Свет случайных встреч
Перерыв собрания писателей в Большом зале Центрального Дома Литераторов ( ЦДЛе) в Москве. «Письменники» – известные и не очень - спускаются в нижний буфет к огромному пузатому самовару, к столам, расставленным сегодня по новому, в связи с ожидаемым наплывом посетителей.
Напротив за столом садится Булат Окуджава. Никогда я не видел знаменитого поэта и барда так близко. Незадолго до этого я был на его концерте, здесь же в ЦДЛ, в том же Большом зале. Прежде, чем начать петь, Окуджава, выйдя на сцену, во всеуслышание произнес в микрофон: «Хочу всех предупредить! Писатель такой-то – стукач! Имейте в виду!» И повторил фамилию. К сожалению, я забыл ее. Зал замер. После этого Окуджава провел рукой по струнам, начал петь.
И вот Булат Окуджава в метре от меня. От самовара ему передали чай. Поэт возбужден: на собрании, какой-то литературный начальник из президиума вежливо, но тоном ментора сделал ему замечание. Окуджава огрызнулся с места…
Буфет наполнялся людьми, я не спешил уйти. Один из спустившихся в буфет довольно фамильярно обратился к поэту по имени: « Ты не думаешь, Булат, что зря сцепился с… - тут пропущена фамилия литературного начальства. – Он прав…» Я услышал ответ Окуджавы. Не помню его дословно, но прозвучал он резко и это не вязалось с обликом лирического поэта, который я для себя вообразил по его песням: «А ты не думаешь, - возразил Окуджава, - что тебе пора стать старше, смотреть на вещи серьезнее?!»
Осталось в памяти. Почему? Может причиной - обаяние замечательного человека, которое я немедленно почувствовал?!
Знаменитый ЦДКЖ – Центральный Дом Культуры Железнодорожников. В зрительном зале сотрудники транспортной милиции –менты Управления внутренних дел на Московской ж.д., их жены, подруги. На сцене – известные актеры, юмористы, певцы. А где-то в верхних этажах за длинными столами –нет, не восседает, - стоя, гуляет руководство. Тут генерал - начальник главка транспортной милиции, его гости –высокопоставленные сотрудники МВД, представители известных ведомств. Меня тоже позвали: единственный мент, член Союза писателей СССР. Качественная водка, отменная закуска. За нашим столом всё незнакомые, но это не мешает легкому общению. Только один человек – стоящий по диагонали от меня –все больше молчит, улыбается одними глазами. Лицо его мне сразу понравилось – мужественное, спокойное. Правильные черты лица, доброжелательный взгляд. В то время я находился под впечатлением своего детектива, опубликованного сразу после отмены цензуры. Поведав нашумевшую историю о сокрытии милицией убийств пассажирок, пользовавшихся ночью услугами такси столичного аэропорта, я, как мне казалось впервые смог рассказать, как в угоду высочайшему в мире проценту раскрываемости в Советском Союзе массово укрываются от учета заявления о преступлениях. Было там и еще много всякого такого – попытка угона самолета в Израиль, выяснения отношений между милицией и российскими спецслужбами и прочее. Я был в упоении от собственной борзости и надеялся на быструю экранизацию романа. Как и до сих пор, кстати. Тираж его превысил миллион экземпляров. Но это между прочим.
« Видишь этого человека, - я незаметно показал жене на человека по диагонали. – Это герой «Бронированных жилетов» Игумнов , каким я его себе представляю… У него киношная внешность! Вот, если бы он мог сыграть его роль!..» Может я говорил чуть громче, чем хотел, а, может, мы с Галиной (подполковником милиции, кстати) одновременно взглянули в его сторону, однако человек этот понял, что мы говорим о нем.
Он оставил свое место и направился к нам вокруг стола, все время не спуская с меня глаз. Минутная встреча, унесшаяся в потоке дней, не имевшая ни продолжения, ни последствий. Где тот день и виртуальный капитан Игумнов из «Бронированных жилетов» - первый герой русского детектива в котором, чем я очень гордился, текла и еврейская кровь… Где не сыгравший его роль в кино наш тогдашний сосед по столу. И где мы…
Мне пришлось объяснить ему, кем бы я хотел его видеть. Он ничего не обещал. Только улыбался. Но слушал внимательно. Я подарил ему издание «Бронированных жилетов», которое было у меня с собой – в мягкой обложке, выпущенное милицейским издательством. Чтобы написать автограф, я спросил его имя. Он назвался. Я слышал его впервые. Имя это было тогда незнакомо не только мне. Сегодня оно известно в мире достаточно широко.
Николай Николаевич Бордюжа. Оно засветилось в прессе в середине 90-х , когда общественность впервые узнала о заместителе директора Федеральной пограничной службы генерале Бордюже - ставшим, между прочим, одним из самых молодых генералов КГБ – в возрасте тридцати с небольшим лет, будущем главе президентской администрации Бориса Ельцина, секретаре Совета безопасности РФ. Сыграть роль капитана Игумнова , как мне хотелось, сегодняшний Генеральный секретарь Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), 60-летний генерал-полковник, не сможет, даже если бы захотел, но я надеюсь, что будущий режиссер фильма учтет мои вкусовые предпочтения.
В подмосковные Дома творчества писателей - в Переделкино, Голицино, Дубулты - я приезжал работать и почти ни с кем из проживавших там не общался. Да и для многих я был человеком другой культурной среды - старший опер уголовного розыска, хотя порой у некоторых писателей именно это вызывало скрытый интерес к моей персоне. С ними у меня иногда завязывались необременительные товарищеские отношения.
Однажды в вестибюле главного здания ко мне подошел высокий красивый старик, с мягкими дружелюбными манерами, с лицом аристократа. Он заметно прихрамывал.
- Говорят вы пишите детективы... - поздоровавшись, сказал он. - Я никогда вас не читал...
- Я вас тоже... – поддерживая свой имидж неотесанного мента, нагло ответил я.
Это была правда. Хотя, где я мог в то время узнать имя опального поэта Арсения Тарковского, отлученного от читателя?! Не у себя же, в милицейской дежурке на Павелецком вокзале?!
Однако в Дома Творчества я уже слышал от кого-то, что это очень известный и талантливый поэт, которого по каким-то причинам не издают, в связи с чем он занимается почти исключительно переводами.
По пятам за поэтом шла легенда. Говорили, что еще при жизни И.В. Сталина Арсений Тарковский был вызван в ЦК КПСС, где ему предложили перевести на русский язык юношеские стихи вождя. К юбилею Отца всех народов аппаратчики готовили сюрприз и переводчику, якобы, вручили солидный аванс, который тот принял, хотя очень скоро понял, в какое затруднительное положение он попал. Юношеские вирши Сталина в переводе на русский должны были выглядеть как шедевры и непременно должны были ему понравиться. Но кто мог дать в этом гарантию?! А, если нет?! Если стихи не выдержат сравнения с классикой русской и советской поэзии?! Если державный автор сочтет, что его выставили в смешном свете в глазах поэтов-профессионалов?!
Шло время, но Тарковский будто бы все не решался начать работу. Тянул. Словно чего-то ждал. И дождался. До кого-то из высокопоставленных заказчиков тоже дошло, что во всей этой истории рискует головой не только переводчик, но и те кто заказали перевод. В конце концов Тарковского снова вызвали в ЦК КПСС и попросили вернуть стихи , а также вычеркнуть из памяти все, связанное с отмененным заказом.
- Вы дадите мне что-нибудь почитать свое? – спросил меня Тарковский.
- Охотно, - согласился я.
Через несколько дней, возвращая мне мою повесть «Пять дней и утро следующего» Тарковский заметил между прочим:
- Там , кстати, вы процитировали мои стихи...
- Я?!
- Посмотрите внимательно…
« Действительно!»
Работая над детективом, я искал стихи, которые мог бы наговаривать безнадежно влюбленный, романтический юноша, один из главных героев повести, который мне как автору не был безразличен. В поисках нужного фрагмента я просматривал страницу за страницей «Антологии советской поэзии», пока, наконец, не остановился на обративших на себя внимание строках, отвечавших, на мой взгляд, характеру и вкусу персонажа. В детективе герой цитирровал понравившиеся мне строки выборочно, не подряд. Вот эти строки:
« ... Предчувствиям не верю, и примет я не боюсь...» « Не надо боятся смерти ни в семнадцать лет, ни в семьдесят. Есть только явь и смерть...» « И я из тех, кто выбирает сети, когда идет бессмертье косяком...»
Увы! В повести нет сноски на то, кто их автор.
Редактор не подсказал мне сделать это. Может даже намеренно, учитывая официальное отношение литературных начальников к Арсению Тарковскому. А мне его фамилия ни о чем тогда не сказала.
Теперь живу и помню.
Жизнь преподносит сюрпризы. Люди, к которым нас неожиданно и ненадолго прибило, иногда оказываются известными и знаменитыми – мы о них читали, видели их на экранах телевизоров, слышали. Встречи эти остаются в памяти на долгие годы – случайные, короткие. Односторонние свидания, не имеющие продолжений...
«Окна», приложение к газете «Вести» Тель-Авив 9 февраля 2012
© Copyright:
Леонид Словин, 2012
Свидетельство о публикации №212020900810