Долгожданное письмо Ларисы Рейснер, уехавшей в Москву, чтобы повидать родителей и добиться перевода из Афганистана, доставило полномочному представителю Фёдору Раскольникову пренеприятное известие – она предлагала развестись и просила его согласия. Резкие слова били по мужскому самолюбию, бросая в дрожь, но он должен был догадаться - не только измена могла быть причиной такого неожиданного решения любимой женщины. Он, как большевик, уважал женскую эмансипацию и с трудом, но всё же прощал ей увлечения - даже, когда заставал у неё Льва Давидовича Троцкого: «Женщина, свободная и равноправная труженица, должна сама выбирать себе мужчину по первому влечению» - этот афоризм был популярен среди строителей нового общества. И заискрилось, пробивая липкий пот у посла, слабое подозрение: ВОЗМОЖНО, ОНА ЧТО-ТО УЗНАЛА…
А Лариса Рейснер, когда просила письменного согласия на развод с мужем, должно быть, уже ознакомилась с подробностями расстрела поэта Гумилёва. Никаких трудностей в получении информации о том, что происходило в застенках ВЧК после четвёртого августа 1921 года, у неё не было – в этих органах работали её друзья, верные товарищи, и они, должно быть, и рассказали все подробности: и как следствие велось, и как пытались поэта спасти, и как умирал он с улыбкой на устах, окровавленный.
После известия о расстреле Николая Гумилёва и смерти от удушья Александра Блока, Лариса места себе не находила в Кабуле: всё сокрушалась, что-то писала озабоченно, пряча в стол, рвалась из Афганистана на родину. Бросилась сочинять роман «Реквием» – любовные приключения Гафиза и милой девушки Лери, но потом согласилась, что могут неправильно понять – всё-таки «контра» расстрелянный – и бросила…
В конце ноября 1921 года написала Лариса письмо Анне Ахматовой, помянув Блока открыто и Николая Гумилёва между строк: «Газеты, проехав девять тысяч верст, привезли нам известие о смерти Блока. И почему-то только Вам хочется выразить, как это горько и нелепо. Только Вам - точно рядом с Вами упала колонна, что ли, такая же тонкая, белая и лепная, как Вы... Теперь, КОГДА ЕГО УЖЕ НЕТ, Вашего равного, единственного духовного брата - еще виднее, что Вы есть, что Вы дышите, мучаетесь… Милый Вы, нежнейший поэт, пишете ли стихи? Нет ничего выше этого дела, за одну Вашу строчку людям отпустится целый злой, пропащий год...
И горы и земля хорошо знают, как молчалива смерть. Целую Вас, Анна Андреевна... Искренне Вас любящая Лариса Раскольникова. При этом письме посылаю посылку, очень маленькую, «немного хлеба и немного меда».
Злой, пропащий год…
И между строк такая боль, такая тоска: «Милый Вы, нежнейший поэт… Нет ничего выше этого дела…». Земля хорошо знает, как молчалив уход...
Знала бы Лариса Раскольникова – Рейснер, что настанет время, когда идеалы, за которые она и муж так яростно сражались, рискуя молодыми жизнями, будут напрочь отвергнуты, и обвинит её один из известных русских писателей в отравлении поэта Александра Блока. Можно поверить в сплетню о ваннах из экспроприированного шампанского, в которых купалась «Валькирия революции», но вряд ли в её душе уживались коварство и жестокость с добротой сердечной и отзывчивостью. Вся скорчившись от мучительных страданий, пишет она Анне Андреевне: «… как это горько и нелепо…». Вроде бы радоваться должна, что цель достигнута, а она мечется от безысходности: «Всё опостылело…».
Что же Анна Андреевна? В своих воспоминаниях, когда её спросят, что ей известно о Ларисе Рейснер, ответит загадочно: «Нет, я ничего не знаю. Знаю, что она писала стихи, совершенно безвкусные. Но она всё-таки была настолько умна, что бросила писать их…».
Ахматова расскажет П. Лукницкому, собиравшему в середине двадцатых годов эпизоды из жизни расстрелянного поэта, о странном случае: как передала ей в голодном 1920 году Лариса Рейснер мешок риса через поэтессу Павлович и попросилась в гости – поговорить по душам. И Анна Андреевна поняла после встречи - она всё ещё неравнодушна к Николаю Степановичу.
Спустя год после расстрела, в 1922-ом, Анна Ахматова напишет о том страшном зловещем времени, поглотившем жизни двух великих поэтов России:
«А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя…»
* * *
Брачный союз Фёдора Раскольникова и Ларисы Рейснер возник в пламени гражданской войны, и каждый день, прожитый ими вместе на этом пожарище человеческих судеб, мог бы считаться за год по своей драматической насыщенности. Их называли «мятежной четой», и они были в авангарде пролетарской революции, защищая её своими жизнями. Он влюбился в зеленоглазую красавицу, собиравшую обличительный материал для своего журнальчика «Рудин», когда ему было двадцать три, а ей – двадцать, и шла война, но она писала не только статьи сатирические, а ещё увлекалась поэзией.
В 1917-ом им суждено было вновь встретиться, и Лариса должна была догадаться, что покорила сердце мичмана Ильина, но она любила Николая Гумилёва, любила так, что «пошла бы за ним, куда угодно…», и они переписывались. Фёдор ждал терпеливо чувства ответного от дочери товарища Рейснера, и победила его настойчивость – они вместе воевали в гражданскую.
Пройдёт много лет, и одни исследователи будут писать в своих очерках про Раскольникова, что он в любимчиках ходил у Льва Троцкого, другие объявят «сталинистом» отъявленным, третьи «тёмным авантюрным деятелем», «отступником», а в действительности и он, и его младший брат с самого детства увлечены были идеями социал-демократии, потом стали большевиками, поверив товарищу Ленину.
* * *
Братья Ильины были дружны между собой, и оба в подростковом возрасте посещали подпольный революционный кружок. Семья их не бедствовала – мать, Ильина Антонина Васильевна, была дочерью генерал-майора береговой артиллерии Флота (адмиральская в то время категория), отец, Фёдор Александрович Петров - протодиаконом Сергиевским всей артиллерии собора – так сообщают о них современные биографические источники, хотя в советское время насаждались другие сведения.
Детей, двоих мальчиков, записали по фамилии деда и матери, по отцу они были внебрачные, ибо родители жили не венчанные: Федор Александрович Петров не мог это сделать по церковным правилам, как вдовый священнослужитель. Но как же должны были любить друг друга их родители, если решились на гражданский брак при повсеместном презрении к «выкрестам»! И жили они девятнадцать лет дружно и счастливо до страшного 1907 года, когда их отец ушёл добровольно из жизни, чтобы спасти семью свою от публичного позора.
И, наверное, немало было таких страдальцев среди соратников В. И. Ленина, если уже в первый год Советское правительство издало декрет, уничтожавший дискриминацию в положении внебрачных детей, ликвидировало бракоразводный процесс, заменив его свободным законодательством о разводе, предоставив женщине право на иск к отцу ребёнка для его обеспечения. И, как провозгласил вождь революции: «Наш закон первый раз в истории вычеркнул всё то, что делало женщин бесправными…». Но не вычеркнула в действительности всё безобразное бесправие самоуверенность главного товарища, и никто не подпустит советских гражданок к управлению государством, даже таких образованных и преданных большевистской партии, как профессиональная, бескорыстная революционерка Елена Дмитриевна Стасова.
* * *
Старший сын Антонины Ильиной родился в Петербурге 28 января (9 февраля по новому стилю) 1892 года, младший, Александр, появился на свет почти тремя годами позже, 16 ноября (28 ноября по новому стилю) 1894-го. В советское время братьев считали сыновьями адмирала Ильина даже хорошо знавшие семью люди, писавшие о них свои воспоминания (В. Е. Еремеев «Первые шаги»: «… в семье адмирала флота дореволюционной России Фёдора Ильина»).
Многое утаивалось и придумывалось из соображений целесообразности: должны были почитаться народом легендарные люди, совершившие революцию. Но хранили партийные архивы их чистосердечные собственноручные автобиографии, и сейчас в этих скупых сведениях можно больше порой узнать, чем в пространных отлакированных воспоминаниях – ничего нельзя было скрывать от своих товарищей по партии.
Молодому Феде Ильину, видимо, очень хотелось заслужить доверие в 1913 году, и он представил убедительные доказательства своих атеистических воззрений, не постеснявшись привести неприглядные эпизоды из личной жизни своих родителей: «Отец скончался 12 апреля 1907 года; он покончил жизнь самоубийством, вскрыв себе бритвой сонную артерию. Причиною смерти послужила боязнь обыска и опасение судебного привлечения и широкой публичной огласки компрометирующего свойства вследствие подачи его прислугою жалобы в окружной суд об ее изнасиловании отцом... По мнению адвокатов, исход дела был безнадежен для предъявительницы обвинения вследствие полного отсутствия улик и очевидцев-свидетелей. Но отец не дождался судебного разбирательства и на 62-м году порвал счеты с жизнью.»…
Суд собственной совести вынес свой приговор священнослужителю, не подозревавшему, что эту жуткую трагедию слабостей человеческих опишет старший сын в своей автобиографии.
Оба брата из-за своих убеждений были царским правительством гонимые: Александра Ильина после ареста исключили из гимназии без права сдать экстерном экзамен в гимназии за выпускной класс. Вот как описал младший брат это событие в своей автобиографии: «9 декабря 1912 года происходит так нашумевший провал Межученической организации, известный потом по газетным отчетам под названием «Витмеровской истории», так как арест собрания 34-х ответственных работников организации, в том числе и меня, происходил в помещении женской гимназии О.К.Витмер. Это дело вызвало широкий интерес общественных организаций и послужило даже материалом для запроса в Государственной Думе. Благодаря всему этому, а также кампании в печати, указывавшей на недопустимость репрессий по отношению к малолетним участникам Межученической нелегальной организации, я и мои товарищи были избавлены от тюрьмы и ссылки. Наибольшую строгость проявил к нам тогдашний министр народного просвещения Кассо, применивший к наиболее активным работникам новую, не употреблявшуюся ранее меру наказания, а именно, лишение прав на образование».
О недопустимости репрессий в отношении несовершеннолетних детей «врагов народа» никто из «старых большевиков» во время террора Сталина не заикнётся, оправдывая бесчеловечность уничтожения юных жизней партийной необходимостью. Они уже не ценили даже жизни своих товарищей, предавая их в погоне за собственным благополучием и целесообразностью. И не будет никаких кампаний в печати, осуждающих преследование малолетних советских граждан, когда стала свирепствовать в стране тирания одной партии, а лишение прав на высшее образование вообще наказанием не считалось, и ему подвергались не только дети интеллигенции, но и отпрыски «лиц физического труда».
Младший брат эмигрировал в Швейцарию, чтобы продолжить образование, и там, в Женеве, познакомился с В. И. Лениным. Александр добавил к своей фамилии псевдоним «Женевский», чтобы его не путали в публикациях с вождём партии, подписывавшим иногда свои статьи «Ильин». Эта сложная фамилия осталась у него, «милейшего» младшего брата Фёдора, до конца жизни при эвакуации в сорок первом на Новой Ладоге.
Старший брат тоже был арестован в 1912 году и выслан за границу, но его амнистировали по случаю 300-летия дома Романовых. Он взял себе псевдоним «Раскольников» из «Преступления и наказания» Фёдора Михайловича Достоевского, да так и остался с вымышленной фамилией до загадочной смерти своей в сорок семь лет 12 сентября 1939 года в госпитале города Ниццы во Франции. В 1924 году внебрачный сын священнослужителя использует фамилию своего отца и будет руководить под псевдонимом «Петров» восточным секретариатом Коминтерна.
Фёдор гордился героическим прошлым мужчин по материнской линии и в начале первой мировой войны поступил в «Отдельные гардемаринские классы» для получения морского образования: его прапрадед «Дмитрий Сергеевич Ильин отличился в царствование Екатерины II, во время Чесменского сражения 1770 года тем, что геройски потопил несколько турецких судов. В его честь был назван минный крейсер береговой обороны Балтийского флота «Лейтенант Ильин», … прадед, Михаил Васильевич Ильин, подполковник морской артиллерии, оставил после себя несколько научных специальных исследований, ... дед, отец матери, Василий Михайлович Ильин, артиллерийский генерал-майор, был преподавателем Михайловского артиллерийского училища и умер в 1885 году…». Читаешь, написанному веришь, и вдруг возникает вопрос: а почему отчество у прадеда братьев Ильиных «Васильевич», а не «Дмитриевич»?
Честолюбив был старший сын Антонины Васильевны Ильиной: «Предпочитаю направлять свою личную и общественную деятельность таким образом, чтобы она сама и ее результаты, а не доблестные деяния родоначальников служили предметом счастливого самоудовлетворения и упоительной гордости». В марте 1917 года исполнилась детская мечта Фёдора - он был произведён в мичманы и направлен на Балтийский флот.
А Лариса Рейснер в это время была страстно влюблена в поэта Николая Гумилёва. Полгода назад она познакомилась с ним, когда читала свои стихи в знаменитом кабачке на Марсовом поле. Гумилёв не отрывал взгляда от изысканно красивой девушки, читавшей странное сочинение и проникновенно дарившей поклонение...
Они оба ощущали, как в их души, растревоженные войной, вползает властное чувство влюблённости, подчиняя страстной силой влечения, и никто из них не пытался сопротивляться не прошенному вторжению.
Шёл третий год Первой мировой войны – время нервного нарастания повсеместного неприятия царского самодержавия, стихи Ларисы Рейснер непривычно били слух своею резкостью и не понравились Николаю Гумилёву. Но неудержимо влекло известного поэта акмеиста к талантливой красивой девушке, и он пошёл провожать милую Лери с Марсова поля, стал её любимым «Гафизом»...
Потом будут встречи в «Доме свиданий», обоюдные признания, желание Гумилёва оформить в браке их отношения и непонятный для него решительный отказ Ларисы Рейснер.
Анна Ахматова скажет, вспоминая 1916 год: «…я сожалела, что все так странно сложилось…».
Будущий муж Ларисы, Фёдор Раскольников, в апреле 1917 года познакомился с товарищем Лениным, вскоре арестован был за участие в демонстрации, когда шёл в начале июля впереди колонны моряков. Он добровольно явился спустя девять дней в Петроград, исполняя приказ Временного правительства, требовавшего арестовать зачинщиков и угрожавшего лишить Кронштадт хлеба и денег – отважен был Фёдор Ильин: собирался на суде разоблачить антинародную политику власти. И ничего удивительного для тех, кто знал его близко, не будет в том, что он выступил в 1939-ом с открытым письмом, обличающим чудовищные преступления Сталина и его опричнины.
В октябре 1917 года Раскольникова освободили под залог, и он принимал участие в подготовке вооружённого восстания. Рядом с ним на митингах и лекциях видели Ларису Рейснер, восхищавшуюся мужеством молодого мичмана. Пройдут годы и напишут про них, что «здесь счастливо соединились любовь и убеждения», но это больше было про него, Фёдора, а она очень скоро будет очарована пылкими выступлениями Льва Давидовича Троцкого…
В дни Октября Фёдор Фёдорович воевал с Керенским под Пулковым, а его «милейший младший брат» со своим Гренадерским полком охранял мосты через реку Неву. В начале ноября во главе отряда матросов Фёдор Раскольников, прихватив брата, отправился в Москву на помощь рабочим, подавил остатки сопротивления и стал комиссаром Морского генштаба. Про эти московские события не упомянет бывший мичман Раскольников в первой советской энциклопедии, когда будет готовить очерки «старых большевиков» – видно что-то ему в том эпизоде не нравилось...
Следующий год, 1918-ый, был приятным для карьеры старшего брата – за заслуги в революции его произвели в лейтенанты флота и назначили заместителем наркома по морским делам. Так что был Фёдор Раскольников, как и младший брат Александр Ильин-Женевский, любимцем не Троцкого, а Ленина, и именно ему доверит вождь партии огласить на заседании Учредительного собрания декларацию большевиков, что их фракция покидает собрание…
И не был он бездарен в боевых действиях, как напишут о нём некоторые недоброжелатели – за отвагу и мужество наградят Фёдора Ильина двумя орденами Красного Знамени. Правда, был в биографии большевика эпизод «позорного» пленения англичанами, и он приведёт его в письме Льву Троцкому: «… Помните наш ночной поход на миноносце под Казанью, когда остановилось сердце корабля и, пришвартовавшись к какой-то барже при свете предательски вышедшей луны, мы должны были приводить в чувство потерявший признаки жизни миноносец? Только позже, попав в плен к англичанам почти в аналогичных условиях из-за порчи жизненных частей корабля и из-за неумения управлять кораблем в боевой обстановке со стороны растерявшегося, отвыкшего от войны комсостава, я понял какая удивительная случайность, что в 1918 г., в ночь на 30 августа, Вы, Лев Давидович, избежали гибели...».
Тогда Лариса Рейснер за него очень тревожилась, теребила Льва Давидовича, чтобы помог вызволить Федю из тюрьмы Лондона. Но окончательное слово было, как всегда, за товарищем Лениным, и он предложил англичанам обменять Раскольникова на девятнадцать пленных морских офицеров – вождь большевиков уважал жизни верных соратников. И Фёдор, и Лариса, прошли школу свирепой жестокости презрения к жизни человеческой, когда своих же красноармейцев, струсивших или просто растерявшихся, расстреливали безжалостно, «как собак резанных», опричники товарища Троцкого в кожанках.
Внук адмирала Ильина, неохотно даст Ларисе согласие на развод: «Мне кажется, что мы оба совершаем непоправимую ошибку, что наш брак еще далеко не исчерпал всех заложенных в нем богатых возможностей. Боюсь, что тебе в будущем еще не раз придется в этом раскаиваться. Но пусть будет так, как ты хочешь. Посылаю тебе роковую бумажку...»...
Ты ещё пожалеешь! – звучит между строк мужская обида из тумана прошлого. Он долго не мог поверить в окончательный разрыв и писал умоляющие письма: «Плетцуня моя родимая, милая, любимая головушка, маковый цветочек! Безумно нужно мне тебя, кизотную, повидать. Наша бурная первая встреча, вполне естественная после 9 месяцев разлуки, нарушила всю программу наших разговоров. А ведь нам нужно о многом поговорить...».
Лариса подарила ему свою первую изданную книгу «Фронт», но настояла на срочном разводе и получила, наконец, письменное согласие: «Милый Пушитончик, моя ощущаемая супруга, моя неисцелимая любовь. Огромное тебе спасибо за твою книжку – эту прекрасную поэму о нашей любви под выстрелами…
Знаешь, почему бы нам не встречаться, почему бы нам не продолжать наше духовное общение? Ведь мы очень большие друзья...».
Что же случилось весной 1923 года, когда Лариса вернулась в Москву из Кабула, решительно настроенная «выцарапать» из песков своего Раскольникова и вдруг потребовала развода? Будут дружно писать исследователи, что она влюбилась без памяти в неказистого, горбатого, но блестящего журналиста и любовника изумительного с половым членом до колен - Карла Радека и поэтому де бросила интеллигентного и влиятельного Фёдора Фёдоровича. Однако связь Ларисы Рейснер с женатым Карлом Бернгардовичем, открыто афишируемая, вызывает вопросы разные. Если она так влюбилась, то почему желала иметь ребёнка не от него, а от Льва Давидовича и посылала «любимого» Радека с предложением к Троцкому? Да и сами свидания с Ларисой Карла Радека, не собиравшегося ради неё покидать свою жену и приходившего на них со своею дочерью, выглядят довольно странно и подозрительно.
Зачем Ларисе Раскольниковой нужен был развод немедленный, если второй брак не предвиделся? Поведение легендарной журналистки выглядело так, будто она этим разводом навсегда отстранялась от своего мужа влиятельного. Что же могло вызвать отвращение у этой женщины к Фёдору Фёдоровичу, за здоровье которого ещё совсем недавно она беспокоилась и даже упомянула об этом в письме Льву Троцкому? Очевидно, причиной послужили слухи, что в аресте и смерти Николая Гумилёва виноват её муж, Фёдор Раскольников. Эти слухи дойдут и до наших дней, став одной из двух версий: кто-то из двоих - или он, или Зиновьев - замешан в казни поэта акмеиста ….
А тогда, весной 1923 года, Лариса, видимо, быстро докопалась до истины, благо с чекистами «мятежная чета» всегда дружна была. И она, должно быть, узнала все подробности о РАССТРЕЛЕ ПОЭТА, неприятные и страшные подробности. И как арестовали, и как он на первом допросе отказался от всех обвинений предъявленных, и как хлопотали за его освобождение, и как ясно стало, что предрешена его участь самим товарищем Лениным, должно быть согласившимся с просьбой весьма уважаемого соратника: В НАЗИДАНИЕ…
Правда, есть свидетельство некоего Сильверсмана в 1931 году, скрывшегося за границей после провала мятежа, что организация существовала, всерьёз работала, и что Гумилёв якобы его в неё принимал. Только кто может поручиться, что это не лжесвидетельство?
И, конечно, рассказали Ларисе Раскольниковой, как «шикарно», с улыбкой, поэт встретил смерть свою, как хладнокровно выкопал себе могилу, как стоял насмешливый на её краю. И всё пусто стало, всё опостылело. И она, должно быть, решила навсегда порвать с человеком, виновным, как выяснилось, в этих событиях трагических, да и какая женщина, любившая поэта, согласилась бы остаться с Раскольниковым. Как с этим грузом на душе можно было жить рядом с ним?
В 1923 году Лев Давидович Троцкий готовил вместе со своими сторонниками план вторжения в Германию, но он провалился. Лариса уехала в Гамбург вместе с Радеком, когда там началось осенью восстание под руководством Эрнста Тельмана (23 – 25 октября 1923 года), но после его подавления и возвращения на родину испарилось куда-то «страстное чувство» к Карлу Бернгардовичу с «его половым членом до колен». А может этого чувства любовного никогда и не было?
А что же покинутый Фёдор Раскольников? Он вернулся в декабре того же года из Афганистана и стал редактором журнала «Молодая гвардия», а в издательстве «Московский рабочий» - главным редактором. В мае 1924 года Фёдор Фёдорович участвовал в совещании при Отделе печати ЦК РКП(б): «О политике партии в художественной литературе» и вступил в полемику с Троцким. Лев Давидович раскритиковал позицию бывшего полпреда в Афганистане: Раскольников обрушился на линию, «которую защищает и проводит тов. Воронский» (прим. - первый редактор журнала «Красная новь», сторонник Троцкого, репрессированный Сталиным) и которая «представляет собою явное искажение нашей большевистской линии в области художественной литературы».
Вряд ли скорбел бывший командующий Балтфлота о расстрелянном поэте с монархическими взглядами, противоречащими большевистской линии – вскоре станет Фёдор Фёдорович редактором «Красной нови», которую перед его приходом обвиняли в «противодействии пролетарской культуре», разорвёт отношения с Троцким и включится в борьбу за установление жесточайшей партийной цензуры: «Не искусство как познание жизни, а искусство как продукт общественных отношений – вот единственно правильный марксистский взгляд на искусство».
Смерть Ларисы в 1926 году в день его рождения – 9 февраля – Фёдор Раскольников тяжело переживал, видимо, сильно любил эту женщину. Пройдёт три года после похорон Ларисы, и Фёдор Фёдорович будет спешно готовить к изданию первую Малую Советскую Энциклопедию (МСЭ): он входит в редакционный совет, пишет очерки о «старых большевиках», подобострастно выделяя товарища Сталина, способствуя формированию жёсткой административно-командной системы в области культуры, возглавляя Главрепертком и Главискусство.
В его жизни будут ещё две спутницы, и с последней, Музой, он обретёт долгожданное семейное счастье, кратковременную радость отцовства, но всё отберёт у него тирания культа «вождя всех времён и народов», которую он старательно выстраивал вместе с другими соратниками. Можно представить, какой смертельный ужас обуял его, когда он обнаружил, будучи послом в Болгарии, что его книга «Кронштадт и Питер в 1917 году», включена в СССР в список для обязательного изъятия из библиотек и уничтожения.
И растопчет тирания правящей партии миллионы жизней советских граждан, в том числе и легендарного большевика Фёдора Раскольникова.
В открытом письме невозвращенец напишет, как и Лев Троцкий, пророческие слова товарищу Сталину: «Рано или поздно советский народ посадит вас на скамью подсудимых, как предателя социализма и революции, главного вредителя, подлинного врага народа, организатора голода и судебных подлогов», но не только вождь партии оказался клятвопреступником, предавшим «дело Ленина»...
В статье использованы: МСЭ 1931 г., Словарь Гранат "Деятели СССР и революционного движения России" Павел Лукницкий " Встречи с Анной Ахматовой", Материалы дискуссий 1924 – 1925 г.г., "Тайна развода Фёдора Раскольникова"