Ностальгия 74
1.
Неаполь. Конец одна тысяча семьсот девяносто четвёртого года. Михаил положил на стол металлический поднос, открыл средних размеров дорожный сундучок, достал из него исписанный лист бумаги и поднёс его к пламени свечи. Бумага загорелась, чуть потрескивая, и упала на поднос, обугливаясь и догорая. Второй лист последовал вслед за первым, потом третий, четвёртый... Михаил смотрел на огонь, видел, как тот пожирает вместе с текстом графский герб, все его регалии и витую надпись на каждом листе: "Граф Михаил Клеофас Огинский". Методично, не пропуская ни одного листа, он продолжал жечь свой архив. А вместе с бумагой здесь же, рядом, адским огнём горела его душа, горело всё его прошлое, горели все мечты и надежды...
Свою жену, Изабеллу Лясоцкую, он только что усадил в экипаж и отправил к родителям, в родовое имение, находившееся под оккупацией Пруссии. Изабелла, как истинная аристократка, не сказала ему ни слова, но он видел, чувствовал, понимал, как она была недовольна, огорчена, взбешена тем, что он сделал, - продал её фамильные драгоценности, которые достались Белле от матери, бабки, прабабки... Эти украшения берегли многие поколения женщин её рода, а теперь они исчезли навсегда в сундучке перекупщика...
Да, Изабелла не разделяла его патриотизма, а он, граф Михаил Клеофас Огинский, который был избран в сейм великого государства, Речи Посполитой, ещё в 1786-м году в возрасте двадцати одного года, всем сердцем желал, чтобы его Родина была свободна. Но обстоятельства складывались так, что три хищника, три соседа, - Россия, Австрия и Пруссия, с подачи русской императрицы Екатерины, уже дважды делили его страну, отторгая и присваивая себе лучшие области, самые лакомые куски. И вот настал момент, когда, пользуясь беззащитным положением оставшихся территорий, эти страны-заговорщики решили окончательно ликвидировать то, что осталось от Речи Посполитой, стереть с карты Европы и Литву, и Польшу.
Восстание под предводительством Тодеуша Костюшко не принесло успеха. Прага была повержена и захвачена врагами, за ней - Варшава. Отряд, созданный и вооружённый на деньги Михаила, а также на деньги, вырученные от продажи драгоценностей жены, был разгромлен. Вместе с Изабеллой и остатками корпуса генерала Домбровского Огинский вынужден был бежать в Вену, а теперь вот и в Венецию...
Михаил встал и подошёл к старенькому фортепиано. Уроки, полученные в детстве у музыканта и композитора Йозефа Козловского, не прошли даром. Его "Полонез Смерти" в своё время покорил сердца многих аристократов-современников. Ходили легенды, что автор покончил с собой от неразделённой любви. Он вспомнил об этом, чуть улыбнулся и совершенно непроизвольно правая рука произнесла, наиграла на клавишах инструмента фразу: ми, ре диез ми фа ми, до до си ля! Непередаваемой тоской повеяло от этих звуков. Откуда они взялись? Как родились в воспалённом мозгу потерявшего всё, чем гордился, что имел, человека?
- Но нет, нельзя расслабляться, - подумал Михаил, - Впереди Турция, Константинополь, польские и литовские друзья, готовые драться до последнего за свободу нашей несчастной Родины. Надо покончить со всеми записями и документами, чтобы ничего не оставлять врагам от моей прошлой жизни. И начинать новую... на чужбине.
Архив, наконец, был уничтожен, и Михаил забылся чутким и тревожным сном.
2.
Третий раздел Польши окончательно поставил крест на Речи Посполитой, Польше и Литве. Миллионы людей на долгие десятилетия остались на своей земле, но под игом соседних государств. Избиравшийся демократическим путём Сейм закончил своё существование, но борьба продолжалась.
Разбросанные по Европе остатки разбитого войска пытались воссоединиться и взять реванш. С разрешения Наполеона Бонапарта, генерал Домбровский создал в Италии два Польских легиона. Огинский метался по Западной Европе, пытаясь найти поддержку и средства для своих соотечественников. Наполеон принял его, но не поддержал планов захвата Польши. Пытаясь поднять дух легионеров, Огинский, используя народную мелодию, написал музыку к знаменитому "Маршу Домбровского". Впоследствии эта мелодия стала гимном Польши, а пока лишь согревала души несчастных изгнанников.
В семейной жизни тоже всё было непросто. Изабелла так и не простила мужа. Хотя они и были вместе некоторое время, в конце концов, с женой пришлось-таки расстаться. Без Родины, без жены, без денег - ох, как несладко пришлось Михаилу! Ностальгия, печаль, тоска по всему утраченному душили так, что жить не хотелось. Выручала музыка. Фортепиано стало той отдушиной, которая давала ему возможность чувствовать себя более-менее сносно. Всё, что было на душе, Михаил изливал в звуках. Опять пришла в голову та, давняя мелодия. Он пытался развить, дописать засевшую в голове музыкальную фразу, но слёзы душили его, комок подступал к горлу, и получалось что-то совсем не то. Другая музыка писались легко, а эта мелодия мучила по ночам и не давала покоя...
3.
В 1802 году в России к власти пришёл Император Александр Первый, который обнародовал амнистию участникам польского восстания. Он принял и обласкал легендарного графа Огинского, и на горизонте забрезжила новая надежда, надежда на облегчение гнёта, а в дальнейшем - и на освобождение порабощённых Польши и Литвы.
Огинский взял новую жену Марию Де Нери, поселился в родовом замке под Вильно и стал потихоньку атаковать Александра Первого проектами относительно реформирования Литвы и Польши. Всю войну с Наполеоном граф верой и правдой служил Российскому Императору, был главным его советником. Знал он толк в европейских делах. Царь обещал разобраться и решить, наконец, польский вопрос, но вплоть до 1815-го года, до Венского конгресса, всё висело в воздухе. И только в мае 1815-го, в Варшаве, Александр объявил Огинскому свой вердикт: Польша становится одной из провинций Российской Империи.
Вот это был удар! Предательский - под дых. Ведь Александр обещал ему! Они были почти как друзья: свободно общались, делились мыслями, планами, Михаил сделал всё возможное, чтобы облегчить Александру послевоенные разборки в Европе. Но тот предал друга, а вместе с ним и всех его соотечественников, лишённых Отчизны!
Уже дома, в своём имении, Огинский понял, наконец, что всё кончено, что многолетний марафон завершился крахом, что Родины у него нет и не будет никогда. Многочисленные сочинённые им полонезы, вальсы, мазурки, марши, кадрили ужасной какофонией все вместе, одновременно, зазвучали в его голове, и не было спасения от этой адской музыки, сколько ни зажимай уши! Рыдания душили его. Граф упал на колени, потом повалился на пол, осознавая, что жизнь прожита зря, что вместо того, чтобы защищать своё Отечество с оружием в руках, он помогал врагам, тем самым усугубив положение несчастной Польши!
Больше по привычке, чем осознанно, Михаил, преодолевая себя, взгромоздился на стул у рояля. С усилием, пытаясь заглушить бесовскую какофонию, разрывавшую его голову на части, ударил по клавишам. И тут, о счастье, всё затихло и, как орган в костёле, зазвучала стройная, величественная и пронзительно-тоскливая мелодия. Он доиграл до конца, потом ещё раз повторил сначала, а затем бросился к конторке, чтобы нанести на бумагу это чудо, которое стройно и гармонично звучало в его голове, облегчая с каждой записанной нотой ужасную тяжесть, гнёт, не дававший покоя его истерзанной душе! Это была та самая мелодия, которую он не смог, не захотел доиграть тогда, очень давно, в Неаполе и которая ускользала от него все эти годы.
Это был знаменитый полонез Огинского. Единственный и один из многих, написанных Михаилом Клеофасом Огинским. Уже в двадцатых годах девятнадцатого столетия один из участников многочисленных польских восстаний, уезжая на каторгу в Сибирь, назвал это творение гениального композитора коротко и ёмко: "Прощание с Родиной". Как он был прав! Михаил Огинский, потеряв веру во всё на свете, лишившись здоровья, разругавшись и разведясь со второй женой, бросив семью, уехал умирать на юг, на чужбину, в Италию, в тёплую и ласковую Флоренцию. Многие люди не знают, кто он был такой и как он жил, но ПОЛОНЕЗ ОГИНСКОГО знают все!
Александр Первый, нарушивший данное графу Огинскому слово, так и не дав свободу истерзанной Польше, тоже слышал это чудо, эту тоску, облечённую в музыку. Согласно одной из легенд, он, Император Всероссийский, разочаровавшись в политике и в светской жизни, инсценировал свою смерть в Таганроге и ушёл простым монахом в далёкий сибирский монастырь. Сохранились изображения монаха, очень похожего на Александра. Зачем он это сделал? Угрызения совести? Тоска? А не могла ли поистине волшебная музыка знаменитого полонеза повлиять на решение Императора? Возможно... А почему нет?