В начале мая погожим, солнечным утром Доронин, словно конька-горбунка, оседлал мотороллер «Турист» и решил бросить вызов пространству в семьсот километров. Дорога в Алма-Ату пролегала через равнины, горы, незнакомые города и обещала массу новых впечатлений. Приехать на сессию таким несерьёзным транспортным средством Олегу казалось верхом оригинальности. Но прежде изумится, обрадуется Виктор Брянцев – однокурсник, друг, живущий во Фрунзе, а это как раз по пути. Брянцев оказался дома и откровенно возликовал, увидев у ворот отцовского дома запылённого, усталого гостя. С воплями он изрядно намял Олегу бока – не удержался от объятий, затем, как экзотического зверя затащил мотороллер во двор – уютную бетонированную площадку между домом и флигелем.
- Ну, котяра, удивил, так удивил!.. Проходи, сейчас мы с тобой сухого винца выпьем с киргизским бальзамом.
Завертелся калейдоскоп радостных впечатлений. Бывая здесь, Олег всегда погружался в атмосферу блаженства и взаимной симпатии, почувствованной с первой встречи. Брянцев окружал себя оригинальной атрибутикой, подчёркивающей устремления настоящих мужчин. В тесной времянке он оборудовал личные апартаменты. На стене поверх ковра висели ружья, кинжалы, в глаза бросались охотничьи трофеи в виде чучел птиц, меховых шкур и диковинных рогатых голов. Под кроватью хранился тяжёлый, надёжный сундук с боеприпасами, а в образе духовного авторитета на самом видном месте красовался портрет бородатого Хэмингуэя.
- Ну как напиток? Зело борзо?
- Спрашиваешь!
- А я всё вспоминаю то пиво, что ты присылал с Мангышлака «Пльзеньский праздрой». Как кот, ходил вокруг холодильника, облизывался и успокоился, когда последнюю бутылку скушал… Значит, Коша, план у нас такой: поедем погуляем по городу, а вечером тут будет банька. Возьмём пива, посидим, потолкуем.
От наплыва любезных чувств Брянцев иногда называл Олега Кощеем или Кошей – усматривал в этой кличке изысканный колорит. Остаток дня приятели провели в атмосфере праздности – прошлись по центральным улицам города, навещая в редакциях своих однокурсников, а кроме того, посетили целый ряд кафе, попадавшихся там и сям на проспектах. Брянцев с лёгкой бравадой выпивал 150 грамм водки и восклицал, как охотник Ермолай в рассказах Тургенева: «Люблю!» Олег значительно уступал ему в этих игривых возлияниях. В прежний свой приезд сюда он с усталости и отчасти от выпитого стал засыпать в автобусе. Брянцев сидел рядом.
- А помнишь, кот, когда мы в прошлый раз возвращались, я начал клевать – аэрофлотовская фуражка слетела и покатилась по проходу, а ты сделал вид, что не знаком со мной?..
- Прости подлеца, Коша!»
- Нет, не прощу… Я считал тебя братом во Христе, я говорил, как звери у Киплинга: «Мы с тобой одной крови», а ты так оскорбил авиацию!
Поминутно сказывалось увлечение Брянцева женским полом; то и дело он пытался заговорить со встречными девушками и напоминал поручика Ржевского из анекдота. Большинство девиц смотрели на него с удивлением, как на юродивого, иные ухмылялись и шли дальше, но некоторые охотно любезничали. Бывало, подружки живо, энергично щебечут что-то по-киргизски. И вдруг Брянцев с лёгким ужасом на лице восклицает: «Не может быть!» Сценка заканчивалась общим хохотом.
Наутро Олег едва растолкал своего друга; тот спал непробудным сном и плохо реагировал на слова; чтобы очухаться, требовалось некоторое время.
- Как больно, милая, как больно!.. Голова болит от вчерашней браги… Понимаю, Коша, надо ехать, - сквозь стоны, превозмогая тошноту, сетовал Брянцев.
Олег вылил ему на голову с полведра холодной воды, и всё время напевал для бодрости духа: «На пиру ли, на турнире, на охоте!..» Через полчаса Брянцев, икая, уселся на мотороллер сзади – поехали. Олег с трудом управлял неустойчивым, но всё же привычным, послушным аппаратом, а пассажир вёл себя пугающе – едва держался за лямку сидения, и это бы ещё ничего. Он вдруг начинал раскачиваться всем корпусом, отчего мотороллер выписывал синусоиду; Олег зеленел от злости, пронзительно вопил:
- Перестань, змей!
Брянцев в ответ кричал медведем, желая таким способом разогнать сон и всё равно ронял бородатую голову Доронину на плечо. Тот твердил поминутно:
- Не спи, не спи, художник!
Мотороллер птицей мчался вниз на крутых склонах дороги и выбивался из сил на подъёмах; дорога тянулась вверх, впереди был перевал Курдай. Кое-как путешественники поднялись наверх, и тут их горячий конь испустил дух. Привычные манипуляции с поиском искры результата не дали. Олег с ужасом заподозрил, что отказала индукционная катушка.
- Похоже, приплыли, братан… Боливар приказал долго жить!
Не видя других вариантов реанимации, Брянцев осторожно развальцевал фланец, и – о, чудо! – внутри катушки обнаружился обрыв проводка. Вскоре мотороллер ожил.
- Это же дефект века! - ликовал Брянцев и снова кричал медведем.
…В первый день занятий на перерыве Доронина вызвали в деканат. Приятели, студенты из группы, встретили и проводили игривыми возгласами молодую секретаршу, которая разыскивала Олега.
- Девушка, меня пригласите! Я – хороший… - порываясь из-за стола и ломая руки, кобенился, по-собачьи скулил Брянцев.
- А мне нужен отличный…
Но шутки на этом и кончились. В деканате Доронину передали две телеграммы, призывающие немедленно прибыть по месту работы – в авиаподразделение. Нехорошие предчувствия вмиг погрузили Олега в состояние холодного оцепенения. Было ясно: что-то случилось, но что? Дальше всё смешалось – дорога в аэропорт, ожидание рейса, мольба, как самая пронзительная просьба души. Под вечер самолёт, прибывший из родного аэропорта, весело проехал по перрону в сторону транзитных стоянок. Провожая его взглядом, Олег нервно курил, хотелось кинуться навстречу вышедшему экипажу.
На закате жара медленно, нехотя отступала, но пассажиры, привыкшие к тяготам и неудобствам перемещения в пространстве, не замечали мимолётного комфорта. Нетерпеливая, беспокойная толпа, как всегда, устроила перед трапом давку.
- Привет, ты чего тут? – слегка удивился бортмеханик возникшему перед ним Олегу.
- Сессию сдавать собрался, а тут телеграммой на работу зовут… Ничего там, в порту, не случилось?
Бортмеханик, благополучный, вальяжный малый, на секунду задумался, энергично почесал себя за ухом.
- Так это… была вынужденная посадка. Отказ двигателя на 47750.
- Ну а чем кончилось? – дрогнувшим голосом с мольбой в глазах спросил Олег.
- Да ничем. Развернулись и сели на одном движке.
У Доронина сразу отлегло от сердца, он готов был обнять бортмеханика.
- Это я на нём менял датчик автофлюгера.
В ответ последовал невесёлый, сочувственный свист.
- Ладно, иди в кабину… Обошлось и слава Аллаху!
Со скорбным видом Доронин уселся на свободное кресло в хвосте самолёта рядом со стюардессой. В другое время он непременно затеял бы с ней беседу. Мельком вспомнилось возвращение с прошлой сессии. Пассажиры тогда, будто три ночи не спавшие, все как один, лежали в креслах, похрапывали. В полумраке при дежурном освещении Олег играл со стюардессой в карты. Радость будто витала в воздухе, пьянила, теперь же он сквозь дрёму раздумывал, искал и не находил причины случившемуся, страдал… Но вот и посадка.
- А, прибыл, курепчик!.. - на пороге технической с неуместной ухмылкой встретил Доронина бригадир – низкорослый и по обыкновению хмурый мужик. Левый глаз у него от пережитого когда-то потрясения периодически дёргался.
- Паша! Я уже с ума схожу… Расскажи, что тут было?
- Да что, что!.. Приходим в ночную смену, расклад такой: самолёт сел на вынужденную, правый движок опечатан. Расследовать никто не начинал – воскресение. Со слов экипажа, упало давление в ИКМ – они зафлюгировали. Вечером, уже стемнело, подхожу к самолёту: правый движок весь в масле. Вроде бы всё ясно, где-то выбило… А потом за ужином сидим в технической, Серёга и говорит: «Мужики, вон на окне лежит датчик автофлюгера, это же тот, что Олег вчера снял». – «Ну и что?» - «А то, что на нём уплотнительная резинка осталась… Я попой чую, что он установил без кольца, раз оно здесь на снятом… Может, выручим пацана?»
Слушая бригадира, Олег менялся в лице - то бледнел, точно припудренный артист миманса, то вдруг становился землисто-серым. После, отдыхая на жёстком диване бригадного лежбища – домой он решил вообще не заявляться – долго не мог уснуть, горестно воображал всё то, о чём рассказал бригадир. Это выглядело, должно быть, так:
- …Ну а что ты предлагаешь? – не отрываясь от нарезанной ветчины с картофельным пюре и горошком, недоумённо спросил бригадир.
- Пломбир у нас под рукой – вон валяется. Движок мы в любой момент можем снова опломбировать… Давайте снимем ДАФ и поставим на место резинку…
- Ну ты даёшь!.. Это что ж получится? Движок отказал, всё масло ушло и всё без причины? Тогда давайте уже и маслом заправим, отгоняем и пусть блестит, как у кота яйца… Если концов не найдут, будет ещё хуже… Движок-то отказал…
Ситуация представлялась однозначно проигрышной, без всяких иных вариантов. Оперативная смена поужинала, вроде бы все уже успокоились и укладывались спать часа на четыре – работы до утра не предвиделось, но тут в техническую вновь пожаловал сменный инженер.
«Какого чёрта ему не сидится у себя за стеной!?», - с досадой подумал бригадир, но промолчал.
- Мужики, а если эту резинку немного покромсать плоскогубцами, тогда будет правдоподобно… Техник молодой, неопытный – сойдёт!
- Во инженер у нас! И Кулибин, и Сусанин – два в одном!
- Ну давайте! Я что ли против?.. – задёргался левым глазом бригадир.
На том и порешили. Оперативно, за час, всё было сделано, а после ещё и поспать умудрились.
… Вспомнился Олегу и тот тёплый весенний денёк накануне отъезда на сессию. Учебный отпуск предоставили без каких-либо затруднений, но оставалось отработать ещё дневную смену. После обеда инженер принёс со склада коробку с небольшим агрегатом. Техники блаженно отдыхали, растянувшись кто как на диванах и креслах, но появился сменный, и стало ясно: кому-то достанется возня, озвученная ещё утром на планёрке как метод последовательного исключения.
- Так, Олег, вот тебе задание: заменить датчик автофлюгера по крутящему моменту. Ничего тут сложного нет, но подход к двум крепёжным гайкам неудобный. Примерно то же самое, если гланды вырывать через задний проход… В общем действуй, борт 47750, правый двигатель. Будут сложности – зови, Паша поможет…
Доронин бодро и энергично открутил самые неудобные гайки, без труда отсоединил датчик, но по неопытности не заметил скрытое буртиком, утопленное в проточке фланца резиновое кольцо. За уплотнительную деталь можно было принять лишь поронит по внешнему контуру фланца. Инженер ОТК в недурном расположении духа вальяжно обошёл вокруг самолёта, когда Олег уже заканчивал монтаж трубок, подходящих к датчику.
- Петрович, на гоночную буксировать будем? - спросил Доронин перед тем, как разглушить двигатели для запуска.
- Да ладно, здесь отгоняем.
Впоследствии Олег убедится, что обстоятельства, ведущие к разного рода происшествиям, проявляются в сочетании нескольких факторов. Да, допустил оплошность сам, не заглянул в технологию замены датчика. Но если бы был контроль со стороны бригадира и сменного инженера! Вдобавок ко всему инженер ОТК отгонял двигатель на сорока процентах, тогда как необходимо было опробовать на взлётном… Поронитовая прокладка выдержала при оборотах умеренного режима, а наутро, когда самолёт взлетел рейсом в Новосибирск, давление в ИКМ возросло до девяноста атмосфер и выбило масло из системы. На высоте тысяча семьсот метров экипаж зафлюгировал двигатель, а дальше – одномоторный полёт, посадка в аэропорту вылета.
«Ну ладно, я дал маху, но мужики!.. Как они додумались искромсать прокладку! За это могут и вредительство припаять…», - одолеваемый тревожными мыслями, Олег заснул лишь под утро с ощущением, что на рассвете произойдёт нечто похожее на казнь. Реально же всех виновников лётного происшествия рассадили по углам кабинета, ангажированного на полчаса у начальника штаба и заставили писать объяснительные. За отдельным столом, молчаливо поглядывая на писавших, сидел казах с непроницаемой, каменной физиономией. Имидж представителя органов госбезопасности ему создавала натянутая до самых глаз шляпа. На этом экзекуция и закончилась, а инцидент довольно скоро был забыт.
В тот же день Олег вернулся в Алма-Ату и сразу – в университет. Брянцев увидел его в перерыве между лекциями, радостно обнял могучей рукою.
- Такое впечатление, что ты эти два дня кутил… Осунулся, щетиной зарос, аки пёс.
- Я бы врагу не пожелал так кутить… Похудел за эти два дня килограммов на пять, чувствую, даже рот вроде как не на месте… Хватит, пора заниматься журналистикой! Я убедился, что не в состоянии жить, если на мне какая-то вина… - Олег горячо, взволнованно рассказывал о пережитом, понимая, что это был рубеж расставания с авиацией.
- Ничего, братан, сегодня мы снимем твой стресс бутылочкой коньяка, - Брянцев пребывал в отличном настроении; завтрашний экзамен ничуть его не тревожил. – Бросимся с тобой практически одновременно на голую, манящую плоть журналистики… С августа я - корреспондент крупнейшего в республике завода. Обещают взять с перспективой на редактора. Пока там работает девица двадцати трёх лет, жаль, не в моём вкусе…
Оставшиеся дни сессии прошли тихо и незаметно, без былой романтики и отрады прежних, пьянящих встреч с однокурсницами. На этот раз в настроении приятелей, подруг довлели озабоченность, прагматизм.
- А я опять всех удовлетворил!.. – веселился после экзаменов Брянцев, что означало: сдал на тройки.
…Возвращение к работе на старом месте вызвало у Доронина ещё один неожиданный стресс. Утром, после недолгого разбора текущих дел, начальник цеха, скорбно понизив голос, сообщил оперативной смене:
- Вчера вечером в Сайрамском районе разбился и сгорел Ми-2, результат – четыре трупа. Причины выясняются, предположительно: отказ силовой установки, порыв ветра; местность там гористая. Сейчас туда поедут следователи, криминалисты, а от нас просят двух человек в качестве понятых, ну и помочь придётся разобрать, что там осталось. Со мной поедут Доронин и Михайлов.
Расстояние в шестьдесят километров два вездехода одолели лишь к полудню, так как ехать пришлось по бездорожью среди косогоров и ложбин на подступах к отрогам Тянь-Шаня. Когда до места падения вертолёта оставалось с полкилометра, предгорье сменилось небольшой, живописной долиной, покрытой алыми маками. Посредине этой ликующей красоты чернела груда обломков, пепел обшивки на широком пятне из выгоревшей травы. Уцелела лишь хвостовая балка вертолёта.
- Вот, Олежка, смотри, что могло быть!.. – мягким упрёком царапнул сердце Доронина начальник цеха.
В куче покрытых копотью деталей сохранили форму диски и шестерни редуктора, выполненные из легированной стали. Алюминиевые конструкции превратились в прах. Засыпанные пеплом обгорелые трупы довершали страшное зрелище.