ПАСТБИЩЕ ГЕЕВ
или
КАК ВАЖНО БЫТЬ ТОЛЕРАНТНЫМ
Алексей Алгер
Из книги «ПАЛЫЧ РАССКАЗЫВАЕТ»
Создавайте рай из того,
что у вас под руками, ибо другого не дано.
Р.П.Уоррен
Жизнь-это трагедия, когда смотришь на нее вблизи
и – комедия, когда смотришь издали.
Сергей Довлатов
- Торонто – прекрасный город, - раскуривая свою трубку, сказал Палыч. - Уже семнадцать лет здесь живу и ликую!
- Бесспорно, это один из не просто лучших, но и наиболее комфортных городов мира, - согласился я. – И, помнится, именно Торонто владеет одним из уникальных рекордов: через него проходит самая длинная в мире улица.
- Точно, - выдохнув клуб пахучего дыма, подтвердил Палыч. – Янг стрит. В Книге рекордов Гинесса. Почти две тысячи километров. У меня с этой улицей связан один весьма памятный день. Из тех, что принято называть жизненным уроком. Такое не забывается.
Дело в том, что на этой улице, а точнее на перекрестке Янг стрит и Дандас авеню, я был закован в наручники, и оттуда прямиком в суд доставлен.
Видя мое изумление, Палыч хмыкнул:
- Да-да. На том перекрестке и повязали нас с Лехой. Надо знать, что такое этот Леха. Алексей Тахемаа, абхазский эстонец.
- Абхазский эстонец? Что это за этнос такой? – поразился я.
- До знакомства с ним, я тоже понятия не имел, что в Абхазии, далеко не самой большой стране мира, есть еще и эстонские села. В этих, говоря официозно, местах компактного проживания эстонцев, проживает порядка пятисот человек.
- Чудны дела твои, Господи, - только и оставалось сказать мне.
- У этого парня все нетривиально, - продолжал, попыхивая трубкой, Палыч. – Это такой персонаж, о котором стоит порассказать отдельно, что я и сделаю в недалеком будущем. Сегодня же - лишь о том, что Алексею наиболее присуще.
Общаясь с Лехой, а ведь было время, мы дружили семьями, я все более отчетливо осознавал, насколько неординарен этот человек. Хотя на первых порах нашего знакомства, по мере того как мне открывались - им самим - факты его биографии, мне казалось, что Леха и семейная жизнь сопрягаются так же, как флибустьер с Королевским прокурором.
Не припомню сейчас, в какой связи, однажды он перевел мне значение своей фамилии. Тахемаа, в прямом переводе с эстонского языка на русский, означает «мир звезд»…
- Черт возьми, как поэтично, и веет языческой первозданностью, - вырвалось у меня.
- Сечешь верно, - продолжил Палыч. – Романтически-космическая его фамилия, судя по тому, что мне о нем известно, активно работает на его фатум. У меня судьба тоже не скучная. Но подвиги Лехи как гражданина мира сильно впечатляют.
Кстати, я нередко задумывался о том, что в нас обоих взаимно притягивало? Ведь издавна бытует мнение, что люди с натурами схожими не уживаются, порой весьма серьезно конфликтуют. Сравнение с взаимодействием одинаково заряженных частиц стало трюизмом. А мы оба, полагаю, одного замеса:
Я был аристократом, был и вором,
Я жил в отелях, спал и под забором.
Ко всякой обстановке я привычный –
Лишь потому, что я немного эксцентричный.
Мечтателем я был до сумасшествия,
Мечтал пойти в большое путешествие,
Давно хотел иметь корабль личный –
Все потому, что я немного эксцентричный…
- Рыбак рыбака…- подытожил я.
- Выходит так, два сапога - пара - согласился Палыч. – С какого-то момента нашего с ним дружества, у меня появилось предчувствие, что наступит день, и загремим мы с ним на пару. Неизбежно, мнилось мне, во что-нибудь да вдряпаемся. Как в воду глядел.
В этот момент очередного повествования Палыча, мы, не торопясь, подходили к памятнику императору Августу в центре города, названного в его же честь.
- Давай-ка прогуляемся до набережной Леха, потом вернемся сюда к открытию для посетителей Ратхауса. Ратуша в Аугсбурге, в особенности зал приемов, стоят того, чтобы их увидеть.
- Угу, - с трубкой в зубах, произнес Палыч, закрывая футляр своего «Никон’а».
- Ты поведал о своих предчувствиях…
- Так я и говорю: угадал. Иногда сам ощущаю силу интуиции, силу судьбы. Чутье звериное. Полагаю, это развилось у меня после многочисленных походов в тайгу, на охоту. Но, как говорится, сейчас не об этом.
Однажды, прелестным летним утром, направлялись мы с Лехой на очередное интервью - оба тогда искали работу. Леха заехал за мной на «Ле Бароне» с открытым верхом. Это еще одна из его загадок: он, безработный, в этот день появился в четвертом по счету авто. И это за какие-то полтора года, с момента, как мы френдами стали. Я никогда его не спрашивал, откуда, дескать, что да как?
Едем, стало быть, мы в подержанном и, все равно, шикарном ландо, треп приятельский за жизнь. Леха сбрасывает скорость, почти отпустив педаль газа: подъезжаем к большому перекрестку - пересечению этой самой длинной в мире улицы с Дандас авеню. Исторический центр Торонто. Жизнь кипит здесь днем и ночью. Туристов – мириады. «Белые воротнички» деловито снуют: офисов, банков – тьма. Отели, кафе, рестораны, клубы ночные, всего этого добра полно в прилегающих кварталах.
Неподалеку и пресловутая Джарвис-стрит, улица – названная сестра Квартала красных фонарей в Амстердаме, Рипербана в Гамбурге, Пигаля в Париже. И, среди прочего разного, клубы и бары для геев и лесбеянок. Это мы уже оба знали, тем паче, Леха Тахемаа - он жил в Торонто на пару-тройку лет подольше, чем я со своей семьей.
Вся эта публика с нетрадиционными взглядами на интимные аспекты бытия слоняется в этом районе города круглый год. При хорошей погоде в скверах, парках, на газонах валяются, подобно морским котикам на их пляжах. Без тормозов, никаких тебе комплексов… Словом, это настоящее пастбище геев.
Для нас зажегся красный свет светофора – стоим. Справа, со стороны авеню, слышим: приятный тенор без слов напевает третью арию Далилы, то самое место, когда она сулит Самсону лавину плотских радостей:
…жгучих ласк,
ласк твоих ожидаю,
От счастья замираю,
От счастья замираю,
Ах, жгучих ласк, ласк твоих ожидаю…
Глядим мы оба, и видим: идут в обнимку два парня лет двадцати пяти или чуток старше, в шортах, ярких майках. Тенор слегка повыше ростом, оба загорелые, качки такие, симпатичные, в общем-то. На ходу взасос целуются, правая рука певуна кокетливо на излете, между вторым и третьим пальцами дымится сигарета, левая, судя по всему, ниже талии «Самсона» …
Не без оторопи взираем мы на это непотребство, и Леха, играя желваками, цедит:
- Ну что за ****ство! Эти пидоры уже заколебали, проходу от них нигде нет!
Поцелуй прерывается. Парни смотрят четко в нашу сторону. И тут же в нас летит зажженная сигарета. Леха говорил, естественно, по-русски, но слово «пидор» - то интернациональное.
Сигарета упала, роняя вокруг себя искры, у основания рукоятки стояночного тормоза. Леха мгновенно вышвырнул ее из машины, не сговариваясь, выпрыгиваем мы из авто, и прямым курсом - к этой возлюбленной парочке.
Все произошло быстро. Очень быстро. Я крупнее Лехи, поэтому ринулся к более рослому тенору. На смугло-смазливой его физиономии читалось скорее сильное изумление, нежели страх. Он принял классическую стойку боксера. Он стоял, а я летел вместе со своим испытанным джебом, весовые категории у нас были разные… короче, я пробил его защиту, он получил, что называется в глаз, хрюкнул и стал в позу прачки, мотая головой. Синхронно слева раздается короткое «хрясь!», и рядом с ним позу сидящего йога принял его возлюбленный с остекленевшим взором. Леха в этих делах квалификацию имеет достойную, действует всегда жестко и эффективно.
Полиция в Торонто очень мобильная. Стражи порядка перемещаются на вертолетах, автомобилях, мотоциклах, мотороллерах, велосипедах и на роликовых коньках.
Есть еще и конная полиция. Королевская канадская конная полиция. Это песня! Очень красиво и, когда требуется, действенно.
К нам прикатили на роликах два наряда, две пары. Грамотно катили. И с точки зрения техники конькобежного спорта, и по тактике: с разных сторон улицы-рекордсменки. Причем, в одной из пар была сексапильная леди, а ля Пенелопа Круз.
Мизансцена была предельно выразительной: мы стоим, курим, контрагенты - все еще на асфальте, полусидя, что-то бормочут. Я лично уловил четко три слова: фак, идиот и крэзи…Вообще-то за такой базар отвечают в приличном обществе, но как сказано, полиция в Торонто уж очень мобильная.
Еще до начала беседы, поразившей меня своим лаконизмом, мы оказались в браслетах. Один из полисменов о чем-то тихо говорил по рации, бросая короткие взгляды в нашу сторону. Пенелопа задала по нескольку вопросов потерпевшим, вручила каждому из любовников по визитной карточке, тут и полицейский вэн притормозил, а вскоре и эвакуатор пожаловал. Сервис по высшему разряду. Не зря мне так нравится Торонто!
Нас вежливо попросили занять места в салоне автофургона, мы, в ответ на такую любезность, быстренько загрузились. К нам присоединилась одна из пар полицейских, жаль без Пенелопы. Ну и поехали мы. Леха говорит, обращаясь к одному из фараонов, молниеносно взглянув на бэйджик:
- Офицер Бэйл, не затруднит ли Вас сообщить, куда мы едем? – Английский язык у Алексея Тахемаа был очень приличный.
Полицейский ответил вполне дружелюбно:
- В суд, джентльмены. Куда же еще?
Ехали мы не слишком долго, молчали. На мою вопросительную гримасу - как быть, дескать, чего говорить? - Леха, словно чревовещатель, не разжимая губ, выдавил:
- Не ссы, прорвемся. - Улыбаясь, он подмигнул мне.
Копы, не глядя на нас, тихо переговаривались между собой. Мне так показалось, что говорили они про баб-с. Во всяком случае, я различил три явно женских имени: Мод, Виргиния и Дженнифер.
- Нормальные мужики, - подумалось мне. От души как-то отлегло. И я стал глядеть через окно нашего фургона, соображая, в какую часть города нас везут.
Вскоре мистер Бэйл, сверкнув крепкими белоснежными зубами,
провозгласил:
- Приехали, джентльмены!
Его напарник открыл дверь вэна, и сделал приглашающий жест в нашу сторону: дескать, просим на выход.
Мы выбрались из авто, причем мистер Бэйл заботливо подхватил мой локоть, когда я не удержав равновесия, и вовремя не сообразив, что руками в наручниках тоже можно пользоваться, едва не грохнулся на асфальт носом вперед.
- Сэнк ю, - умиленно пролепетал я.
- Ноу проблем, - опять же, широко улыбаясь, ответил полисмен.
В этот момент снова стал чревовещать Леха:
- Я знаю это место. Это криминальный суд. Называется Дворец правосудия «Олд Сити Холл». Брат, мы попали. Я надеялся, что нас повезут в суд по гражданским искам. Да, точно, видишь, название улицы – Квин-стрит-вест. Угол Бэй стрит. Это железно, без вариантов – криминальный суд, блин!
Над нами громоздилось массивное, сложенное из коричнево-бежевых камней здание. Цитадель! Стилизовано под замок с башнями. Асимметрично, левее от главного входа, господствовала самая высокая из башен. Под ее четырехскатной крышей с коротким шпилем – огромный циферблат встроенных часов.
Заметив, что конвоиры никакой видимой реакции на наши чревовещания не проявили, я, не таясь, спросил Леху:
- Как думаешь, какого века это величественное сооружение? Я полагаю, где-то середина-конец девятнадцатого…
Леха, повернулся ко мне. В сине-серых, с крапинками, глазах абхазского эстонца искрилось пренебрежительное недоумение:
- О чем ты думаешь? Ты прикидывай, сколько нам светит из-за этих «голубых» на канадских нарах париться! Архитектор, блин!
- Ты же сам говорил, что «ссать не надо»!
- Ну. Надежда умирает последней. «Не ссы» - это древнекитайская идиома, означающая: будь безмятежен, словно цветок лотоса у подножия храма истины.
С торца «цитадели» мы с провожатыми вошли в Олд Сити Холл.
Затем спустились на цокольный этаж, в бэйсмент. Обмен мнениями продолжился:
- Так хули ж ты, жизнь прежде времени омрачаешь? Ты, типа суровый реалист?
- Я циничный романтик!
Говорили мы уже в полный голос. Копы словесно не реагировали, а их мимика была вне поля зрения: один шел впереди, другой – позади нас. Я задумался над неслыханной доселе самоидентификацией. И тут нас подвели к камере.
Леха изрек:
- А вот и зал ожидания. Пожалуйте бриться, сударь мой!
Мы вошли в просторное помещение: три стены, вместо двери – проем с движущейся решеткой. Я видел такое в голливудских фильмах множество раз еще до эмиграции. По моим прикидкам, там с комфортом могли бы разместиться человек до десяти. Белые, свежей побелки стены, пластиковые столы, стулья. Вдоль одной из стен четыре-пять аккуратно застеленных деревянных кроватей. То, что у нас принято именовать «парашей», было представлено новехоньким унитазом с крышкой. Никаких неприятных запахов. Вот за это я особенно люблю Канаду: здесь все для человека. Даже в тюрьме.
Леха буркнул:
- Аскетично и гигиенично! Санаторий.
Один из копов поочередно снял с нас наручники. Его напарник, Бэйл, в это время уточнял:
- Ваш родной язык? Это важно для судебного процесса.
Я ответил:
- Русский.
Бэйл удовлетворенно кивнул, делая пометку в своем блокноте.
- Эстонский, - с гордым выражением на лице красавца-викинга, молвил Леха.
После едва заметной паузы, Бэйл сделал следующую запись.
Спрятав записную книжку в нагрудный карман своей униформы, Бэйл (уже было ясно, что в этой паре он главней), четко артикулируя, стал растолковывать:
¬- В течение, хм, - глядя на свои часы, – четверти часа вам принесут ланч…
- Суд сегодня? - перебил его мой викинг.
Это прозвучало невежливо и даже грубовато. Мне стало неловко: мы, мягко говоря, были неправы. Мордобой, как метод ведения дискуссии, ни одна страна мира официально в качестве юридической нормы не приветствует. Мы же в центре лучшего города одной из немногих стран, не только исповедующей, но и реализующей принципы политической системы с лицом таки очень похожим на человеческое, отлупили ребят лишь за то, что они не такие как мы. А если человек родился с резус-отрицательной кровью, а таковых на нашей планете пятнадцать процентов, их тоже мутузить? Мы явно погорячились. Мы сознательно нарушили закон. А копы корректны, гуманны, можно сказать. А Леха, увы, не вполне корректен…
Пока эти мысли проносились в моей голове, ровным голосом Бэйл ответил Лехе:
- Разумеется. К сожалению, джентльмены, я не могу вам сказать точно, когда это произойдет. Все зависит от загруженности судьи, да и от того, насколько быстро удастся найти переводчика с эстонского на английский или французский языки соответствующей квалификации…
- Офицер, - вкрадчиво заговорил Леха, - я не успел вам сообщить, что у меня два родных языка: вровень с эстонским - русский. К тому же, я владею, как вы могли заметить, английским языком, ну и немецким, французским, немного румынским и, разумеется, финским…
У обоих полисменов брови взметнулись к козырькам их форменных фуражек.
Леха, явно воодушевившись, спросил разрешения курить и
уселся на один из стульев. Сделав при этом широкий жест рукой, он словно гостеприимный хозяин, приглашал нас, остальных последовать его примеру. Я сел, копы остались стоять.
Леха, щелкнув электронной зажигалкой, закурил свой «Кент», и продолжил:
- Мы предстанем перед судьей одновременно?
- Думаю, да, сэр.
- Процедура, предусматривает общение с судьей через переводчика, независимо от родного языка, для каждого из …
- Ответчиков, - деликатно подсказал напарник офицера Бэйла.
- Благодарю, - привстав со стула, галантно улыбнулся Алексей Тахемаа. – Правильно ли я понимаю, что в нашем случае достаточно переводчика, представленного одной персоной?- продолжал изощряться Леха.
- Разумеется, мистер…
- Следовательно, это обстоятельство ускорит начало рассмотрения нашего дела?
- По всей видимости, сэр.
- И, мало того, совершенно очевидно, использование лишь одного переводчика в судебном заседании сбережет некую толику казны города Торонто и провинции Онтарио, - не без пафоса вещал Леха.
На этот раз копы произнесли уважительно и слитно как Лившиц с Левенбуком*:
- Ноу даут, сэр!**
Я, дивясь лехиной прыти, просек лишь, что речь идет о деньгах, и стал теряться в догадках, будучи до этого уверенным в неподкупности служителей канадской Фемиды.
Леха тут же указал на несостоятельность моих малокомпетентных предположений, он пер как танк:
- И, таким образом, мы, de facto, уже сотрудничаем с юстицией провинции Онтарио, вдобавок проявляя бережливость в отношении государственной казны? Этот вопрос прозвучал в утвердительной интонации.
Я подумал тогда, что мой подельник и сокамерник уже перегибает палку, но в ответ прозвучало:
- Все, о чем мы сейчас говорим, будет в нашем рапорте, сэр.
Хорошего вам дня, удачи, - козырнув, стражи порядка удалились. Дверь-решетка плавно закрылась.
- Прошу, - Леха протянул мне пачку своего «Кента», щелкнул зажигалкой, давая мне прикурить.
Глубоко затянувшись и выдохнув сигаретный дым, я ощутил нечто, что принято называть душевным равновесием. У Тахемаа, и того более, наблюдался всплеск оптимизма, черт знает, на чем основанного. Он прилег на койку, сложив руки под головой и скрестив ноги. Он насвистывал песенку Паганеля «Капитан, капитан улыбнитесь…». Потом пробормотал что-то на эстонском языке. Несколько секунд спустя, он уже спал. Я, решив последовать его примеру, стал расшнуровывать кроссовки, но тут он вскочил на ноги, приложив указательный палец к губам, молчи, дескать! Я замер в тревожном недоумении.
Послышались шаги где-то рядом с входом в нашу камеру. Показалась тележка-стол, накрытая легкой белой тканью, ее толкал немолодой поджарый негр в униформе, поверх которой был фартук. Он остановился перед нашей дверью-решеткой и приветственно помахал рукой кому-то невидимому. Ему навстречу появился полицейский с огромной связкой ключей. Надзиратель щелкнул замком, дверь отворилась, и негр со своей тележкой вошел в камеру.
- Хэллоу, ребята! Как поживаете? Я доставил вам ланч, подкрепитесь перед судом.
- Биг сэнкс, старина, - ответил Леха, направляясь к раковине и закатывая рукава своей футболки, - как семья, все ли здоровы?
- Вы знакомы? - ошеломленно спросил я Леху.
- Вижу его впервые. Дай Бог и в последний раз.
Тем временем афро-канадец расставлял на столе контейнеры с едой:
- Благодарю, сэр, вроде бы все здоровы
- А как же…? – продолжил я.
- Ты не забывай, что родился я и жил в южной стране. Южане проявляют больше почтительности в отношении старших по возрасту. Этот чувак нам в отцы годится. Короче, он – южанин, я – тоже. Видишь, ему приятно…
- Приятного аппетита, парни, - чувак удалился.
Мы принялись за еду. Все выглядело, как при подаче снеди в самолетах: пластмассовые контейнеры, разовые ножи-вилки,
в фольгу была завернута курятина с рисом. В придачу пакетик кетчупа, йогурты, немного джема, булочка, какой-то сок. Отдельно были полулитровые бутылочки с водой. Курятина была горячей и вкусной, все остальное – тоже хорошего качества.
Покончив с трапезой, мы закурили.
- Так ты думаешь, срок дадут? До эмиграции, в отечестве чего только не случалось. Но чтоб срок, тюряга…
- Не каркай, - резко осадил меня почтительный к старикам эстонец – тут комплекс обстоятельств. Тяжких телесных повреждений нет.
- Хорошо бы, - вставил я. – Мы только по разу и двинули. Правда, каждый из них сел на жопу, и до прибытия ментов, в смысле копов, не встали.
- Я уверен, тяжких телесных нет, - продолжил свои рассуждения Тахемаа. – Я в Канаде четвертый год, ты – второй. Прибыли в страну легально. Это плюс. До сих пор Бог миловал – в здешней ментуре мы не засвечены. Это второй плюс. Воспитаны мы в другой системе взглядов и духовных ценностей.
- Относительно материальных ценностей нам прививали тоже иные воззрения…
- Вот только не надо насчет института общественной собственности и прочей политэкономии. Меня всегда от этой муры тошнило, - прервал меня Леха. – Тут гуманитарные аспекты могут проканать: нам нужно попытаться умилостивить судью.
- Иными словами, пробудить у него милость к падшим? Но ведь пали–то не мы, это мы их уронили…
- Острить, Валерик, будем на свободе. И чтобы ее не потерять, нам вместе бы мозгами пораскинуть… Однако, меня радует, что к тебе вернулось присутствие духа. Итак, продолжим: да, мы допустили словесное оскорбление, но они ответили действием. От сигареты мог загореться салон автомобиля! Мы же действовали импульсивно, рефлекторно. Если на то пошло, мы были спровоцированы!
- Я вижу, ты уже выстроил линию защиты, - среагировал я, испытывая и сомнение, и восхищение логической цепочкой, сплетенной неугомонным Лехой.
- Смотри, все не столь уж однозначно. Канада - это страна, где религии в почете.
- Ты прав, - кивнул я.
- Ни одна из религий не только не соглашается с мужеложством, но и резко возражает против этого вида соития.
- В Третьей Книге Моисея сказано: «не ложись с мужчиной, как с женщиной, ибо мерзостно это» - я стал развивать тезис моего друга.
- Отлично! Если ты уверен в точности цитаты, не забудь ее перед судьей повторить. Чтобы только уместно было.
- За дословность поручиться не могу, за смысл – даю зуб!
- Супер! – похвалил меня Алексей Тахемаа.
Похвала подействовала в нужном векторе, и я стал укреплять логическую цепочку Лехиных pro et contra:
- Мы родились и прожили изрядный кусок жизни в государстве, где гомосексуальные связи не только не приветствовались, но и были уголовно наказуемы.
- Точно, молодец! - подхватил Леха. Я сам читал в УК: есть статьи за мужеложство, за скотоложство…
- Давай-ка, про извращенную любовь к фауне, лучше не будем.
- Верно, не стоит отвлекаться от темы.
Жрец правосудия буквально ворвался в нашу с Лехой судьбу. Когда он, едва ли не в припрыжку, устремился к своему рабочему месту, мантия его с золотым позументом и кисточка на конфедератке развевались. Он уселся в кресло с высокой спинкой, справа от себя положил судейскую шляпу, слева – кипу файлов. На вид было ему лет сорок пять – пятьдесят, лицо и кисти рук были покрыты интенсивным загаром. Глаза выразительные, льдисто-серые. Волосы слегка волнистые, густые, с сильной проседью. Коротко говоря, внешности он был привлекательной.
Этот служитель Фемиды производил впечатление человека спортивного, энергичного и весь его облик указывал на то, что куча дел начнет быстро терять в росте.
Появлению судьи Эберкромби, а еще несколько ранее и - нашему в зале судебных слушаний, предшествовало несколько извинений и слов сочувствия по поводу затянувшегося ожидания в камере. Наш приятель в фартуке доставил нам еще один ланч в виде нескольких сэндвичей и кофе. Наконец, после почти четырехчасового томления, нам сообщили, что прибыла переводчица, и нам следует идти в зал суда.
Нас сопроводили в сравнительно небольшой, обшитый дубовыми панелями зал. На скамьях для публики вразброс сидели десятка полтора человек. Полисмен довел нас до скамьи второго ряда и коротко сказал:
- Присаживайтесь. Вас вызовут через переводчицу, она уже прибыла. Слушания начнутся в считанные минуты.
Полицейский вышел из зала суда, по бокам входной двери стояли двое его коллег.
К нам приблизилась миловидная дама в элегантном летнем костюме, от нее исходил соблазнительный запах дорогих духов. Классная была барышня!
- Привет, соотечественники, меня зовут Анастасия Уилсон. Моя задача – обеспечить ваше общение с мистером Эберкромби…
- Знаете его? – тоном обольстителя полушепотом спросил Леха.
- Не встречались, - отрезала миссис Уилсон. – Господа, давайте-ка умолкнем – суд идет. И не забывайте, всякий раз, обращаясь к судье, добавлять «ваша честь».
Стремительный мистер Эберкромби, стукнув молоточком, взял верхнюю из папок, раскрыл ее и возгласил:
- Обвиняемый Джеймс Джиордано!
С первого ряда скамей, слегка влево от нас, поднялся субтильный парень лет тридцати на вид. Отчетливо смуглый. Иссиня-черные волосы его жирно лоснились. Одет он был как попугай: на ярко-желтом фоне летней рубашки были разбросаны изображения тропических фруктов, жилетка его была расстегнута и играла разными оттенками цвета морской волны, джинсы, правда, были как джинсы. Он стоял, скрестив кисти рук внизу, слегка раскачивался с пятки на носок. На первый взгляд, спокойный, но желваки ритмично вспучивались.
- Согласно полицейскому протоколу, сегодня в 9.40 утра вы были в сабвэе, на станции Финч. Это так?
- Верно, Ваша честь.
- Вы заходили в мужской туалет на этой станции?
Мистер Джиордано, потупив взор, молчал.
- Джеймс Джиордано, - мистер Эберкромби не скрывал гневных интонаций своего звучного баритона, - я задал вопрос, не требующий раздумий, - при этом судья потрясал рукой с открытым файлом. – Да или нет?
- Да, - пролепетал напомаженный попугайчик.
- Да! – повторил мистер Эберкромби. - Видели ли вы кого-нибудь еще в туалете? И не забывайте об уважении к Суду!
- Да…да, Ваша честь.
- Кто это был?
- Какой-то господин.
- Что вы сделали?
Джиордано ссутулился до формы вопросительного знака, нам было видно со своих мест, как его смугло-оливковая кожа стала почти пепельной, он закрыл глаза и, тряся головою, что-то промычал.
- Вы заговорили с ним?
Джиордано, молча, замотал головой.
- Окей, - заметно смягчив тон, сказал жрец Фемиды, - я помогу вам: - вы схватили своей рукой гениталии того господина?
В то же мгновенье Леха пнул меня в бедро, дескать, ну и ну!
Джиордано выпрямился:
- За что, Ваша, честь, я схватил? Гени... что?
- За яйца! – четко сказал мистер Эберкромби.
Лицо его при этом оставалось невозмутимым, но в светлых глазах промелькнули искорки смешинок.
Джеймс Джиордано снова сник.
- Суд не слышит вашего ответа, - пророкотал судья.
- Да, Ваша честь.
Мистер Эберкромби удовлетворенно кивнул своей красивой седеющей головой и продолжил:
- Это был ваш приятель по колледжу, коллега по работе, родственник или кто-либо еще, над кем вы хотели подшутить?
- Нет, Ваша честь я увидел его впервые.
- Верно, в полицейском протоколе, со слов потерпевшего записано, что и он не был с вами прежде знаком. Так что же побудило вас к этому насильственному действию, нападению?
- Нападению, насилию? – по-бабьи заголосил ответчик.
- Отвечайте суду, - жестко проскандировал мистер Эберкромби.
- Он понравился мне, - едва не рыдая, пояснил Джеймс Джиордано,
- это мой тип мужчины.
После этой реплики лицо судьи Эберкромби стало непроницаемым как у вождя ирокезов:
- Мне ясно. Однако в разбираемом нами происшествии не было того, что принято считать взаимным согласием. Таким образом, ваши действия квалифицируются как попытка сексуального насилия.
Принимая во внимание, что содеянное вами сегодня утром в мужском туалете на станции метро Финч, зафиксировано впервые, равно как и то, что вы впервые в вашей жизни предстали перед судом, властью данной мне провинцией Онтарио, я запрещаю вам в течение десяти лет пользоваться метрополитеном города Торонто, - судья с оттяжкой, как мне почудилось, врезал молотком по столу.
А Леха во второй раз врезал мне своим коленом в мое бедро:
- Валера, нам кердык! Если этого урода лишь за попытку любовной прелюдии так наказывают, что же будет с нами за наши вполне результативные насильственные действия!?
Я и сам был впечатлен этой «десяткой», а Леха Тахемаа продолжал нашептывать:
- Будет нам кердык, трендец и полный абзац. А ведь с утра я хотел переносить этот аппойнтмент! Собственной интуиции не поверил!
Я пытался найти слова ободрения, в голову ничего подходящего не впрыгивало, я просто хлопнул друга по плечу, он, сардонически улыбаясь, глядел мне прямо в глаза и тоже, видимо, подыскивал слова.
Удар молотка прервал наши взаимные гуманитарные потуги. От судейского кресла зазвучали наши имена и фамилии. Мы с Лехой и наша переводчица двинулись к витнесс-боксу. Красавица Анастасия ободрительно улыбалась.
И опять все произошло очень быстро. Я просто обязан признать, что Леха с его раскладами, озвученными в камере суда Олд Сити Холл, оказался неправдоподобно проницательным. Для нас, готовивших себя к тому, что юриспруденция именует реальным сроком наказания, слова судьи Эберкромби прозвучали медоточивой притчей. Это была педагогическая поэма! Это был гимн толерантности! И Алексей Тахемаа, и я, взрослея в стране, так и не построившей светлое будущее всего человечества, слышали, и не единожды, нечто вроде того, что «наши органы не только карают, но и воспитывают...»
А вот в Канаде, как оказалось, система правосудия в действительности имеет вполне себе такое симпатичное лицо, обращенное к человеку! – моя душа пела в минуты оглашения нам приговора.
Палыч задумался не надолго и сказал:
- С того дня прошло почти пятнадцать лет, но я и сейчас так думаю.
А вердикт был таким: каждый из нас обязан был в течение недели с момента оглашения приговора уплатить штраф в размере 800 долларов, а также в течение ближайших сорока восьми часов представить в канцелярию мистера Эберкромби рефераты: Леха о всех великих гомосексуалах, а я – о том, как великие геи пострадали из-за своей андрофилии.
Мы с Лехой в едином порыве обнялись и… тут же расхохотались.
От души смеялась и Анастасия. Смеялась прямо таки до слез, взирая на наши объятия:
- Я подумала о том же самом, - она, кроме всего прочего, как мне показалось тогда, была очень довольна, тем, что все прошло не только гладко, но и быстро. – Не забудьте у секретаря взять тикет для вашего авто, прямо сегодня можете забрать.
Леха распушил хвост. Для начала, он от нас обоих пригласил Анастасию в честь победы выпить шампанского. Госпожа переводчица с милой улыбкой поблагодарила, но отказалась, сославшись на кучу дел. Мы проводили ее до стоянки автомобилей, она села в элегантную двухдверную «судзуки», и укатила.
Леха продолжал буйствовать:
- На хера нам платить штраф! Давай подадим на пересмотр…
Судья же признал, что они нас сами спровоцировали.
- Уймись!
- Понял, - великодушно согласился звездный эстонец из Абхазии.
- Послушай-ка, - я перевел стрелку – у тебя-то английский гораздо лучше моего, а мне реферата не написать…
- Мне тоже, - подмигнув, ответил Леха. – Я уже кое-что придумал, - взглянув на свои часы, быстро проговорил он.
Было заметно, что мой дружбан в полном порядке и активно овладевает ситуацией.
- Тут близко, а машину заберем позже, эти стоянки, кажется, круглосуточные, а сейчас…
- Куда еще тебя несет? Я люблю приключения, но на сегодня с меня довольно...
- Ты же только что сетовал по поводу недостаточно глубоких академических познаний в области английской словесности, что может помешать мистеру Эберкромби насладиться твоей компетентностью по части гендерной психологии, etc…Я думаю, не стоит огорчать старика.
- Не стоит. Что удумал?
- В том то и дело, что удумал. Куда мы прямо сейчас направляемся?
- Машину забирать. Посмотри на тикете, там должен быть адрес этой спецстоянки.
- Я же сказал: тачку заберем потом, тем более, мы уже почти у цели.
В этот момент мы шагали по Виктория-стрит, и в считанные минуты оказались перед входом на территорию университета Райерсон. Леха засиял:
- Так всегда: коль непруха, так во всем, а если везет, то везет…
- Чему ты так радуешься?
- Ну, во-первых, неутраченной свободе, а во-вторых, что во дворе полно студентов.
- При чем тут студенты? Я-то думал, мы в университетскую библиотеку шлепаем…
- Насчет библиотеки, ты мыслишь правильно, но пойдем туда не мы.
Я перестал ловить стремительный ход мыслей великолепного Лехи, и решил не докучать ему вопросами.
- Сделай релакс, покури, - быстро заговорил Алексей, внимательно вглядываясь в направлении большой группы студентов и студенток.
Не успел я выкурить сигарету, как Леха вернулся, держа под руки двух миниатюрных индо-китаянок, двойняшек, как мне показалось.
Все трое хохотали просто неистово. Леха мастер художественного слова, особенно, когда его вдохновляет женское общество.
- Знакомьтесь, - Леха поочередно склонялся к миниатюрным красоткам, - это мой друг Валерий, мастер спорта и почти Герой Социалистического Труда!
- Не ****и! Им особенно интересны Герои соцтруда…
- Вай нот? Они вообще очень любознательные! И не матерись, на всякий случай. Дамы!
Мнимые двойняшки (я разглядел вблизи, что они далеко не идентичны) сложили руки домиком, поклонились и сказали:
- Хау ду ю ду, мистер Валери, найс то мит ю!
- Это Синди, а это Лола, - галантно указал Леха на своих новых подружек.
Выглядело это трио так, будто они знакомы тысячу лет и, казалось, настолько близко, что amour a la trois была для них вещь вполне обыденная.
- Экскьюз ми, леди, ай шуд тэлл май френд эбаут аэур эгримент.
- Окей, Алекс, - обе снова прыснули.
- Чем ты их так рассмешил? - спросил я.
- Они радуются предстоящему заработку. В Индокитай попасть мне пока что не удалось, но я знаю, что женщины того региона весьма трудолюбивы, стремятся угождать мужчинам…
- Ты что, снял этих девочек!? – возмутился я.
- Как можно! Хотя после работы – почему бы нет? Так вот, я их не снял, а заключил с ними трудовое соглашение: они авторы наших с тобой рефератов. Они учатся на социологов-психологов, эта тема им близка и интересна. Завтра в это же время получим «наши» труды, и вполне успеем завезти их в офис его сиятельства…
- Его чести,- уточнил я.
- Наши труды, надеюсь, понравятся его сиятельству настолько, что это сделает честь нам, - не сдавался Леха. – Сумма в пятьдесят долларов каждой тебя не напрягает?
- Отнюдь, - ответил я, вымученно улыбаясь очаровательным студенткам.
Уже смеркалось, когда мы на автобусе добрались до штрафной стоянки. Леха довез меня до дому, от вечернего чая в кругу моей семьи он вежливо отказался.
На следующий день, в точно назначенное время мы встретились с очаровательными покорительницами высот социальной психологии или психологической социологии – до сего дня не ведаю, как правильно, - усмехнулся Палыч.
После взаимных приветствий девчонки каждому из нас вручили полупрозрачные файлы с четырьмя экземплярами машинописного текста. Леха из наружного кармана летней джинсовой рубашки вынул два конверта, приоткрыл их, чтобы студенткам было видно их содержимое, и вручил гонорар с легким поклоном и словами «сэнк ю соу мач!»
Девушки взяли конверты, с серьезным видом сложили ладошки «домиком», поклонились, затем взглянули друг на дружку и покатились со смеху. Такие уж смешливые были!
Лола, нахохотавшись вдоволь, спросила, не желают ли джентльмены ознакомиться с содержанием рефератов? Может быть, джентльмены заметят какие-то упущения и тому подобное.
Мы переглянулись. Леха, широко улыбаясь, сказал мне:
- Тащи молодежь в кафетерий, угости колой, мороженым, а я здесь, на скамеечке посижу, полистаю, чего они, в самом деле, насочиняли.
Менее чем через полчаса Леха сам явился к нам в кафетерий.
Он сиял как начищенный самовар:
- Ну, Валера, это не девчонки, а чистое золото! Такого и столько написали! Это, по нашим понятиям, классная курсовая работа.
Если не дипломная.
- Леди, уан мо тайм биг сэнкс, ит воз э вандерфул джоб!
Леди снова захохотали, как будто их щекочут, мелко кивая головами и сложив кисти рук домиком.
- Си ю боз лэйтер, - сказал Леха.
- Гуд лак, - сказал я, и мы поехали в канцелярию мистера Эберкромби.
На ближайший, после описанных событий, уикэнд пили мы с Лехой пиво. Само собой, быстро всплыла тема «наших» рефератов.
- Слушай, не знаю как ты, а я просто-таки диву даюсь, сколько их, этих геев среди людей знаменитых или просто много чего полезного совершивших, - начал Леха.
- Да уж, - подхватил я тему. – Я знал кое-что об этих делах в древней Элладе, но так, в общем. Они к педофилии были особенно склонны. А теперь такие подробности стали мне известны: боги и герои – Зевс, Аполлон, Геракл, Ахилл – были бисексуалами.
Марциал, восхваляя педерастию, говорил, что секс с женщиной не может заменить секса с мальчиком. У римского императора Адриана вообще крыша улетела от любви к греческому пацану Антиною…Калигула – это и вовсе клинический случай. Тут тебе и гомосексуальность, и бисексуальность, и инцест, вдобавок ко всем прелестям жанра…
- Я, - вступил Леха, - конечно же, знал насчет Чайковского, Дягилева, позднее – Нуриева. И меня досада брала: ну как же так, Петр Ильич, гениальный композитор, наше все в русской классической музыке, а голубой!
- Но он всю жизнь страдал, мучился, стыдился. До конца не все ясно с его смертью, но достоверно известно, что у него была попытка суицида – пытался заболеть пневмонией в ноябрьской Москва-реке.
- Да, брателло, я, благодаря нашим подружкам из Райерсона, узнал, что и другой титан, фигура, можно сказать, эпическая, Микеланджело Буонаротти, тоже был того… Правда, исторических свидетельств о его моральных страданиях не обнаружено.
- Зато Фридрих Крупп, из тех самых Круппов, застрелился в возрасте всего-то сорока восьми лет отроду. Не выдержал огласки, позора. Дело было в самом начале двадцатого века, но папарацци и тогда дело свое знали. В газетах были опубликованы подробности о его шалостях. Известно даже имя одного из его постоянных любовников - некоего парикмахера с острова Капри.
- Самым трагическим образом выглядит фигура Оскара Уайльда. Не знаю, как ты, а я восхищаюсь его тончайшим салонным юмором, изысканной иронией, знанием изнанки человек. Его Дориан Грэй писан им с себя самого…
- Да, он, несомненно, настоящая жертва. Он был и знаменитым, и великим страдальцем. Из-за пагубной, как считалось, страсти потерял семью, детей, которые перестали носить его фамилию, оказался в тюрьме, вынужден был эмигрировать во Францию, умер в нищете…
- Вот я и говорю: противно…
К этому моменту эмоционального повествования Палыча, мы уже возвратились из Аугсбурга в Мюнхен, и я счел уместным процитировать высказывание Бертольда Брехта, урожденного аугсбуржца: "лучшее в Аугсбурге - это поезд Аугсбург-Мюнхен".
Палыч ухмыльнулся:
- Чем это ему был так не мил Аугсбург? Вполне симпатичный город, впрочем, ему было виднее: каждый выбирает по себе...Постой-постой, он что, тоже...?
- Что тоже? - спросил я.
- Я хотел сказать, он был геем?
- Да нет же, нет! Во всяком случае, насколько мне известно.
- Ну и славно, - пробасил Палыч.
- А ты не задумывался, что мы все, такие разные – земляне, у нас дом один на всех. Рядом с людьми живут лошади, быки, львы, антилопы, скорпионы, крысы,скунсы, пауки… Они тоже земляне! Приятны и полезны не все из них, но мы миримся с этим, должны мириться.
- Придется. Тот же Уайльд в комической, правда, пьесе писал, как важно быть серьезным. А в наши дни нужно быть толерантным, политкорректным.
- Еще бы! Как не быть, когда нынешний, весьма импозантный министр иностранных дел ФРГ свой coming out сделал еще в 2004 году, а занял свой пост в правительстве фрау Меркель в году 2009! Знала фрау Меркель, кого брала.
Примечания автора:
*стр. 9 – Лившиц и Левенбук – популярные в СССР семидесятых годов двадцатого века эстрадные чтецы-декламаторы. Помимо инвалидности по пятой графе, ни в чем противоестественном замечены не были.
Перевод немногочисленных фраз на английском языке в русской транскрипции не должен, как смеет думать автор, вызвать затруднений у читателя.
Мюнхен
Декабрь 2011- февраль 2012