Приматы

Рассказ длинноват, возможно, сложен к восприятию, утомителен, но всё бы не беда, если бы он не был столь омерзителен…

Обезьяна не тот, кто лазает по
деревьям, а тот, кто ведет себя
по обезьяньи…

«Приматы»

С того момента, как взошло солнце, прошло достаточно времени, чтобы увидеть то, о чем сейчас я поведаю.
«Москва, как много в этом звуке для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось». Красивые, значимые слова, но не для той особи, которая сидит сию минуту на старом потертом, грязном диване, этой же особью и изгаженном. В молодые годы диван явно претендовал на некоторую аристократичность. Сквозь грязь и потертости, с великой скорбью и сожалением о прошлом, смотрит на меня, когда-то светившийся солнечной лучезарностью грязно- желтый плюш, в некоторых местах еще сохранивший былую притягательность и мягкость бархата.
Особь, восседающая на диване в позе «лотоса» прибыла в стольный град с великой мыслью и навязчивой идеей о завоевании последнего. Амбиции светились над головой, словно нимб. Почему у гостей столицы появляется именно такая мысль и идеи, я не знаю, затрудняюсь даже предположить. Хочу просто описать один день жизни примата, обезьяны значит. Ей все равно, где жить, как жить, лишь бы завоевать жизненное пространство, вцепиться, как в пальму с бананами и злобным оскалом отпугивать, кого бы то ни было.
Он проснулся от внезапно пронизавшей его тело судороги сверху донизу, с головы до пят, изогнувшей оное в дугу и, заставившей застыть в неестественной позе. Его мозг сделал несколько попыток для решения возникшей проблемы. Естественное желание привести тело в первобытное положение или, точнее, состояние, находило определённое затруднение, выдвигая на первый план главный вопрос: как?
И не найдя, как это было всегда, с момента рождения, ответа на поставленный вопрос, мозг бросил на произвол судьбы свое тело - будь, что будет! И отключился. Поняв, что от мозга прока нет, т.е. никакого, тело вспомнило о механической, мышечной памяти и тут же рухнуло на диван с блаженной облегченностью. Так обычно падают все предметы, секундой ранее находившиеся в невесомости, при внезапном включении закона о гравитации.
Диван уныло застонал и, пришепётывая, неохотно принял на себя всю тяжесть последствий судороги спящего на нём субъекта. Хрюкнув пару раз и, чуть не подавившись  собственной слюной, очумело, выпучив глаза, приподнялась голова. В глазах стоял немой вопрос: что это было?

В этот момент весь организм находился в откровенном замешательстве, не зная, что делать и как быть. Всё живое в организме томилось в ожидании, как скоро вновь подключится мозг, загрузится и, что из этого выйдет? На поверку вышло следующее.
Примат, всё-таки, назовем его приматом в очевидности того, какое поведение, образ мыслей и поступков он избрал в своём жизненном пути. В дальнейшем вы сами убедитесь, - «это» назвать человеком, значит поспорить с естественным ходом эволюции на земле.

Так вот, этот самый примат, свесив ноги с дивана, согнув спину коромыслом, упершись полусогнутыми руками в мякоть подушек своего лежбища, мыча и одновременно пуская слюни, вращая головой по часовой стрелке, глазами же против часовой, пытался усилием отсутствующей силы воли определить своё расположение в материальном мире, ещё не отойдя сознанием от мира снов. Икнув, судорожно подернув спиной, но ни на миллиметр не изменив положения рук и ног, он, наконец-то, постепенно пришел в этот мир, в наше настоящее.
- Надо бы умыться - подумал он.
- Лениво… - посетила его следующая мысль.
- Надо… - с мольбой и верой в чистое будущее шепнуло ему тело, указывая руками, на что именно хотелось бы хотя бы поплескать водичкой.
Так, правая рука почесала грудь, левая – поясницу, затем дряблый зад и постепенно перешла с такой же процедурой в пах. Затем обе руки ожесточенно стали натирать лицо, явно соскучившееся по мочалке с мылом.
– Надо!.. - простонал нос, вкушая аромат подмышек и морщась, ища, чем бы прикрыть себя, а лучше заткнуть, но руки были уже заняты делом, а ноги помочь не могли, в виду отсутствия достаточной гибкости тела.

Пройдя к умывальнику через узкий коридор, попутно оставив следы грязи и пота на стенах, в связи со своим неустойчивым положением в пространстве, он нагнулся над раковиной, и уж было начал процедуру омовения, как вдруг вспомнил, что за спиной у него находится приоткрытая дверь туалета, а система пищеварения настойчиво требовала освободиться от того мусора, что был накидан в нее намедни. Пожалуй, умолчим о процедуре избавления от негатива, накопленного в организме в процессе пищеварения. Куда более зрелищно и забавно выглядело принятие водных процедур. 
Вода текла из крана толстой, уверенной в своей силе и напоре струёй. Казалось ничто не может нарушить бесконечность её мыслей о вечном. Вода ошибалась. Глумление над её достоинством началось практически сразу. Руки примата совершали бесшабашные, хаотичные движения то по кругу, то вдоль, то поперек. Струя воды даже не успевала вновь формироваться в струю. Всё кругом плакало, рыдало навзрыд! Слёзы ручьями текли по стенам, зеркалу, грустно висящему над умывальником, а пол так просто утонул в слезах… тело примата тоже плакало, от горя – вода была где угодно, только не на нём.

Ошеломив оригинальностью аристократических манер эту часть здания, он покинул её, оставляя за собой стелящуюся по полу дорожку водяных разводов, завершив, таким образом, свой утренний моцион. Оглянувшись, сообразно своим понятиям о порядочности, примат, поморщившись, подумал:
- А! Уборщица уберётся….
Утро тянулось томительно, скучно, привычно безалаберно. Поиск новых развлечений не давал нужного результата. Пять лет присутствия в этом здании не прошли даром, были испробованы все виды развлечений и отдыха. Обновить этот список фактически не представлялось возможным. Обида завладела всем телом, заставила топнуть ножкой, согнуть руки в локтях, сжать пальцы в кулаки, наклониться вперёд, чуть согнувшись в пояснице, тихо, визгливо произнести:
- Ну-у-у!!!
Затем беспомощно плюхнуться на диван.
Бессознательно, скорее уже по привычке, он подтянул ноги к животу и принял позу «лотоса», безучастно глядя прямо перед собой. В этой позе мы имели честь застать человекоподобное существо, начиная своё повествование.
С календаря на него ярко красным пятном, глаза в глаза, смотрело «Воскресенье».
- Вторые сутки пошли как я на работе, устал… - подумал он.
Работа заключалась в многообразии функций и обязанностей по сохранению хозяйского имущества по выходным дням, однако, их выполнение крайне утомляло организм. Организм, повинуясь инстинкту самосохранения, свёл эту неприятность к абсолютному нолю – Зеро. И вот уже 4 года и 364 дня, с момента рождества его на службе, он безупречно соответствовал умом и сообразительностью этой, примечательной своей бесконечностью, цифре – ноль.
 
Переведя с календаря взор на ноги, глаза улыбнулись уголками век, слегка приподняв их вверх. Сложенные в «Андреевский» крест ноги, напоминали рога, а растопыренные во все стороны пальцы с длинными грязными ногтями изображали их ветвистость.
Вот оно. Занятие.  Промежутки между пальцами были заполнены зловонной субстанцией, которую требовалось незамедлительно удалить. Вытянув указательный палец, поджав остальные, правая рука начала процедуру дезинфекции межпальцевого пространства ног. Рука совершала поступательные движения, вычищая и складируя нечистоты в поры подушек дивана, придавая оным терпко кислый аромат. Впоследствии, каждый входящий в эту комнату, разве, что не затыкал нос, в душе матерясь, но вслух, из вежливости, произносил:
- Однако, душновато тут у вас…

В процессе чистки ног примат не забывал почесать в ухе этим же пальцем, поковырять в носу, почистить ногтем пространство между зубов. В общем, провести профилактику всех отверстий организма одним инструментом – пальцем. Иногда, прежде чем засунуть его в какое-либо отверстие, это жалкое создание природы, обтирало палец о своё тело или диван. Видимо думая, что такое действие придаст стерильность универсальному инструменту. Сие занятие увлекло примата часа на два, но затем ослабло своей притягательностью и в воздухе опять повеяло скукой.

Он хотел, было, прогуляться по длинным коридорам здания.  Засунув ноги в банные тапочки, сделал попытку встать, но ласковая лень снова опрокинула его на диван, погрузив в сладострастную негу. Ноги мягко воспарили над полом и, найдя опору на боковой стенке тумбочки стола, стоящего напротив дивана, стали топтаться по ней, поджимая кончики пальцев, подобно лапкам мартовского кота. Тапки с таким же удовольствием оставляли отпечатки своих подошв на всём, чего касались.
- А! Уборщица уберётся… - мелькнула в его голове знакомая нам уже мысль.   
Прошло ещё два часа, может более. На соседней крыше собралась стайка котов и кошек. Безмятежная жизнь, манеры примата завораживали, восхищали их своей беззаботностью. Они готовы были лопнуть от зависти. Романтики крыш вытягивали  тонкие шеи с широко раскрытыми глазами, насколько позволяла им физиология головы, вглядывались в тёмный прямоугольник окна, пытаясь запомнить каждое мгновение чужого счастья. Наполненное страданием и отчаянием опускалось с крыши на головы прохожих протяжное:
- Мяу-у-у!!!
Примат же, словно насмехаясь над искренними чувствами бедных животных, нескромно продолжал свой путь в деэволюции.

Солнышко тоже заглянуло в окошко, стыдливо направляя свои лучи  в самые потаенные уголки комнаты. Наступил полдень. Солнце добросовестно, уверяю вас,  пыталось раскрасить серую мрачность комнаты, ее закоулки в яркие, светлые тона, но вскоре осознало тщетность своей затеи, сконфузилось и отвернулось, оставив в комнате дежурное освещение. Но такого освещения оказалось вполне достаточно, чтобы в глазах примата мутные пятна комнаты приобрели очертания мебели, офисной и бытовой техники, а некая часть пола вдруг трансформировалась, приобретя четкие силуэты ботинок, в которые самым беспардонным образом были воткнуты грязные, потёртые носки, жалкий вид которых просил о пощаде. Об уважении речи уже не шло.

Не великая грусть униженной нижней части туалета примата, а собственно, непомерный эгоизм, желание как-то развлечь себя, подвигли нашего героя на следующие простейшие действия, на которые способны не все представители этой популяции. Вынув носки из ботинок, приблизив их к лицу, похожему на морду, существо с явным наслаждением обнюхало все стороны познаваемого предмета (объекта). Спутав носки, из-за силы своего аромата, с дезодорантом, он поставил их на стол. Призадумавшись, счел возможным положить на бок, придавив сверху не менее важными предметами повседневного спроса - носовым платком и расческой, подтверждающей свою значимость толстым слоем грязи, скопившейся и утрамбовавшейся на зубьях в процессе пользования. Законченность полученной картине придавал небрежно брошенный на носки телефон мобильной связи, лоснящийся от толстого слоя жира, коим наградил его в процессе эксплуатации, именно эксплуатации, а не пользования, предок обезьяньего рода.

Вдруг, неожиданно булькнул желудок, напомнив хозяину, о необходимости приема пищи, дабы  дальнейшему спокойному течению дня, а, следовательно, и жизни, сопутствовала удача и хорошее расположение духа. В еде он был неприхотлив. Консервная банка «сайры» с просроченным сроком годности и десять литров воды из 18-ти литрового бочонка, предназначенного для всех сотрудников. Оно, наверное, и без пояснений понятно, что сотрудникам оставался только сам бочонок, вода в нем им только снилась.

Консервная банка хранилась в достаточно укромном месте, недоступном разуму остальных. Тщательно завёрнутая в грязные, вонючие тренировочные, футболку и жилетку. Сверху этот сэндвич (бутерброд) прикрывали такие же грязные, ветхие банные тапочки. Даже вещи самого «Плюшкина» стошнило бы, при виде своих собратьев от примата. На это и был расчет! Кто заподозрит наличие пищи в сточных трубах? Никто! Разве, что приматоподобные, но их в этой организации более не было, ну разве, еще один, однако, он достаточно известен герою нашего повествования не по наслышке, а прямо таки, можно сказать, в лицо и в случае чего, мог подвергнуться смертельной атаке, при посягательстве на стратегический запас нашего примата. Чай, кофе, сахар добывались им, благодаря накопленному опыту и вековым традициям, набегами на близ лежащие чужие территории, офисы, и не представляли собой особого дефицита.

Сев за стол руководителя, и представив себя оным, с детской непосредственностью любимец гор и пальм, начал готовиться к трапезе. Подложив под консервную банку журнал руководителя, он задумался. Не то, чтобы над своими манипуляциями с журналом, сколько над тем, как открыть банку. Эти думы одолевали его с завидным постоянством, причём каждую смену. Казалось, что только вчера эта загадка была разрешена, как сегодня она возникала вновь. Определённым образом, такое положение вещей примату не нравилось, раздражало и досаждало. Потыкав указательным пальцем в банку, по тактильным ощущениям он определил – перед ним предмет жёсткий, возможно, тупой, вероятно, металлический… Пальцем не откроешь, хотя, это самый любимый инструмент, но в данной ситуации бесполезный.

Согретая теплом разлагающихся микроорганизмов, зарождающихся и, затем, кончающих свой жизненный путь в бесконечности нитей белья, банка «сайры» не могла противостоять законам физики. За неделю отсутствия её непосредственного владельца, с каждым днём из формы хоккейной шайбы она, вопреки своим желаниям, приобретала пышность и округлости футбольного мяча. «Сайра», находившаяся внутри банки, была крайне возмущена, столь неожиданно открывшимися для нее обстоятельствами. Самая изящная в своей стройности рыба океана с ужасом представляла момент, можно сказать, второго пришествия в этот мир. Если кто-то откроет банку? Перед его взором предстанет не девичья скромность и стройность, а обрюзгшая, жирная масса, пугающая неестественностью бесформенности форм. Эта мысль изводила бедную рыбку и, будто молотом по наковальне, била в самое сердце.

Примата мысли рыбы нисколько не смущали. Он судорожно сглатывал слюну, обильно заполнявшую его рот, теребил банку, стучал по столу, кидал об пол. Всё тщетно! Банка не поддавалась пыткам, стойко скрывая от посторонних глаз содержимое. К горлу примата настойчиво, необратимо начала подкатывать очередная обида: на тех котов и кошек за окном, на солнце, освещающее комнату, на стены, на «микроволновку», на чайник. В особенности на чайник, т.к. чайник ничего не умел делать, но очень охотно кипел. Примат видел в нём отражение своей сущности и от этого обижался ещё сильнее. Вращаясь вокруг своей оси, периодически повизгивая и подпрыгивая, тыкаясь лбом в шкафы, дверь, стены, обливаясь обильным потом досады, он категорически не знал, что делать! С озлоблением пнул любимый диван, тот ответил заунывным хрипом приветствия:
- Я здесь!
На мгновение воцарилась тишина. И вдруг! Руки взметнулись вверх! Вопль радости пронесся по коридорам здания, вырвался на улицу через окна, щели, дыры в крыше, заставив от неожиданности присесть, пригнуться, озираться в страхе по сторонам простых обывателей нашей столицы.

Вопль не обозначал такие банальности, как: эврика, нашел, ура, гол… Нет. Это все сложный набор звуков. Наш герой предпочитал обходить сложности, не ввязываться мыслями в философию организации разнообразия звукового ряда. Звук был один, протяжный:
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-! - с хрипотцой, так сейчас модно.
Вот этот-то звук и напугал прохожих. Люди стали судорожно доставать мобильные телефоны, трясущимися руками набирать «02», сообщая:
- Милиция?.. На такой-то улице, в таком-то доме, возможно, произошло убийство! Нет! Я не прикалываю! Я выполняю свой гражданский долг! Не хамите мне! Я плачу налоги!
Передав, таким образом, информацию, люди, успокоившись,  благодушно продолжали свой путь гражданина, патриота своей страны, не забыв сквозь зубы процедить:
- Менты поганые…

Милиция же не проявляла особого рвения, лениво подкатывала к указанному зданию, обходила его со всех сторон и, убедившись, что «обезьянка» не вырвалась на свободу, спокойно, позёвывая укатывала обратно. Для мало осведомленного человека действия милиции казались крайне возмутительными, жители же близ лежащей округи, наоборот, крайне сочувствовали милиционерам, зная и понимая существо происходящего. Ведь это происходило уже на протяжении многих, многих лет по выходным и праздничным дням, а великий часовых дел мастер, в «Кремле», приспособился сверять точность хода курантов по этому воплю.
Мысль, вообще, как таковая, на столько редко посещала голову нашего любимца, что голова была готова разорваться на тысячи маленьких кусочков от восторга осознания их появления (мыслей). А тело начинало отплясывать мало знакомый всем танец «рататуй».

Мысль была прямая, острая и простая, как нож, лежащий на столе, рядом с «микроволновкой». Нож – тот же палец! Только острый! Вдохновлённый своей идеей, примат со всей дури воткнул острое лезвие в тупое тело банки. Банка сделала предсмертный выдох:
- Ш-ш-ш-ш-ш! - выпустив на волю струи «крови».
«Кровь» заляпала все вокруг толстым слоем жира и масла, причинив примату несколько непозволительных секунд огорчения. Но на выручку пришла всё та же аксиома… правильно:
- А, уборщица уберется!
Продырявив «жесть» еще в одном месте, хозяин пальм, вытянул губы трубочкой, прилепил их к металлу, словно присоски, и вытянул содержимое банки вмиг, за один всос. Сайра даже ёкнуть не успела, зато, чудесным образом избавилась от мыслей, терзавших ее душу и сердце – ах, в каком виде ее увидят? Да не в каком!
Ввиду того, что сайра свою молодость провела в соленых водах океанов и морей, она приобрела чрезвычайную соленость. Это понуждало примата опять делать губы трубочкой и высасывать всю воду из бочонка, ранее оговоренного, 18-ти литрового. Округлившись до размера бочонка, срыгнув несвежестью бактерий и микробов, обезьяний «собрат» поддался легкой меланхолии.
Отрадно было осознавать великую мысль, одного великого человека:
- Что не запрещено, то разрешено!
Где написано на телефонном аппарате, стенах, полу, мебели и многом, многом другом, что всё это нельзя обляпывать жиром и нечистотами? Нигде! А раз не написано, значит, можно. Нет, конечно, в инструкции написано о поддержании чистоты и порядка на рабочем месте, но то ж на рабочем! Для кого рабочее место, а для кого место отдыха. Так что, все условности и формальности соблюдены. Можно снова откинуться на диван, плюнуть в потолок, благо, он не может ответить, наслаждаться созерцанием, того, как формируется удивительное явление.

Густая слюна, оказывается, обладает невиданной тягучестью. Сначала плевок шмякается в потолок, прилипает. Некоторое время спустя, края слюны подтягиваются к центру плевка, образуя нависающую грушевидную каплю. И вот она начинает тянуться к полу, вытягиваясь в тонкую нить. Упирается в пол и: «Дзинь!» Рвется!
Потрясающее зрелище(!), которое заставляет примата по детски хлопать в ладоши, повторяя эксперимент снова и снова. Но, затянувшаяся периодичность, плавно переходит в монотонность, монотонность убаюкивает интерес, интерес перерождается в не интерес, превращая монотонность в простое механическое действие.
Постепенно плевки становились всё реже и реже. Веки медленно сомкнулись,  последняя капля ласково коснулась его щеки, словно добрая, мягкая, тёплая рука мамы, бесконечно любящей своё неразумное чадо, перед пожеланием добрых снов.
В воздухе повисло последнее: «Дзинь!!!» Голова примата беспомощно упала на бок, руки ослабли, тело обмякло и постепенно приняло форму дивана. Примат медленно, сладко причмокивая губами, погружался в крепкие, сильные, но нежные объятия Морфея. Вы спросите, а что он делал остальную часть дня, вечером, ночью? Возможно, это волнует Вас, но его уже нетерпеливо, переминаясь с ноги на ногу, ждало следующее утро.:)