«Школы» – потому что я училась последовательно в трех школах: 52-й (она тогда находилась напротив Соборки – там, где сейчас 121-я), 47-й – на углу Льва Толстого и Нежинской, и 10-й, которую и окончила в 1963 году – она находилась на Ленинградской угол Манежной.
Школы я меняла не по собственной инициативе и не по инициативе моих родителей – меня переводили вместе с классом. Дело в том, что, когда я пошла в школу, обучение еще было раздельным: были школы женские и мужские. А уже через год нас объединили с мальчиками, переведя при этом полкласса в 47-ю школу.
Помню, в первый же день совместного обучения мама, забирая меня из школы, спросила: «Ну что там у вас за новые ученики? Кто тебе из них понравился?». И я, без всякой «задней мысли», имея к тому времени привычку все маме рассказывать, отвечаю: «Ой, мама! У нас там такой красивый мальчик появился – Игорь Рыжак! Волосы черные, глаза черные, ресницы загнутые – я еще таких красивых мальчиков не видела! Только это секрет – ты никому не рассказывай, ладно?». Мама пообещала – но в тот же вечер мою тайну «озвучила» перед всей семьей: я была оскорблена в своих лучших чувствах и долго не могла ей простить этого «предательства»!
Этого Игоря я иногда и сейчас встречаю в городе – обычно в каком-то ювелирном магазине. Не знаю, он там хозяин или просто работает. Мы болтаем, обмениваемся новостями – кто кого видел из класса и т.п. Он, конечно, уже далеко не такой красивый, как в детстве – все мы не молодеем с годами… но глаза и ресницы все те же.
Очень изменился, став взрослым, и наш староста Лева Дрезельс. В школе это был спокойный рассудительный мальчик, жил на нашей улице на соседнем квартале. Я как-то потеряла его из виду после школы и встретила случайно лет через 15: он стал таким красивым! Он вытянулся – в школе был среднего роста, – черты лица, и в детстве правильные, но не бросавшиеся в глаза из-за детского чубчика, как-то облагородились, в пепельных волосах появилась седина – он стал похож на «денди лондонского»! Детская рассудительность осталась, превратившись в спокойную сдержанность, и это тоже «вписывалось в образ» (кажется, я опять впадаю в стиль «мыльной оперы» – но что делать, если это правда!).
Мы разговорились. У него к тому времени уже была жена – тоже очень красивая женщина намного моложе его – и сын, беленький хорошенький мальчик возраста моей дочки. Кажется, они даже ходили какое-то время в один детский садик – или в нулевку – не помню. Потом я перестала их встречать. Может быть, они уехали – не знаю.
Раз уж я заговорила о красавцах и красавицах, скажу еще о двоих своих соучениках, с которыми произошла такая же разительная перемена. Это Витя Стамболцян и Жанна Гончаренко.
Они, правда, и в школе были красивыми, но в классе все-таки не так выделялись: у нас были и еще хорошенькие и красивые девочки и мальчики, да и Витька проигрывал по сравнению с тем же Рыжаком (в моих глазах, по крайней мере!). А когда я встретила его тоже лет через 15-20, это был красавец с густыми вьющимися волосами с проседью – «соль с перцем», высокий, черноглазый – глаз не оторвать!
Оказалось, что он работал какое-то время в райкоме комсомола, а потом перешел преподавать в техникум промышленной автоматики. Когда я его встретила в следующий раз, он уже руководил этим техникумом. Потом мы как-то встретились на вечере авторской песни в Технологическом (мукомольном) институте. Он этот институт оканчивал – а на вечере еще выяснилось, что он собрал и подготовил к выпуску сборник студенческих и туристических песен. К этому времени его шевелюра уже несколько поредела…
А Жанна Гончаренко свою внешность использовала в профессии. «Не подумайте плохого» – она стала манекенщицей: демонстрировала модели в Одесском Доме Моды. Как же она расцвела после школы! Смуглая, черноволосая, черноглазая, с правильными чертами лица и румянцем, просвечивающим сквозь матовую кожу – она была чудо как хороша! И фигурка была хорошая – правда, она была не очень высокой: среднего или даже чуть ниже среднего роста. Может быть, из-за этого и не попала в мир «высокой» моды (в прямом и переносном смысле).
Я ее недавно встретила в троллейбусе – тоже изменилась, конечно, хотя и неплохо выглядит для «наших» лет. Она была занята разговором с какой-то женщиной, поэтому я не стала ее окликать, и не знаю, видела ли она меня и узнала ли.
О Вале Крапиве я уже упоминала в своем рассказе, так что задерживаться на нем не буду. Тем более что читатели могут его вспомнить и по КВНу, в одесской команде которого он принимал самое активное участие. И его воспоминания об этом периоде, и рассказы на другие темы можно найти в Интернете. Насколько я знаю, сейчас он заведует студенческим клубом университета. А в школе он как-то не особенно и выделялся: был просто «хороший мальчик»: спокойный, хорошо учился, не доставляя особых хлопот ни учителям, ни родителям. Впрочем, однажды он со своим товарищем Леней Шнюковым что-то все-таки натворили «неординарное»: я уже не помню, что именно. Помню только, как учительница их перед всем классом отчитывала, а они стояли и усиленно рассматривали что-то, находящееся гораздо выше их нормального поля зрения, – как это обычно делают дети, стараясь не разреветься. А мне было их ужасно жалко!
И Валя, и Леня входили в такой… не знаю, как это определить поточнее – центр класса, или кружок: группа ребят, задающих тон в коллективе, вокруг которых уже «кучкуются» все остальные. Я в этот кружок не была вхожа, хотя и была отличницей, а там в основном тоже были ребята, которые хорошо учились. Я вообще как-то тогда не очень умела «входить в коллектив» – может быть потому, что никогда не ходила в детский сад.
А может быть, еще и потому, что с детства была очень ревнива в дружбе – не умела быть «третьей». А в классе так не получалось: у каждого (каждой), с кем я хотела дружить, уже кто-то был. Неля Кряквина дружила с Ларой Гришановой – они росли в одном дворе. Лида Соболь вообще была центром этой группы – она была прирожденным лидером, и к ней тянулись многие, в том числе и я.
Но, раз я уж о них упомянула, хочу сказать пару слов о каждой.
Неля Кряквина была в младших классах самой хорошенькой: маленькая, спортивная (занималась спортивной гимнастикой и имела даже какой-то разряд), курносая, с густыми золотистыми вьющимися волосами. Лара – тоже красивая девочка с мягкой улыбкой и теплыми карими глазами, окруженными, как и у моей мамы, коричневыми веками, – пришла к нам в класс, по-моему, на следующий год – и я, успевшая с Нелей подружиться, сразу ушла на второй план. Лида Соболь пришла к нам еще позже, когда наш 7-й класс всем составом (а может, и не всем) перевели в 10-ю школу, которая тогда только открылась. Лида тоже была спортивной девочкой – занималась волейболом. Вообще класс у нас был довольно спортивный, и на волейбол – в спортивную школу в Воронцовском переулке – ходили многие, в том числе и я. (Какие вкусные бублики мы покупали после тренировок! – они продавались там на углу: горячие, «с пылу-с жару»!). Но я, в отличие от остальных девочек, спортивной никогда не была, и вскоре бросила заниматься. А Лида, мне кажется, тоже имела какой-то спортивный разряд – не знаю, юношеский или взрослый.
Лида была высокой стройной девочкой (позже девушкой) с густой русой косой и красивыми – «не простыми», я бы так определила – чертами лица. Она немного косила – чуть-чуть: в моих глазах ее это не портило, скорее даже прибавляло какой то «шарм». Во всяком случае, успехом у мальчиков она пользовалась. У нее был роман с Леней Шнюковым – спокойным, немного мешковатым другом Вали Крапивы (друзья даже были похожи – одной «конституции») – это была их первая любовь. Не знаю, почему они расстались. А после него – еще один роман с Дэвиком Гарцманом – высоким, тоже спокойным мальчиком (вообще все ребята Лиды, включая первого мужа, были очень спокойными и молчаливыми – по контрасту с ней), очень похожим внешне на Иосифа Кобзона. Дэвик и его друг Алик Британ пришли к нам из параллельного класса, когда нас объединили, отсеяв самых слабых.
Лида после школы поступила в Технологический (мукомольный), там вышла замуж и стала Муниной – по мужу. Имя ее мужа я не помню, хотя и знала его: высокий светловолосый парень. Через несколько лет они разошлись – тоже не знаю почему.
Работала Лида после института в Коммунстрое, где и познакомилась со вторым своим будущим мужем Коганом, главным специалистом у электриков. Он был намного старше ее, и к тому времени был женат и имел детей от первого брака (у Лиды детей не было). Его я тоже видела, хотя и не была близко знакома, и не помню даже – по работе ли сталкивалась, когда приходилось бывать в Коммунстрое, или это нас Лида познакомила перед отъездом – они эмигрировали в Израиль.
В Израиле, насколько я знаю (от ее мамы и от каких-то общих знакомых) они оба достаточно быстро нашли себя: Коган преподавал где-то, а Лида одно время была… чуть ли не секретаршей у Шарона! Ее мама (которая вначале оставалась в Одессе) мне показывала фотокарточку, где Лида на каком-то мероприятии стоит рядом с ним. Впрочем, это вполне в ее духе: Лида всегда была очень толковой, активной и энергичной.
Не знаю, что с ними сейчас: после отъезда она прислала, кажется, одно или два письма, а потом замолчала. Надеюсь, что у них все хорошо.
Кстати, Дэвик Гарцман после школы поступил в строительный институт, женился, а потом с женой и детьми (к тому времени у них было уже двое, кажется) тоже уехал в Израиль. Может быть, они с Лидой там встретились? Я бы не удивилась – мир тесен...
За Нелей Кряквиной в младших классах «бегал» Вовка Пароконный – он тоже жил в этом же дворе. Мне даже случилось однажды поработать для него «курьером». Дело было так: вечером я шла к Неле за какой-то книгой. Вовка болтался во дворе, остановил меня, спросил, куда иду. Узнав, что к Неле, попросил передать ей записку. Я взяла, ощутив при этом укол ревности: мне Вовка, по правде говоря, и самой нравился! Игорь Рыжак к тому времени уже был прочно забыт – после маминого «предательства». А Вовка был хоть и не особенно высокого роста, но крепким широкоплечим и широкогрудым парнишкой, похожим – особенно в старших классах – на киноартиста Сергея Столярова. В классе его называли «бычок» за крутой упрямый лоб и манеру смотреть слега «набычившись» – исподлобья.
Короче – записку я отнесла (дружба – дело святое!). Правда, не удержалась грешным делом, – прочла по дороге (любопытство, конечно, не порок, но... продолжение все знают). Сейчас уже, конечно, даже не вспомню дословно: что-то типа «Неля, я тебя люблю». Нелька записку прочла, фыркнула, задрала носик – «Фу, дурак какой!» – и выкинула (или порвала) записку. Я была отомщена!
Вовка ждал во дворе: «Ну что?». Я сказала, что ответа нет, и ушла. Мне даже жалко было его немного: но, во всяком случае, меня эта история «излечила» сразу!
Вова окончил школу с золотой медалью и уехал поступать в Москву – не то в институт сталей и сплавов, не то в МФТИ. Защитил кандидатскую, потом, наверное, и докторскую – мальчик был очень толковый. Женился – ходили слухи, что на итальянке (?) – потом, правда, оказалось, что слухи о национальности жены не соответствуют действительности. Дальше не знаю – я его больше никогда не видела.
И Нелю Кряквину после школы я ни разу не видела: знаю только, что она вышла замуж, имеет детей и живет на Черемушках. Впрочем, эти сведения, наверное, давно устарели – мне об этом рассказывала Лара Гришанова очень давно: после школы их дружба как-то распалась.
А Лара Гришанова окончила университет – мехмат или физмат – и долгие годы преподавала математику в 107-й школе на Толстого. Замуж она вышла чуть ли не сразу после школы – за нашего соученика Леню Брянцева. Не думаю, что она его любила: просто в трудную в ее жизни минуту, когда ее родители расходились, он оказался рядом. Он стал художником-оформителем после школы – не знаю, учился ли где-то. У них родился сын, но жизнь не сложилась: Ленька стал пить, и они разошлись (он потом окончательно спился и умер пару лет назад). Вообще Ларе досталось в жизни: сама растила сына, очень нуждалась материально. Замуж так больше и не вышла. С возрастом стало подводить здоровье – это я знаю от другой нашей соученицы, Милы Резник, с которой Лара сблизилась уже после школы. Последние годы я Лару не вижу. Шла как-то мимо ее дома, позвонила – на звонок никто не вышел. Оставила записку в почтовом ящике с номером телефона – но она так и не позвонила. И узнать не у кого – Мила Резник давно живет в Штатах.
А в школе мы с Милой сидели за одной партой, и дружила она со мной, а не с Ларой – я ей помогала в занятиях. Это была худенькая, слегка сутулая, большеглазая девочка с мелко вьющимися каштановыми волосами, сначала разделенными прямым пробором и заплетенными в косы, потом – в старших классах – стриженными (мы все тогда – и я в том числе – мечтали избавиться от «детских» кос – и избавлялись!). Слегка заикалась, что очень мешало ей в школе. Я знала всю ее семью – и маму – тетю Лизу, и папу – дядю Фиму: чудный был дядька, очень симпатичный, любил и умел пошутить, – и старшего брата Гарика. Гарик ушел из жизни рано: он… покончил с собой. Он уже был тогда женат, имел взрослую дочь. Жена с дочкой хотели эмигрировать в Израиль, а он не хотел – боялся. И… повесился – а жена и дочь все-таки уехали после этого.
У нас в классе, кстати, тоже произошел аналогичный трагический случай: повесилась одна из наших соучениц, Люда Принцева. Но причина трагедии не имела отношения к эмиграции. Люда Принцева была высокой светловолосой девочкой, жила тоже на Коблевской угол Льва Толстого. Училась слабо, но как-то тянула. В классе 7-м или 8-м мы с ней немного сблизились даже: вместе «казенили» уроки – убегали в парк Шевченко. Я тогда, помню, «съехала» из отличниц в «хорошистки». Не знаю, что было причиной этого – может быть, перемена школы – мы тогда как раз перешли в 10-ю. А может быть, переходный возраст…
На летних каникулах перед 11-м классом нас отправили в колхоз на помидоры. Я с классом не ездила – сидела с бабушкой Розой. Как потом рассказывали, Люда после этой поездки забеременела. Не знаю, изнасиловал ли ее кто-то из местных, или она сама влюбилась. Родители Люды были строгих правил, и она боялась им сказать. И вот…
Но тогда, в наши школьные годы, до этих трагедии было еще далеко, и Люда была еще жива, и Гарик Резник был веселым симпатичным парнем, очень похожим на своего отца. Я и друзей его знала, так как часто приходила к Милке заниматься и заставала их у него. Один из его друзей, Михаил Турчинский, стал потом известным в Одессе музыкантом – играл (и еще играет, насколько я знаю) в камерном оркестре. А с другим другом Гарика – Сашей Микулинским – я даже встречалась одно время, когда уже училась в институте. Однажды он помог мне чертить какой-то курсовой, когда я «зашивалась» (хотя обычно я это делала сама). Помню, маме моей он очень нравился, а мне нет – и сейчас я даже имя его с трудом вспомнила...
А Мила после школы поступила в техникум, а потом долго работала в техотделе на Кинапе, на котором всю жизнь проработал ее отец начальником ОТК. Вышла замуж, родила дочь Диану – красивую беленькую девочку, в детстве больше похожую на папу – «мастью», по крайней мере. У Милкиного мужа, Яши Долмацкого, волосы были действительно великолепные – светлорусые от природы, они еще выгорали на солнце и были как будто разноцветные (сейчас это вошло в моду, и многие специально так красят волосы: это называется «мелирование»).
С мужем Мила не ужилась – разошлась через несколько лет. Яша потом уехал в Штаты уже с другой женой. Диана выросла, окончила здесь Строительный институт, вышла замуж, родила сына Зорика. С мужем тоже разошлась, и в 99-м они уехали – Мила и Диана с сыном.
Сейчас они живут в Лос-Анджелесе, и я гостила у них несколько дней, когда была в Штатах. И хотя мы после их отъезда почти не переписывались – иногда только Мила звонила, а с Дианой мы обменивались поздравлениями по е-мейл – но встретились так, как будто мы вчера расстались.
Милка и сейчас не пишет – лентяюга! – и Диана что-то перестала отвечать на наши – тоже нечастые – весточки. Я иногда встречаю еще одну нашу соученицу Лялю Корышеву, с которой уже больше Милка дружила – и в школе, и после школы – и от нее узнаю Милкины новости. У них все хорошо – Диана работает, Зорик растет, Милка его «пасет»…
А Ляля Корышева уже на пенсии, не работает – и «пасет» свою внучку: чудную девочку, беленькую, с толстенькой косой, очень красивую! Она так и живет на Нежинской (тогда Франца Меринга), за углом от меня. Она после школы окончила наш Педин, факультет физвоспитания (вот странно! – она в классе не была особенно спортивной). Работала не то учителем физкультуры в школе, не то тренером – точно не знаю. Вышла замуж, родила сына. Муж рано умер. Родителей тоже похоронила – я их помню, – я бывала у них дома, и Ляля бывала у меня и помнит и моих родителей, и бабушку Розу, и мою Стеллу.
Еще одна наша соученица, которая дружила и с Лялей, и с Милой, и которая тоже, признаться, удивила меня после школы – это Алла Космачева. В школе это было совершенно легкомысленное существо с белокурыми кудряшками – хохотушка, которую, мне кажется, всерьез никто не воспринимал. А после школы она поступила в Педин, окончила его и… пришла к нам же в 10-ю школу учительницей младших классов! Думаю, и учителя первое время тоже были в шоке…
А потом она перешла в английскую спецшколу №35, очень престижную, что на Французском бульваре, и сын одной из моих сотрудниц по «ЧерноморНИИпроекту» – Тани Галочкиной – у нее учился! И Таня мне рассказывала, что в школе Алла Николаевна пользуется огромным авторитетом, и мамы добиваются, чтобы их ребенок попал именно в ее класс!
Кстати, двоюродный брат этой самой Тани Галочкиной Леня Шафиро, как в свое время выяснилось, является близким другом моего мужа – и моим, естественно. Вот вам очередное переплетение судеб…
Но вернемся к Алле Космачевой.
В 35-й школе Алла проработала до самой пенсии. Сейчас она уже не работает – смотрит за мамой, которую не может оставить одну. Маму ее я тоже хорошо помню – маленькая худенькая женщина, которая всегда очень Алле помогала – вырастила ее без мужа, а потом «пасла» внучку Нелю – дочку Аллы. Ее Алла растила тоже сама – с мужем разошлась довольно быстро. Неля росла хорошенькой беленькой девочкой, хорошо училась всегда (не в пример маме!), делала успехи в фигурном катании. Поступила в университет по специальности «английский язык», потом уехала по обмену в США, там вышла замуж за мальчика тоже из Союза – откуда-то из Средней Азии. Родила ребенка, так что наша Аллка – уже бабушка. Наверное, со временем переберется к ним – но пока я еще встречаю ее в городе.
Хочу рассказать еще о трех девочках из нашего класса, которые пришли к нам в 47-ю школу в классе, наверное, 4-м – 5-м. Это Света Антипова, Света Афанасьева и Ира Шевченко. Они занимались параллельно в балетной школе, и в старших классах от нас ушли – там в последние годы сочетались общеобразовательные предметы со специальными.
Ира Шевченко была довольно высокой и ширококостной для будущей балерины девочкой со скуластым лицом, узковатыми раскосыми глазами – и толстой светло-русой косой ниже колен. В волосах перемежались светлые и темные пряди – естественное «мелирование», – и это было так красиво – глаз не оторвать! Как-то, я помню, она танцевала не то на школьном вечере в самодеятельности, не то это было уже на сцене Оперного, куда она поступила после школы, – она танцевала с распущенными волосами: это было нечто! Она была серьезной и упорной девочкой, очень мечтала о большой сцене – но, видимо, тяжеловатое телосложение помешало ей достичь больших успехов. Я ее как-то встретила в троллейбусе лет 10, наверное, назад – волосы уже были крашенные…
Мы разговорились, хотя вначале она, мне кажется, с трудом меня узнала. Сцену она к тому времени уже давно оставила. Муж, дети, семья – словом, на тот период все было хорошо. Надеюсь, и сейчас тоже.
Светка Афанасьева из этой тройки была самой хорошенькой, – пожалуй, даже красивой девочкой, – и самой легкомысленной. Особого усердия в учебе не проявляла ни в одной школе, ни в другой. Тем не менее, после балетной школы танцевала, кажется, в кордебалете Оперетты. Дальше о ней ничего не знаю.
А Света Антипова из всех троих была самой трудолюбивой, самой серьезной – и самой способной балериной. В классе же это была тихая милая и красивая девочка, миниатюрная, с тонкими мелкими чертами лица, вьющимися русыми волосами и ямочками на щеках. Носила шинки на зубах – исправляла прикус – поэтому, наверное, ее прелесть не сразу бросалась в глаза. После школы она пришла в Оперный и через некоторое время стала там одной из ведущих исполнительниц. Уже в 18 лет она танцевала в «Спящей красавице». Со временем получила звание заслуженной артистки Украины. Сейчас у нее своя балетная школа, которую знают не только в Одессе, но и за рубежом.
Я Свету, к сожалению, не видела ни разу после школы и ничего не знаю о том, как у нее сложилась личная жизнь. И в Интернете об этом ничего не нашла, хотя большая статья о ней и ее школе (посвященная ее юбилею), там есть.
...Я рассматриваю наши виньетки – выпускные фотографии разных лет, – и обнаруживаю, что некоторых фамилий уже не помню. А некоторые помню, но ничего не знаю о них – после школы ни разу не видела. Что, например, сталось с Тамарой Шевченко – ширококостной девочкой с «татаро-монгольскими» чертами симпатичного лица и очень добродушным характером? Кажется, она поступила в университет на биофак – дальше ничего не знаю.
Где сейчас Вова Парканский и Женя Бойченко, которые в младших классах писали мне записки «давай дружить» (типа того), а я «гордо» отвечала, что «дружу со всеми одинаково»! На самом деле Вовка мне нравился: это был красивый (ДА!) темноволосый – и, кажется, синеглазый? – уже не помню, подумать только!!! – мальчик с россыпью веснушек на лице: такое вот необычное сочетание. А «гордость» моя объяснялась тем (подсознательно), что я еще слишком хорошо помнила, как нас с Ленькой Филатовым (моим другом детства) дразнили во дворе «Жених и невеста, тили-тили-тесто!», и распевали куплеты:
Ленчик-пончик-генерал,
Сел на лодку и удрал.
Куда Жанка денется,
Если Ленька женится?
– и как «доставали» меня эти «дразнилки». Вот и «наступила на горло собственной песне»…
А куда девался Сережа Фарафонтов – вон какое у него хорошее лицо на фотографии: серьезные умные глаза внимательно смотрят сквозь очки... Рая Жуковская, Жанна Баклан – хорошенькая миниатюрная девочка с очень густыми слегка вьющимися каштановыми волосами. Жанна Власенко – последняя первой (прошу прощения за невольный каламбур) из наших девочек вышла замуж – кажется, за моряка. Алла Паярелли – худенькая, тоже занималась гимнастикой, как и Неля. Помню, на школьных вечерах мы с ней очень любили кружится в вальсе – она как будто по воздуху летала!
А Саня Кричевер и Таня Баранова были второй парой, кроме Лары Гришановой и Лени Брянцева, которые поженились после школы. Санька пришел к нам из 3-ей школы классе в 7-м, а Таня – позже. Внешне они как будто бы не очень подходили друг другу: Санька был невысокий светловолосый и темноглазый мальчик с круглым лицом, на котором еще можно было увидеть детский «пушок», и пухлыми губами. А Таня была крупной, склонной к полноте девочкой с темными вьющимися волосами и очень белой нежной кожей лица, на котором выделялись глаза и губки «бантиком» (не карикатурно – отнюдь нет! – она была очень миловидной). Мне кажется, класс ее сначала «не принял»: помню какой-то школьный вечер, когда она сидела рядом со мной на скамье – и никто ее не приглашал. И вот встает Санька, идет к ней через весь зал – и приглашает ее на танец. И я слышу, как она негромко говорит ему: «Спасибо, Саня».
Мне кажется, именно с этого вечера и началась их дружба, которая очень быстро переросла в любовь. Но отношения у них были «бурные»: они то ссорились, то мирились... После школы на какое-то время вообще перестали встречаться. Думаю, именно в этот период мы с Саней сдружились: видно, ему было одиноко – я так себе это «расшифровываю». Он жил в соседнем дворе, и учились мы оба в Политехе, только на разных факультетах. Отец Сани – чудный дядька! – работал начальником отдела в УкрНИИСиПе (Украинский научно-исследовательский институт станков и приборов), где позже я была на преддипломной практике и писала дипломный проект.
Но это было потом – а пока мы с Санькой ездили вместе в институт, когда расписание совпадало, бегали друг к другу в гости, целовались «втихаря» от родителей – не очень-то принимая друг друга всерьез, впрочем. Потом эта «полудружба» как-то сама собой сошла на нет: видно, Саня помирился с Таней, я тоже с кем-то начала встречаться (может быть, как раз с тем самым Сашей Микулинским – не помню). Потом Саня и Таня поженились, у них родилась дочь. Потом они разошлись... потом Саня уехал в Москву. Недавно я случайно нашла его в Интернете – оказывается, он уже 16 лет в Калифорнии, в Сан-Диего! Подумать только – я там была на экскурсии, когда гостила в Штатах – и не знала, что он там живет! У него другая жена – Лариса – и дочка от нее. А от первой дочери – внучка. У нас завязалась переписка – надеюсь, она продолжится.
Наверное, тому, кто будет читать мои «сентиментальные» воспоминания, покажется, что у нас был очень дружный класс. На самом деле – ничего подобного. Мы ни разу – НИ РАЗУ!!! – не собрались после школы.
Впрочем, попытка собраться однажды была – а то, чем она закончилась, заслуживает отдельного рассказа.
«Дело было вечером...» – я уже к тому времени то ли окончила, то ли оканчивала институт, не помню. Вдруг – звонок в дверь. Открываю – на пороге наш соученик Мишка Сидоров, о котором я до сих пор нарочно ничего не рассказывала: приберегала этот рассказ «под занавес».
Итак, Мишка...
Он был из тех ребят, которые, наверное, есть в каждом классе – это тип классного клоуна, или шута – вспомним типаж из «Доживем до понедельника». Даже черты лица у него были какие-то «клоунские»: вьющиеся мелко темные волосы, курносый – довольно крупный – нос, всегда смеющиеся небольшие глаза и рот до ушей. Учился весьма средне – мягко говоря. Во всяком случае, его отец – учитель, даже, кажется, завуч в какой-то школе – имел с ним вечные проблемы, связанные не только с учебой, но и с поведением. Несмотря на это (а может быть, именно благодаря этим своим «клоунским» задаткам), в наш «элитный» кружок он был вхож, хотя там все ребята хорошо учились. После школы он куда-то исчез – никто не знал, где он и что с ним. И вот – явился!!!
Мы просидели с ним, наверное, часов до двух ночи: вспоминали школу, наш класс – он почти обо всех знал больше, чем я. О себе он рассказал что-то весьма туманное: что уезжал куда-то на север, там работал – я всему поверила без всякой «задней мысли»: ну как же! Мишка Сидоров, мой соученик...
На прощанье Мишка предложил устроить встречу одноклассников – пригласить и нашу классную руководительницу Людмилу Константиновну (она нас вела до 7-го класса), собрать всех, кто еще в Одессе. Я, конечно, с радостью согласилась.
Не помню, Мишка потом заходил еще раз за деньгами или взял сразу – он собирал по десятке с «носа», а с пары соответственно – 20. Я тогда была еще не замужем, так что мне это обошлось дешевле – потому что Мишка собрал деньги... и исчез! Через какое-то время мы стали перезваниваться, «стыковать» сведения – кто его видел последним, кому что он говорил... Потом даже устроили «общее собрание» тех, кого он «нагрел» таким образом: ребята были настроены очень решительно – собирались ему бить морду. Уже на этом «собрании» мы поняли, что, видимо, он сидел после школы, а потом то ли сбежал, то ли уже «отмотал» свой срок – и решил «поправить свое материальное положение» за наш счет. Непонятно было другое: ведь каждый из нас дал бы ему эту десятку просто так, если бы он попросил – зачем же нужно было наплевать всем в душу?
Вот такая была история…
А может быть, поделом нам, если мы оказались сами такими недружными? Ведь и эта история тоже нас не сблизила. Вот сейчас появился и быстро вошел в моду сайт «Одноклассники.ру». Каждый день я слышу на работе: кто-то отыскивает друзей на краю света, в Канаде, США – где угодно! Я тоже зарегистрировалась на этом сайте – но в своем году выпуска я одна – никто никого не ищет…
Ау, ребята!
P. S. Через пару лет после того, как эти воспоминания были написаны, судьба подарила мне встречу еще с одним одноклассником – Витей Андриановым. Он с нами учился до 8-го класса, а потом ушёл, и мы не виделись все эти годы, несмотря на то, что жили, оказывается, на одной улице – Коблевской – только по разные стороны Нового рынка. А встретились мы в Доме Рериха на презентации антологии «Квинтэссенция», авторами которой мы оба оказались. Разумеется, я его не узнала (как и он меня – ведь прошло столько лет!), но, услышав имя и фамилию, рискнула подойти спросить. Мы выяснили, что «мы – это мы», обменялись телефонами и через какое-то время встретились уже в домашней обстановке.
Витя окончил в свое время РГФ университета (испанский язык), одно время водил группы туристов. Пытался заниматься бизнесом – открыл первый в Одессе магазин антиквариата «Коллекционер», который находился на Греческой площади за институтом «Укрниисип». Потом понял, видно, что бизнес – это не его «стихия», отошел от дел и сейчас занимается реставрацией антикварной мебели. Работает дома, мастерская – прямо в квартире.
Женат. Жену зовут Света. У обоих это второй брак. Взрослые дети – у Вити сын от первой жены, у Светы – двое детей от первого мужа и внуки.
Интересно, что в школе мы с Витей не дружили – просто были одноклассниками, не зная, кто из нас чем «дышит». А встретившись через столько лет, обнаружили, что нам интересно и легко общаться – как будто и не прошло столько лет… Возможно, нас объединяет и общее «хобби» – мы оба «грешим» стихами. Как бы там ни было, сейчас мы дружим «домами», и я очень рада, что жизнь нас свела: ведь в нашем возрасте чаще теряешь друзей, чем находишь (к сожалению)…
Но «не будем о грустном» – тем более что читателю давно уже пора переходить к следующей главе.
На фото - нижний ряд слева направо: я, Лара Гришанова, Неля Кряквина, наш пионервожатый Зюня (о нём в следующей главе), Вова Пароконный.
Верхний ряд: Тома Шевченко, Света Золотухина, Миша Сидоров, Мила Резник (её почти не видно).