Подъём с настроением

Лауреаты Фонда Всм
СЕРГЕЙ БАРАНОВСКИЙ - http://proza.ru/avtor/sergunchic - ВТОРОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ "ВЕК МОЛОДЫХ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

в память о начале войны


             Мимо слез, улыбок мимо
             Облака плывут над миром.
             Войско их не поредело.
             Облака, облака, облака...
             И нету им предела.
               
                Вадим Егоров


Был у меня ученик - Лёшка Экслер. Я, честно говоря, не помню, как он учился, о чём мы с ним разговаривали, какие я ему отметки ставил. А может я не преподавал ему ничего на уроках, и он только в походы со мной ходил. Правда, не помню.

Несколько месяцев назад находит Лёша меня в Одноклассниках -  больше двадцати лет не виделись.  Я, первым делом, спрашиваю про его маму Таню. Татьяна Евгеньевна преподавала музыку. Вся школа пела. Даже взрослые. А ещё она работала в детском хоре под названием... Не помню. Какая-то радость. Или счастье. Честно не помню. В общем, как-то развесисто-клюквенно  этот хор назывался.

Помните подъём с построением, - спросил тогда Лёша.

Конечно помню. Однажды, в мае, звонит мне Лёшина мама и говорит: "Серёжа, хочешь практически на халяву в Ленинград съездить?" Оказывается их хор отправляется на три недели в Питер. Они там будут жить на берегу Финского залива, репетировать и два раза выступать. А мне предлагают поехать каким-то там заместителем по воспитательной работе. Делать, говорит, почти нечего будет - у каждой группы свой музыкальный руководитель - ну, если только в чём помогать изредка. Я поехал конечно.

Дети были всех возрастов – от семи до семнадцати. Их было много, около ста пятидесяти наверное. Все они целыми днями пели мелкими кучками, или их не было, или они спали. Или ели. Чтобы хоть как-нибудь отличиться, я там ввёл  так называемый «подъём с построением» - как в наших походах. Происходило это так. Разом открывались двери классов, и кто-нибудь, как правило я, орал: Подъёооооооооом!!!! Орал несколько раз. Всё очень просто – надо проснуться, выйти в коридор и встать в строй. Кто приходил последним, того как-то шутливо наказывали. Поэтому все дети после этого вопля моего как сумасшедшие бежали строиться. Каждое утро я так вот их пугал. И больше дел у меня никаких не было.

А ночью.. Правда дело было в июне - какая же это ночь в Питере – название одно. Ночью – благо кровати наши стояли рядом - лежали мы с Татьяной Евгеньевной да беседовали о том, о сем. И в одну из таких ночей мы вдруг осознали, что скоро двадцать второе. Война. Нам очень захотелось что-нибудь совершить.  Мы долго думали. И придумали.

У Вадима Егорова есть песня – "Облака" называется. Песня об убитых на войне мальчиках, ушедших воевать сразу после десятого класса и теперь плывущих по небу. Я уверен, что когда Господь планировал Вадима Егорова, когда сочинял, какой он будет, где у него что, то основным предназначением, Богом в него вложенным, было то, чтобы он "Облака "написал. Даже самый последний придурок, даже самый главный на свете моральный урод не посмеет про эту песню сказать ничего дурного.

Мы выбрали шесть пацанов из самой младшей группы – только первый класс закончили. Оказалось, что они довольно много знали про эту войну. Их дедушки были фронтовиками и почти все остались живы. Мы поговорили с ними об этом, принесли бумагу, гуашь, кисточки, положили на пол и попросили что-нибудь нарисовать. Пацаны подумали, поползали по бумаге и нарисовали Вечный огонь. Тогда мы сказали: "Есть песня про ребят, которым было столько же лет, сколько мальчикам в старшей группе нашего хора. Это песня про то, как эти ребята погибли на войне, но превратились в облака, в те самые облака, которые на небе. Давайте её выучим, чтобы на фоне вашей картины спеть в знак памяти о начале войны." Пацаны сказали: "Давайте".  Мы попросили их никому об этом не говорить. Они пообещали, и ни один из них никому ничего не сказал. Несколько дней мы репетировали. Потом сказали: «Вас позовут.» Они ответили: "Хорошо".

В ночь на 22 июня, в три часа тридцать минут, не предупреждая об этом заранее, мы подняли хор. Подняли как обычно - с построением. Дети машинально построились. Светло ведь. Мы молча привели их в актовый зал. Татьяна Евгеньевна села за фортепьяно и начала наигрывать мелодию «Облаков». Многие уже посмотрели на часы. На вопросы о том, что случилось, никто не отвечал. Взрослые недвижно стояли по углам и смотрели в пол. Когда все уселись, маленькие певцы переглянулись. Они поняли. Сами поняли, что наступило их время. Вынесли на сцену картину с вечным огнём и встали по обе стороны от неё. Татьяна Экслер махнула рукой, и парни запели… о том, что облака плывут как павы, о дымке над крышей, о том, что боль не утихает. И что не надо славы… Обо всём.

А одно - вон то, что справа это я... А дымок над отчей крышей всё синей,.. синей и выше… Мама, мама, ты услышишь… голос мой,.. голос мой,.. голос мой... Всё дальше он и тише.

Мы боялись, что будут шуметь, мальчишки собьются, перепутают что-нибудь – ведь маленькие же совсем… Слышно было каждую букву, каждый вздох перед следующей музыкальной фразой. Когда песня закончилась, Татьяна Евгеньевна встала из за рояля, вышла вперёд и сказала сидящим в зале: "Можете идти спать." Да, именно так и сказала – можете идти спать. Больше она ничего не произнесла, не объяснила. А когда играла, слёзы капали у неё на клавиши.
 
Между прочим, Лёша оказался крут не по-детски. Нынче зовут его Алекс, он писатель и кинокритик. И у него есть сайт , чуть ли не самый посещаемый во всём Интернете. И вообще, когда нынешние школяры увидели его лицо в моём Контакте, они чуть сознание не потеряли от перевозбуждения. «Как, вы не читали Экслера!? Не читали Экслера?! Экслера???!» - вскрикивали они и смотрели на меня, как на никуда негодное безмозглое существо. Я, естественно, побежал читать.

Кстати, он дал мне тогда телефон мамы. На следующий день я позвонил. Голос почти не изменился. Только потрескался немного – ведь ей было под  восемьдесят. Как вы живёте, - спросил я. Прекрасно, - ответила Таня Экслер. Да, именно так она и сказала – прекрасно. И я услышал, что она улыбается.

А мальчикам этим, стоявшим у Вечного огня, написанного на бумаге гуашью, сейчас около тридцати пяти наверное. Как бы я хотел, как бы я сейчас хотел опять вот так разбудить и построить хор. И опять, и опять вместе услышать эту чудесную праведную тишину. Я бы собрал всех. Пусть знают.

Ведь ещё немного, ещё совсем немного и на моей земле будут рождаться дети, которые потом, глядя в небо, не поймут, что видят и не облака вовсе. Не поймут.

И все перестанут плакать.