В тридцатые годы страну накрыла огромная волна репрессий. Самым-самым краешком лизнула она и Борисовку, небольшую степную деревеньку на Тамбовщине. Несколько раз в деревню наведывался оперуполномоченный из района - всё пытался вызнать, кто ворует хлеб с полей. Воровали потихоньку все - в голодный год иначе было не выжить. До войны детей в семьях заводить не стеснялись. Трое, четверо, а то и пятеро детских ртов накормить в голодное время не просто. Но с "доносительством" районному начальству не повезло. Даже те, кто враждовали между собой, понимали, какая это подлость - "заложить" соседа. Потихоньку "отбрёхивались", как могли, несмотря на то, что некоторых даже в район возили, чтобы в казённых стенах узнать "компромат".
В состоянии вражды были в ту пору и Прасковья с Акулиной. Да и как не быть вражде - мужика не поделили. Колхозный кузнец Василий (все его уважительно звали по отчеству - Василий Яковлевич) был мужиком статным: крутоплечий, черноволосый, с могучим басом. Его строгое "Не балуй!" усмиряло даже самых строптивых лошадей.Приехал он в Борисовку в конце 20-х годов вместе с женой Прасковьей и пятью ребятишками из голодного Поволжья. Приехал и задурил: при живой жене стал похаживать, сначала тайно, а потом и явно, к соседке через дом - вертлявой Акульке, у которой муж пропал без вести в гражданскую войну. Жила она вместе с дочерью-невестой в доме с прогнившим крыльцом, вечно протекающей крышей и дребезжащими стёклами в окнах, которые зимой приходилось закрывать ставнями.
Деревня, сначала было осудившая кузнеца, потихоньку смирилась с его двоежёнством. Вреда от этого никому, кроме Прасковьи, не было, А у Акульки дом как бы повеселел даже - на поправленном крыльце стал звонить колокольчик. Прасковья конечно маялась, переживала по-чёрному. Но куда было бабе деться с пятью ребятишками? Смирилась и она. В деревне посудили - порядили да и забывать стали. И вдруг новость: Василия Яковлевича забрали!
Случилось это, как водилось в то время, ночью. Василий Яковлевич ночевал на сей раз у законной жены. Среди ночи в дом вломились трое, связали полусонному кузнецу руки и затолкали в "воронок". Испуганная внезапным налётом и растерявшаяся от плача детей, Прасковья, как могла, их успокоила и, не зная, что же делать, как кормильца спасать, не придумала ничего лучше, как побежать к Акульке. "Она - баба ушлая. Нашла, как мужика отбить, может, и тут что подскажет." - думала Прасковья , на бегу кутаясь в огромную шаль: ночи стояли по-осеннему свежие.
Впопыхах Прасковья забыла про колокольчик и с ходу стала дубасить в дверь. Вскоре послышался испуганный, хриплый со сна, голос Акульки:
- Кто там?
- Акулина, открой! Это я - Прасковья!
- Чё надоть?
- Да открой же! Беда! Мужика НАШЕГО забрали! Спасать Ваську надоть!
Погоревали, поплакали и решили утром ехать в район - выручать мужика. Хоть и непутёвый, а без него - не жизнь. Но выручать, слава Богу, Василия не пришлось: под утро он пришёл пешком сам. Оказалось, ночью перепутали деревни, свернув не на ту дорогу. Василия забрали вместо другого кузнеца.