АЛИСА МАНКИ - http://proza.ru/avtor/sitara - ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ "ВЕК МОЛОДЫХ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
http://www.alexkrivtsov.ru/novosti.html (на фото: глиняные игрушки Пелагеи Строевой)
Посвящается Строевой Пелагее Андреевне, непревзойденному мастеру кожлянской игрушки. Моей бабушке.
*****
Почему в последнее время, я все чаще вспоминаю тебя, бабушка?
Какой уголек жизненного костра достался мне от тебя?
Может, ты шепотом своей бессмертной души просишь меня, чтобы я помнила о тебе...
Я помню, милая, помню!
*****
Моя бабушка Поля была калека.
Как мне не нравилось это колючее слово! Оно острыми ножами вонзалось в мое детское сердце всякий раз, когда кто-нибудь говорил его.
Отвратительное сочетание букв в этом слове - унизительное и забирающее всякую надежду. Это слово как приговор суда, обжалованию не подлежит. Нигде и никогда.
У нее было трое детей, когда она попала в страшную автокатастрофу с пьяным водителем, и грузовик, который упал на нее, нанес отметину на всю оставшуюся жизнь, лишив возможности передвигаться….
Тогда моя бабушка Поля стала калекой за несколько минут.
Я знала ее только такой: необыкновенно доброй, трудолюбивой, веселой и без ног. Мне казалось, что все бабушки на свете должны быть именно такими, как она, но чем быстрее я росла, тем ясней понимала, что ошибаюсь...
Она жила в деревне Курской области и была потомственной мастерицей глиняной кожлянской игрушки, сказать точнее – свистульки. Она приговаривала, что игрушка должна жить и иметь свой голос, иначе с ней нет радости играть, а лучше найти себе другое занятие.
Учеников не брала, ведь люди мало интересовались игрушкой, все больше строительством коммунизма...
Глиняная игрушка была ее миром - внутренним и внешним.
Она спасала от горестей жизни, давала надежду, приносила радость и оживала только в ее руках!
Когда бабушка вымешивала и подготавливала глину, она пела.
И глина впитывала в себя все тепло человеческого сердца, все нотки голоса, всю женскую любовь, которая хранилась в ней.
Когда бабушка ставила свистульки в печку, она молилась.
И они впитывали в себя всю святость ее ремесла и слов, обращенных к Богу.
Когда она рисовала на своих игрушках примитивные полоски, она рассказывала мне сказки, поясняя как важна каждая линия, как нельзя рисовать бездумно, как надо подбирать цвета...
И свистульки впитывали всю мудрость и боль народа, чьими преданиями была полна бабушка.
Когда она пробовала их свист, ловко перебирая пальчиками дырочки сбоку, вся изба наполнялась соловьиной трелью и солнечным светом!
Она на слух улавливала малейшую фальшь... Как?
Как, родная, ты, такая простая и неграмотная могла услышать неверную нотку своего творения?
Фальшивая игрушка сразу же летела через кухню и с треском разбивалась об печку, оставляя после себя осколки обожженной глины и пыль.
Мне так нравилось с какой легкостью ты, моя бабушка, избавлялась от брака, беспощадно уничтожая его.
Спасибо тебе, этому я научилась у тебя - или все, или ничего.
Прости, милая, что я так и не обучилась твоему мастерству!
Я просто была маленькой и глупой.
А ты никогда ничего не навязывала, уважая мою волю.
Какой- то коллекционер из Москвы постоянно приезжал к тебе и увозил целые чемоданы глиняных творений, потому что они очень хорошо продавались иностранцам. А тебе оставались только продукты питания, которые он привозил взамен, даже не деньги... Тебе было важно отдать людям то, что ты сотворила своими натруженными руками, не обращая внимания на адскую боль в спине...
Потом я найду его книгу о тебе, на английском языке, с иллюстрациями работ, переведу ее и прочту про твое детство.
Вот так бывает…
Сама ты никогда не вспоминала об этом, только слезка текла по щеке всякий раз, когда я спрашивала, была ли ты когда-нибудь маленькой девочкой, как я?
Спасибо, тебе, за твою скромность и терпение!
За то, что ты научила меня оптимизму, вере и силе духа.
За то, что я ни разу не услышала от тебя хулы и причитаний на судьбу, которая выпала тебе, калеке!
За то, что ты отдавала свой последний рубль внукам на сладости...
И за то, что в твоем доме всегда было тепло для меня!
Когда я приезжаю к тебе на могилу издалека, я плачу и пою.
Я помню только один куплет твоей любимой казацкой песни, и пою его несколько раз подряд, пока мне не станет легче. Со стороны это выглядит странно - ведь на могилах не поют. Но ты была особенная, поэтому я пою, и буду петь тебе всегда!
Когда ты умерла, я не приехала на похороны, потому что училась в далеком городе и родители не стали мне говорить о твоей кончине, чтобы я не прерывала учебу. Я узнала позже… не сомневаюсь, что ты простила меня за это, моя родная калека.
Но если бы мне сейчас предложили начать все сначала и выбрать для себя любую бабушку из ста миллионов бабушек, я бы отыскала тебя в толпе и выбрала!
Твой уголек творчества остался во мне, и я постараюсь чтобы он не погас.
Еще у меня остались пять твоих свистулек, очень звонких и примитивных, но таких же настоящих, как ты.
Вчера я, нечаянно, уронила одну... и у нее откололась часть головы и ухо.
Прости, родная, я невольно сделала из нее калеку.
Но она все-таки свистит, нисколько не изменив своего тембра. Чисто и без фальши, словно повторяет тебя - снаружи калека, а не внутри!
Она свистит голосом курского соловья...
И наполняет мой дом твоей любовью, радостью и солнечным светом.
Царствия Небесного тебе, родная моя!