Самолёт заревел, зарокотал, засвиристел... Моторы набирали воздух, собираясь взлететь. И проходила я эту физику, и сдавала на отлично, потом её в университете тоже учили... Сдала же, а вот как этот самолёт поднимается, не могу поверить, для меня это — чудо да и только!
Чудо чудом, и взлетели, и приземлились. Тогда не было этого страха, про авиакатастрофы никогда не сообщали, то есть их вроде и не было, а если не было, то чего бояться? Только один раз чёрная весть опустилась и накрыла два города. Из Еревана в Батуми, или наоборот, оттуда в Ереван... Хоронили целые семьи, я после этого много лет только поездом отбывала в командировки. Пока не отрезали поезда от Москвы. Вот так и пришлось снова летать...
Так вот, прилетела я во Внуково, скорей сумку на колёсики — и в город. Хлипкая грязь тут же изуродовала мои туфли, автобус долго ехал по Москве, без пробок тогда было движение, какие пробки? Просто далеко очень Внуково от Злектрозаводской, куда мне надо было в тот же день успеть и отметиться.
Деловито звоню из проходной, обычная командировка: одна сторона должна была заплатить взятку, другая — украсть. Кравцов Митя долго не подходил, наконец, на том конце кто-то пробурчал:
— Ну? Слушаю!
— Митя, здравствуйте, это я, Галина, я приехала, на проходной.
— Ну и чё?
— Как ну и что? Трубки! Шесть пар! По два и по три метра! Вы же обещали, я вам звонила!
— Нету трубок. Закончились!
— Как нету?! Я же звонила, вы сказали — приезжайте!
— Ну, а теперь нету.
— Митя, я всё привезла, как сказали...
— Ничего я не говорил!
— Ну, Паша Мезенчук, ваш коллега, тоже говорил. Я привезла.
— Ну тогда вечером домой звоните, чтоб пропуск заказать. Сами подбирайте.
— Ой, спасибо! Большое спасибо!
Я вылезаю из таксофонной будки и радостно ищу глазами метро. Завтра трубки отвезу к Лере Сергеевне и всю неделю могу шастать по магазинам! Как всегда, зарплату за три месяца вперёд в долг взяла, да и заказали на работе мелочи всякие, еле успею всё это купить. Даже из ВОХР-ы один пришёл, мы его «польпольковником» зовём, он сам так и говорит. Жене с дочкой колготки заказал,а к деньгам — записку: «Пять штук шва, пять штук без шва». Целый словарь мы по его словам составили. «Натошнак», «сама собой», один «геноцизм» чего стоил!
Быстро обежав несколько магазинов, пристреливаюсь, так сказать, везде очереди, давка, а где нет давки, там и ничего нет. Ничего, выбросят. Уже конец месяца, надо же план выполнять!
Ах, этот план! План, который всегда выполняли, но от этого не было ни качества, ни количества. Унылые ряды, к вечеру ничего не осталось. Вот утром — совсем другое дело... Как-то я пришла к Детскому Миру за час до открытия. Когда двери открылись, народ помчался, обгоняя друг друга, через многочисленные коридоры к лестницам, растекаясь в беге по всем этажам. Я летела на четвёртый этаж, и, остановившись на минуту, я оглянулась, и увидела этот стремительный бег, чуть ли не любуясь живописной панорамой бегущих потоков. До сих пор не могу забыть. Я тоже резво бежала, а всё равно, была двадцать шестой... Все, кто внизу стоял у дверей, обогнали!
Побродив по ГУМу и Детскому Миру, где к моему удивлению, лежали все размеры колготок для ВОХР-ы, и ещё кой-какие мелочи тоже, потыкавшись по кассам и прилавкам, я забираю из камеры хранения мою сумку с гостинцами и плетусь домой к Лере Сергеевне, моей старой знакомой, давно ставшей почти родной. Живёт Лера Сергеевна на свою мизерную пенсию в самом сердце Москвы, за Манежкой, получает какие-то невероятные сорок рублей, ест одну сосиску один-два раза в месяц, два яичка в неделю... Дочка ей часто названивает, но старается обходиться без материальной помощи, а эта не просит, считая, что ей хватает. Но уж в мои-то командировочные дни мы оттягиваемся! Мясо, кура, бульоны, сыры, фрукты, джем. Джем транспортирую в пластиковых пакетиках, туго связанных ниткой. Выставляем в «межокно», всю зиму ешь—не хочу!
Лера Сергеевна радостно хлопочет у плиты, я иду за ней на общую кухню, рассказываю, о чём-то спрашиваю и с нетерпением жду, когда позвоню Мите, ведь вся моя командировка из-за этих трубок, без которых мои приборы будут стоять бестолку, а без этих приборов я как без рук. Тоненькие трубки из нержи, закрученные в спирали. Мы заталкиваем туда сорбент и с помощью этих трубок колдуем с этим удивительным прибором, для кого-то, может и неинтересно, как он называется, как и сам завод, который их делает, но такого прекрасного прибора, который я увидела во время практики после универа и полюбила сразу и на всю жизнь, такого преданного трудяги, умного и незамысловатого прибора я ещё не видела. Но без трубок нет и прибора.
Тётя Лера вытаскивает мои любимые «Юбилейные», раскладывает на прозрачной тарелочке, я раскладываю фрукты, настоящие огурцы и настоящие помидоры. Ну, конечно, настоящие. В прошлый раз в магазинах продавали длинные, с полметра, водянистые огурцы, а помидоры здесь все какие-то одинаково круглые, одинакового размера и одинаково безвкусные. Тётя Лера счастливо жмурится, нарезав наш мясистый помидор и понюхав очищенный огурец. Этот огурец — стометровка, по моей «огуречной» классификации. То есть, пахнет огурцом аж за 100 метров.
В её квартире стоит особый, московский запах. Окна выходят на чудесный московский дворик, но не тот, что Поленов рисовал, а другой, с какими-то вечнозелеными деревьями, кажется, лиственницами. Сразу после дворика начинается другой, а потом сразу МГУ, журфак. Обычно мы оттуда, из ихнего буфета, покупаем готовое слоёное тесто и выпекаем роскошный яблочный пирог с антоновскими яблоками. Завтра по коммуналке навстречу коммунальному запашку будут бродить дивные ароматы. А пока стоит этот, московский. Впрочем, возможно, из тысяч выпеченных пирогов и жареных колбас за десятки, если не сотню лет, настоялся и сконцентрировался этот запах, смешанный с запахом тараканьих трупиков и смертоносных ядов для них.
Лера Сергеевна живёт в огромной коммуналке, почти все комнаты по 25-30 метров. Комнат, судя по числу соседей, шесть. Сразу за стеной живёт Альвида Семёновна, профессорша, дом-то МГУ-шный. Альвида Семёновна, грузная, важная дама, занимается ономастикой, то есть пишет книжки про имена. Исследует, откуда имена есть пошли такие, что означают, когда какие в моде. Кажется, теперь за фамилии принялась, ясное дело, имён раз-два и обчёлся. А вот фамилий хоть пруд пруди. Как-то она в коридоре поздоровалась со мной, довольно высокомерно, так мне показалось, но я попросила надписать её книжку, как раз купила в журфаке со слоёным тестом заодно. Профессорша тут же улыбнулась, расписалась, а потом снисходительно спросила:
— А вы знаете историю своей фамилии?
Я-то, конечно, знала, кто ж из нас, армян, не знает про свои фамилии и откуда мы вообще сами... Но сочла совершенно лишним ей рассказывать. Фамилия у меня историческая, а ей эта история ни к чему. Им всем ни к чему, если уж на то пошло. Замялась, мол, русские фамилии тоже говорящие, и тут она выдаёт:
— А у вас есть фамилия из одной буквы?
— Из одной разве бывает?
— А в России есть! — сразила меня профессорша и пошла со своим полотенцем в свою комнату. Из её следующей книжки я узнала про эту однобуквенную фамилию. У. Вот такая фамилия, «У». Что она может означать, такая фамилия, сами посудите, но профессорша полстраницы этой одной букве посвятила. Небось, гонорар себе гнала, тогда за книжки платили гонорар.
За правой стенкой живёт ужасная семья. Мать-пьяница, а дочь, лет пятнадцати, хроменькая на обе ножки, и обе гулящие. Лера Сергеевна каждый раз шопотом сообщает:
—Её опять в милицию отвозили, кошмар! Наверное, что-то подхватила! Вы в ванную комнату не ходите!
А я каждый раз успокаиваю её, что и в туалет ихний не хожу, и каждый раз удивляюсь:
—Тёть Лер, как женщина пьёт, не понимаю!
Напротив живут очень славные молодожёны, в кухню и туалет ходят, взявшись за руки. Им обещали квартиру, ждут. Тем не менее,в прошлый мой приезд они скребли - шлифовали стекляшками свой паркет, старинный, но сильно загрязнённый, видно, после революции ни разу не мыли. Потом покрыли лаком, было просто загляденье! И тараканов травили, уверяя, что у них теперь нету тараканов. Тараканы водились на кухне, я туда боялась ходить одна.
Остальных я не видела ни разу, они рано уходят и заполночь возвращаются. Но Лера Сергеевна рассказывала, что жильцы на вид очень приличные люди, правда, непонятно где работают. Оба холостяки, женщин не водят. Наверное, разведчики, подсказывала моя совковая душа, раз так поздно приходят, и на всякий случай, я их побаиваюсь, так что мы с Лерой Сергеевной договорились, что друг другу родственники. Сдавать за деньги в те времена было страшным преступлением, хотя кто-то сдавал ведь, и куда-то девались все, кому не нашлось места в гостиницах!
Я разрезаю душистые персики, вытаскиваю наш виноград, самый сладкий в мире, и мы готовимся с Лерой Сергеевной устроить пир.
Вот только выйду на минуту в коридор, позвоню Кравцову Мите домой. Трубку берёт девушка, жена, наверное. Категорически отказывается звать.
—Девушка, — стоя, канючу я, подпирая стенку, — я издалека приехала, мне не оплатят командировочные!
— А мне пофигу ваши командировочные! — очень непочтительно заявляет девушка, хотя мы не знакомы. Впрочем, разве со знакомыми так можно разговаривать?
Я не очень хорошо представляю себе, что означает это «пофигу», московский разговорный мне пока неведом, но ничего хорошего по её тону не жду. Бросает трубку, звоню снова, в надежде, что этот Митя Кравцов возьмёт, он же знает, что это я, мы же договаривались.
У жены голос уже звериный, она яростно кричит:
— Хватит звонить! Зае....!
Я в смятении. Эта дура думает, что я домогаюсь её мужа! А я его даже не видела! Как же ей объяснить? Через десять минут звоню снова и без всяких вступлений скороговоркой выкрикиваю, приведя Леру Сергеевну в неподдельный ужас — в коридоре коммуналки нельзя шуметь.
— Девушка, милая, не кладите трубку! У меня нет на него никаких видов! Он мне трубки обещал, я из Еревана, у меня и в мыслях нет, а они только на ихнем заводе есть, он обещал завтра утром пропуск или к проходной вынести! Я заплачу!
На том конце провода подозрительно молчат. Потом раздаются всхлипывания, потом эта жена начинает рыдать прямо в трубку и тоже кричит, разрываясь от собственного крика:
— Да вы все и убьёте его! Вот, в прихожей лежит, пьяный, пьяный он! Прям на паласе заснул и храпит! И так каждый день с работы приползает! Это всё ваш спирт, который вы со всего Союза тащите! Это вы его довели! Совести у вас нет! Каждый день по десять командированных, литрами тащат в проходную, все там спились!
Прокричала она это страшное сообщение, прерываемое рыданьями и всхлипами, и я в смятении даже не заметила, как положила трубку...
Лера Сергеевна вошла в комнату, когда я растерянно разглядывала смертоносную бутылку с «валютным» медицинским спиртом.
— Вы что, Галечка, пить собираетесь? Разве вы пьёте? Или меня спаивать собрались?— весело пошутила она.
— Не, назад отвезу, еле выписали... — и разрыдалась. Как же я отчитаюсь за свою неудачную командировку? Как и откуда я достану эти трубки?