- Проходите.
Юлия зябко повела плечами, кутаясь в больничный халат. Было только раннее утро, и дежурная медсестра немного ворчала, провожая её к сыну. Но официально больница была уже открыта, и никаких правил мать, пришедшая навестить своего умирающего ребёнка, не нарушала.
В утренней тишине больницы хлопнувшая тугая дверь на этаж прозвучала неестественно громко, и Коломбина втянула голову в плечи, ожидая, что сейчас по её вине проснётся кто-нибудь из больных – но обошлось. Тишину нарушали только шаркающие шаги медсестры и её тихое недовольное бурчание насчёт сумасбродных матерей и отсутствующих плотников.
А вот и дверь. Больнично-зелёного цвета с бледными косяками. Было б у неё хоть на каплю больше воли, она бы настояла на другой палате – поскольку эта напоминала о необъяснимом «бегстве» её мужа, послужившем началом неприятностей в её и без того не самой спокойной жизни, но когда она пришла в больницу, врач, зевая от скуки, указал ей на эту палату и развернулся, даже не удосужившись выслушать робкие возражения. Впрочем, на следующую же ночь ей приснилась странная девушка с длинными тёмно-коричневыми волосами и неестественно жёлтыми глазами, которая пыталась переубедить её, что «всё идёт правильно», и ребёнок поправиться, и даже вернётся Панург… Только вот не верилось ей в подобные сны.
Медсестра открыла дверь и подошла к кровати, на которой лежал мальчик, опутанный датчиками и капельницами. Проверила показания приборов и одну из капельниц сняла.
- Поправляется твой пацан, не нервничай. Сама подойди посмотри.
Коломбина подошла к постели. Действительно, по сравнению с позавчерашним её визитом Миша выглядел получше – даже можно было различить небольшой румянец у него на щеках, так непривычно выглядевший на обычно больнично-бледной коже. И улыбка…
Медсестра взяла стойку с капельницей и пошла назад, на пост, предварительно проворчав Коломбине что-то вроде «датчики не лапай». Юлия вздохнула. Ей повторяли это уже раз двадцатый, неужели они думают, что она до сих по не запомнила?
- Юль?
Коломбина судорожно повернула голову в сторону дверного проёма, отказываясь верить слышимому. Но нет – в дверях действительно стоял Панург – потрёпанный, немного виноватый, как нашкодивший кот… И любимый, безумно любимый…
- Ты прости уж меня, - сказал он виновато после неловкой паузы. – Я тебе потом объясню всё, хотя и сам я понял всё максимум на треть… Как-то хоть сына назвала?
- Мишей, - откликнулась Коломбина устало-бесцветным голосом, явно отказываясь верить в происходящее. Потом таким же бесцветным голосом уточнила, - я сплю?
Панург устало улыбнулся, подошёл к Коломбине и обнял её, уткнувшись носом в ямочку у ключицы.
- Не спишь. А если и спишь – просыпайся, ты сонная устраиваешь меня гораздо меньше.
Коломбина развернулась и внимательно посмотрела на Панурга. Потом усмехнулась.
- А ты всё такой же эгоист, как и был. Надеюсь хоть, - в её голосе послышались насмешливо-истеричные нотки, - жениться на мне ты ещё не передумал?...