Творить – значит отлить форму
своей судьбы.
Альбер Камю
В конце мая Сьюзен закончила курс своих лекций в колледже и когда ребят распустили на каникулы, она оказалась совершенно одна в городе, с которым, по сути, так и не успела внимательно познакомиться; она была предоставлена самой себе, исключительно самой себе и никому больше. Письма из Парижа от Жака приходили все реже и реже, кажется, он начинал забывать ее. Чтобы как-то скоротать время Сьюзен превратила свою маленькую комнату в настоящую библиотеку, стол ее был завален книгами и она с удивлением замечала, что начинает писать все больше и больше с завидным упорством и постоянством. Несколько ее статей было уже опубликовано в канадских и американских журналах, на те, что были разосланы по редакциям пришли благодарственные отклики и она имела одно хорошее предложение от нью-йоркского книгоиздателя Дж. Гэлквиста, который настоятельно рекомендовал ей перебраться в Нью-Йорк и обещал работу.
Писания Сьюзен были наполнены благоуханной мистикой и античной эротикой, она связывала прошлое с будущим, а в настоящем путешествовала по мыслимому саду человеческих тревог и услад; рассуждала о целях истории; нелепости убийств – когда прекрасные убивают богоравных; о великом разделении человечества; о гнетущей несвободе в удушающем городском муравейнике, о зловонной душе современного мира, о пророчествах Римского клуба и о мрачном грядущем.
Все эти мысли были темпераментны и слегка раздражительны, в них постоянно металось и звенело слово свобода. «Свобода – разменная монета», «свободный капитал», «собственность – это общественная свобода», «оплачено свободой», «за хлеба расплачиваются свободой», «плати наличными (свободой) – чтобы обелить имя пославшего тебя».
Иногда, устав от политических рассуждений, Сьюзен с удовольствием уходила в царство грез, где действие происходило будто бы на космическом корабле, или лучше сказать в некоем Доме, по которому свободно расхаживали тени Фаларида, Зопира, Александра, Агриппы Неттенгеймского, д’Эндажине, Делашамбра и других легендарных личностей, которые принудительно заставляли вспомнить и заново инсценировать легенду о Минотавре, эпизоды Троянской войны, убийство Агамемнона, пиры Искандера, смерть Суллы, самоубийство Клеопатры, гибель Нерона, усекновение главы Иоанна Крестителя, Варфоломеевскую ночь и многие живые картины прошлого, окрашенные безудержной фантазией и чувственностью Сьюзен, в которой она вовсе не стесняла себя и тем сильнее распаляла воображение своих читателей. Так проходило время, но когда не писалось, не читалось, не думалось, а желалось, мечталось и томительная расслабленность во всем теле звала куда-то в душную вечернюю темень южного города, Сьюзен все чаще и чаще повторяла вслед за Бальзаком, что “la solitude est une bon chose: queiqu'un pour vous dire que la solitude est une belle chose.”
Однажды вечером она вышла на улицу и уже у самых дверей встретила Тома. Рядом с ним был красивый высокий парень, одетый в форму морского пехотинца.
- Это мой двоюродный брат Джордж, - с гордостью сказал Том. - Он приехал в отпуск и проведет у нас две недели.
- Можно мы проводим вас немного, мисс Хилл? Я уже рассказывал Джорджу о нашей учебе в колледже и о вас.
Джордж улыбался очень приветливо и заинтересованно разглядывал Сьюзен.
- Если вы ничего не имеете против и мы не помешаем вам, мисс Хилл, - сказал Джордж. – Том и в самом деле очень восхищается вами и я был бы чрезвычайно рад нашему знакомству. Вы очень торопитесь?
- О, нет. Да ведь я вышла просто освежиться.
- Отлично! Но позвольте спросить: вы и вечером работаете?
- Да. Не представляю, чем еще можно заниматься здесь в городе. Колледж закрыли на каникулы. И вот…
- Чудесно! Это просто чудесно, что мы встретились. Пойдемте с нами, мисс Хилл, - воскликнул Том. – Мы вас очень просим. Помните, я уговаривал вас пойти в бейсбольный клуб, а вы только смотрели на меня и улыбались? Мне так нужно спросить вас кое о чем. И Джордж расскажет нам как он плавает на корабле вокруг всего света.
- На корабле вокруг света, - засмеялась Сьюзен. Это должно быть интересно.
- Пойдемте в «Итальянскую таверну». Это на берегу залива. Вы были там?
- Нет, - с удивлением ответила Сьюзен. – Разве здесь есть итальянская таверна? Что это такое?
- О, вы увидите!
Через полчаса они уже сидели в маленьком очень живописном кабачке, расположенном не на берегу, а прямо на воде залива и устроенном на сваях в виде больших толстых бревен, окруженных черными железными цепями, свисающими до самой воды. Путь сюда вел по шатким мосткам без перил, впрочем, очень ярко освещенным мощными электрическими лампами под абажурами, похожими на мексиканские шляпы “сомбреро”.
Вместо стен кабачок был окружен затейливым частоколом с развешанными на нем рыбацкими сетями с погремушками и колокольчиками.
Хозяин был наряжен в костюм Панталоне: красную куртку, красную шапку, желтые туфли с пряжками и красные обтягивающие рейтузы. На плечи был накинут черный плащ. И лицо его напоминало маску знаменитого и всегда одураченного ловеласа: седые висячие усы и длинный горбатый нос.
Как и полагается, прислуживать ему помогали веселые дзани: Арлекин – ловкий, вихлявый парень, беспрестанно улыбающийся и всегда в знак согласия приставляющий к голове пару посеребренных рожек. Одет он был в крестьянскую рубаху и длинные панталоны из грубой белой материи, обшитые многочисленными разноцветными лоскутками. В костюм Коломбины была наряжена смуглая стройная белозубая девица, своими движениями очень напоминавшая эстрадную певицу. Талия у нее была сильно стянута широким поясом и слишком вызывающе колыхались полные мягкие груди, причем, когда она наклонялась, они почти вываливались из лифа, так что девушка вынуждена была придерживать их свободной рукой.
Сьюзен было приятно слушать густой мягкий баритон Джорджа и, задумчиво улыбаясь, смотреть на расстегнутый ворот его рубашки, под которой бронзовела грудь и слегка выделялись упругие ключицы. Он заказал мартини, итальянские закуски и много-много сухого красного вина, которое принесли в симпатичных граненых узкогорлых графинах.
Том болтал без умолку. Оказывается он прочитал все без исключения статьи и рассказы Сьюзен и был от них без ума. Том познакомился со студентами Браунского университета и они поручили ему официально передать мисс Хилл их приглашение выступить на студенческом митинге, организуемом “Комитетом охраны личных свобод”. Митинг должен был состояться на днях в Провиденсе. Он, Том, лично просит об этом также и от имени своих друзей в колледже, которые все единогласно восхищаются своей учительницей и гордятся ею. После митинга на одной из близлежащих ферм с хозяевами которой уже проведены переговоры, состоится мощнейший рок-концерт. Точно известно, что пожелание выступить уже получено от шести или семи самых популярных групп из Бостона и Нью-Йорка. Говорят, что приедут две группы даже из Лос-Анджелеса.
-А в самом деле, Сюзи, почему бы вам не выступить? – сказал Джордж. – Думаю, что парни с телевидения непременно вас заметят, а это хорошо пойдет вам на пользу.
Сьюзен посмотрела на него с удивлением. Она уже почти не сомневалась, что Джордж станет её любовником, может быть даже в этот вечер, но то, что он так быстро стал называть её уменьшительно-ласковым именем говорило о его завидной самоуверенности. Впрочем, это её лишь приятно обожгло и понравилось, как нравилось всё, что говорил и делал Джордж. У него были зеленые с искорками глаза, стройная сильная шея, покатые плечи и мягкое нежное лицо: ямочка на подбородке, золотая ленточка усов и большие, красиво очерченные неподвижные губы, придававшие всему лицу характер спокойной сосредоточенности.
- Я подумаю, - ответила Сьюзен. – Ведь ребята из университета уже были у меня. Я только недавно услышала об этой организации – «КОЛС», кажется? В её состав входят преимущественно молодые поэты-авангардисты и бунтари-анархисты, которые ради осуществления личных свобод готовы взорвать водородную бомбу над Манхэттеном. Единственное их положительное качество то, что они активно не приемлют тотальную перепашку умов, на манер Советов и не желают взращивать в головах людей посев тех идей, которые устраивают финансовую олигархию.
Она много и с удовольствием пила, в первый раз после Парижа, и быстро пьянела. Зазвучала скрипка, на которой играл высокий тощий старик – весь в черном. На пианино ему подыгрывала симпатичная, пухленькая, очень румяная блондинка.
Они с Джорджем много и с удовольствием танцевали, касаясь друг друга различными частями тел.
Потом он ласково и настойчиво гладил её колени под столом. Том куда-то исчез. Он появился уже около полуночи и на берегу его ждал открытый автомобиль с двумя молодыми людьми и девушкой.
- Поедемте на виллу к Дженкинсонам. Там вы увидите потрясающее электронное бунгало.
Сьюзен была уже настолько пьяна, что хотела ехать, но Джордж удержал её. Они сели в машину и Том довез их до её дома. Она помнила, что когда они отошли на несколько шагов, машина, оглушительно взревев всеми цилиндрами и царапнув задним бампером асфальт, унеслась в темноту.
- Чертенята! – одобрительно сказал Джордж.
Он крепко ухватил её за локоть и они вошли в подъезд её дома.
Так у Сьюзен появился любовник в Америке. Это был её первый мужчина после отъезда из Парижа. Он начисто вытеснил из памяти Жака. В постели Джордж был неутомим. Сьюзен казалось, что она не давала ни малейшего повода к такой безудержной страстности, с которой Джордж наслаждался её телом, совершенство которого она сама, по-видимому, недооценивала. Десять дней прошли как в тумане. Джордж приходил днём и уходил утром. Они никуда не выходили из дома. Сьюзен едва успевала прибрать посуду со стола и сварить новый кофе. За три дня до митинга, подготовка к которому в городе шла полным ходом, Джорджа повесткой вызвали в Нью-Йорк. Он заказал там апартамент в отеле “Дельмонико”, с тем, чтобы Сьюзен поехала вместе с ним и они провели вместе хотя бы еще одни сутки. Судя по всему, дела Джорджа в Нью-Йорке не задержат его более чем на несколько часов, Сьюзен просто подождет его в отеле и поработает там над текстом своего выступления на митинге. Почему-то Джордж упрямо настаивал на этом варианте и Сьюзен, нимало не раздумывая, согласилась.
Вечером, накануне отъезда, они медленно прогуливались по улице. Было тихо, уже зажглись фонари и лишь изредка звенящую тишину нарушало фырканье автомобилей и легкий шелест шин по асфальту. Небо над фонарями казалось бирюзовым. Кругом было чистенько, тротуары подметены и политы, трава в газонах изумрудно блестела. Они вышли на Джефферсон-стрит и в маленьком погребке, где не подавали спиртного, выпили кока-колы. Около их столика была дистанционная панель управления и Джордж забавлялся тем, что бросал в щелку монетки и, не вставая с места, включал музыкальный автомат. Он несколько раз запускал щемящую французскую песню Beatles «Michelle ma belle these are words That go together well ma Michelle…»
Сьюзен было очень грустно. В эту ночь он не остался у неё, а пошёл спать домой.
Утром в междугороднем автобусе по пути в Нью-Йорк они проезжали через Новую Англию. Все было как обычно: пассажиры хрустели арахисом, щелкали грецкими орехами, вскрывали банки с лимонадом и пивом. На ровном полотне дороги попадались ярко-раскрашенные бензоколонки и пункты дорожного налога. Чем ближе к мегаполису, тем чаще вместо незамысловатых рекламных надписей на дорожных щитах, появлялись огромные живописные плакаты с изображением очаровательной девушки в купальнике, держащей в руке кубик жевательной резинки, или ковбоя на вздыбленной лошади, указывающего на свои сапоги, а то и просто женские ягодицы, туго обтянутые джинсами или кулак мужчины величиной с трехэтажный дом, и между пальцами этого гигантского кулака зажатая пятиметровая сигарета с аршинными буквами названия фирмы, производящей оные. “Реклама – это пещерное искусство двадцатого века… Подобно пещерной живописи, она является средством не личного, а корпоративного выражения, это вихри коллективной силы, мазки энергии, открытой новым трайбалистским человеком… Бизнес и культура стали взаимозаменяемыми в новой информационной среде”, - вспомнила Сьюзен этот блестящий пассаж Маршалла Маклюэна из его книги “Культура – наш бизнес”. Новый трайбалистский человек, живущий в электронно-неоновых джунглях. Что ж, неплохо придумано.
Сьюзен заметила, что Джордж сегодня особенно ласков с ней и, хотя в глазах у него по-прежнему блистало желание, она внезапно подумала, что прощание с ним будет надолго, может быть навсегда.
Скоро начались развязки и пересечения автострад, то что называется хайвеями, спидвеями и фривэями, автобус въехал в Бронкс и помчался к Манхэттену, проехал по Парк-авеню через Гарлем, миновал Централ-парк и через несколько улиц скоро уже показалось темное здание автовокзала. Они вышли из автобуса, почти мгновенно поймали такси и поехали на 99-ю улицу.
Когда служитель отеля, молодой рослый негр в белом костюме, проводивший их в отведенный им апартамент, вежливо кивнул на прощание и бесшумно закрыл за собою дверь, Сьюзен нажала на кнопку на стене и цветные шторы с авангардистским рисунком поехали в стороны. Огромная стеклянная стена сверкнула. Сквозь неё на большие, неохватные глазом пространства туманился и дымился город.
- У меня такое впечатление, будто это кино, - неожиданно сказал Джордж и вздрогнул.- Потому что всё, что сейчас происходит, длится только мгновение… В этом стеклянном кубике, подвешенном в небе.
- Ты боишься высоты? – спросила Сьюзен, улыбаясь и глядя на Джорджа. Ключицы его и шея под расстегнутой синей рубашкой напомнили ей вечер в «Итальянской таверне». Теперь она владела им. “Мой прекрасный норовистый скакун”, - подумала она не без гордости.
Джордж приблизился к ней и взял её за руку повыше локтя. Она повернулась к нему, с удовольствием касаясь грудью его сомкнутых пальцев.
- Сюзи, я должен теперь уехать, - восхищенно глядя ей в глаза, пробормотал Джордж. – Подожди меня. Жди меня здесь и никуда не уходи. Я вернусь через пару часов.
- А куда ты, мой милый? – она обняла его за шею. Их губы сблизились. Она словно бы играла с ним, вновь и вновь, в который раз уже проверяя его бурный, неистовый темперамент и свою власть над ним.
За эти десять дней она уже вполне научилась управлять его желаниями и свободно читать в его душе. По сути, Джордж был сама застенчивость, несмотря на то, что редкая женщина смогла бы устоять перед колдовством его натуры, которая благодаря обаянию молодости и скрытому темпераменту излучала жаркую энергию. Ведь он и не говорил почти ничего. Говорили глаза, руки, губы. Развитый ум Сьюзен совершенно порабощал его. Джордж вышел из семьи, которая по уровню доходов, а, следовательно, и по возможности дать детям приличное образование ни в коей мере не могла сравняться с семьей его двоюродного брата Тома. В их семье было одиннадцать детей. Сопливые оборванцы вечно окружали его. Джордж был старшим. Когда на публике он касался Сьюзен, впечатление было такое, что коллекционер берет в руки драгоценную античную вазу. Но в постели Джордж был хулиган. В постели Сьюзен нравилась его брутальность, его неистовство. Его неукротимый темперамент жаждал схваток, борьбы. Сьюзен нравилось быть в его руках не податливой куклой, а соперницей.
Внезапно Джордж поднял её на руки и Сьюзен услышала как гулко бьётся его сердце.
- Джордж, милый, ты опоздаешь, - прошептала она и поцеловала его в шею.
- Сюзи, мне кажется… нет, я уверен, я люблю тебя…
Он опустил её на пол на пушистый ковер и сам опустился на колени. Сьюзен было неудобно на полу, она никак не могла стряхнуть с себя его тяжесть, но прошло всего несколько мгновений и горячая, почти обжигающая волна затопила её, прошла в затылок, осталась в окаменевших от наслаждения ногах, застыла в языке, в горле…
Она позволила ему всё. Сделала так, как ему хотелось.
Он быстро сполоснулся под душем, а когда она, сменив его, проскользнула в ванную, через несколько минут услышала только легкий стук в дверь и слово “чао!” Потом – звук хлопнувшей двери и щелкнувшего замка. Он ушёл.
Сьюзен с удовольствием отдалась щекочущим струям воды, упруго хлеставшим из позолоченных трубок, все тело её было в пятнах и синяках от его медвежьих объятий, но она чувствовала приятное утомление, которое быстро снималось освежающим душем, запахом мыла, лаванды и хвои. Все шло прекрасно. Она вновь чувствовала себя женщиной, полной сил.
Когда она вышла из ванны, накинув халат на мокрое голое тело, она первым делом устремилась на кухню, нажала несколько кнопок на панели управления и через мгновение услышала шум поднимающегося из столовой аппарата. Затем с легким щелчком открылась дверца портативного лифта и Сьюзен достала оттуда и медленно выпила большую чашку горячего шоколада. Теперь для нее не было ничего приятнее, чем выкурить сигарету. Задумчиво она наблюдала за струйками голубого дымка, смотрела в окно. Джордж, должно быть, едет в метро и думает о ней. Впереди у неё была работа. Нужно было основательно подготовиться к выступлению на митинге.
Она вернулась в комнату и, брезгливо сморщась, будто вспомнила что-то неприятное, прошла к столу, включила лампу. Её сразу охватила рабочая атмосфера. Она проработала весь день. Джордж не звонил и к вечеру не появился. Сьюзен не знала что делать, где можно было бы его искать и найти? Джорджа не было всю ночь. Сьюзен не сомкнула глаз, а утром, предупредив портье, она купила билет на ближайший автобус и уехала домой.