В понедельник Анна Сигизмундовна открыла заспанные глаза и тотчас же зажмурила их: это яркий солнечный луч, прорвавшийся сквозь щель в наспех зашторенном окне, явился виновником её раннего пробуждения.
- Со-ол-нышко! – ласково пропела она. Сладко потянувшись, скосила взгляд в сторону будильника: - Эге, да я могла бы ещё целых 20 минут поспать! – с видимым неудовольствием произнесла она.
Эту привычку разговаривать сама с собой – Анна Сигизмундовна приобрела не так давно – с тех пор, как после окончательного разрыва с мужем, выпорхнул из семейного гнезда в поисках Синей птицы её единственный ребёнок - сын Святослав, и она осталась одна в этой обжитой, уютной квартире.
Сначала она удивлялась этим монологам, видя собственное отражение в зеркале при полном отсутствии других слушателей, а потом попривыкла.
Хотела было юркнуть обратно под лёгкое, мягкое, ещё таящее остатки сна, одеяло и додремать свои законные 20 минут, а уж только потом собираться на работу, но недавно ещё сонные глаза её вдруг изумлённо раскрылись:
- Работа, какая работа!? Я же с сегодняшнего дня – на пенсии!
Неожиданные слёзы брызнули из её глаз – они текли и текли, не останавливаясь, не замедляя своего бега - по щекам, по шее, на грудь и вскоре и пеньюар, наскоро наброшенный на плечи, и сорочка под ним были мокрыми от этих слёз, но облегчение не приходило.
Сколько времени просидела она в ступоре – с безнадёжно опустившимися плечами, с лицом, солёным от слёз, застывшим и отрешённым – никто не знает. Внезапный телефонный звонок взорвал тишину.
Усилием воли она заставила себя подняться и ставшими вдруг непослушными ногами прошагала эти два метра до тумбочки, где стоял телефон. Только опустившись на стул, она подняла трубку. Незримый собеседник, будто чувствуя её сегодняшнее состояние, терпеливо ждал.
- Алло, слушаю Вас! – усталым голосом произнесла Анна Сигизмундовна.
- Нет уж, Нюта, это тЫ меня послушай! - голос в трубке звучал довольно решительно. По характерной интонации Анна Сигизмундовна поняла, что это давняя-предавняя подружка рвётся поздравить её со вчерашним юбилеем.
Лялька, как привет из далёкого детства, напоминала о себе по большим и маленьким праздникам, всегда опережая с поздравлениями Анну Сигизмундовну, которая только ещё собиралась позвонить…
Некогда эта деревенская девочка приехала в город, где жила Аня - погостить у родственников.
Улыбчивая и простодушная, она сразу располагала к общению, и дружба, нечаянно возникшая из детских игр в песочнице, незаметно, вместе с девочками, перешла в их взрослую жизнь. Впоследствии уже Анюта гостила летом в деревне по приглашению Лялькиной родни.
- Нют, а, Нют! Ну не дозвониться тебе! Я вчера весь день названивала, да куда там! Прям Совет Министров! – Занято и занято, а вечером ва-а-ще никто трубку не брал! Ну да ладно, слушай!
И она голосом, весьма далёким от вокального искусства, с воодушевлением пропела:
- Хэппи бёздэй ту ю, хэппи бёздэй ту ю,
- Хэппи бёздэй, дорогая, хэппи бёздэй, Анют!
От неожиданной концовки губы Анны Сигизмундовны непроизвольно растянулись в улыбке:
- Ну ты, Лялька, даёшь! И певица из тебя никакая, и сочинительница!
- А-а-а,это я от волнения: зато повеселила. А то голос мне твой что-то не понравился. Признавайся: чего ревела? - озабоченно спросила подружка.
- Нет, Ляль, всё прошло на уровне. Жалко, что ты не смогла вырваться хоть на пару дней!
- Ой, а то ты не знаешь моих домочадцев! Без меня - как малые дети! Да и не это самое главное: хозяевА – то мои съехали, аж в Австралию подалИсь. Вроде недавно, а я уж и соскучиться успела за их двойняшками: такие крепенькие, да смышлё-ёные! Теперь – к новым хозяевАм привыкать… Ну, да нам не впервой.
- Нют, а как твои-то? Пишут што? Звонят?
- Да вроде всё у них складывается. Вот поздравления прислали с фотографиями. Ну, всё, Ляль, не трать больше денег на междугородку. Я, может, к Маю вырвусь в вам в гости, вот тогда и наговоримся. Праздники-то не за горами – тогда и снимки посмотришь - на внучат моих полюбуешься.
- И правда, Нюточка, пора. Смотри, приезжай! Ловлю на слове!
- Пока, Ляль! Приеду, не волнуйся! Ты хоть береги себя там, не надрывайся: всего не переделаешь! – В телефоне послышались гудки.
Помедлив, Анна Сигизмундовна нехотя положила трубку на аппарат. Улыбка медленно сползла с её лица. Грустно подумалось, что никакой телефон на свете не заменит живого, задушевного общения, когда можно запросто припасть к тёплому Лялькиному плечу и излить на него всё-всё, что накопилось в её, Анютиной, душе за последние месяцы, а потом уж, вволю нарыдавшись вдвоём с подружкой, посидеть за самодельным деревенским столом за стопочкой домашнего виноградного, за прабабушкиным кривоногим самоваром - с чаем, настоянном на смородиновых листочках, да проснуться под петушиный резкий окрик - обновлённой, как бы заново родившейся!
К горлу подступил комок: она ещё явственнее ощутила всю бесперспективность наступившего бытия – НЕКУДА спешить, НИКТО не ждёт… С одиночеством вечеров она уже как бы смирилась, но одиночество дневных будней её пугало – многолетняя привычка быть ежеминутно востребованной так въелась в её плоть и кровь, что домашнее затворничество было для неё равносильно тюремному заключению (конечно, только не зная «той» жизни, можно было предполагать такое!).
Но таков уж был характер у Анны Сигизмундовны, что даже заболевая, она не уходила на больничный до последнего и только, когда было уже совсем невмоготу, она, в буквальном смысле доползая до врача, слышала:
- Это как же надо не любить себя, чтобы дойти до такого состояния!
Другие – напридумывают с три короба, лишь бы больничный вымолить, а Вы…
И докторша безнадёжно махала рукой.
И ведь она была права, эта сердобольная докторша: несмотря на очень привлекательную внешность и моложавость, Анна Сигизмундовна, на удивление окружающих, постоянно была недовольна собой.
Она не любила себя ни на фотографиях, ни в зеркале и это при том, что всю жизнь слышала комплименты в свой адрес, - с самого раннего детства:
- то девочки старших классов голосом, не терпящим возражений, заставляли её, первоклашку, закрывать глаза, чтобы полюбоваться на её длинные пушистые ресницы с загнутыми кончиками, которые отбрасывали нежную тень на её по-детски пухлые щёчки;
- то в пятом классе просили распустить хотя бы одну из двух её роскошных кос, чтобы увидеть, как тяжёлые тёмно-русые её волосы густым водопадом опадали на форменное платье, чтобы потом, не требуя разрешения, самим же восстановить нарушенный статус-кво, то есть, – заплести косу.
И даже в самое последнее время, находясь на пороге пенсии, она продолжала получать комплименты по поводу своей внешности:
- У тебя (у Вас) – очень красивые глаза;
- У тебя (у Вас) – прекрасная улыбка. – И ещё кое-что по поводу положительной энергетики и светлой души.
И, действительно, Анна Сигизмундовна была на редкость светлым человеком. К ней тянулись люди, зная, что уж кому-кому, но Аннушке, как её ласково называли близкие, можно было доверить всё самое сокровенное, зная, что всё высказанное и выплаканное дальше Аннушкиной жилетки не уйдёт.
Проектный институт, в котором большую часть своей жизни проработала, а точнее, прожила Анна Сигизмундовна, со временем стал поистине родным домом для неё.
Придя через год после окончания института, она поступила на работу в качестве рядового инженера, а ушла на пенсию уже с должности зав. сектором.
Ей повезло с коллегами: умные и доброжелательные, обладающие хорошим чувством юмора, они, вкупе с начальником, смогли создать в отделе весьма комфортную обстановку.
Очень чётко, однако, народ знал и понимал: отдых – отдыхом, а работа – работой.
С течением времени сотрудники женились, рожали детей, праздновали свадьбы детей и дожидались внуков… Время стремительно неслось, обгоняя самые скорые поезда, складываясь в месяцы, в годы, в десятилетия…
Многие на памяти Анны Сигизмундовны ушли на пенсию и вот пришёл её черёд – не позднее, как вчера, её друзья, коллеги заздравными тостами проводили её «на заслуженный отдых».
Было всё: памятные подарки, адреса, море цветов, тосты – в стихах и в прозе, искренние и взволнованные.
Эти сердечные признания трогали до слёз и хотелось жить только сегодняшним днём и не думать о грядущем. Но вот оно настало, это грядущее!
На глаза опять навернулись слёзы. Усилием воли Анна Сигизмундовна заставила эти капельки замереть у самого края век и не пролиться. Справившись с этой задачей, она подошла к зеркалу и, как на уроках сценической речи, старательно артикулируя и глядя в глаза своему отражению, отчётливо произнесла:
- Жизнь про-дол-жа-ет-ся! – и грустно улыбнулась одними уголками губ.
Постояла минутку и отчётливо произнесла:
- Жизнь только на-чи-на-ет-ся! – и ещё раз:
- Жизнь…
И она уже искренне, радостно улыбнулась своей замечательной улыбкой, которая так импонировала знавшим её людям; расчесала свои волнистые, всё ещё роскошные, волосы и заученными движениями навела лёгкий макияж.
На работу не идти, но привычка всегда выглядеть хорошо сыграла свою роль. Анна уже намеренно оценивающе взглянула в большое зеркало и одобрительно кивнула:
- Ха, да я ещё ничего!
Стараясь не задумываться о начинавшейся новой, ещё неведомой ей жизни,
приготовила себе лёгкий завтрак. Не изменяя многолетней привычке читать за едой, положила перед собой раскрытую книгу. Бунин… Как она любила его прозу! «Лика», «Ворон», «Тёмные аллеи», «Митина любовь»…
Лирические страницы в рассказах Бунина – превосходны: любовь – возвышенная, страстная, безнадёжная и обманутая… Задумавшись, она застыла с вилкой на весу. Вспомнилась давняя-предавняя история собственной первой любви – прекрасной и счастливой – такой, что и захочешь, да не забудешь…
А случилась эта любовь во время студенческой практики в маленьком городке на стыке двух союзных республик - Украины и Молдавии, у реки Дунай, на противоположном берегу которого уже была "заграница" - страна Румыния. Вот в тамошнем пограничном порту и практиковалась наша Аннушка со своими однокурсницами - Зиночкой, Тамарой и Лариской. Появление в этом уснувшем городке четырех симпатичных смешливых девчонок в расцвете их юности произвело эффект разорвавшейся бомбы. Похоже, на второй день все жители знали, чтО за команда поселилась в общежитии рядом с портом.
У веселых, общительных девушек тотчас появились поклонники: у Зиночки - моряк; у Тамары - крановщик; у Лариски - докер, а у Аннушки - сразу два ухажера: солдат срочной службы Серёга (так звали его сослуживцы), который лишь изредка мог наведываться в гости и машинист локомотива Джек, или просто - Женя.
Свободного рвемени у девушек было предостаточно. Постепенно все со всеми перезнакомились и передружились: вместе играли в аолейбол, вместе ходили на танцы.
Впоследствии, много лет спустя, когда по какой-либо причине Анна Сигизмундовна
чувствовала себя плохо или просто находилась в растрёпанных чувствах, она каким-то внутренним посылом мысленно воспроизводила ту, давнюю, картину позднего июньского утра, когда в её полудрёме вдруг, ниоткуда, появился Он - её Принц, её Первая Любовь, которая по прошествии лет, словно светлячок в ночи - пусть неярко, пусть издалека, но всё-таки освещала её жизнь.
Эта картина все последующие годы так и осталась для неё олицетворением немыслимого, ослепительного, какого-то неземного, счастья...
Это воспоминание, окутанное ореолом светлой грусти, каким-зто непостижимым образом помогала, смягчала неприятные ощущения.
... В то утро Аннушка с Лариской, не успевшие толком выспаться после ночной смены, отправились понежиться на мелководье местного лимана, а заодно и "добрать"
по возможности чуточку сна.
После недолгого барахтанья в теплой прибрежной водице девочки забралисьв закреплённую цепью лодку, поудобнее устроившись на двух поперечинах и уже наверняка зная, что ленивое течение не отнесёт их импровизированное ложе в открытое море.
- Ню-та-а, а кто тебе больше нравится: Серёга или Джек? - зевая, почти через силу, спросила Лариска.
- Да пока - никто. За эти несколько дней я для себя ничего не решила. А что, надо?
- Тебе - не знаю, а им-то нужно определиться. Смотри, чтобы до драки не дошло!
- Но, Лара, я никому не давала повода для ревности, никого не выделяла, да и хороводимся мы компанией, никто не уединяется! - возразила Аннушка.
- Хм, а то не видно,кто за кем ухлёстывает. - не сдавалась Лариса.
- Лар, а Лар,давай потом обсудим эту тему, а? У меня уже глаза слипаются...
- Ну, ладно. Дрыхни, соня.
И Лариска прикрыла глаза. А в голове Аннушки звучала мелодия, слышанная ею в поезде Адлер-Москва, где она по окончании первого курса пребывала в качестве проводнички-практикантки: московские струденты, стайкой сгрудившись у её "служебки", устроили специально для милой девушки свой импровизированный концерт - пели под стук колес песни про любовь и дружбу, про пути-дороги.
И так кстати ей, качающейся в невесть чьей лодке, на волнах далекого от родного города лимана, пришли на ум слова этой незатейливой песенки:
Нас качало с тобою, качало,
Нас качало в туманной мгле.
В качке волны берут начало,
А кончаются на земле.
И припев:
От Махачкалы до Баку, до Баку
Волны плавают на боку,
И, качаясь, бегут валы -
От Баку до Махачкалы...
И Аннушка, пребывая в неглубоком, но таком сладком сне, уже "плыла" на яхте по бескрайнему синему морю, а у штурвала, как в кино, стоял юный, но решительный и надежный, уже закаленный морем и солнцем, её Герой, знающий, куда и зачем ведет от свой "крылатый" корабль. В пункт назначения она так и не попала: разговор, пусть и не громкий, пробудил её от некрепкого сна. Лишь слегка приоткрыв веки,
она увидела двух парней в солдатской форме, которые стояли неподалёку, на пригорке, возвышаясь таким образом над водой, над лодкой, и над двумя распростёртыми девичьими фигурками, "утомленными солнцем" и ночным бдением на работе.
Ребята откровенно любовались этой тихой, умиротворённой картинкой: вода, изрезанный ею песчаный берег и юные прелестницы в купальниках, прикрытые от солнца кружевной тенью нависающего над берегом огромного широколистного дерева.
Аннушка прислушалась. Голос говорившего показался ей знакомым. И точно: солдатик по имени Серега давал пояснения своему однополчанину:
- Смотри, вОт та кудрявенькая, в синем купальнике, о которой я тебе говорил, помнишь? Такая ладненькая вся, а как пасует на площадке! - Блеск! Аннушкой зовут.
Нравится мне она, да этот "паровозник" Джек так и вьётся рядом с ней, так и вьётся...
- Да-а, красивая! - Почему-то вздохнув, ответил его товарищ. - Ну и повезло тебе, Серёга!
- Повезло-то повезло, но сдаётся мне, что я для неё - пустое место. Два раза приглашал её на свидание - отнекивается: мол, перед ребятами неудобно...
Но Николай (так звали Серёгиного сослуживца), уже не слушал приятеля: не отрываясь, не мигая, он смотрел в упор на это небесное, как ему казалось, создание, лежащее на баке в свободной, расслабленной позе. Оно, это создание,
выглядело таким нежным, таким незащищённым, что ком стал в горле. Его рука невольно потянулась к сердцу, как будто одним этим движением можно было остановить взбесившийся пульс.
Аннушка замерла, застыла из боязни хоть единым движением, хоть вздохом выдать себя. Но та самая искра, о которой всю жизнь помнят люди, познавшие однажды яркую, незабываемую любовь, попала ей прямо в сердце и..."из искры возгорелось пламя".
В тот же вечер Николай с букетиком нежных полевых цветов стоял под окнами девчоночьего общежития. И началась новая жизнь: они виделись почти ежедневно! Уж как этому младшему сержанту удавалось отлучаться вечерами из части, с кем он договаривался - один Бог знает, но за все два месяца Анютиной практики он ни разу не "загудел" на гауптвахту.
Уже через неделю обоим казалось, что знакомы они целую вечность! Кое-кто из окружения даже завидовал этой парочке - ребята выглядели такими счастливыми; они такими влюбленными глазами смотрели друг на друга; такая нежность светилась в их глазах, что окружающие были уверены: эти двое - половинки единого целого! Не каждому посчастливится даже за долгую жизнь испытать подобные чувства!
Никакими внешними достоинствами этот парень не отличался - просто спортивный юноша с короткой стрижкой, но обаятельная улыбка и внимательные, какие-то очень добрые, глаза выдавали в нем человека большой души, надёжного и верного. Так впоследствии и оказалось... Не было уже ни Серёги, ни Джека-"паровозника", ни весёлой компании, а стало в этом мире только двое: Коля и Аня, Аня и Коля.
Если у Анюты не было ночной смены, они ходили в местный клуб смотреть кино - и билеты покупались непременно на места в последнем ряду. Рука в руке, они, казалось, замирали перед экраном. Но это только Анюта с увлечением следила за перипетиями сюжета, а Николай, сидя вполоборота, смотрел, не отрываясь, на любимый профиль и шептал ей на ушко:
- А-нют-ка, ты та-ка-я кра-си-ва-я! Ну пожалуйста, не уезжай!
- Не у-е-ду!- тоже шёпотом и нараспев отвечала Аня и продолжала смотреть фильм.
При каждой встрече он старался чем-то порадовать любимую девушку: то шоколадку принесёт, то мороженое, то цветы. А поскольку городок был пограничным, рядом с портом располагалась местная "барахолка", откуда тоже приносились подарки - то красивый шелковый шарфик, то шариковая ручка с множеством цветных стержней - всё это добро завозилось контрабандно из-за рубежа.
Семья Николая жила в грузинской глубинке - в городе Гори. Его овдовевшая мать второй раз вышла замуж за грузина, и от этого брака у Коли появились сестра Надия и брат Бичико. Отчим души не чаял в "старшеньком": и посылками, и переводами помогал Николаю пережить тяготы воинской службы.
Подошла к концу студенческая практика... Расставание было тяжелым. Стараясь разрядить обстановку, Аня вдруг пропела строчку из щутливой песенки:
Коля, Коля, колокольчик, колокольчик - синий цвет,
Что я, что я натворила - полюбила с этих лет...
Но он даже не улыбнулся, был очень напряжен и карие глаза его стали почти черными.
- Ты только дождись! - сглатывая ком в горле, просил он.
- Ты только не забудь! - шептала она, зарываясь лицом в его гимнастёрку и, хотя значки кололи ей щёки, она не могла оторвать лицо от его груди, как будто старалась зарыться поглубже, поближе к сердцу дорогого ей человека, чтобы чужие руки не оторвали её, не нарушили этого единения.
Письма приходили каждый день - тёплые и трогательные. Из всей приходящей корреспонденции Анины руки ловко выуживали одно - единственно важное и единственно нужное - от Коли. И столько нежности и любви умещалось в этом неказистом, без марки, конверте, в этих торопливых строчках, что лицо Анюты озарялось каким-то необыкновенным светом – до вечера, а с вечера она уже начинала ждать следующего…
За время ожидания Колиного дембеля два молодых человека успели предложить Анюте руку и сердце:
С одним – Женькой, её связывала давнишняя, ещё детская, дружба, и девушка не помышляла, что когда-либо эта дружба перерастёт у Женьки в нечто более серьёзное. Но он, умница, всё понял, хотя понимание это далось ему нелегко, - отступил, и искренним её другом оставался всю жизнь - до самой своей безвременной кончины.
Второй претендент, Владимир, был намного старше Анюты.
- Я знал тебя ещё девочкой, долго ждал, - до 18 лет, но ты поступила в институт… - начал он свою речь.
- Но я тебе никогда не давала повода думать, что испытываю нечто большее, чем просто дружеское расположение – пыталась возразить Анна.
- Потом я ждал, когда ты закончишь ВУЗ – продолжал, будто не слыша её, Владимир. – А теперь ты мне опять отказываешь? Кто тебя полюбит так, как я? Кто сумеет ждать столько лет? – уже на высоких нотах вопрошал он.
- Но, Володя, если я тебя за столько лет не полюбила, - полюбить уже НЕ СМОГУ, понимаешь?! Сказано же: я жду парня из армии и более мне не нужен НИКТО!
По счастью, им удалось сохранить нейтральные отношения.
Анна к тому времени жила вдвоём со старшим братом – преподавателем одного из городских ВУЗов. И этот брат, после раннего ухода из жизни их мамы и вторичной женитьбы отца, заменил юной девушке сразу обоих родителей.
Анюта была очень привязана к брату, доверяясь ему во всём. И был он для неё беспрекословным авторитетом.
Весной, после окончания службы, Николай поехал домой (уж как его там заждались!), а потом уже – и Коля и отчим его, и тётка (в качестве моральной поддержки), приехали к Анюте – свататься.
- Красавица – констатировал отчим.
- И образованна – подхватила тётка.
- Анютка, я люблю тебя сильно-сильно! Выходи за меня! – не выдержал Коля. И глухо, выжидательно глядя ей в глаза, выдавил:
– Ты согласна? - Но Анюта, залившись бордовым цветом, застыла в каком-то оцепенении.
- Н-ну??? – неожиданно воскликнули разом все гости.
- Да-да-да! – выкрикнула она и бросилась жениху на шею.
Потом выпили шампанское за счастье будущей семьи.
Брат согласился на брак молодых, но только после окончания института. Речь шла о нескольких месяцах и всех это устроило. Потом, уже перед самой защитой диплома, с общего согласия родных, приехала Колина тётушка и забрала Анюту в Гори – знакомиться с грузинскими родственниками.
Будущую невестку встретили тепло. Особенно сердечно приветствовала её мать Николая – Катя – стройная, как берёзка, с кротким взглядом из-под густых ресниц, она просто, по-матерински, прижала её к своей груди:
- Добро пожаловать, дочка! – только и сказала она.
В первый же вечер, когда ребята собрались было погулять по незнакомому для Анюты городу, мама деликатно отвела девушку в сторону и, протянув Анне какой-то пакетик, сказала:
- Деточка, надень, пожалуйста, эти чулки – у нас не принято ходить с голыми ногами.
- Но сегодня уже 1-е июня – лето началось! В чулках будет жарко! – смущаясь, возразила девушка.
- Ты прости меня, детка, но мы живём в сердце Грузии и здесь по-другому нельзя.
Аня беспомощно оглянулась в надежде увидеть Колю, но, не увидев, безропотно надела эти несносные чулки.
Когда вышли за ворота, девушка привычно взяла Николая под руку, но он, чувствуя неловкость, осторожно высвободился и сказал:
- Анюта, любимая, прости. Это не я придумал – таковы законы гор: целомудрие в отношениях очень строго соблюдается - ни за руку, ни под руку, ни обнявшись, юноши и девушки здесь не ходят. Не принято!
Эти строгости несколько насторожили Аню. Подумалось: как хорошо, что в России нет таких ограничений. На следующий день, к великому удивлению невесты, в родительском доме Коли собрался семейный совет. Он состоял из отчима жениха – Илико - и шестерых его братьев.
Пока они обсуждали будущее молодой парочки, всё замерло в ожидании, даже вечерний ветерок, казалось, утих; даже здешний Донжуан – кот по имени Маркиз – прекратил призывные вопли в адрес своей возлюбленной. Все домочадцы притаились по своим «клеткам», а сами ребята, чья судьба решалась в данный момент, стояли в тёмном углу веранды, тесно прижавшись друг к другу, и дрожали в ожидании.
Казалось бы, и сватовство уже состоялось, и перезнакомились все, а вот надо же – «совет в Филях» устроили. Ведь если бы дядьЯ не одобрили этот союз, Коля мог бы и не посметь ослушаться отца – то есть или подчиниться, или навсегда покинуть дом.
Но до крайности, слава Господу, не дошло: «сладкую парочку» пригласили войти и торжественно провозгласили:
- Выбор жениха одобряем: невеста подходит по всем параметрам;
- Свадьба будет богатая – как положено; о деньгах просим не беспокоиться;
- Один из стоящих во дворе двухэтажных домов переходит к будущим супругам в качестве свадебного подарка.
Таким образом, семью мужскими голосами судьба Ани и Коли была решена.
Потом показали заранее припасённые свадебные кольца, одно из которых - женское – с бриллиантиком, и изящные золотые часики. После заседания «суда» устроили настоящее пиршество, но женщины не сели за общий стол: не положено!
Младшие дети искренне обрадовались такому исходу дела – в результате заседания «Верховного суда» у них в лице Анюты появилась очень даже симпатичная старшая сестра. Надия сразу же расцеловала новоявленную родственницу и предложила:
- Аня, давай дружить!? А то мне даже пошептаться не с кем...
Кто бы мог отказаться от такого, совсем ещё детского, порыва?
- А ты научишь меня в шашки играть? А в шахматы? – тут же затараторил Бичико. – А то Коля всё только обещает... А я уже почти умею в нарды играть! Могу и тебя научить.
Анне пришлось согласиться и с этим предложением.
Несколько дней в гостях пролетели незаметно. На прощание мама Катя наложила Анюте полную сумку подарков: отрез английской шерсти (роскошь по тем временам!), узорчатую шаль, сушёные фрукты, варенье из орехов и бутыль чачи – для брата.
Уже после защиты дипломного проекта, получив очередное письмо от жениха, Анюта, поделившись радостью с братом, вдруг, неожиданно для себя, услышала:
- А знаешь, сестрёнка, я тут долго размышлял, советовался кое с кем, и решил, что тебе не следует ехать в Грузию. Вот рассуди сама:
- работать там тебе не дадут и про диплом придётся забыть, как пить дать;
- будешь, как у них заведено, блюсти культ отца – заставят ему «ноги мыть и воду пить»;
- за каждым твоим шагом будет наблюдать не одна пара глаз, а ты – девочка видная: кто не так посмотрит – жди разборок;
- за одним столом с мужчинами тебе тоже не сидеть;
- и последнее: уедешь в Грузию - пропадёт родительская квартира! - Я осенью уезжаю в Москву. Так что крепко подумай!
В этот раз Аня не сразу ответила на письмо Николая – всё обдумывала доводы брата: слишком силён был его авторитет. И после получения ещё двух, пронизанных обеспокоенностью молчанием близкого человека, она в ответном письме ясно и чётко дала понять своему избраннику, что не может пойти против воли брата, что не сможет навсегда покинуть родительский дом, что отказывается от своего слова, - в общем, как это ни больно: прости-прощай!
Когда письмо уже было опущено в почтовый ящик, Аня продолжала стоять, медленно осознавая, что совершила что-то страшное, непоправимое... И тем не менее, долгие недели после этого она ещё ждала письма от Николая, отказываясь верить, что всё кончено, ещё надеялась: он поймёт, что письмо написано сгоряча, что она, Аня, уже жалеет о происшедшем и, может быть, ещё не поздно всё изменить.
И только много позже она поняла, что имя её поступку – предательство, и Коля – любимый, родной человек и верный друг, ушёл из её жизни на-все-гда!
Брат уехал в столицу, где женился на тридцатилетней «девушке» с приданым в виде московской прописки и – он верно рассчитал - и стерпелось, и слюбилось.
А Анюта осталась одна – в большой родительской квартире - без родителей, без брата и, самое главное - без дорогого её сердцу человека – Коли. Приговор, подписанный ее собственной рукой, вступил в силу! Душа опустела.
И очень скоро, встретив случайно бывшего однокурсника, выскочила за него замуж – лишь бы не оставаться одной. Ничего путного из семейной жизни не вышло – ни радости, ни тепла. Не зря, видно, из её рук в стенах ЗАГСа выскользнуло вдруг обручальное кольцо и закатилось в дальний угол. Анна тогда ещё не сразу поняла, почему так участливо смотрели на неё окружающие.
- Не к добру это – услышала она чей-то приглушённый голос.
- Плохая примета – вторил ему шепотом ещё один.
Прошло где-то около года, когда неожиданно нагрянул Илико, отчим Николая, и, сквозь слёзы, с укором, сказал Анюте, уже носившей под сердцем ребёнка:
- Аня, Аня, что ж ты наделала! Столько горя вошло в наш дом с твоим письмом! Сын неделю не выходил из дома – не ел, не пил, видеть никого не хотел: только плакал… А когда вышел – худой, бледный – познакомился с первой встречной - девицей с текстильного комбината и привёл её в дом. – Илико замолк, как бы переводя дыхание, и через несколько секунд продолжил: - А у неё характер – не приведи Бог – грубый, неуважительный. Вай мэ! Что же ты наделала, девочка!?
- Если честно, Илико, - испугалась я: у вас очень суровые законы, и я побоялась бросить всё и уехать. Ведь вы наказали нам жить в Гори! Вот и дом подарили, ну а я...
- Аня, но ведь можно было пожить у нас хотя бы два месяца – для приличия – и мы бы вас отпустили...
Говоря это, Илико заглядывал Анюте в глаза, как будто после этих запоздалых слов хоть что-нибудь можно было изменить.
- Но кто-нибудь мне об этом сказал?! - С явной укоризной воскликнула Анна.- Ох, если бы знать... - Предательская слезинка выкатилась из глаз и замерла на щеке. – Если бы знать...
Семейная жизнь, как пригородный поезд, тянулась длинно и долго, с множеством остановок. Эти остановки – частые ссоры, поочерёдные уходы из дома – медленно, но верно разрушали незадавшуюся жизнь и однажды Анна Сигизмундовна не выдержала: подала на развод.
Муж был весьма склонен к выпивке и, даже после небольшого возлияния, терял «точку опоры»: глупел на глазах и говорил гадости, которые в трезвом виде никогда бы себе не позволил.
Несмотря на эту пагубную страсть, не работе супругу многое прощали – был он краснодеревщиком, мастером от Бога, и, несмотря на диплом инженера, занимался этим ремеслом с удовольствием: удивительная фантазия и «золотые» руки его создавали совершенно потрясающие, уникальные вещи – хоть сейчас на аукцион. Почти вся домашняя обстановка была задумана и сделана им самим.
Но взрывной характер его и "бутылочное" хобби медленно, но верно разрушали и без того некрепкую семью.
Ссоры – примирения, опять ссоры – и опять примирения… Этот семейный поезд ходил по кругу почти тридцать лет и в конце концов остановился. Бывший муж и теперь иногда названивает из своей благополучной «заграницы» и каждый раз кается:
- Анюта, ну прости меня, непутёвого! Виноват я перед тобой!
- Да никто тебя, Миша, не виноватит. Так получилось. Не казнись!
И все эти долгие 30 лет Анна Сигизмундовна, хоть и запрятала подальше от глаз те чёрно-белые фотографии, на которых улыбались два молодых и совершенно счастливых в своей любви человека – Анюта и Николай – она и без фотокарточки, будто наяву, видела перед собой любимое лицо – особенно, когда ложилась спать. Она, так никогда и не познавшая близости со своим возлюбленным, почти воочию, как много лет назад, слышала его шёпот:
- А-нют-ка, ты та-ка-я кра-си-вая! Не у-ез-жай!
И, как правило, просыпалась она с припухшими от ночных слёз веками.
Сын Анны Сигизмундовны вырос замечательным человеком: добрым, умным, серьёзным – предметом материнской гордости. Давние стычки в семье не повлияли дурно на характер мальчика – возможно, в этом была и её заслуга: она не скрывала от Стасика происходящее, а очень мягко объясняла всё, таким образом разруливая ситуацию.
Получив высшее образование, он несколько лет набирался опыта работы в сфере компьютерных технологий и, женившись на симпатичной коллеге, укатил с ней в Израиль – правда, не сразу, а уже заимев двух очаровательных малышей. Оказалось, что у Яночкиной мамы – семитские корни, и даже есть родственники в этой средиземноморской стране.
Судя по всему, ребята быстро «схватили» иврит, очень прилично устроились по специальности и давно звали Анну Сигизмундовну в гости. Но работа, любимая работа, не оставляла ей выбора, и только сейчас, уйдя на заслуженный отдых, она могла задуматься о поездке всерьёз.
Мысли плавно вернулись в давнее прошлое. Святослав (по-домашнему – Стасик) в те времена проходил армейскую службу, и не где-нибудь, а в Тбилиси. Анна Сигизмундовна дважды ездила к сыночку – повидаться, полюбоваться, подкормить вкусненьким.
И все четыре раза, когда поезд останавливался на вокзале города Гори – по дороге в Тбилиси и на обратном пути – она выскакивала из вагона с какой-то безумной надеждой – а вдруг? И, пометавшись по перрону, возвращалась в свой вагон вся в слезах. И никто из попутчиков не мог понять, отчего это их симпатичная и разговорчивая соседка по купе вдруг падала ничком на полку, уткнувшись лицом в подушку, и, видя вздрагивающие плечи её, они недоумённо переглядывались. Анна была благодарна этим людям, которые тактично не задавали ей вопросов по поводу происходящего.
Много воды утекло в реках России и Грузии... И до сих пор в потаённом ящичке хранятся побледневшие фотографии в сединках слёз и справка из адресного бюро города Гори:
Гражданин такой-то проживает там-то и там-то… Этой справке всего-то несколько лет и то, что Николай, судя по официальному документу, жив и, хочется надеяться, - здоров, легло тёплым комочком на сердце Анны Сигизмундовны.
Из тех памятных писем не осталось ни одного – их уничтожил бывший муж, известный ревнивец.
Имея за плечами печальный опыт семейной жизни, Анна Сигизмундовна больше не пыталась завести роман с каким-либо мужчиной, хотя время от времени с их стороны такие подвижки были.
Анна Сигизмундовна не заметила, как давным-давно вилка, нацеленная на кусочек омлета, выпала из её руки...
Она сидела, тупо уставившись в одну точку и не видя её, и очнулась лишь от звонка в дверь.
Инстинктивно подскочив, она поняла, как затекло её тело в неудобной позе, как предательская влага оросила её лицо и верх кухонного передника. Быстро схватив салфетку и кое-как приведя себя в порядок, она открыла входную дверь.
На пороге стоял импозантный мужчина со спортивной, довольно увесистой сумкой через плечо и приветливо улыбался.
- Иностранец – почему-то сразу решила Анна.
- Прошу прощения, что без звонка. Могу ли я поговорить с Анной Сигизмундовной?
- Разумеется. Анна Сигизмундовна – это я.
- В таком случае разрешите представиться: Олег Александрович. Можно просто – Олег. А у меня для Вас презент от Стаса.
- От Стаса? – задохнулась от внезапного волнения Анна. – Так Вы из Израиля?
Ей хотелось засыпать этого нежданного посланца ОТТУДА тысячью вопросов, но пришлось подавить в себе извечное женское любопытство.
- Ну да, только что из аэропорта: как Чацкий, - «с корабля – на бал». Забросил вещи в камеру хранения - и к Вам.
- О, входите, добро пожаловать! – Гостя на пороге не положено держать. Прошу Вас, проходите в гостиную, устраивайтесь. А я, простите, покину Вас на пару минут.
Гость, удобно расположившись на диване, осмотрелся. Обстановка комнаты ему понравилась: во всём присутствовали гармония и хороший вкус – и в том, как сочетались ткани в чехлах на дорогой, добротной мебели и в занавесях на окнах, и в выборе светильников, и в картинах хороших художников, в основном – пейзажах, которые висели в позолоченных рамах –каждая на своём месте. Довершали внутреннее убранство книжные полки и становилось ясно, что хозяева любят литературу и искусство вообще.
Олег, сам по профессии дизайнер, сразу смог по достоинству оценить, в какой дом он попал и какие люди здесь живут.
Прошло несколько минут и в комнату буквально впорхнула улыбающаяся Анна Сигизмундовна. Трудно было в этой элегантной, светлоокой красавице узнать женщину, ещё недавно со слезами на глазах погружённую в далёкое прошлое – светлое и трагическое.
Ей непостижимым образом удалось мгновенно восстановиться, вернуться в сегодня и, быстро поправив макияж и причёску, переодеться в любимое платье.
Воистину, только настоящая Женщина в мгновение ока может так преобразиться, тем более, что незнакомец произвёл на неё явно благоприятное впечатление.
- Да неужели вы – мама Стаса? – воскликнул гость.
- Что, не похоже?
- Да просто молоды Вы слишком для этой роли! – искренне восхитился нежданный гость. – И красивы!
- Ну что вы? – засмущалась Анна, но тотчас спохватилась: - Спасибо. Приятно услышать такие слова на следующий день после выхода на пенсию. – А теперь, ради Бога, скажите, как там сыночек мой, всё ли у него в порядке?
- Да Вы не волнуйтесь, Анна Сигизмундовна! Всё у него хорошо – и на работе, и дома. Да я с ним виделся-то всего несколько часов назад – он и подвёз меня до аэропорта на своей «Мазде».
- Ну и слава Богу, а сейчас вам нужно перекусить с дороги. Что пить будем: чай, кофе?
- Вообще-то у меня с собой есть замечательное вино – «Кинг Давид» называется. Его в одном из израильских монастырей монахи-молчальники производят из собственного винограда – на радость всем нам.
- Хорошее начало дня – констатировала Анна Сигизмундовна и стала быстро накрывать на стол.
Круглый стол её, покрытый нежно-сиреневой кружевной скатертью, моментально уставился закусками: их так много осталось после вчерашнего юбилея. Руки Аннушки так и мелькали. Настроение у неё явно улучшалось.
Вино оказалось, действительно, на редкость вкусным – весь аромат виноградников солнечной Галилеи впитала в себя эта рубиновая влага…
Анна не раз во время застолья ловила на себе внимательный, как бы изучающий взгляд Олега, и это её несколько смущало.
Из души её рвались вопросы относительно сына и не терпелось всё выведать-выспросить относительно израильской жизни, но законы гостеприимства не позволяли - покуда не насытится гость - расспрашивать его о чём-либо. Наконец, трапеза была закончена. Олег и Анна опустились в кресла по обе стороны журнального столика и началось долгожданное действо: из сумки Олега стали извлекаться подарки.
Первым вынырнул футляр с видеокассетой - о тамошней жизни её детей. Вторым - ...
Анна Сигизмундовна не стала дожидаться, что будет следующим презентом и легко, как девочка, подхватившись, она буквально подлетела к тумбочке, где стояла видеодвойка, и вставила в неё кассету. Вернувшись на место и извинившись за свою поспешность, она подалась всем корпусом вперёд и замерла перед экраном - так, как давно - вечность назад -замирала в кинозале клуба в заштатном пограничном городке на Дунае.
Первое, что увидела Анна – это улыбающееся на все 32 зуба лицо её сыночка, её Стасика, её кровиночки.
- Мамуля, привет! – воскликнул он и помахал рукой.
- Привет, сынок! – непослушными губами прошептала она. – Да ты совсем взрослый! Вот только вес зачем набираешь? – шёпотом расспрашивала она его, как будто рассчитывала услышать ответ. - Наверно, не от плохой жизни - подумала Анна. - А, может, от сидячей работы? А всё равно - хо-ро-ош!
Съёмка производилась в каком-то парке, где среди прочей детворы резвились и её внуки. Камера показала их близко – две хохочущие мордашки: Юрочка и Катюля. Что-то тёплое и блаженное разлилось у Анны Сигизмундовне где-то там, в глубине.
- Выросли-то как! – вырвалось у неё.
На фотографиях, регулярно высылаемых сыном, это было не столь очевидно, как на видео.
- А вот и Яна! – прокомментировала Анна, увидев невестку. – Отлично выглядит! – отметила она про себя.
Потом поплыли кадры, снятые из машины – семья возвращалась домой и они, эти кадры, давали достаточно полное представление о городе, в котором жили родные материнскому сердцу люди.
- Ну что же? Хороший город – зелёный, красивый. А дома почему-то – на сваях... - повернувшись вполоборота, поделилась с Олегом своими впечатлениями Анна Сигизмундовна.
А потом она увидела и дом, и квартиру, которую снимала молодая семья. Отличная 3-х комнатная квартира, оборудованная современной бытовой техникой – вплоть до посудомоечной машины, - с просторными комнатами и двумя балконами, понравилась Анне Сигизмундовне. Поразило обилие игрушек и сама детская комната – с гимнастической стенкой, с тренажёрами и с компьютером.
- Внуки – крохи, а уже в компьютере разбираются. – с удивлением подумала Анна. – Что ж, время такое – вздохнула она. – Да и детки-то уже не те крохи, что уезжали пять лет назад из родного города - уже в школу ходят. Их уже и разделять по комнатам пора, и компьютер второй нужен.
Потом внучата хвастались перед бабушкой своими талантами: кто – чем. Катя спела песенку на иврите, Юра сделал колесо и стойку на голове. Неожиданно в кадр вальяжной походкой вошёл ещё один член семьи – кот по имени Масяня, явно израильского происхождения, который жил по собственным правилам, презирая всех вокруг – даже тех, кто его кормил-поил, - разве только Катю как-то выделял он из серой человеческой массы. Доверял ей, что ли больше, или по возрасту она ему больше подходила, но спал он только с ней - удобно расположившись в ногах, а в холодные зимние ночи – забиваясь под одеяло. Никто больше, со слов сына, такой чести не удостаивался.
А в самом конце всё семейство Стаса, рассевшись на диване, стараясь петь дружно, исполнили для бабушки известную песенку «Пусть бегут неуклюже... К сожаленью, день рожденья – только раз в году!». А вконец это действо умилило Анну Сигизмундовну, когда уже все четверо в один голос продекламировали:
- Ба-бу-ля! При-ез-жай к нам!
А сын добавил:
- Ну хотя бы в гости!
И снова все хором:
- Бабуля! Приезжай!
Ну что поделаешь с женской чувствительностью! От умиления и благодарности опять увлажнились свежеподкрашенные глаза, но усилием воли Анна удержала эти счастливые слезинки.
- Как я признательна Вам, Олег, за эту кассету – настоящий подарок к юбилею! Я её, наверно, до дыр засмотрю – так дороги мне эти кадры – сказала она, с удовольствием откинувшись на спинку кресла.
- А что, - встряхнула она головой – может, и правда: бросить всё и слетать в Израиль?
- Почему нет? Не вижу причин для отказа от такого замечательного предложения. Уверен: вам понравится! – Одобрительно кивнул Олег.
- Кстати, а вы сами давно живёте в Израиле? Нравится ли Вам там?
- Если бы не нравилось, не прожил бы в этой стране почти десять лет. Да и прикипел к ней всем сердцем: такие есть красивые места – закачаешься: что море, что горы, что небо….
- Но, говорят, климат в Израиле тяжёлый...
- Есть немножко – лето больно длинное и жаркое, но выручают кондиционеры - мазганы по-нашему. Даже в автобусах прохладно. Зато весна в Израиле – сказка! Деревья и кустарники цветут красным, жёлтым, белым и даже сиреневым цветом. Это – чудо! Да ещё круглый год – цветы везде – на клумбах, на балконах, в палисадниках. – Этакий райский уголок – улыбнулся гость и развёл руки. – Ну, как Вам мой не утихающий за долгие годы восторг?
- О, Вы так замечательно и, действительно, восторженно рассказываете о Вашей новой родине, что я, заслушавшись, невольно заразилась идеей поездки. Но как Вы попали сюда, в наш город?
- Да пересадка у меня здесь. Прямого рейса нет, так я вечерним поездом уеду. К утру буду дома.
- И надолго в наши края? – Боясь показаться излишне любопытной, тем не менее продолжала вести «допрос» Анна Сигизмундовна. Этот моложавый джентльмен почему-то располагал к долгому разговору: хотелось побольше узнать и о нём, и о стране, из которой он приехал.
- Недели на три – родных повидать, помочь сестре с ремонтом. Да, кстати, - заговорились мы, – спохватился гость, – а о главном – забыли: я же только начал выгружать подарки!
- Итак, - голосом циркового иллюзиониста произнёс он. – Внимание! Следующий фант!
И он широким картинным жестом вынул из сумки и протянул заинтересованной женщине
увесистый свёрток, в котором оказался ... новёхонький ноутбук. От неожиданности и восторга Анна Сигизмундовна ойкнула и тотчас прикрыла рот рукой, сама удивившись собственной несдержанности.
Но Олег только широко улыбнулся:
- Признаться, именно такой реакции и ожидал Стас. Как в воду глядел! Ещё он сказал, что проблема свободного времени у Вас теперь решена. Вот и письмецо приложено - ну, это уж Вы потом почитаете.
Анна послушно отложила конверт.
- Итак, - снова работая под иллюзиониста, провозгласил он: - мы продолжаем!
И из бездонной сумки появились - один за другим, свёртки: коробка с конфетами «Феррари Роше», бутылка того же вина «Кинг Давид», которое Анна с Олегом уже успешно опробовали, книга-буклет «Израиль» с отличными иллюстрациями на шикарной глянцевой бумаге; всепогодный спортивный костюм с множеством карманов и карманчиков; и, в довершение, - дигитальный фотоаппарат – предел заветных мечтаний Анны Сигизмундовны.
По своим доходам она давно бы могла себе позволить эту не очень-то дешёвую покупку, но, совершенно не разбираясь в современной технике, так и не решилась сделать это самостоятельно.
Любящий сын, будучи по совместительству хорошим другом матери, интуитивно умел угадывать её чаяния и всегда, даже живя в России, покупая ей подарки, попадал, что называется, в самую точку, - будь это предметы одежды или дорогой бижутерии, или духи.
И так тепло стало на сердце у Анны, что она некоторое время сидела, закрыв глаза и не говоря ни слова.
- Вы – счастливая мать! – нарушил повисшую тишину Олег.
- Да уж и так все завидуют. А я действительно счастлива. Стасик мой – прелесть, что за ребёнок! Ребёнок – тут же усмехнулась она. – Уже бабушкой меня сделал, а всё – ребёнок.
- А Вы знаете, Анна Сигизмундовна, он действительно – очень способный парень с хорошими перспективами служебного роста. Мы ведь - коллеги, и хоть я много старше его, - общаемся на одном уровне, у нас много общих интересов.
- Много вы мне здесь приятного наговорили, много подарков навезли – я Вам премного благодарна – за труд, за потраченное время.
- Пустяки – мягко прервал её Олег. – мы же со Стасом – друзья, и этим всё сказано. А теперь, дорогая Анна Сигизмундовна, не пойти ли нам прогуляться по Вашему городу? Всё-таки не был здесь давно, - наверное, многое изменилось, да и соскучился я, признаться, по России.
- С удовольствием, - как-то даже слишком поспешно согласилась Анна. – Только со стола приберу.
Но Олег не позволил ей одной заниматься уборкой, тотчас же предложил помощь и они вдвоём быстро управились с этой нехитрой работой.
Анне Сигизмундовне было весьма приятно гулять по улицам родного города с таким видным, элегантным мужчиной. Модный костюм, изящная оправа очков, вискИ, тронутые сединой, - от его облика веяло какой-то надёжностью, что ли, спокойствием и уверенностью в себе.
Ей, давно уже не прогуливавшейся по городу просто так, никуда не торопясь, забывшей даже ощущение опоры на мужскую руку, сначала было не по себе от взглядов встречных – знакомых и незнакомых людей, но через несколько минут она уже уверенно шла сквозь разноликую людскую толпу.
Она с любопытством глазела по сторонам, будто впервые видела то, чего раньше в спешке не замечала: новые дома с башенками, с арочными элементами, с тонированными стёклами приятно радовали глаз – современная архитектура смело шагнула за пределы столиц. Впечатление было достаточно ярким, тем более, что Олег со знанием дела объяснял ей все тонкости строительных решений.
Погода стояла чудесная. Свежая зелень радовала глаз и они, не сговариваясь, свернули в городской сад.
- Что это? – удивился Олег, увидев большой, чуть ли не на весь фасад, щит с единственным словом: «Ремонт».
- Не удивляйтесь – бросилась пояснять Анна. Это наш, всеми любимый кинотеатр, - первый из панорамных на юге России – уже восемь лет стоит с этим «украшением». И смех, и грех – такое здание пустует! А ведь моё детство здесь прошло – пустилась она в воспоминания. – Весь парк выходила-выбегала... - Они шли по верхней террасе. - А раньше – она вытянула руку в направлении нижнего яруса - там были... - Она запнулась и слегка вскрикнула: - почему - были? Есть!
Цветы на огромной клумбе были так расчетливо высажены, чтобы отовсюду была видна дата: 29 апреля 200… года. И уже тише она проговорила:
- Прямо как тогда, в детстве...
Потом они сидели на длиннющей садовой скамье, ели, как в далёком детстве, вкуснейшее , эскимо и, пребывая в блаженнейшем состоянии, Анна Сигизмундовна, сама того не замечая, как девчонка, болтала ногами.
Она чувствовала себя легко и свободно, как много-много лет назад. От запахов весны кружилась голова. Она весело смеялась над шутками Олега и они говорили, говорили, позабыв о времени и обо всём на свете.
Потихоньку стало смеркаться и Олег, взглянув на часы, заволновался:
- Ого, мне же ещё на вокзал! Хотя, Анна Сигизмундовна, у нас ещё есть небольшой временной запас. Предлагаю поужинать в кафе. Как вы?
- Согласна. С Вами – хоть на край света! – пошутила она.
В летнем кафе их покормили очень даже прилично. Особенно вкусна была рыба-гриль. Подошло время прощаться, но как-то так само получилось, что, не сговариваясь, они внезапно впрыгнули в готовый тронуться трамвай и отправились на вокзал.
Незаметно пролетели оставшиеся полчаса.
- А можно я буду называть Вас - «Аннушка»? – несколько смущённо произнёс Олег.
- Конечно – с каким-то облегчением ответила Анна Сигизмундовна. Заметьте – так меня зовут только близкие люди, так что с сегодняшнего дня я причисляю Вас к когорте своих друзей...
Олег благодарно улыбнулся и, уже взявшись за поручень и внезапно оторвавшись от него, крепко обнял Анну и нежно прикоснулся губами к её запылавшей щеке.
- Не прощаюсь - скоро увидимся – торопливо проговорил он.
- Счастливого пути! – помахала она рукой.
Поезд тронулся.