя аппендицит был самый простой, без нагноения, с легко обнаруженным отростком. Была измучена пациентка, измучен был и хирург. Но все закончилось благополучно. Прошло несколько дней, и наша Люся была снова в строю.
В другой раз мы с Виталием Павловичем были на сопровождаемом нашим ледоколом судне, где один из моряков на почве то ли неразделенной любви, то ли ревности отравился какими-то таблетками, скорее, барбитуратами. Вторые сутки он был в глубокой коме. Все остальные функции крепкого молодого организма не были нарушены.
Нужно было наладить инфузионную терапию, то есть влить в него побольше жидкости, чтобы разбавить концентрацию яда и ускорить его выведение. Шприцами здесь не обойтись, вены на руках были исколоты еще до нас. Не знаю, почему ни у нас, ни у судового доктора, достаточно активной молодой женщины, не было подключичных катетеров.
Виталий Павлович принялся за венесекцию на стопе. Разворотив все на одной ноге, уронив при этом стерильный инструмент на палубу, перешел на другую. Здесь, наконец, получилось. Была налажена капельница, мы дождались утра и вернулись на ледокол. А судно с больным пошло в Певек, который был к этому времени уже недалеко, в нескольких часах хода.
И все-таки Виталий Павлович оставил о себе очень светлое впечатление.
Я постоянно употребляю слова «был», «вспоминается», потому что Виталия Павловича уже нет с нами. Его не стало уже после того, как я ушел с флота. Узнал об этом не сразу.
Погиб он нелепо. Летом, в отпуске, поехал с сыном на своих «Жигулях» в Москву, покупать телевизор. Почему нужно ехать за телевизором из Питера в Москву, не знаю. Возвращались в дождь. Машина сломалась. Кто-то взял их на буксир. Сын сел в первую машину, Виталий Павлович остался в своей, рулить. В общем, его «Жигули» не удержались на повороте, выехали на встречную полосу, а там навстречу другая машина. Виталий Павлович погиб сразу.
Сохранилось много фотографий. Виталий Павлович, как всегда, смущенно улыбается.
Как-то, в самом начале моей судовой жизни, я подготовил обширный материал для «Медицинской газеты». Тогда это было солидное, уважаемое в медицинской среде издание. Хотелось таким образом послать весточку своим коллегам, работающим в самых разных уголках страны. Но еще почему-то очень хотелось показать неизвестным мне питерским медикам, как здорово и интересно работается их коллеге – хирургу Андрееву. После длительных препирательств, уговоров Виталий Павлович согласился на фотографирование и отправку его фотокарточки в газету.
И статья была опубликована. Иллюстрирована она была фотографией нашего хирурга и тарелкой с большой горкой помидоров, выращенных гидропонным способом на ледоколе в рейсе. Для чего я послал помидоры, не понимаю сейчас. Как источник витаминов – они, выращенные без солнца, на сплошной химии, сомнительны. Да и хватило всего урожая только для того, чтобы по одной маленькой помидорке, и то только один раз за рейс, можно было угостить каждого члена экипажа.
Но пароходством был заключен договор с каким-то белорусским биологическим НИИ, для нас в рейсе было развлечением зайти в огромный, ярко освещаемый ангар, где на полках зеленели настоящие помидорные кусты. Так что, если продовольственную проблему эта затея не решала, то с точки зрения психопрофилактики в рейсе она была вполне к месту.