Бройлерный телефонный монстр, бестолково обляпанный аметистом и чароитом, отвлёк. Россиянин доковылял до помпезного аппарата (свои мобильные телефоны он отключил и упрятал подальше). Плохая весть пришла из России: прежде доходное Владиленово предприятие лишилось трёх процентов своего капитала.
- За один только день?! Так какого ж вы … ! - Владилен Артемьевич бросил трубку. Сбежал с возвышения, на котором располагалось ложе, и вломился в шкаф с цивильной одеждой. Почти собранный, чтобы прервать свой голод стаканом сока, а там - ближайшими рейсами, пусть с пересадками, лететь до Москвы, всё ж помедлил. И позвонил волшебнику. Он вправе был ожидать от КоеКого сочувствия - ведь со своей стороны, принимая как должное столько чудачеств, прилежно следуя до сих пор почти всем советам потомка камов, соучредитель надеялся на понимание. Но патриарх, похоже, не понял и не одобрил. Прошамкал невразумительное. А внятно высказал дикую мысль: что вот, если даже курсант потеряет и тридцать процентов от своего состояния, пусть и тогда хорошо подумает, прежде чем поломать стратегический план, навредить своему намерению и прервать «спасительную» разгрузку. Что бы он, кедр ливанский, в бизнесе понимал?! Саксаул засыхающий, взялся ещё пророчествовать! Так, мол, и так: стоит только теперь сорваться и улететь - возвернётся успешный предприниматель прям в силикошку; тогда же подделка под женскую плоть станет тем последним, что он почувствует и увидит в жизни. И что для него тогда налаженное производство, доходы? Какая от этого радость, если у гроба карманов не предусмотрено?
- Сам решу! - вспылил мятежный курсант. - Подохну, когда захочу: ни минуты не задержусь по чьей-либо прихоти. Я…
Не особо твёрдо он знал, чего нынче хочет. А КоеКто продолжал, только голос сделался глуше и непривычно как-то звучали печальные нотки:
- … внучат не дождался я, ребятишки рано ушли на небесную луговину… А ты, добрый молодец, необычный, чем-то мне очень близкий. Что это я?.. Свет ты мой, пожалей старика!
Владилен был смущён:
- Да ведь я возвращусь, и всё снова подрегулируем.
- Ты вернёшься... Только ничто в государстве Летимском не дюже против крепко сколоченной здешней мафии. За единственным исключением - рейтинг-йоговской практики. Безупречно выдержать нашу линию, без срывов и перерывов - вот выход. В поспешных суждениях и сгоряча уповаешь на то, что обрёл исполинскую силу духа двадцатидвухдневным постом. Сие - не более чем иллюзия. Известное достижение есть, но преодолеть смертельное притяжение… На это шансы покамест невелики. Ин стократно, тысячекратно уменьшатся, если прервёшься. Не одного себя ты погубишь: для очень многих возможности улетучатся. Почему? Потому, что время уходит. В этой вот нашей битве миров - мира светлых идей с обезумевшим миром вещей - может даже решиться судьба Человечества.
- Неужели так эпохально?
Волшебник словно и не услышал ехидную реплику.
- Тот вещный искусственный мир, вторичный по происхождению, но властно в себя вобравший преображённых в узкоспециальные инструменты людей, на этот раз особенно беспощаден. Он норовит прикончить и первопричину, его породившую и обновляющую, - само человеческое существо, сам вид «хомо сапиенс»…
Однако же если здесь и сейчас победит мир идей - будет славно! Два конфликтующих нынче мира со временем сгармонизируются, поелику им крайне нужно поладить. В условиях осложнённых, опасных - как то у нас - Рейтинг-йога превыше других добродетельных способов выживания. Ну, а героям-первопроходцам честь и хвала. На тебя надежда великая…
- Почему других посетителей силикошки в курсанты не позовёшь?
- Если стану у них там пастись, понимаешь… На меня уже покушались. А толку от этого риска немного. Едва ли один-два из тысячи человек подходят для первопрохода. С тобой повезло… Только вот у меня самого сил физических не на многое остаётся. Чувствую свой предел. По системе я только с тобой занимаюсь. Сорвёмся, так вместе…
Ты курируешь… это, как его… перспективное скалолазание. Я ведь тоже когда-то участвовал в восхождениях на вершины Алтая. Снаряжение тогда у нас - у-тю-тю! Одних крюков щелевых по семь килограммов железа на брата. А карабины! Сталь - титановых, алюминиевых не было, френдов не было; зато для широких щелей - деревянные клинья с петлями. Вот такусенькие лапотки. На свою ступню посмотри - такие. Ты слушаешь, да?
Полезли мы как-то раз в гору за ледником Актуру. Я пошёл первым в связке. Впереди ключевой участок маршрута - отвес, и трещины под крюки в дефиците, а шлямбуров альпинисты в туе года и не знали. Я лезу-лезу, нашёл подходящее место, вбил крюк, карабин в ушко простегнул, верёвку в карабин, порядочек. Лезу дальше… И - ничего. Ни единой трещинки и ни маломальского выступа, чтобы петлю навесить. Было, было - и нет, как отрезало. Гладь, почти «зеркало»! Только метрах в пяти надо мной - хорошая, чёткая трещина. Думаю: не отступать же, чай, как-нибудь до неё доцарапаюсь, а там устрою надёжную точку страховки. Я самый цепкий в команде, на скалах признанный лидер. Если не я, так кто же? Пошёл наверх, осторожно. Сердце прыгает, приближаюсь… Ядрён-шампиньон! Никакая это не трещина, а жила тёмного кварца. Ты представляешь: спускаться поздно, в том случае срыв неминуем, падать - вовсе нельзя: при такой глубине падения, если даже верёвка выдержит, то при жёстком рывке и в обвязке всего изломает. Думал - всё. Но когда огляделся, увидел на некотором отдалении, вверху, настоящую трещинку. Как до неё я добрался, лучше не вспоминать. А когда дополз, понял: мне руками там не сработать, сразу сорвусь. Я заранее взял крючок в зубы, подобрался и зубами же его затолкнул. Только потом, осторожно так, за него придержался, плавно за молотком… и - тюк, тюк… тюк-тюк-тюк - крючок дозабил.
Но вряд ли ты догадаешься, зачем это я о своём былом так подробно.
Понимаешь, мой свет, путь Сообщества - всего человеческого сообщества - схож с восхождением. До горы туристскими тропами - знай себе топай. Но с некоторого рубежа начинается альпинистский маршрут: крутые скалы, и следов предшественников не видать, если только такие здесь были когда-то. Продутый всеми ветрами простор, неизвестность… Бодро-весело с утреца молотки стучат, загоняют в твердь крюки для страховки и для опоры. Из каких таких материалов они сработаны? Ага, крючьевой материал выплавляется из науки и из искусства, да плюс ещё из того, что составляет секретный ингредиент. Зарождение торговли, наипервейшие шаги демократии, светского гуманизма - всё в одной лишь ёмкой метафоре: крючья. Очередной надёжно забитый крючок при срыве удерживает Сообщество от погибели. А эти срывы, мой свет, всё ж случаются.
Трудный участок днесь. Далеко внизу остался последний забитый крюк. Но мы спешим всё, торопимся. Потянулись к трещинке впереди и ошиблись, приняв за трещину жилу. Ползём теперь из последних нравственных сил и… Рейтинг-йога - вот наш спасительный инструмент. Да не тот, что внизу у товарища в рюкзаке, и не тот, что пристёгнут на поясе - даже не этот, а тот, который в зубах.
Владилен Артемьевич удержался на голоде - сока не пригубил, к твёрдой пище не прикоснулся. И никуда из «Гран Каасл» не поехал. Зато выпил литр минеральной воды, пока обзванивал по России самых толковых сотрудников. По мере этих своих усилий он укреплялся во мнении, что катастрофы в реальности нет. Василий - молодой, деятельный иркутский предприниматель, Митроха - директор прииска из Стогорья, так убеждали даже в благоприятном развитии дела. Москва - да, своекорыстно проторговала его интересами. Так что? Он знает, как поступить: исключить и вовсе столицу из гибкой товарной схемы.
Утром нового дня россиянин подписал документы и отдал распоряжение о передаче Иркутскому офису прав головного. На Василия Владилен надеялся, как на себя самого, а теперь, по сути, перелагал на молодого сотрудника полномочия гендиректора - на целый год, если только не навсегда. Этот шаг, тем не менее, был логичен и самому россиянину нравился с каждой минутой всё больше.
- Покажем всем, как с дураками связываться! - повторил он несколько раз, прохаживаясь по номеру. Кстати, к вечеру истекли 24 дня и 24 ночи его разгрузочной терапии: 24 в квадрате, иначе - 576 часов на воде. Благополучненько он потерял к тому времени 21 килограмм массы тела. Пульс и давление были хорошими.
«24 р-йо! Растём!»
КоеКто учил его восторгаться каждой заработанной р-йо, подобно тому, как восхищается новой игрушкой неизбалованный здоровый ребёнок. И Владилен непритворно радовался каждодневным записям в Триединой формуле счастья.
К полудню двадцать шестого дня придождило, но россиянин не отказал себе в удовольствии прогуляться. Когда возвращался в гостиницу, ему навстречу прошествовала многолюдная свита, часть которой несла на руках «насест» с высоко закатанным балдахином. Под пышным пологом восседал вельможа. Пустая пола его шелкового халата выдавала отсутствие левой ноги. Он зыркнул на Владилена с живостью, мало приличной для столь важного человека, словно когда-то, при иных обстоятельствах, уже встречал россиянина. Соучредитель пожал плечами, не понимая. А вельможного инвалида донесли до автостоянки, где перегрузили в просторный салон большой перламутровой легковушки, после чего кавалькада машин отбыла в направлении аэропорта. Владилен постоял ещё под моросящим дождём, размышляя, что надо бы расспросить, пожалуй, про этого постояльца у персонала гостиницы.
К двадцать восьмому дню голодания отделяемая слюна пошла с небольшими сгустками и волокнами крови. «Пустяки, - убеждал себя курсант Рейтинг-йоги, - душа и тело ещё согласны терпеть друг друга». Действительно, к тридцать второму дню организм наладил оставленные ему функции. Не в последний черёд тому поспособствовали известия из России. Бизнес стабилизировался - хотя и на низком, но устойчивом уровне. Владилен Артемьевич, ухватись он сам за дела, не решил бы проблемы лучше, чем иркутские парни; хуже - сколько угодно. С потерей веса сон почти улетучился: за всю ночь часа три доводилось поспать, а большего, вроде бы, и не требовалось. Россиянин старался чаще напоминать себе, что решил стать гибким. В номере, на приметных местах, разложил книжонки, иллюстрирующие всяческие растяжки. Даже кое-что из прочитанного и увиденного проделывал - по крайней мере, пытался. Примечательно: с малолетства и до последнего времени он гимнастику терпеть не мог, прямо-таки ненавидел, а вот теперь, с Рейтинг-йогой, получалось не так и плохо. За четыре часа энергичных растяжек, суммарно, или за восемь часов растяжек с ленцой, россиянин себя премировал, рисуя чёрточку или точку - р-йо - в Триединой формуле счастья. Разумеется, принуждать себя приходилось, чтобы вновь и вновь распинать похудевшие ноги на коврике; но вместе с тем появился вкус к занятиям, когда на полсантиметрика, на сантиметр от вчерашнего результата удлинялся шпагат, а «лотос» приобретал маломальское сходство с картинкой.
«Что ж с того? - ухмыльнутся скептики. - С балеринами всё равно ему не тягаться - ни в пластике, ни в объёме движений».
След истины в таковых речах уловим. Но и только. Уже потому, что нет понятия «всё равно» в Рейтинг-йоге. Тем более, скалолазы, к чьей славной когорте решил примкнуть Владилен, из опыта знают: иной раз гибкости не хватает чуть, чтобы перешагнуть или повернуться на скалах. И тогда маршрут проходят с дополнительными затратами времени, если только не сходят с него совсем. Гибкость тела - в числе важных качеств, полезных для покорителя вертикалей и нависаний, так что всякая, даже малая её прибавка весьма желательна, факт.
«Не только на твердокаменных вертикалях растяжка и тренированность связок полезны, но и в личной жизни не помешают», - шалая мысль, запорхнувшая с тёплым ветром в балконную дверь, россиянину очень понравилась, поначалу. Впрочем, он остерегся холить в уме столь опасное направление. И так всё непросто.
На тридцать шестые сутки произошло непредвиденное. Телефон отвлёк Владилена от упражнений. Позвонила Лидия Игоревна. Голос - остроугольный, под стать ей самой - был в тот день особенно резок:
- Беда! Макс со Светой упали, то есть они сорвались и упали с «уха» «слона». Теперь висят на «серьге». Оба, кажется, живы. А все ЛФАПСовские вертолёты теперь за хребтом, в трёх часах лёта отсюда. Николай и с ним еще пять человек бегут на «слона», чтобы сверху навесить верёвки; но это будет так долго! Вы должны, Владилен Артемьевич, как-то действовать, что-то сделать!!
Он связался незамедлительно с частной компанией, которая располагала специально оборудованными вертолётами, и уже в полуобморочном состоянии добрался до нужного офиса. Благо, тот размещался в соседней высотке, так что менее чем через полчаса прямо с крыши тридцатиэтажки стартовала спасательная экспедиция.
Владилен глубоко вздохнул и откинулся в кресле; теперь, осматривая салон переоборудованного военного вертолёта, он спикировал взглядом на пол, на дно широкой картонной коробки, где катались туда-сюда два апельсина. «Ну вот, обстоятельства перевесили, и, чтобы не отключиться в решающие минуты, я должен немедленно что-то съесть», - с этой единственной мыслью соучредитель схватил спелый фрукт, торопливо очистил и начал жевать кисло-сладкую мякоть. Кровь, подобно шампанскому, забурлила, в мозг покатились хмельные приятно-тяжёлые волны. Владилен Артемьевич спрятал в карман второй, пока не очищенный апельсин и подмигнул ребятам-спасателям.
«На каком из «ушей» терпят бедствие наши? На правом или на левом?» Соучредитель стал срочно созваниваться с Лидией Игоревной, только это уже оказалось излишним: отчётливо приближалась сама Слон-гора, её профиль и… маленькие фигурки повисших в воздухе альпинистов. Бывает же - в завершающей фазе падения муж и жена очутились по разные стороны исполинского обруча несколько отклонившейся от вертикали «серьги»: Светлана - с внешнего края, а Максим пронырнул внутрь объекта. От неминуемой гибели связку спасла верёвка. Тут они и зависли - Максим на десяток метров ниже своей половины и в стороне от неё на всю ширину «ободочка». Самостоятельно выбраться на «серьгу», как стало потом известно, они пытались, однако, заслышав треск единственной многострадальной верёвки, почли за благо не дёргаться, а ждать помощи. Теперь скалолазы махали руками, показывая, что живы и дееспособны.
У Владилена Артемьевича отлегло от сердца, хотя до спасения двойки было ещё далеко, а ветер здесь дул, зараза, сильней, чем внизу, угрожая бросить машину на скалы. Пилоты примеривались, а вертолёт пока что чертил пустые круги. Соучредитель РФАПС метался от окна к окну, стараясь разглядеть обстановку как можно лучше.
- Эй! Что собираетесь делать, как доставать? - спросил он у летимских спасателей.
- Можете не беспокоиться, влиятельный господин, - ответил один из парней российскому боссу. - Всё будет надёжно. Вы только, пожалуйста, посидите на месте, не бегайте по машине.
За борт скользнули наносенсорные змеероботы - гибкие две штуковины дотянулись до потерпевших, плотно их охватили по талиям и отожгли верёвку одновременно двумя резаками. Вся машина накренилась в сторону Слон-горы, и под днищем натужно задвигались реверсные утяжелители. Змеероботы между тем аккуратно доставили потерпевших в салон. Вертолёт повернул носом к городу, принимая курс на красно-белую крышу республиканского госпиталя.
К вечеру стало ясно, что срыв обошёлся чете скалолазов лишь в несколько мелких царапин и незначительных синяков. Это Счастье с заглавной буквы, не меньше, шальное редкое счастье! Другое дело, что по Уставу РФАПС обстоятельства должны быть рассмотрены на собрании команды, а виновные - понести примерное наказание, ведь техника безопасности - это стержень практической деятельности Федерации. И Владилен закипал уже праведным гневом на Макса и Свету за небрежение к фундаментальному принципу РФАПС и собирался председательствовать на собрании, где ослушников, по всей видимости, выгонят из Проекта.