Паршивый ветерок старается проникнуть в укромные места под полушубок деда Егора, что смолит папироску, спрятав её в кулаке. Пенсионер поёживается от нападок февральской непогоды, укрывшись по большой нужде ранним утром в дощатой уборной находящейся в конце деляны деревенского огорода. Резкие порывы с Гнилого угла проникают во все щели и особенно завихеривают из нижнего главного отверстия, любовно вырезанного хозяином в форме огромного сердечка. Находящийся в нужнике старается быстрее докурить и потому жадно вдыхает табачный дым, который раз кляня себя в поспешности. Ещё бы! Выскочил – а на дворе Сибирь…заснеженная…мать её туды... Из одежды трусы с майкой, да пимы с полушубком. Шапку и то забыл накинуть – так живот скрутило. Наверно всё-таки эксперимент с новым рецептом браги провалился сквозь пол сортира окончательно и бесповоротно. Сахар не нужно жалеть для своего организма, а дрожжей меньше нужно сыпать. А может и супруга – бабка Клава сглазила. В общем, утро сегодня не задалось. Во-первых, голова, что бубен шамана. Во-вторых, поза неудобная – в раскоряку над дыркой, из которой мороз щиплет потаённое хозяйство бывшего ударника комтруда. Как не крути, а сатиновые трусы тело мало греют зимой в таёжной глухомани, хоть и цветом красные.
Занятый печальными мыслями несостоявшийся Менделеев приоткрывает дверку нужника. Всё-таки судьба соизволила протянуть руку теплящейся надежды в виде соседа, такого же пенсионера – деда Степана. Тот орудует метлой по краю своей ограды, очищая тропинку, что ведёт к углярке.
– Степан! Э! Степан!
Знакомый из-за забора оборачивается на голос, ища глазами его обладателя.
– Здесь я! Э! Степан! Здорово!
– А! Вона где ты! Здорово Егор! Чего туда спозаранку спрятался – Клавдея выгнала?
– Да нет ещё вроде! А вот горе имеется! Брага не в жилу пошла! Бошка трещит как грецкий орех в пассатижах! А дома ничего – ни капли!
– Я тебе говорил, что неправильный рецепт или с опечаткой! А ещё меня хотел угостить! Что сильно пронесло-то?
– Да-а-а… – экспериментатор с сожалением машет рукой в сторону напольного отверстия позади себя. – Всё добро…туда сгинуло. У тебя лекарство-то есть в хате?
– Только таблетки угольные! Чекен мы с тобой ещё вчера опростали! Забыл? Говорил же, не пей брагу после водки – не мешай! Не послушал народную мудрость! Через час сельпо откроют – туда сбегай, подлечись! А мне некогда будет!
– Супружница сегодня денег не даст на похмелку. А ты куда лыжи навострил-то?
– К Андреевне!
– Серафиме? А что стряслось у неё?
– Да поросёнок говорит, загородку наполовину свалил в сарайке! Попросила подправить меня! Сегодня с утра приходила!
– О! У неё-то точно завсегда заначка имеется! Возьмёшь помощником к себе – подсобить?
– Подходи ежели успеешь!
– Клавка боюсь, не отпустит после вчерашнего!
– Ну, да…набедокурил ты вчера… Придумай чего-нибудь! А я уже сейчас пошёл!
Бабка Клава суетится с чугунками возле русской печи, когда с улицы в избу заскакивает чрезмерно чем-то возбуждённый супруг. Лиловый нос на фоне раскрасневшегося лица, вздыбленные волосы на голове от ветра и отрицательной температуры, гусиная кожа на руках-ногах в крупную пупырышку и вытаращенные радостные глаза размером с советский рубль каждое – А ля Одуванчикус подмороженный.
– Клавдея! Собирайся!
Женщина молча продолжает заниматься своим делом, не замечая появившееся в избе существо в синей майке с растянутыми лямками и красных трусах по трясущееся в ознобе колено.
– Клавдея! Что ж ты такая непонятливая-то! Собирайся скорее! – повторяет Егор, ощущая себя полным нулём.
– Уйди с моих глаз! – бабка Клава взмахивает хозяйственным полотенцем в сторону непутёвого супруга. – Пьянь подзаборная!
– Признаю! Был не прав вчера! Был не прав! Но ради праздника в нашем проулке можно и амнистию сделать! – Егор поднимает указательный палец вверх и неистово трясёт им. – Ради праздника!
– Тебе вчерашнего мало праздника?! – Клавдия подбоченивается. – Пропойца бесстыжая!
Дед Егор выставляет перед собой ладони, как бы защищаясь от ложных наветов.
– Остынь Клавушка! Я же говорю – признаю неправоту вчерашнюю!
– Сгинь с глаз!
– Клав!
– Не подходи изверг!
Дед Степан в отчаянии взмахивает руками и шлёпает босыми ногами через всю кухню к печи. Вытягивает из-за кочерёжек и совка перед поддувалом за рукоять древний весь в зазубринах топор, которым раскалывает большие комки угля перед отправкой в топку. Затем ногой выдвигает на средину кухни табурет, грохается на колени. Опускает голову на сиденье и протягивает топорище в сторону супруги.
– Прости меня Клава! А не можешь простить – казни меня подлюку такую! Или выслушай, или руби голову! Такое моё последнее слово!
– Кончай мне тут цирк разыгрывать! Проходили – учёные уже!
– Руби мать голову!
– Отстань!
– Руби или дай слово сказать радостное!
– Ох, горе непутевое, что на сей раз за счастье привалило?
Егор пружиной подскакивает на ноги.
– Радость у нас Клава со стороны соседа нашего Степана! И соседки нашей, только наискось через огород – Серафимы!
– Выкладывай! Не томи!
– Да всё даже чересчур просто! – Егор моментально успокаивается.
– Просто – не просто! Но учти, без обмана! – бабка Клава грозит пальцем.
Супруг, провернувшись пол-оборота на пятках, истово крестится в красный угол. И даже той рукой, какой нужно – как правильно знамение делать, наверно подсмотрел в каком-то сериале по телевизору. Тут же оборачивается к дражайшей половине – продолжает вдохновенно и чувственно, с расстановкой.
– Просто всё! Потому-то я и рад за них!
– За кого, за них?
– Да за Серафиму со Степаном!
– А что за них радоваться-то?
– Молодые они нынче у нас в проулке! Молодожёны! Судьба видать им так улыбнулась под старость лет!
– Подожди Егор! Что ты плетёшь? Серафиму я вчера к вечеру в магазине видела, когда за хлебом и постным маслом ходила. Разговаривали с ней. Она ничего мне даже близко о замужестве не упоминала.
– И что? Со счастья кому память-то не отшибёт? А? Подумай своей головой! Жила тут себе жила вдовой столько годов! Когда Колька ёйный помер-то?
– Да уж лет шесть-семь, как не более.
– Вот! Сколько можно холоститься? А тут раз! И счастье ей привалило в лице нашего соседа! Тем более, что и Степан холостой!
– Ой, что-то не верится мне…
– Верь-не верь, а порадоваться с людьми нужно их счастью за одним столом! Грех не порадоваться! Даже в писании так говорится!
– Ты-то про писание, что знаешь!
– Мне моя интуиция подсказывает! Собирайся – пока в гости приглашают!
– Что? Прямо вот так с утра? В половине восьмого?
– Только что Степан забегал – мне специально сообщил! Говорит, чтобы не задерживались! – Егор вдруг хлопает ладонями по бёдрам. – Не помню! С гармошкой он пошёл или как. Ну, ничего! Так споём! Главное, что повод даже очень ничего!
– Мне, что-то моя интуиция другое говорит. Не может быть…всё-таки. – Клавдия качает головой.
– В наше время всё может! Просто Серафима – умная женщина! Чтобы по сто раз стол не накрывать – с завтраком совместила! К тому же и пенсии экономия! Где моя чистая рубаха? И носки свежие, чтоб не носками пахли? Какая-никакая, а свадьба! Собираемся-собираемся Клава! Мы с тобой почётные гости! Больше никого не будет! Ты будешь у Серафимы дружка! А я у Степана свидетелем!
Рассвет едва-едва зарождается на востоке. Холод и темнота нависает над деревенькой. Ветер не утихает – поёт морозную песню. Пара пожилых пенсионеров пробирается меж сугробов к дому с освещёнными окнами. Заходят в сени. Стучатся в двери.
– Да-да! Входите!
Гости открывают дверь, переступают порог.
– Здравствуй соседка! Здравствуй ещё раз Степан! Извиняйте, что немного опоздали! – начинает Егор, снимая ушанку. – Но лучше поздно, чем никогда! Ведь, правда, хозяюшка?
Серафима встаёт из-за стола, делает шаг навстречу гостям. Улыбается, приветствуя.
– Проходите соседи дорогие. Располагайтесь за столом. Отведайте, чем бог послал.
За столом дед Степан застыл с поднятой рюмкой. Перед ним на сковороде жареная картошка на сале, солёные огурчики с помидорчиками, холодец в эмалированной чашке, ломти хлеба в тарелке, пироги накрытые полотенцем.
Сняв жакетку с пуховым платком, бабка Клава подходит к хозяйке и целует ту в щёку.
– С праздником тебя Серафимушка! Слава богу, твоей радости! Вот тебе небольшой подарочек от нас! Платок и салфетки! Какое-никакое подспорье в хозяйстве! А тебе Степан вот носки шерстяные!
– Спасибо Клава! Спасибо за подарок! – Серафима ответно целует гостью. – И не говори! Небольшая, а всё-таки радость в доме. Без мужских рук и гвоздь в доме не держится! Спасибо Степан безотказный! Только попросила – он согласился. Да и веселее утром не поодиночке чаёвничать. Ну а ради доброго дела такого не грех и по рюмочке! Проходите за стол! В ногах правды нет! Присоединяйтесь к моей радости!
Рассаживаются. Хозяйка ставит на стол ещё две рюмки.
– Наливай сосед, раз такое дело! – дед Егор возбуждённо и с удовольствием в глазах пододвигает поближе рюмку.
Крякнув, дед Степан разливает.
– Полнее-полнее! – приговаривает находчивый гость. – Полнее чаша – больше счастья! Прав я хозяйка?
– Прав сосед. – кивает Серафима.
Клавдия встаёт из-за стола, поднимает рюмку.
– Серафимушка! А я уж и не сразу поверила, что мой мне наговорил с утра! Теперь сама всё вижу и потому очень рада за вас. Будьте счастливы на долгие годы! Пусть у вас всего будет всегда в достатке! – бабка Клава смахивает слезу платочком. – Как говорят сейчас молодые! За новую ячейку нашего общества! За вас! За тебя Серафима! За тебя Степан! За ваш приятный момент! Мы так рады за вас! Ведь, правда, Егор?
– Правда, радость моя! Жизнь штука приятная! Только нужно уметь смотреть на неё под правильным углом! За ячейку! – дед Егор залихватски опрокидывает рюмку в рот. – Горько!