Город дышит прохладным ветром. По-прежнему не слишком холодным для первых чисел декабря. На улицах сухо и каблуки стучат по мостовой, словно сейчас ранняя осень. Обнажённые ветви деревьев стремятся ввысь. Может показаться, что на дворе конец октября, с той лишь разницей, что под ногами не шуршат листья.
Она почти забыла прошлый декабрь, заснеженные улицы, самоотверженные походы за бутылкой красного сухого посреди ночи. За руку и под руку. Забыла оживлённые разговоры и молчаливые обиды. Всё прошло. Новый декабрь — и новое прощанье. От чего-то это начало входить в привычку — расставаться перед Новым Годом. В доказательство прошлый год, и позапрошлый и год накануне.
Может, так складывается оттого, что наступающий год хочется начать с чистого листа? А может оттого, что она просто трусиха. Боится спросить о самом важном, но смело промолчит в ответ на вопрос о своих чувствах.
Она даже боится сходить на почту, чтобы узнать — не затерялась ли бандероль, которая должна была придти две недели назад. Бандероль и письмо.
Но сегодня она собралась с духом и стучит каблуками по мостовой в сторону почты. Город сверкает глазами, провожая её вдоль украшенных перед рождеством улиц. Она поднимается по ступеням и тянет на себя тяжёлую деревянную дверь. За ней толкает ещё одну и попадает в почтовое отделение. Словно переносится в другую реальность. Люди стоят в очереди, стремясь отдать женщине в очках квитанции и несколько купюр, чтобы на месяц забыть об этом ритуале.
Она считает окошки — первое, второе — приём посылок и заказных писем, третье — выдача пенсий, четвертое — то, что ей нужно — выдача посылок, бандеролей. Очередь стоит в шестое окошко — оплата коммунальных услуг, но извивается вдоль всего отделения, перекрыв доступ к остальным окнам. Она, извиняясь, подходит к нужному ей отделу. Там девушка в фиолетовом свитере с чёрными, собранными в тугой хвост волосами переписывает реквизиты с заказного письма, которое крепко держит в руках. У неё накрашены ногти — наверное, вчера или позавчера, потому что лак немного облупился от постоянного стука по клавишам.
Она здоровается и спрашивает, как узнать, не затерялась ли в пути её посылка. Про письмо она промолчит — в конце концов, она даже не знает, было ли оно отправлено. Девушка в фиолетовом свитере спрашивает, когда бандероль была отправлена - «месяц назад», отвечает она. Из Москвы в Петербург. Девушка в окошке виновато опускает глаза и говорит, что, возможно, из-за большого потока корреспонденции перед новогодними праздниками посылка могла задержаться. Но, добавляет она, отправляющий может поинтересоваться состоянием дел в своём отделении связи. И устало улыбается, не выпуская заказного письма из рук. Она вздыхает, складывает губы в улыбку в ответ работнице почты, благодарит её и выходит на улицу.
Любопытно, как это бандероль из Москвы в Петербург может идти целый месяц! С другой стороны, в этой стране так искажены временные рамки, что это наименее странное из того, с чем ей приходилось сталкиваться. А по городу письмо может идти месяц? Три недели? Две недели? А было ли оно отправлено? И если было, что оно несло с собой — хорошие новости, или плохие? Или просто набор сводок новостей... Будет ли это очередное прощанье, или ничего не значащая записка? А может, всё -таки долгожданная надежда?
Дойдя до своего дома, она вдруг решает пройтись ещё немного. В этом вечернем свете парки, соборы и церкви особенно хороши. Словно пронизаны духом этой тёплой зимы. Зимы, которая уже так не похожа на все предыдущие. Тёплым ветром, сухими мостовыми и потерянной бандеролью. Про письмо она так и не решится спросить. В конце концов, всегда есть надежда, что оно не было отправлено.
17 декабря, 2011