Полицейская машина мчалась по дороге. Маришка не знала, куда их везут. Просто возле участка собрали девчонок, которые хотели заработать, и повезли, а куда, не сказали. Когда стало ясно, куда едут, девчонки на ходу стали выпрыгивать из машины, осталась одна Марина. Шофер поинтересовался, почему она не выпрыгивает. Та махнула рукой: едем дальше. Долго еще неслись они мимо поселений бедуинов.
Маришка видела стариков, одетых в лохмотья, облезлых верблюдов и босоногих детишек. Наконец машина круто свернула и остановилась возле двухэтажного здания, огороженного колючей проволокой. Ее завели внутрь и оставили у входа. Затем к ней подошел одетый в форму полицейского сердитый офицер, как выяснилось потом, это был комиссар полиции. Он был всегда всем недоволен. Кивнул головой и повел Маришку за собой. Поднялись на второй этаж и зашли в глухую комнату. За столом сидел, что-то жуя, офицер из особого отдела.
На полках, которые были расположены вдоль стен, лежали вещественные доказательства: окровавленные топоры, ножи, всякие железяки и прочая дребедень. Ей было интересно, что же будет дальше. Но интересного ничего не произошло. Комиссар принес ведро, тряпку, швабру и предложил Маришке вымыть полы. Та окунула в воду тряпку, отжала ее и, намотав на швабру, стала протирать пол. Офицер дожевал, вытер губы туалетной бумагой и взял у женщины швабру. Отойдя в сторонку, Маришка следила, как толстобрюхий и толстозадый полицейский разливает мыльную воду по кафельному полу и, пыхтя, сопя и обливаясь потом, пытается собрать водой всю грязь, которую образовал возле себя. Потом он жестами показал Маринке, что на полках ничего нельзя трогать. В этой стране она жила всего месяц, абсолютно не знала языка, и первое время ей приходилось общаться только жестами.
После этого она купила в магазине блокнотик и, написав с правой стороны русский алфавит, стала записывать незнакомые ей слова, начинавшиеся с первой буквы родного языка.
Через четыре месяца она уже прекрасно понимала, что от нее требует
начальство, но так как оно слишком много стало требовать, то Маришка частенько делала вид, что не понимает, чего от нее хотят.
Ее решили наказать, чтобы в другой раз не повадно было обманывать. Послали работать на кухню. Там был шеф повар, который придумывал все салаты, закуски и мясные блюда, и был еще младший поваренок Ария, который помогал все замыслы превратить в реальность, поэтому ему нельзя было мыть громадные котлы, огромные кастрюли и трехметровые противни. Это все мыла русская баба Маришка. И еще она убирала двадцать четыре кабинета на втором этаже и на первом громадный актовый зал. Все в участке с интересом следили, как вкалывает русская иммигрантка. Первые три дня наблюдали и спрашивали, не трудно ли ей. В конце концов это занятие им наскучило.
Они сами ничегошеньки не делали, и бегающая Маришка уже просто стала мельтешить перед глазами. Они начали ее просить, чтобы она перестала так работать, потому что вызывала у них несварение желудка. Самое ответственное задание у полицейских: вовремя успеть на кухню и набить желудки едой, да с собой прихватить перекусить.
Весь жующе-чавкающий участок знал, что русскую заставили тяжело работать и не велели кормить. На работу за ней приезжали рано утром и после работы привозили поздно. Ей негде было купить себе еды, но кого это волновало?
Через неделю начальство в лице комиссара полиции догадалось, какую глупость оно совершило. Изящная сногсшибательная иммигрантка слишком эффектно смотрелась на фоне разжиревшего женского персонала. Комиссар выходил в коридор, где перекусывали дамы, и слезно умолял их хотя бы на минутку прекратить жевать и брать с русской пример – начать работать. Те переглядывались, хихикали, отчего жир перекатывался, как волны моря, от подбородка до огромного живота, но чавкать не переставали. У них были свои представления о женской красоте, на которую ни в коем случае не мог повлиять их аппетит.
Поздно вечером из кухни на заднюю часть двора выносили горы оставшихся продуктов. Выбрасывали жареных кур, мешками высыпали белые душистые булки, из громадных кастрюль выливался мясной гуляш.
Маришка приехала из голодной страны, да и тут ей жилось несытно. Всякий раз, когда она подходила к горе выброшенных продуктов, она вспоминала свой народ, сколько можно было накормить детей и стариков! Голодной женщине очень хотелось есть, но гордость не позволяла ей дотрагиваться до выброшенных продуктов.
Наконец командование решило кормить русскую в столовой, а то еще чего доброго ноги протянет. Потом где такую шуструю искать.
http://www.proza.ru/2012/02/13/788