МОИ ЖЕНЩИНЫ. Январь 1962. Полотенчик.
Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.
(Иллюстрации: сайт "Все девушки "Плейбой" с 1953 по 2010 годы").
Лыжный поход и стремительный спуск с «Гришкиной горки» не прошёл для меня даром…
У меня обострился хронический тонзиллит. Теперь я «прочно» стал болеть ангиной.
От любого сквозняка или переохлаждения у меня немедленно начинало першить в горле, обострялся насморк и увеличивались миндалины. Мне становилось трудно и больно глотать и даже дышать. Немедленно «подскакивала» температура, всё тело начинало потеть и мне становилось совсем плохо.
Последний раз я заболел точно в день своего рождения – 7 января 1962 года.
Весь день я делал только хорошие добрые дела, был послушным, помогал маме, папе и даже брату.
После Нового года, когда «Дед Мороз» и «Снегурочка» принесли нам с братом долгожданные новогодние подарки, - я ждал новых подарков и гостинцев.
Их должно было быть много, так как на мой день рождения, который совпадал с Рождеством, традиционно должны были съехаться почти все наши родственники.
В предвкушении нового празднества я носился по комнатам, пытаясь всем помочь и угодить. Помогать было кому.
К нам приехала тётя Маруся, родная мамина сестра и её старшая дочь Софья.
Такой красивой девушки я ещё не встречал.
Мамина сестра тётя Маруся тоже была очень красивая статная женщина.
Всегда строгое и многозначительное выражение лица тёти Маруси иногда расцветало такой красивой улыбкой, что мама, папа, мой брат и я неизбежно тоже начинали в ответ счастливо улыбаться.
Улыбка тёти Маруси была божественной…
Мама слегка завидовала своей старшей сестре, её умению так улыбаться. Она говорила, что «улыбка Маруси – словно прикосновение Божьей матери, царицы небесной».
Я так и представлял Божью матерь в облике тёти Маруси…
Софья, старшая дочь тёти Маруси, была красива другой красотой.
У неё не было материнской стати и строгости, она была стройна, упруга, быстрая в движениях и отношениях.
Софья словно цепкий и вертлявый вьюн мгновенно реагировала на каждое слово, движение, взгляд. Она сама обладала острым и смелым язычком, способным «выстрелить» метким смешливым словцом.
Софья настолько точно подмечала недостатки людей и так точно могла их выявить, что все её немного боялись и старались с ней долго не общаться. При этом Софья была очень умна.
Она очень хорошо училась, знала на память множество стихов и литературных произведений, очень красиво пела и играла на пианино.
Глядя на ноты, Софья могла тут же напеть мелодию, причём партиями различных инструментов оркестра.
Часто Софья изображала мелодию в танце. То она плавно танцевала в союзе с главной темой музыки, то резко двигалась в музыкальном ритме. Танцевать Софья могла часами и делала это прекрасно. Никто не мог с ней сравниться в искусстве танца или перетанцевать её на выносливость.
Может быть, поэтому Софья была очень стройной, быстрой, резкой и нервной…
Софья всегда почему-то очень нервничала.
Она переживала, когда готовилась к экзаменам, когда ей надо было выступать перед зрителями или родственниками. Она всегда волновалась прежде чем что-либо сказать или прочитать вслух. Больше всего волнений доставляли ей встречи и общение с «мальчиками».
Мальчиками она называла своих многочисленных ухажёров. Эти ухажёры появились ещё в то время, когда Софочка ходила в детский садик.
Уже тогда она пользовалась заслуженной популярностью и кружила головы мальчишкам. Об этом всегда с тревогой много раз говорили друг с другом тётя Маруся и моя мама. Влюбчивость и женская притягательность Софочки была самой любимой темой для разговоров между ними.
Я не особенно вникал в суть этих разговоров, хотя несколько раз невольно их подслушал. Для меня Софья была красивой, интересной и старшей двоюродной сестрой. Не больше…
По-другому складывались отношения моего брата и Софочки.
Они были почти одногодками и всегда соперничали друг с другом, подтрунивали друг над другом, шутили и баловались. Иногда их баловство приводило к борьбе. Я нередко разнимал боровшихся брата и сестру, хотя мне казалось, что они оба не очень-то мной довольны.
Мне казалось, что Софье и моему брату нравиться «тискать» друг друга.
Со стороны казалось, что они борются, сцепив руки и ноги, валяясь на широкой родительской кровати. Они оба сопели, кричали, визжали, их лица становились красными и потными, но оба упорно продолжали бороться.
Я с удивлением видел, как брат поддаётся Софочке, как она счастливо оттого, что может его опрокинуть на спину, завести его руки далеко за голову и оседлать его сверху.
У меня закралось подозрение, что и брату было приятно, когда разгорячённая Софья сидела, прыгала и ёрзала у него на животе.
Вот именно в этот момент они оба сердились на меня, когда я вмешивался в их борьбу. А мне было обидно, что побеждённым оказывался мой брат…
Родители и тётя Маруся строго-настрого запрещали Софье и моему брату бороться друг с другом, но они всякий раз затевали потасовку, когда оставались одни или вместе со мной.
Меня они в расчёт не брали…
Мне тоже хотелось с ними бороться, но они упорно меня не замечали и с упоением возились друг с другом.
В другое время и Софья, и мой брат вели себя очень дружелюбно. Я с ревностью иногда замечал, как мой брат делился с Софочкой самыми своими ценными «сокровищами» из своих коллекций.
Мне таких конфетных фантиков, спичечных коробков, открыток, старых лотерейных билетов и разномастных пуговиц брат не дарил…
В этот приезд тёти Маруси и Софьи всё было иначе…
Брат и Софочка почему-то стали стесняться друг друга и прекратили бороться.
Правда, они попытались по-старому шутливо побороться, но потом вдруг оба стали красными, как раки, и быстро разбежались по дальним углам нашего дома.
Только теперь я заметил, как повзрослела Софья, какая она стала красивая и притягательная.
Софочка, как магнит, притягивала к себе взгляды всех, кто встречался ей на пути. Не мог оторвать от неё взгляда и я.
Мне нравилось в ней всё: скуластое худенькое лицо с острым маленьким подбородком и тонким носиком; пышные чёрные вьющиеся волосы; длинная гибкая шея; угловатые и мускулистые плечи и руки спортсменки-гимнастки; совершенно тонкая талия, которую взрослые сравнивали с «точёной рюмочкой»; стройные и длинные стремительные ножки, которые Софочка любила напрягать так, чтобы были видны её жилистые икры.
Софья часто становилась на «пуанты» и кружилась по комнате в вихре танца, тогда она становилась не просто красивой, а прекрасной.
Её глаза светились, искрились, а улыбка расточала вокруг невидимый свет радости и счастья.
Тётя Маруся со всеми вместе любовалась дочерью, но со вздохом говорила, что она «бабочка» и что она «до-порхается»…
Софочка беззаботно смеялась и продолжала стремительно танцевать. В этот танец она пыталась вовлечь всех, кто попадался ей под руку: маму, тётю, моего отца, брата и даже меня. Никто не мог ей отказать, но лучше всех могла танцевать только Софочка.
Только я один мог без остановки прыгать и гарцевать вокруг неё, часто не попадая в такт и мешая ей, но поддерживая её стремительные или плавные танцы.
В эти минуты я буквально задыхался от восторженного счастья. Я так мечтал научиться танцевать с Софочкой красивый и плавный танец «вальс»!..
Однако вальс могли танцевать только моя мама, отец и Софочка с моим братом. Причём, у брата это получалось немного неуклюже, но он очень старался и вскоре они с Софочкой стали лучшей танцевальной парой среди всех наших многочисленных родственников и друзей.
В это Рождество мне исполнилось 9 лет.
Я уже давно не чувствовал себя ребёнком или «дитём».
Моё раннее детство закончилось 1 сентября 1961 года походом по улице от детского сада к школе, в которой я теперь учился.
За прошедшие годы во мне что-то резко изменилось. Я теперь жил как бы с открытыми в мир глазами.
Теперь я очень многое замечал, подмечал, ощущал и испытывал, в том числе настолько тайное, что боялся в этом признаваться самому себе.
За прошедший год я многое пережил, видел и испытал такое, что теперь всё происходящее вокруг, когда меня, как ребёнка, все поздравляли с днём рождения и Рождеством, я воспринимал немного с усмешкой.
Меня уже не радовали детские подарки и умильные поздравления. Мне не нравились «сюсюканья» и восторги по поводу того, что я вырос.
Мне хотелось, чтобы мне кто-нибудь сказал, что я возмужал.
Однако никто этого не заметил… кроме Софочки…
Видимо, я как-то особенно на неё смотрел во время праздничного застолья. Она внимательно и как-то игриво вдруг взглянула мне прямо в глаза и так усмехнулась, что я смутился, выскочил из-за стола и опрометью бросился в свою комнату.
Моё сердце стучало как бешенное. Руки и ноги дрожали. Я не мог унять эту колотящую меня дрожь. Мне показалось, что мой организм действует совершенно отдельно от меня, сам по себе. Я никак не мог справиться со своим волнением и как бы со стороны видел самого себя, еле-еле стоящего возле письменного стола и дрожащего крупной дрожью.
Вслед за мной вышла только мама, гости продолжали весело общаться за праздничным столом. Им было весело, они над чем-то хохотали, особенно звонко звенел смех Софочки.
Каждый звук её смеха больно резал мне уши и терзал моё бешенное горячее сердце. Я чувствовал себя страшно одиноким. Мне хотелось плакать, рыдать и вопить, что есть мочи, только бы не чувствовать эту бессильную слабость в ногах и руках.
Краешком сознания я чувствовал рядом с собой маму…
Я тупо смотрел, как она пытается оторвать мои пальцы от края столешницы и повернуть к себе моё лицо.
Словно через вату я слышал её глухие протяжные звуки-слова, обращённые ко мне, видел её встревоженные ласковые глаза.
Однако я ничем не мог ей ответить. Во мне всё страшно напряглось и дёргалось так, что я стоял только потому, что цепко держался за столешницу моего письменного стола.
Мне стало очень жалко себя самого и маму. Я чувствовал, что пропадаю, но ничего не мог с собой поделать.
Ещё никогда в жизни я не чувствовал себя так плохо и одновременно так хорошо. Почему-то я знал, что это волнение и это напряжение всего моего организма мне не страшно, а только на пользу.
Просто надо было немного потерпеть и всё встанет на свои места…
Маме, наконец, удалось оторвать меня от столешницы, повернуть к себе и слегка обнять меня.
С невероятным чувством облегчения и блаженства я растворился в маминых объятиях, прижался к её груди, обнял за талию, почувствовал её тело.
Я жадно, как рыба вдыхал её запах, впитывал в себя её тепло и всё пытался втиснуться, вжаться поглубже в неё.
Мама ласково гладила меня по голове и не мешала мне.
Колотун, бивший меня крупной дрожью постепенно проходил. Ко мне вернулось дыхание. Ком в горле рассосался. Ко мне вернулось сознание, мысли, звуки и ощущения.
Одновременно с сознанием меня обожгло чувство стыда и мысль о том, что я совершил что-то постыдное, страшное, недостойное.
Мне опять захотелось немедленно куда-нибудь спрятаться, скрыться, бежать.
Я рванулся из маминых рук и нетерпеливо преодолел их сопротивление.
Не разбирая дороги, я ринулся через большую комнату, где продолжали веселиться гости, в туалет.
Только здесь я мог беспрепятственно укрыться от них, от понимающей всё мамы, от смеющихся глаз Софочки и от самого себя…
Я сидел на унитазе и лихорадочно пытался понять, что же со мной произошло.
Почему меня так трясло, почему так билось сердце, дрожали руки и ноги, почему мне было одновременно очень плохо и очень хорошо?
Внутри меня организм ещё волновался, поскрипывал, булькал и постанывал, как остывающий мотор машины.
Изредка я всхлипывал, размазывал по щекам горькие слёзы и выдувал воздух, как паровоз, пытаясь унять вновь возникающее волнение.
Внизу живота тоже что-то творилось. Там тоже буровились какие-то ощущения.
Я встал, задрал рубашку и майку и взглянул на свою писку. Ничего необычного, только вид яичек меня поразил. Они шевелились как живые!
Яички перекатывались под кожей, поднимались и опускались, шевелились, прятались в глубине и снова выкатывались наружу.
Это было так неожиданно, что я мгновенно забыл о стыде и страхе. Мне стало страшно любопытно и интересно.
Вид моих перекатывающихся яичек вдруг озарил меня догадкой.
Я вдруг подумал, что становлюсь взрослым…
Я впервые ощутил влечение к женщине…
Всё прежде испытанное, виденное, узнанное и прочувствованное, всё это вдруг сконцентрировалось и стало ясным и понятным.
Теперь я понял значение некоторых слов, которые говорил отец моему брату, когда они тайком разговаривали о «влечении мужчины к женщине».
Меня влекло к Софочке!
Меня влекло к ней неудержимо, властно, помимо моей воли.
Я не мог ничего с собой поделать.
Стоило мне только вспомнить её, как перед моим взором появлялась Софья в облике Феи красоты и страсти.
Я жадно вдыхал носом воздух в туалете, но чувствовал запах духов Софочки.
Я закрывал глаза, и голова начиналась кружиться, как будто я танцевал с Софочкой в вихре вальса.
Я только чуть-чуть расслаблялся и в ушах моих слышался её голос, смех и отзвуки её шуток.
Стоило мне слегка напрячься и внизу моего живота становилось горячо, кокушки начинали стремительно шевелиться, а писка становилась упругой и твёрдой.
Все эти переливы ощущений были настолько приятны, интересны, необычны и желанны, что я ещё несколько минут стоял с опущенными штанами возле унитаза и стоя качался, как былинка на ветру. Наверно со стороны я выглядел очень смешно…
Однако всё хорошее когда-нибудь кончается. Пришёл конец и моим мечтаниям.
Кто-то из гостей, а может быть отец или брат, постучался в дверь туалета и прервал мои качания и шевеления.
Я быстро смыл следы своего пребывания в туалете, привёл себя в порядок, вымыл руки с мылом, умылся холодной водой и совершенно другим выскочил из туалета.
Не знаю почему, но теперь я немного гордился тем, что со мной произошло.
Стыд и страх куда-то исчез, и я смело, как Мальчиш-Кибальчиш, вступил в большую комнату, наполненную родными и близкими.
Мне показалось, что все с интересом и любопытством поглядели на меня, но это ощущение длилось только мгновение. Через секунду праздничное застолье продолжилось по привычному для всех сценарию, и я с удовольствием влился в общий поток застольных приключений.
Я чувствовал, что Софья ищет меня своим насмешливым взглядом, но теперь я был готов к колдовской силе взгляда моей Феи красоты и страсти.
Правда, я ещё не знал, как мне ответить взглядом на взгляд, но уже ясно осознавал, что сумею совладать сам с собой.
Я ошибся…
Стоило Софочке вновь поймать своим лучистым взглядом мои глаза, как я снова был ею покорён.
Правда я уже не вспыхнул, как красный мак и не убежал в другую комнату, но снова разволновался.
Снова бешено застучало сердце, ходуном заходила грудь, задрожали руки и ноги, а внизу живота снова стало жарко и мокро.
Я чувствовал, что мои яички снова пришли в движение, что писка напряглась и упёрлась в складки моих трусов и штанов.
Мне стало опять одновременно плохо и хорошо, только приятного волнения было больше.
Я немного осмелел и ответил Софочке взглядом на взгляд.
Видимо, в моих глазах было что-то такое, что вдруг погасило в глазах Софочки искры насмешки. Я ясно увидел в её лице выражение лёгкого смущения, растерянности и волнения. Софья даже выпрямила спину и внезапно села ровно, строго, как всегда сидела её мама, тётя Маруся.
Ещё несколько секунд продолжалась борьба взглядами между Софочкой и мной. Софья первой сумела прекратить эту борьбу.
Она громко и счастливо вдруг засмеялась, завертелась на стуле, бросилась вновь танцевать и приглашать гостей на танцы, но в её весёлости я ясно видел какую-то растерянность.
Я тоже выскочил из-за стола и присоединился ко всем, толпящимся на свободном месте возле телевизора.
Я прыгал, плясал, ходил ходуном, баловался, играл, танцевал со всеми, в том числе и с Софьей.
Странно, но мне хотелось выплеснуть из себя всё то волнение, все страхи, мысли, чувства и ощущения, которые недавно меня так сильно коробили.
Ещё более странным было ощущение того, что всё это время с момента первой встречи взглядами с Софочкой до момента начала диких моих плясок, я почти ничего не слышал, что говорили отец, брат, тётя Маруся и другие наши гости.
Все их голоса, лица, фигуры превратились для меня в смутный, неясный и нечёткий ореол, фон, на котором чётко выделялось только лицо и фигура Софочки и я сам.
Праздник Рождества и день моего рождения кончился очень поздно. Часть родственников разошлись по домам.
Отец провожал гостей и соседей и угощал их «на посошок».
Мама и тётя Маруся убирали со стола и мыли посуду. Мой старший брат и Софочка слушали новые пластинки и листали журналы, сидя на диване в большой комнате.
Я же с невероятным усилием боролся с усталостью и желанием немедленно упасть и заснуть.
Ещё никогда ни один день моего рождения не был для меня таким трудным и интересным.
Я засыпал с чувством испытанного счастья, но ощущением чего-то незавершённого…
«Ничего, - подумал я, - Успею. Всё ещё впереди. Впереди ещё вся жизнь!».
Мне хотелось, чтобы мне приснилась моя Фея красоты и страсти, но она не пришла ко мне в моём сне.
Она явилась мне наяву на следующий день…
8 января 1962 года утром все взрослые разбежались по своим делам. Кто на работу, кто в магазины, кто в гости к друзьям, кто просто погулять.
В нашем доме остались только я и Софья.
Это произошло не специально, а просто и естественно, так как дела всё равно нужно было делать, а я, как именинник и школьник на каникулах, мог отдыхать сколько захочу.
Софочка после веселого вчерашнего застолья чувствовала себя не очень хорошо и тоже хотела немного отдохнуть и привести себя в порядок.
Мама с тётей Марусей пошли по магазинам. Отца вызвали на работу, а мой брат побежал гулять со своими друзьями и подружками.
Я почти не помнил ничего из своих вчерашних ощущений и приключений. Мне даже хотелось поскорее забыть о них и вернуться к привычному для себя состоянию. Я уже почти не хотел быть взрослым.
В этот момент из большой комнаты, где ночевали на диване тётя Маруся и Софочка, раздался её весёлый и опять чуть-чуть насмешливый голос.
- Сашок, - позвала меня Софья. - Как у вас набирается ванна?
Я только-только с наслаждением устроился в своей постели, разложил последние журналы «Работница», «Крокодил» и «Огонёк» и собрался было их полистать…
От неожиданности я поперхнулся и в первый момент ничего не мог ответить Софочке.
От звука её голоса, обращённого ко мне, я сразу потерял дар речи, растерял все мысли и вновь внезапно ощутил странное вчерашнее волнение.
«Началось!» – подумал я.
- Сашо-о-ок! – вновь позвала меня Софья. - Как у вас набирается ванна? Я хочу принять ванну. Ты поможешь мне?
Я молча встал с постели, натянул свои домашние штаны, всунул ноги в мои домашние тапочки и осторожно выглянул через дверные шторы в большую комнату.
Софья сидела на стуле за нашим большим круглым столом. Перед ней стояло старинное мамино зеркало на деревянной подставке. Она расчёсывала свои длинные непослушные волосы.
На Софье был надет красный блестящий халат. Босые ноги она сунула в пушистые меховые шлёпанцы. При виде меня Софья резко повернулась, серьёзно и строго взглянула мне в глаза и так же резко отвернулась.
- Набери мне ванну. - строгим и серьёзным голосом почти приказала мне Софья. – Шампунь у вас есть?
- Есть, конечно, есть – сказал я и почему-то поспешно бросился в ванную…
В ванной комнате я лихорадочно убрал лишние вещи, полотенца и мочалки. Затем выставил на край ванны флакон с шампунем, достал из шкафчика душистое банное мыло, новое большое махровое полотенце и открыл краны с горячей и холодной водой.
Вода с шумом стала заполнять ванну. Я опять с небывалым волнением вдруг представил, что здесь сейчас будет купаться моя Фея красоты и страсти…
Почему-то я не верил в строгость голоса Софьи.
Я чувствовал, что сейчас что-то должно было произойти.
Я вернулся в большую комнату, буркнул в алую спину Софочки, что ванна готова и, стараясь не делать резких движений, удалился в свою комнату.
Листая журналы, не видя ни картинок, ни заголовков, я напряжённо прислушивался к тому, что делалось за стенкой в большой комнате.
Софья шуршала своим атласным халатом, чем-то стучала и скрипела.
Я слышал, как она собиралась и ступала мягкими шлёпанцами по полу и ковровым дорожкам.
Когда слегка хлопнула межкомнатная дверь, я почувствовал сильное облегчение и в тот же миг – сильное волнение. Меня неудержимо влекло к ней и в ванную…
Странно, но мне казалось, что я вижу, как она входит в ванную, как сбрасывает с плеч свой халат, как собирает узлом на голове свои волосы и зашпиливает их заколками, как трогает пальчиками воду и перелазит через край ванны.
Я почти сам ощущал, как её тело погружается в тёплую воду и я почти видел, как Софья чуть-чуть открывает кран горячей воды, чтобы было погорячее…
Мне тоже становилось жарко.
Я снова вспотел.
Мне теперь было не до журналов и не до картинок.
Я хотел увидеть Софочку, лежащую в ванне…
Смутно я вспомнил, что когда-то уже видел нечто подобное, но это было очень давно, в далёком детстве.
Теперь меня влекло в ванную что-то более сильное, властное и желанное.
Я ещё немного поборолся сам с собой, потом резко вскочил с постели и, скрипя всеми суставами и костями, крадучись пошёл к двери в ванную.
Чтобы увидеть Софью в ванной, нужно было вначале зайти в умывальную комнату, а потом заглянуть в щёлочку между клеёнчатыми шторами, прикрывающими ванну и защищающими умывальную комнату от брызг.
Дверь в умывальную и ванную комнаты открывалась часто, поэтому никогда не скрипела.
Если Софья не задёрнула шторы ванной, то её можно было увидеть даже в дверную щёль.
Я шёл к этой двери со всеми предосторожностями, преодолевая расстояние до неё по сантиметру.
Я крался и чутко прислушивался к звукам, доносившимся из ванной.
Софья плескалась, напевала какую-то песенку, шумно лила воду.
Я слышал, как она намыливала голову, как фыркала, смывая пену с головы.
Я боялся, что она уже скоро выйдет из ванны, и я не успею на неё посмотреть.
Несколько раз я брался за ручку двери и всё не решался её приоткрыть.
Я ждал момента, когда она будет омываться из душа и за этим шумом она не сможет меня услышать.
Наконец, раздался шум бьющей из душа воды и я осторожно приоткрыл дверь…
В щёлочку я увидел мокрую штору, смутный силуэт Софочки, пар, пахнувший на меня из ванной и всё.
Я опоздал, или Софочка изначально закрылась шторой.
- Ты хочешь потереть мне спинку, да? – услышал я уверенный и сильный голос Софьи.
От неожиданности и внезапно нахлынувшего страха я довольно сильно хлопнул дверью, отскочил и ринулся к себе в комнату.
Я попался!
Попался самым глупым образом!
Открывая дверь, я привёл в движение воздух в ванной и на Софочку пахнуло холодом…
Мне было очень стыдно и неловко за то, что я так глупо попался.
Я ждал криков или обидного смеха, но Софочка молчала.
Меня опять неудержимо повлекло туда.. в ванную… к ней…
Мне уже было интересно узнать, почему она молчит и не кричит на меня.
Я снова выглянул в большую комнату и прислушался к звукам.
Вода уже не лилась. В ванной комнате было тихо. В квартире всё замерло так, что тиканье часов на стенке я воспринимал как удары мощного механизма.
Я снова крадучись сделал несколько шагов к двери в ванную.
Голос Софочки раздался так неожиданно, что оглушил меня…
- Саша, - напряжённым голосом сказала Софья. - Дай мне, пожалуйста, другой полотенчик.
Мне непонятно было, причём здесь новый полотенчик, когда я ей повесил совершенно новое большое махровое полотенце, но я не стал с ней спорить.
Как робот-автомат, я молча пошёл в родительскую спальню, достал из шкафа небольшое махровое китайское полотенце с вышитыми аистами в камышах и на ватных ногах пошёл к двери в ванную комнату.
Сгорая от нетерпения и одновременно преодолевая тягучее сопротивление во всём теле, я довольно широко приоткрыл дверь и увидел Софью…
Она стояла совершенно голая в умывальной комнате, прижавшись попкой к умывальнику.
Свет от светильников, отражаясь в зеркале, освещал её спину, шею, бока и талию.
Всё остальное было в светлой тени и чётко очерчивалось на фоне светлых стен умывальной комнаты.
Софья стояла, круто склоняя набок голову, чтобы шлейфом расправить свои мокрые волосы.
Она чуточку исподлобья смотрела на меня пронзительными чёрными глазами и неожиданно ласково и волнующе улыбнулась мне плотно сомкнутыми губами.
Я видел, как напряглись жилки у неё на гибкой шее.
Живот Софочки почему-то был сильно втянут внутрь так, что обозначились её рёбра.
Выпуклая часть живота ниже пупка почему-то сильно волновалась, вздрагивала и напрягалась.
Левую ногу Софочка согнула в колене и подняла так, что я опять не видел её «сокровенного тайного места», но зато хорошо видел весь её стройный бок, талию, бедро и длинные стройные ножки.
Софья стояла на носках, словно балерина на пуантах. От этого её ножки напряглись, икры рельефно обозначились.
Больше всего меня поразили её груди…
Они тоже были напряжёнными, идеально круглыми и с острыми вершинами сосков.
Впервые я видел так близко напряжённые соски женских грудок. Они торчали, словно выпуклые пуговицы.
Грудь Софочки тоже волновалась и вздымалась в такт с движениями живота. Руками Софочка опиралась сзади на край умывальника, на котором присела.
Мы несколько мгновений молча смотрели друг на друга. Потом я так же молча протянул ей полотенчик.
Софья медленно подняла руку и взяла у меня полотенчик.
Также медленно она начала вытирать полотенчиком свои волосы, не меняя позу и не отрывая от меня своего колдовского взгляда.
Немой и неподвижный я продолжал смотреть на Софью.
Во мне вновь снизу из живота стал подниматься горячей волной жар и притягательное влечение к ней.
Взгляд Софьи изменился…
Теперь я видел в нём торжество и удовлетворение.
Мне показалось, что Софья довольна результатом моего появления и произведённым эффектом.
Её поза чуть-чуть изменилась и в ней появилась какая-то самоуверенность.
Я снова ощутил, что попадаю под власть её колдовских чар…
Как только Софочка гордо выгнула спинку и сделала движение грудью вперёд, чтобы, видимо, ещё более раскрыться передо мной, как во мне что-то щёлкнуло.
Кто-то во мне совершенно спокойным внутренним голосом сказал, что «мне пора».
В тот же миг я почти захлопнул перед собой дверь…
Кто-то во мне отчаянно сопротивлялся тому, что я покинул опешившую Софочку...
Он орал и кричал, хотел продолжения, стремился к Софочке за эту дверь, но кто-то другой сурово держал и не пускал.
Этот другой хладнокровно приказал мне «идти к себе и взять себя в руки».
Со страхом, прислушиваясь к борьбе двух голосов и сил в себе самом, я поплёлся в свою комнату.
Из-за двери ванной не доносилось ни звука…
Как только я достиг, наконец, своей постели, хлопнула входная дверь и наш дом, как по волшебству, наполнился людьми.
Пришли мама и тётя Маруся, вернулся брат и прибыл отец.
Все с нетерпением хотели посмотреть покупки, рассказать новости и кушать.
Из ванной выскочила Софья и включилась в общее оживление.
Через несколько минут к ним, как ни в чем, ни бывало, присоединился и я.
Жизнь продолжалась…
Софочка ни взглядом, ни словом, ни кивком головы не дала понять, что нас теперь что-то связывает и ограничивает в отношениях.
После обеда она с тётей Марусей поехали на автовокзал, сели в автобус и уехали домой.
Мы всей семьёй их провожали, надарили им подарков и гостинцев и с облегчением вернулись в свой дом.
Известно, что «в гостях хорошо, а дома лучше»…
Вечером, ложась спать, я уже твёрдо знал, что там, в ванной была не Софочка, моя двоюродная сестра, а Фея красоты и страсти, которая пришла ко мне, чтобы поздравить меня с днём рождения и с переходом в новое мужское качество.
Я начинал чувствовать себя мужчиной.
11 января 1962 года продолжилась моя учёба во 2-м «А» классе…