Рассказ цирковой лошади

               

 Здравствуйте, я - цирковая лошадь и зовут меня Кифар. Не знаю, кому угораздило меня так назвать, но сейчас не об этом. Родился я в Краснодарском крае и был вольным, гуляя возле матери-кобылы до двух лет. Говорят, папаша мой был крутой жеребец. На всю округу шел звон о его благодатном семени. Нередко из дальних мест привозили к нему кобылиц. Такой был знаменитый. А сколько медалей - и не счесть! Так что плохого про него сказать ничего не могу.
 Жил я мирно и рос, как все мои одногодки. Пасся на сочных лугах, пил родниковую воду и резвился, как все мои сородичи. Бывало, паслись в ночных лугах, кругом - тишь и красота! Ни тебе комаров, ни тебе шмелей, и только звезды на небе мелькают, как светлячки. Эх! Была пора…
 Да только вот приехал, однажды, к нам очкарик в шляпе и при деньгах. Долго ходил, высматривал и, вдруг, остановил свой выбор на мне. Не понимаю, что привлекло его, но выбор был сделан. Они что-то пошептались с директором племенного завода и разошлись, а вечером подошел конюх Матвей и, затягиваясь сигаретным дымом, не глядя на меня, сказал:
 - Прощаться, друг мой хороший, будем – продали тебя. Говорили, повезут «учиться куда-то».
 И что-то вдруг вспомнилось мне, я случайно слышал разговор двух конюхов, как одну кобылу тоже взяли на «учебу», да только потом, оказалось, купил один бизнесмен на колбасу. Вот и пойми этих людей! Вечером попрощался со своими сверстниками и сверстницами и приготовился к самому худшему.
 А поутру целая делегация ко мне, да все в белых халатах. Конечно же, и наш конюх, который за нас в ответе. Одни в зубы смотрят, другие в ноздри. А один даже слушать стал через какую-то трубу. Ну, думаю, сейчас и под хвост заглянут, так оно и есть. И холку-то мерили и всё записывают, и переговариваются. Да чтоб никто не знал, шёпотом. Я тут не жив, ни мёртв.
 Сразу мысль прошла, но коль на колбасу, тогда зачем в зубы смотреть? Зубы-то я пастой никогда не чистил. Мне это ни к чему. А вдруг! На колбасу? Сколько из меня получится фарша. Здесь я совсем растерялся, да и брыкаться бесполезно. Из стойла никуда не убежишь, и смирился я со своей участью.
 Видать судьба моя такая, коль выпал мне король пиковый.
 А потом подогнали фургон и завели меня туда. Кинул я взгляд прощальный на гуляющих моих собратьев в щель, и скатилась слеза горемычная. И не превратился-то я в птицу вольную, как в сказках писано, да в полюшке чистом с кормами сочными, а остался всё в том же фургоне.
 Ехали долго. По дороге кормили хорошо, чтобы вид не потерял, да и чистили. И мелькнула надежда, будто задело меня пёрышко счастливое. Так ли оно?
 Привезли, видно, в столичный цирк. Выгрузили, смотрю, а таких, как я, много. Ну, думаю: - Хоть не один. Определили в стойло, и давай опять смотреть, какие-то прививки делать. Ох, и намаялся же. Да ко всему, ещё приставили смотрителя ко мне. Чтобы привыкал.
 Неделю то и делали, что приходили, гладили и вычесывали. Гриву подстригли коротко, под  "торчащий ёжик", как у всех. И чтобы не очень ерепенился, надели уздечку. Видимо, усмирить мой нрав хотели. Вечером, когда все ушли, один, который был старше меня на пару лет, посоветовал не ввязываться и слушать, что говорят. Чтобы не было. Пораскинув лошадиными мозгами, решил, что можно жить. Кормят, тепло, а что ещё надо.
 Так началась моя цирковая жизнь. Каждый день тренировки. Сначала учили ходить шагом один за другим. Стоять на месте и поворачиваться вокруг оси. С непривычки не мог, но снова требовали, и приходилось всё отрабатывать до автоматизма. Если бы вы знали, какой это труд! А не выполнишь, так сразу кнутом в морду норовят. Тут поневоле всё сделаешь, что прикажут. Да ещё у дрессировщика палка железная, так и смотри, что ткнет ей. Вроде всё нормально, ходили под аккомпанемент баяна, а тут прибегает какой-то с папками и говорит, что теперь учить будем танцевать вальс под какого-то Штрауса. Но пусть меня простят, я его и в глаза не видел, что это за инструмент.
 За короткую жизнь, что я нахожусь здесь, всё было. Но самое плохое - это поклоны с приседанием, как в замках французских королей, здесь порою бьют, чтобы присел на одну ногу или подогнул. Ой, как больно! А не сможешь - опять, и так, пока не сделаешь. Бывало, в стойло идешь и прихрамываешь, а тебя смажут йодом, забинтуют и утром опять на поклоны.
 Чего только не делали с нами: и акробаты на нас запрыгивали, и даже львы прыгали, когда дрессировщик говорил им: "Ап!", и, Господи спасибо, что не "Хап!", а то бы съел. А чтобы когти не впивались в шкуру, накидывали на нас попону. Страху-то натерпишься, пока отработаешь! Лучше не вспоминать.
 Да только были минуты, которые приятно вспомнить. Выступал с нами один клоун. Так тот всё нас копировал, оденется, что лошадь и на арену - смешить, с одним другом, зрителей. Такой забавный мужичок. Бывало, проходит мимо, моргнет правым глазом, носом шмыгает и говорит:
 - Ну что, брат, привыкаешь? И как-то забавно улыбнётся. Они на пару выступали. Одного Юра звали, и он носил плоскую шляпу на голове. А вот второго запамятовал. Но видно было, что свои ребята в доску – артисты.
 Мы, цирковые лошади, умели всё. И ходить по бордюру, и на задних ногах стоять. А чуть что, то кнут перед тобой, немое напоминание – должен сделать.
 Я уже не говорю про медведей. Тех ставят на горячую плиту и под гармошку «барыню» плясать, плита горячая, вот они, то одну лапу подымут, то вторую и получается плясовая.
 А народ хлопает, не знает, как на горячей плите стоять. Вот уж им точно не позавидуешь. А, бывало, заупрямится, и всё тут, номер пропал. А случаи бывали, врать не стану.
 Помню, выступили мы хорошо. Крутились, бегали и чего только мы не делали. Как говорят, все тридцать три удовольствия для зрителя, а тут один из зала, как закричит: "Браво!", и зал зашёлся аплодисментами. И представляете нас опять на поклон. Как вспомню эти поклоны - дрожь берёт. Вот бы этого зрителя, что кричал, самого бы, да по ногам.
 Были выступления и с тиграми. А что вы думаете, он же хищник. Да что это я все о грустной жизни рассказываю. Главное, нас кормят, чистят, за нами ухаживают. Не на колбасу же.
 До новых встреч, друзья! А скажу по секрету, мне часто снятся наши луга и далёкий Краснодарский край, и мой конюх Матвей. Душевный был мужичок, скажу я вам.