ДИЛЕММА КУТУЗОВА – СТАЛИНА. ГЕНИЙ КУТУЗОВА: ДАЛЁЧЕ, ВЫШЕ…
Планировал ли Кутузов новое сражение? Почему бы и нет... — Вот если Лобанов-Ростовский приведет 15 полков — Только их у него нет...
— Вот если Клейнмихель подойдет с 3-мя полками — Вряд ли он подойдет...
— Вот только Ростопчин выдвинет — Сколько он писал? 75 тысяч? —Ничего у него нет!
Старого лиса обманывают, а он старательно обманывается — Ах-ти, ребятушки, шибчей, шибчей, а я уж раззужусь!
Он, многократно создававший новые соединения для Потемкина, Долгорукова, Суворова и обнаруживший к тому особое дарование, созидатель целого рода войск в России — легкой егерской пехоты, трижды формировавший полные армии: для себя в 1804, для Бенигсена в 1806, для Прозоровского в 1809, верит в то что за 1-2 месяца можно обломать корявого мужика в егеря-мушкетера-гренадера, собрать, составить, сколотить из вооруженных скопищ полки-дивизии-корпуса? — Да вы его удивительней барона Мюнхаузена полагаете, тот хоть врал, этот верит...
Полноте, породненный со всем цветом русских дворянских родов , перечисляю по алфавиту — Аксаковы, Бутурлины, Воронцовы, Каменские,... до Челядниных — он , светлейший князь, свой человек, не в кабинетах, за столами у Управляющего Военным Министерством А. Горчакова 1-го, Председателя Комитета Министров Н.Салтыкова, старейшина в роде екатерининских генералов, которому писали, в дружелюбии, приязни, но и по истово-служебному правилу "отмечаться" Ланжерон, Тормасов, Гудович- младший, Марков, Эссен — он уже по одной корпоративной солидарности мог узнать все, что пожелал. Он, выражавший их государственную волю, был неслыханно осведомлен обо всем, что делалось в стране и обществе, и если в чем-то обнаруживал незнание, значит в этом себе потворствовал.
Русское общество испытывало ощущение победы от самого факта равенства борьбы — треснуло проклятое яйцо! — Александр должен был ему уступать, Кутузов объявлен победителем (в национально-нравственном и лично-политическом плане так и есть), возведен в фельдмаршальство (без награды — как бы "в старшинство"), теперь надо победить в войне, и руки у него развязаны небывало... Пусть только помогут: Александр, Ростопчин,Чичагов — все…Пусть повяжут себя пустыми обещаниями, обкладывающими обманами, самоуспокоенной обязующей болтовней, пусть наговорят, а лучше напишут, а мы потихонечку, полегонечку им и поможем, где промолвим от себя, где за них, а где и в простоте душевной; он уже может слушаться их в том, что считает нужным и лепить частями с тем, что полагает сам — и кто там разберет, отчего так выходит, вроде бы все как лучше, а вышло как есть и при том, что старик-фельдмаршал где-то что-то о том и говорил:
— Здорово, кума!
— Спасибо, я сама.
— Да ты глуха?
— Купила петуха.
— Ну так прощай!
— Зайду и на чай.
Краткое письмецо, частная записка , отправленная еще до битвы в Рязанскую губернию родственнице с настоятельным указанием отъехать свидетельствует, что для него Москва уже была обречена, второе сражение он не планировал, надо было провести мимо него армию. Пусть поприкладываются к местности , помечутся в ожидании обещанного, пусть внутренне уже обвыкнутся с мыслью о неизбежном — его не страшит формальное несогласие, ему достаточно и отчужденной исполнительности в проведении того небывалого решения, которое он определил. А бумажки, слезницы, вопрошания, недоумения напишем, все соблюдем, и волкам сыть и овцам жить — все по вашему а к итогу наш шиш! Да спасибо скажите, дураки, что вам играл – подыгрывал , да свою думу думал, тогда покрывал, а сейчас и сами за меня спрячетесь, ну-ка, шибче! Да не мешать!
Кутузов возвращал все заявленное его авторам в логически завершенной, грандиозно-бытийственной форме — Ростопчин кричал о поголовном вооружении сословий — вооружай! Когда как не сейчас — становись с Иверской в руках и Стотысячной Черной Сотней — вооружившейся вчерашней и завтрашней дворней!... Александр носится с мыслью об Испании — вот она, Смоленско-Владимирская, Тверско-Калужская! Вот он час Сарагосы и Тарагоны, вот она возбухающая рана, что прорвется гноем и кровью всего, что было... Страшно стало?! Так молчите-кричите, но не мешайте, то что я задумал ужасно, но в сравнении с тем, что наговорили вы — только цветочки.
Кутузов являл им картины их бредней и прикрывал своими, страшноватыми, но после них уже не такими умопомрачительными тем более, что выбора уже не было — старик не давал времени одуматься и видел далее чем они, оставалось безропотно ему следовать.
Вот замечательное предвидение, одну сторону которого так засветили, что она ослепляет и в отношении другой. В бегущие часы перед битвой Кутузов принимает Д. В. Давыдова , с живейшим одобрением выслушивает его горячечное желание ринуться на тылы неприятеля, как гверильясы в Пиренеях и майор Шилль в Германии и дает ему не то, что тот полагал — заверение в одобрении с обещанием вернуться к счастливой мысли после сражения — немедленное распоряжение на исполнение, много дать сейчас не могу, батальончик гусар да полчёк казаков, эх, надо бы тысчонки две...
Что это — провидение одной военной стороны дела? Малая война — долгая, день — неделя там значат немного, а три сотни войска у рачительного хозяина на тот срок всегда сгодятся, особенно в канун сражения генерального!
Разжигание войны народной? Ее лучше пробудить символической раздачей толики оружия, между тем Кутузов определенно оружие собирал, в крайности уничтожал, и этого требовал от Ростопчина, но не раздавал, кроме как выдач создаваемому и руководимому лучшей традиционно служилой частью дворянства ополчению.
Нет, это предвидение неизбежности народной войны, имеющей характер восстания против поражения, т.е. прямо против захватчиков и косвенно против уступившего им Государства, его Строя и Верхов. В ее канун он вводит в клокочущую стихию стальные спицы контроля, армейские партизанские отряды; храбро-беспощадный А. Фигнер , прямой генетический предшественник Пестеля, с неумолимой жестокостью будет вводить в "рамки" разметавшуюся стихию народной войны, если она наклонится в социальную, и своим присутствием гасит, остужает ее искры, направляет их вверх и в стороны, препятствует рассыпаться по земле, лечь на торф старой ненависти — как беспощадно стал бы расстреливать и вешать нынешний юный прапорщик, изготовляющийся к Бородинскому бою, через 14 лет "главный злодей вне рангов и состояний" тех же мужиков, если они возмутятся против его расписаной постной республики. Даже рыцарски-отходчивый Денис Давыдов перепорол целую деревню, крестьяне которой попытались разделить добро бежавшего барина, как, впрочем, и Николай Ростов... Это было важно, крайне важно, важнее Бородино! И именно в тот момент, когда если "пугач-войну" не перехватить, пойдет сама — если судьбу Москвы уже взвесили... Ведь он шел по самому краю пропасти, падение столицы вызвало явственные деформации всего сословно-государственного корабля — и уже устрашённый ими архиепископ Могилевский и Витебский Варлаам начинал приводить свою паству к присяге "Императору французскому и Королю Италианскому Великому Наполеону".
Ох как далеко видел удав-орёл, насколько он возвышался до невозможности рассмотреть, охватить взглядом, до растворения в облаках, насколько он глубже и современников и сторонних наблюдателей, которые 200 лет принижают и обтёсывают его в куклу, тюфяк, дедушку-домового, клюквенного спасителя отечества — как далеко он забрасывал свой единственный глаз...
— Единственный?!?!?!
Обманул! Обманул! Как мальчишку обманул! Как котенка ткнул носом , прямо хоть выбрасывай красивый пассаж о демонической раздвоенности его лица — оказывается Алуштинская пуля, пройдя через глазницу, все же миновала глазное яблоко, глаз сохранился и Михаил Илларионович мог даже им читать только быстро утомлялся и потому иногда покрывал темной повязкой, но перед фронтом, в официальной обстановке перед императором носил ее всегда, как бы обличаясь живым памятником-ветераном (и театралом-с), перед дамами, как мадам де Сталь, никогда, обвораживая их обволакивающей ласковостью. Кажется поэтому он в солдатском фальклоре всегда одноглаз, а в портретистике без повязки, хотя глаз означен неживым...
Тьфу, свинья вы Михаил Илларионович! Благо бы Александра, Наполеона, Ермолова, Мадам де Сталь, так, походя через 200 лет разыграть какого-то штафирку, бумажного червя. Ну не стыдно ли, не скучно, ведь уже 67... тьфу!! — 254 года! Креста на вас нет!
Хоть все заново!
Знаете, что мне хочется больше всего сделать — дернуть вас за торчащий нос!
Ладно, оставлю все как есть, что я, умней Наполеона, чуствительней мадам де Сталь, начитанней Евгения Викторовича Тарле — тоже ведь пассажировал вашей "одноглазостью"...
Признаюсь, этот крючёк-живинка в деле сейчас мне даже нравится, но как мне было неуютно пару дней назад, когда узнал из Балязина про эту подробность кутузовской повязки...
И опять сомнения — вот официальный прижизненный портрет для галереи кавалеров ордена Святого Георгия — правый глаз старательно прописан как вставной...
Портрет М.И. Кутузова в 1811 г. Гравюра Ф. Боллингера с оригинала К. Розенштеттера. Признается наиболее достоверным изображением полководца.
Да что там глаз, какая-то странная мистификация происходит уже и частями его тела, они тоже начинают множиться — скажите , где похоронено сердце Кутузова? — весь 19 век был уверен , что оно замуровано в сосуде под основанием памятника, воздвинутого в Брунцлау, как оставленного неразделённо с доведенной им сюда армией — и кроме того очень обязуя романтично-сентиментальных немцев эпохи STORM UND DRANK на совместное продолжение войны! — век 20-ый прозаически уверен в его пребывании в том же сосуде в гробнице Казанского собора — SiS!
Это подталкивает меня коснуться еще одной стороны бесчисленных отношений Михаила Илларионовича; читая написанное им самим или списанное с его слов, невольно обращаешь внимание на разнообразие его языка, тут все переливы словесной парчи 18-го века — угрюмословие Тредиаковского, заздравие Державина, просвещающая октава Ломоносова, экивоки-подколы Фонвизина. Он звенит в обращениях к армии "Вам ли бояться их, Сыны Севера!", основательно тяжелодумствует с генералитетом, покойно-долго обстоятельствует с дворянством, дерюжничает с близко-верными "Ступай куда хочешь — только с глаз долой!" — ко всякому свой язык, естественный, сразу обращаемый в зримую образность лиц, в равносогласованность планов ситуации.
А вот от бумаг, обращений, отношений к Александру 1-му веет какой-то неустойчивостью, неслагаемостью... Александру, воспитанному в стиле и слоге конца 18 века, десятилетий Лессинга, Гете, Радищева, гладкой ясности классицизма он пишет языком едва ли не Хераского, это племянник-то первого переводчика Вольтера в России!
Что бы вы почувствовали, если бы к вам, пропитанным мочесловием "МК" обратились со словами:
— Ты же, друг мой, который знал и любил меня в так называемые счастливые лета моей жизни, который я уверен сохранил и поднесь истинную ко мне дружбу, хотя она со времени нашей разлуки ничем не могла измениться, ты имеешь полное право на всю мою доверенность (из письма1826 года).
— Что_тебе_надо?! Что_это_значит?!
Между тем Кутузов писал так Александру постоянно, в слонообозримости оборотов и размазывании изъявлений; каким он вставал из этих бумаг — живое ископаемое, талантливо-лживая екатерининская, да нет, елизаветинская сволочь, "то царь — то раб", поползающий вокруг своего бога-болвана императора — и это Александру, сложившейся двойственности царя-республиканца, рефлексионеру и оттеночнику?
Что должен был испытывать при их чтении Александр, самодовольство что так низкопоклонно хвалят или раздражение, что так мелко, дешево ценят, так грубо льстят: Александр — воспитанник Лагарпа, Александр — ведущий политик Европы, Александр — глуховатым ухом сразу прослышавший звонкую ноту шалопая Пушкина? В этом была явная нестерпимая фальш, которую Александр не мог остановить — все выглядело как причуды старика, обращающегося из века минувшего в век нынешний, и почему-то поддерживалось Кутузовым, что, завзятый театрал не видел, что публика-император его постановки "не принимают"? И тем не менее продолжал этот изнуряющий зрителя наигрыш, более того, усиливал его до гротеска в моменты встреч, на виду у общества ; Он ,поразивший своим гражданским достоинством европейца Лористона настолько, что тот почувствовал себя Дариевым Сатрапом в лагере Мильтиада – обращался на них в слюноточивое пресмыкающееся, елейного лакея, мизинную тварь…
Как же богато для размышлений выглядит свидание царя и полководца в Вильне в декабре 1812 г. : просвещённый властитель в элегическом забытье от личины "государя" стремится на встречу с гражданином-героем, и что выходит? — Медвежистый пыхтящий старик-придворный брякается на колени, повергая пару случившихся к тому сроку знамен к стопам обожаемого монарха, одни приближенные отворачиваются, не в силах сдержать слезы умиления : старики, и, холуи, сентименталы, непонятно кто — , другие прячут глаза, боясь проявить смех или стыд татаро-московщиной, кого? Царя? Старого дурака? — Обоих!
Александр в мгновенной потерянности, что делать? Поднять за плечи? Опуститься рядом (на ревматично-больных с сухими мозолями ногах)? Плюнуть и выбежать вон? — Все вместе!
И ответствовать соответственно — старик чудит, что сделаешь — с любезной улыбкой согласиться, что скажет, удовлетворить, что просит, и поскорее избавиться, радуясь что не видит Европа, которую собрался освобождать, для чего необходимо этакое мягко-республиканское...
... И не соваться в кутузовские дела, чтобы опять не попасть впросак. Почему-то окружающие видят достойное к себе обращение, хвалят ум и такт, и вроде бы дела о том же говорят — а вот он, царь, встречает выставляемую фальш, раздетое двоемыслие, топорное низкопоклонство, от которых хочется кинуться бежать со всех ног. А может это особо тонкая насмешка, сознательное третирование-отстранение от замышляемых дел?
Один раз, под Аустерлицем, Кутузов возражал Александру на словах и попустительствовал на деле — теперь он со всем согласен, а действует... А знаете, в этом не найдешь закономерности, он поступает и так и этак, а получается трояко, к чему он всегда готов!
Пока же первый итог Бородино — Кутузов стал для Александра недосягаем. Когда после оставления и пожара Москвы тот созывает совещание высших сановников империи, они, зубры самодержавия и столбового дворянства, пренебрегают явно выраженным высочайшим неудовольствием за сдачу без боя 2-ой столицы и высказывают в своем отношении только сожаление, что поздно о том узнали.
— Михайло Ларионыч, уж коли положишь спалить Санкт-Петербург — не затруднись, уважь сообщением...
К спальне царя как бы приблизили караул — не мешай!
... Только что он завершил самое загадочное сражение отечественной истории, которое приуготовил таким Наполеону, а как оказалось и для потомков и национальных историографии; уже были великие судьбоносные битвы-побоища, Ледовое, Мамаево, и еще будут сверх того — Севастополь, Сталинград, но о них мы не спорим, а славим, они наши и в доступности смысла — Бородино все тайна, оно полуоборот Света и Тьмы, Видимого и Заслеплённого, как лицо Кутузова на портретах; вдохновение, увлекающее за край...
А пока крепкий обрубистый Дохтуров говорит о потерях армии, о сбитом и завернутом фланге, тянется узнать скрытно-особое картинно-раненый Ермолов, шелестит бумагами К.Ф. Толь.
— Я взял намерение отступить 6 верст, что будет за Можайском и, собрав расстроенные баталией войска...
За пределами обозрений наших споров, вне простой логичности лежит подоснова этого решения, оно не сводимо и не может быть сведено к наличию одних военных факторов. Набирая вес по мере удаления от событий по пространству и времени, по уходу из жизни их участников, испытавших странное чувство облегчения, еще не победы, но преодоления перевала к победе , после 12 часов получения и нанесения ран и потому знавших, что не ими, их борьбой, мерой их доблести оно определялось — оценка А. Ермолова "французская армия разбилась о русскую" , признание Наполеона "русские стяжали право остаться непобедимыми" — утверждалась, нарастала идея об ожидаемых резервах, об отложенном ударе, но это же прозрачная ясность петровского кристалла — Полтава'... Или где же это ещё было — весь день бой, перемещение на сотни метров, какие-то сожженные или скорее разломанные деревни... фермы! фермы! Угумон и Ле-э-Сент — Ватерлоо! Прибытие Блюхера — совокупный финал! Как все просто — это расчеты Барклая, Бенигсена, Дохтурова, любого представителя генеральского племени, полагающего войну выпавшим количеством драчек и что там на них станется, оттого и ползет она Столетняя, Тридцатилетняя, Семилетняя — но не Кутузова, точнее они могут быть только частью его расчетов, но уже до Бородино они обратились прикрытием их, таким незначительным самим по себе, что он предоставил Михаилу Богдановичу аналитично , точно , безупречно показать их необоснованность для Москвы на совете в Филях. Этот крайне привлекательный военачальник пребывал еще в них — Кутузов держал их как подогретое вино для бивуачных умов и языков, чтобы преждевременно не насторожились, куда так частят его дивные мягкие сапоги.
Через три недели, оскорбленный, в честном возмущении против Главнокомандующего, тот покинет Армию, уедет в Эстляндию — чем он мог помешать Кутузову?
— Зависть? — его слава неизмеримо выше, она уже стала истерично-уличной...
— Опасение подвохов, интриг? Смешно! — в отстранении чести, происхождения, взглядов он был выше и далече всего этого... Ермолова, конспирировавшего против всех начальников, главу-вдохновителя "русской партии", терпел и поднимал — Барклая-де-Толли, вне партий, выжил.
Прямые соображения: его возраст, состояние здоровья, нечаемые случайности войны требовали дельного заместителя-восприемника и кроме как Барклая искать было вроде бы некого, ведь сам, сам доверил ему строить войска вечером 26 (7) на Бородинском поле — почему-то держал посредственно-жесткого наемника-кондотьера Бенигсена , то удалял, то приближал, но его...
Два Михаила — они были едва ли не олицетворением двух сторон звонкой петровской медали:
— один стройно-легкий, ясноглазый, высокодумный просветитель-европеец, тот же Гордон, Боур, Брюс, что в отграничении своего рыцарства был исторгнут голландско-селедочной, англо-суконной Европой, и в неприкаянности стал воистину русским, благодарным принявшему его берегу, как и Грейг, Макензи, Де-Рибас — но теперь поседевший, переживший целый век, поднявшийся в чинах;
— другой все тот же , прорастающий через камзолы, кружева, перчатки и пудру, кряж-боярин, перекрученный, свилемысленный, стелящийся в непроглядной тьме чудовищным переплетением корней, тот же Толстой, Стрешнев, Шереметев, Ромодановский.
Почему они разошлись, один исполненный лишь соображений долга и чести, и другой, привычный ладится ко всему и всякому, коли это для пользы дела — Обсидишься, так и шило кобыла! — ...?
Не потому ли, что недостатками становились уже достоинства Михаила Богдановича : охлажденный ум, человеколюбие, прямота и независимость от кого бы то ни было и чего бы то ни было. В Бородино он еще видит борьбу за Москву , когда это уже было нечто другое, вход в Тарутинскую удавку, а Москва на ней узел-приманка и должна она быть богатая, пышная, жирная, всем что есть... Умолчал бы он императору о своей страшной догадке , что успокаиваемая, утешаемая Москва уже обречена, как тот агнец, которого украшают лентами и цветами и рядом ложат нож...
Что-то такое начинал чувствовать Ф. Ростопчин, и на всякий случай тайно отправил священные сосуды и коронные драгоценности из Москвы, и прямо в том обвинит Кутузова, когда после освобождения столицы в каких-то французских бумажках проглядит другую цифру их потерь при Бородино — 57,5 тысяч, что значило необоснованность ее сдачи по итогам сражения. — Кстати, тоже им удаленный подчеркнутым пренебрежением в Филях и Тарутино, почти оклеветанный обвинением в гибели русских раненых в Москве, там будто бы брошенных... вот куда только деть те 5 тысяч повозок с 15 тыс. увечных воинов, что через 4 дня войдут в Рязань — их видел весь город; еще 4,5 тыс. отправили во Владимир, в Москве осталось 3,5 тыс нетранспортабельных, с врачами, в одном месте, и все это сделал Ростопчин за 36 часов от конца военного совета в Филях до вступления французов в Москву , Ростопчин , которым последующие историки определенно пренебрегают, а следовало бы обратить больше внимания на свидетельства человека, числившегося в тройке умнейших деятелей Павловского времени — А. Суворов, М. Кутузов, Ф. Ростопчин, выразительная компания, не правда ли?
Но только ли чувствовали? Приблизительно с 17-18 числа не менее двух десятков записочек, письмишек, посланьиц приходят на Москву к близко-знакомым Михаила Илларионовича с настоятельными советами удалиться до Владимира , Твери Рязани, писаные преимущественно его зятем Кудашёвым. И кому посылались эти столь неслыханно-неосторожные для его души-омута записки , Излюбленным людям или Шире – в делах службы у М.И. не было друзей, родственников и чувств… А не запускался ли этим тот механизм, когда ничего не объявлено, а все что-то знают, и которым он так превосходно умел пользоваться…Все ли умолчат о том, что писано «по секрету»?? И никто не приметил соседских сборов???…Мы не китайцы, которые встретившись начинают обсуждать дела знакомых – о нет! – повстречавшись, мы говорим о том «что слышно»…! Ведь необычен был великий московский исход, когда никому не сказано, а все готовы – и Ф. Ростопчин уже решил про себя, что вывезет он из Злотоглавой в первую очередь не порох, пушки, церковное серебро, а пожарный наряд…А и неплохо знал М.И. своё племя!
Но так же как Бородино ложило начало Тарутину, так Тарутино — это начало чего-то другого , поглощающего и его, и не восстанет ли, не разгласит этой тайны уже настороженный рыцарь-генерал?... Ермолов, еще более зоркий на хитросплетения, промолчит , будет играться любой тайной кроме бесчестных, в нем уже сейчас виден незаурядный разрастающийся политик — помогу, подсажу повыше : осмотрится, встряхнется, взлетит — Барклай-де-Толли был воин во всем значении и определенности этого слова, скажи ему идти к Смоленску — пойдет к Смоленску, на Борисов — так на Борисов, знать не знавший кутузовской войны отступать — наступать, делать—не делать, карать—щадить, пособлять—истреблять, спешить медленно и тихо мчаться, и её совершенно не принимавший.
Его война, ясная, прозрачная, понятная, на ладони сегодняшнего обозрения и потому привлекающая всех может стать помехой его войне — тёмной, тинной, тайной, далеко простёртой, может разломать ее — его надо убрать!
В Тарутино Михаил Богданович начинал мешать новому разворачиваемому замыслу — Какому? Еще большая тайна... 200 лет мы запинаемся о Бородино, а ведь это был только порожек при входе в эти последние месяцы его неостановимо разраставшейся Судьбы-Власти, Судьбы-Войны.
*****
Выступая перед слушателями Академии Генерального Штаба Советской Армии в 1944 году, И. В. Сталин говорил "Конечно, как полководец Кутузов стоит на 2 головы выше Барклая-де-Толли" — мнение это относили к области политики и пропаганды. Не будучи душеприказчиком великого советского лидера, но всматриваясь два десятка лет в его деятельность и судьбу, замечу:
—Иосиф Сталин проходных оценок никогда не давал , даже нейтральное замечание рождалось у него в преодолении жесточайшей сверхцензуры внутреннего самоконтроля, поэтому однозначно-положительная характеристика М. И. Кутузова не скороспелка — побочный результат огромной мыслительной работы политика в тяжелейших условиях 1941 года решавшего совпадающую задачу ; и с этой точки зрения сопоставлявшего свои результатам с итогами предшественника при полном понимании несравнимости эпох, основы конфликта, условий его протекания, практической направленности решений.
Вот замечание, которое наводит на более глубокие размышления нежели общепринятые — И. Сталин, оценивая разницу военной ситуации осени 1941 года и лета-осени 1812 года, отмечал "Наполеон привел к Москве только часть своей армии", и то что Кутузов сумел превратить неудачу 1/4 войска противника в разрастающуюся бездну которая поглотила его совершенно, в общую погибель, и решить войну, вместо всеми полагавшихся наименьшее 2-3 года — в 4 месяца, поразительное достижение , ведь например, то чем грезил Александр (русская гверилья до Камчатки) требовало долгих лет (испанская кампания Наполеона затянулась на 5) , и отнюдь Наполеон не был тем колоссом на глиняных ногах, которого ткни и он рухнет, неспособный к длительной войне, о чем пророчествовал вольноопределяющийся прусской гвардейской артиллерии Ф. Энгельс ; и отнюдь не все европейцы ненавидели его : датчане смело топили англичан на морях; итальянцы и поляки считали освободителем отечеств; немцы по наследственной воинственности сражались жестоко и храбро, и в том же головокружительном маневр-атаке О. Коленкура на Курганную ботарею особенно отличились вестфальские кирасиры Тильмана; та дубина народной войны, с которой священнодействовал-витийствовал граф Толстой, гвоздила только до Смоленска; дальше полупольская, только просыпающаяся Белая Русь; в польско-литовских пределах полная лояльность завоевателю!
И. Сталин мог сравнивать свои результаты — Москву отстоял... не мог сдать! Чувствовал себя недостаточно русским для этого, не имеющим высшего, по единокровной слитности права, отстоял как горец, которому доверили проводить чужую невесту — войну выиграл ценой 5 тяжелейших годовых компаний; с кутузовскими : Москву сдал, положив цену ей меньшую, чем скорейшая победа Российской Войны — войну выиграл в 4-х месячной кампании, при этом от начала до Итогового кануна (Царево-Займище — Малоярославец — далее по большему счету только уже добивание !) прошло 58 дней (!), а ее итог-развитие, освобождение Европы от Яузы до Ла-Манша сталось в 16 месяцев...
Вот что любопытно , когда пытаешься представить себе следствия из "чистой" русской победы при Бородино, совершенно очевидны действия Наполеона — отход к Смоленску, устроение позвоночно-враждебной России Польско-Литовской государственности, широкое вовлечение в борьбу ресурсов и обществ союзников обещанием "дач", хотя бы тех же Балкан и Бессарабии австро-венграм, Прибалтики пруссакам; социальная демагогия на противника — 2-я кампания, 3-я... но совершенно неясны действия Кутузова в глобальном плане , кроме выхода к операционной линии Рига — Двинск — Смоленск — Могилев — Луцк и чисто военных завязок вокруг нее — они не просматриваются; еще большее наваждение, не только гибель наполеоновской армии в 1812 году, ее вытеснение из Империи — так же нет!; Выше! Выше! Крушение французского господства, восстание Европы наций — нет! Так, некоторая подвижка клуба "Трех с половиной" , рассядутся поудобней Франция, Англия, Россия, Австрия — Пруссии шиш! Да, у них есть основания называть Кутузова дедушкой-спасителем...
Просматривается все та же спланированная Наполеоном 3-х летняя кампания:
— в 1-ый год — Смоленск,
— во 2-ой год — Москва,
— в 3-ий год — Петербург
и борьба вокруг нее, и против нее с нарастающей угрозой вмешательства Турции и подвижек Швеции — помнят же Финляндию, а тут сулится и Невский берег, и Мурман, и Архангельск — Энгельс о том жалел...
И все это рухнуло в результате его "Бородинской Вопрос-Победы" — крайне интересно! Кутузов, явив возможность "блицкрига", перемешал эти разумно разложенные карты, вовлек в свою игру — уже без возврата к исходной! Стоило ли положить за 2,5 года войны с угрозой разорения всех западных губерний (если считаться только этим) московские капиталы и особняки , покой и удобства 200 тыс. москвичей — таких славных тогда! — в отношении 30 млн. других подданых Империи? — в 19 веке национальных святынь до фундамента еще не взрывали, это наполеоновский почин 1812 года... Это понятно не только Барклаю, а понял ли кто, что Москва стала не кульминацией скифского изнурения, а узлом удавки, которую он уже набрасывал на шею Европы-Наполеона, и не торопился затягивать, пусть поглубже засунется... Барклай-де-Толли не видел, Наполеон не видел, Европа не видела — не видим и мы! Все говорим о "перво-народном",скифски-очевидном, что как чума в доме избавляет от наплыва соседей — и не видим военно-гениального, филигранно-отточенного...
Не правда ли, странный вывод от "готового" — полу-поражение при Бородино и сдача Москвы означали совокупную гибель Наполеоновского нашествия через 2-3 месяца — Победа при Бородино и благовест в ее честь московских сорока-сороков обеспечивали 2-3-х летнюю тяжелейшую компанию, с чем "нормальное" , "цивилизованное", "причесанно-уложенное" европейское мышление не мирится и начинает искать решений в морозе , вилах , насморке…
— Голубчики! Вы не в Европе, сборище странёшек-плоскостей , вы в Евразии, где явственно заворачивается горизонт за предел и кратчайший путь между двумя пунктами уже несомненно не прямая! Даже дарование самых выдающихся европейцев , лишенных предвзятости, искренних и честных, наделенных глубокими и даже громадными умами , уровня Наполеона , Клаузевица , Стендаля, Энгельса, но выросших , воспитанных , пропитанных духом Европы гнётся и надламывается здесь , где широко развернулись дуги Пространства и Времени, а Свобода и Насилие свиваются в Волю . Только Пан-логический , творчески-художественный Дух, через постижение красоты грандиозного может почувствовать это в провидениях Ницше и проникновениях Рильке.
Наши же отечественные пытатели логизированных европейских схем , равно "величатели" и "ниспровергатели" исчисляя непостижимое для них пространство Души-Мира европейскими мерками, превращаются уже из европеоидов в европитеков, в гносеологическом плане обосновывая погром НАД-умного государства до 60-и европейски-обозримых курятников, размеренных по принципу "наше — что вижу, что не вижу — чужое", т.е. утверждая линию горизонта по пределу европейски-собственной близорукости ,обращающуюся в прямую Москва-патологию грядочно-соточного кругозора у Шацилло.
Из старательных мозаик Сироткина, Троицкого, Бескровного, Тарле, Жилина, вне их желания, складывается харя Солженицына , в завистливой ненависти ополоумевшего хорька верещащего в великое озеро "Русские, сбросьте вериги великодержавности", т. е. перестаньте быть к великороссами , рассыптесь горохом туляков, тверяков, пермяков, казанцев, астраханцев, окаянцев, околеванцев...
—Где твоя родина-Русь?
—У высоких гор Карпатских, у глубоких омутов Днепровских...
—Почто плачешь ты, Русь?
—Нет мне дороги домой, залегли там гадюничи-украиничи...
—Украинцы — при ком?
Тщивой польской спеси?
Тюркском балбесе?
Великорусском намесе?
Нет украинцев — есть обнесёные судьбой россы-русины!
Пока ты украинец — ты раб, хам, искатель к польскому кунтушу или великорусскому сапогу, насельник у руин Кия, Щека и Хорива!
Ты украинец — Святая София не твоя, она предстательница храмов русских!
Ты украинец — Нестор не твой, он летописец земли русской!
Ты украинец — Хмель не твой, твое отцовище гнилородная кровь шляхетского ополоска Яна Мазепы!
Ты русин — и становишься наследником-ревнителем Русской земли и Доли, которая простерлась от Роси до Океанов. Сел ли ты широко и вольно за столом 14 морей, скукожился ли в особицу у одного моря ,Русского, Чёрмного – присядешь ты к нему только как русин, нет народа, пока он окраинец — только забежавший и захлопнувшийся щелястый таракан!
Но как же вы подходите друг к другу, в двоедушии — украинцы, в двоемыслии — Солженицын, он ведь даже не Ложь, при Лжи, Со-лжецой...
Постойте, постойте — где это уже было... та же межеумочность, но выше, что-то такое, континентальное... Европа-Азия... меж двух враждебных рас... Монголы и Европа... Господи! Окаянцы-украинцы — да все мы , все уже спроворены хамски-искательным, приказно-ученым, катошихински-печеринским, смердяковским интеллеблеющим сбродом в окраинцы Европы, Азии, Китая, к которым приноравливают то головой, то брюхом, то задницей — Что это как не обращение уже всей России в их "украины" — в мечтаниях "Независимой" б... Игоря Раппопорта , до Урала евроНАТОвской — а за ним, куда всплывете...
Когда поднимались мы в силе и здравии, завораживая мир, сминая эллинские и выпрямляя монгольские рожи, обращая монархов, заброшенных династической пургой в нашу пучину или сворачивая их цыплячьи шеи медвежьей лапой? — Когда были ничьими, собственными, Евразийской Волей, Мечем и Степью, Великой Плавильней Народов! Когда горы свои величали Святыми, долы — Изварами, местами встречи богов, а не внимавших нам — немцами!... Когда мы стали ветшатъ и рассыпаться? — Когда умерились в жажде, упокоились телом, и вместо испытания вер стали прятаться под их ветошкой!
Нет, Солженицын — это великолепно, это шельмовская печать всей присно-ползающей, русско-холопской скотине. Это даже бесподобно, выше излитературного Смердякова, это не зловоние — Ор! Грай! Солженицын! Солженицын!
А борисниколаичи — прямо таки символические порождения, "кровавые мальчики", от Борьки Каина и Ники Кровавого. Ах, богиня-История, как же ты любишь обмолвиться глухим и проявиться незрячим...
Когда же проснется это гордое чувство одиночества — упования на себя и несравненную неповторимость собственного!?
Честный французский маршал-контрабандист Андре Массена как-то сказал, что отдал бы все свои 80 выигранных сражений за один Швейцарский поход Суворова — не должен ли был Наполеон, если бы являлся честным корсиканским браконьером при французском императорском леске, признать, что все его 144 битвы поглотила одна- единственная летне-осенняя кампания 1812 года Михаила Кутузова, как уже случившиеся, так и будущие, в которых он только отталкивался от ее последствий...
В скольких войнах "поставил точку" Александр Суворов?
— В одной (!), Польской 1794 г.
Сколько войн закрыл Михаил Кутузов? — Три!
— Русско-турецкую 1787-91 гг. в рамках совокупной воли Н. Репнина, противопоставившей его Потемкину (и Суворову);
— Русско-турецкую 1806-1811 гг.;
— Нынешнюю, 1812 — ..., заложенного ей конца он уже не увидит.
А было бы 4! Ах, Аустерлиц, Аустерлиц, не дали собрать 3 армии на 1, а простенькое было бы решеньице — навалиться 260-ю тысячами на 80...
Вот любопытно, поставила бы немедленную точку в войне «чистая» Березина с гибелью Наполеона?
В 1870 году Седанская катастрофа – которой Н.Троицкий поучает Березину - и пленение всей армии вместе с императором Наполеоном 3 привела только к «национальному этапу» в боевых действиях с французской стороны, включила в борьбу неучитываемые силы национального порыва, породила революционные деформации, искрившие грозной энергией, вызвала падение режима, бурю низов, Коммуну и т.т.т.; вовлекла в период военно-политической непредсказуемости обеих противников – и чем бы кончилась война, если бы французская буржуазия, кокотка и шлюха 19 века, пробудилась в старом закале 18-го – неведомо!
Такая же Березина породила бы революционные деформации по всей Европе, освобождённой от фетиша-кандалов Императора Божьей Милостью Революцией, и несомненный и небывалый взрыв национального чувства во Франции, когда вместо небогатого выбора между Бурбонами и Бонапартами встанет новый: Франция и Всё Остальное; когда ещё живы Лафайет, Карно, Риго, Журдан, Массена, Сульт, Брюн, Моле, Келлерман, Лекурб, Вадье и 300 тысяч закалённых солдат Испанской Армии, которые разом бы устремились из завоёванных провинций в угрожаемое отечество, и не стало бы Наполеона их в том удержать! И что опасней – гениальный прыщ-капрал, или восставшая Львица-Франция? Война с Армией или война с Нацией?
Нет, Наполеон нужен, очень нужен…
Могло ли это прийти ЕМУ в голову?
Угрозу Пугач-войны понял – угрозу Всеевропейской Жакерии не мог? А роль Наполеона Могильщика Революций – это осознал уже ранее его, ярко, выпукло, в преломлениях практической политики глубоко чтимый им Павел 1; как и то, что по миновании Франции над Россией нависает новая тень, Английская…И о чём прямо скажет английскому военному агенту Роберту Вильсону:
– Я совсем не уверен в такой уж благодетельности полной победы над Наполеоном, ибо все результаты достанутся вашему проклятому острову, господство которого на морях уже и теперь невыносимо…
Высоко, ой как высоко…
А если взглянуть с этой точки зрения на Отечественную войну 1812 года – что бы случилось, если в октябре под Малоярославцем в достопамятном эпизоде Залётные донцы-молодцы не бросились в сторону на вожделённый обоз а ринулись на серенькую одиноко застывшую в прогалине леса фигурку-Наполеона? Гибель на пиках – а её последствия?
«Великая Армия» скорее всего рассыплется; не скованная гипнозом Наполеона, вследствие самой очевидной необходимости она будет уходить не Одной, а ВСЕМИ дорогами и тропами: корпусами, дивизиями, бригадами, полками, кучками, клочками… А что легче, добивать уползающего раненого волка-Бонапарта, или ловить разбегающихся зайцев-подранков: Даву, Богарнэ, Нея, Мюрата, Бессьера, Мортье, Груши…? А фланговые группировки на Волыни, в Белоруссии, Прибалтике, которые, пока Наполеон жив, привязаны к нему и его предначертаниям как приговорённый к виселице – теперь освобождённые, они разом снимутся и устремятся на Запад, никого не дожидаясь, ничьим приказам не внимая, отделённые от российских Армий 10-15 дневными переходами полнокровные корпуса Макдональда , Сен-Сира, Удино, Виктора, Ренье, Ожеро, до 130 тысяч боеспособного войска – Бухгалтер Веллингтон оценил голову Наполеона в 50 тысяч солдат…
А его жена, дочь австрийского императора – отныне законная единовластная Императрица Франции и естественная основа франко-австрийского альянса и англо-франко-английского сговора за русский счёт, что почти осуществили в 1814 году Меттерних, Талейран и Каслри; и проведут комбинацией 1854 года …
Ах, как мешал всему этому Наполеон в 1812 ; и сорвёт своими СТА ДНЯМИ в 1815…и как это близко размышлениям Российского Главнокомандующего!
– Грабьте, грабьте , станичники !!!
4 дня разведут их от решающей «зачётной» 3-й встречи на германских полях, куда так рвался Наполеон, и так покойно следовал Кутузов; как до этого рок развёл Наполеона и Суворова…
Вот уж кто бы набрасывался в каждой схватке, летел-загонял лошадей на погоне, бежал с обнажённой шпагой к императорскому возку…
-----------
И опять аналогии 1811 года – 5 лет идёт война: победы, победы, победы…И ничего! И вот она очередная, Рущук – вдруг вместо преследования разбитых турок отступление, демонстрация слабости, разорение своей операционной базы Рущука с МИЛЛИОННЫМИ УБЫТКАМИ , отход за Дунай… Вопреки собственным интересам, в угрозе конечного личного краха – ведь назначили только потому, что всё получше обобрали к Западным Армиям … Всё на кон, или пан, или пропал! Как там в Польше – «кто не рискуе, тот не префертуе»…
…Генерал А.Ф.Ланжерон: «План Кутузова был превосходен, но нас всех страшно удивило, что он был придуман самим Кутузовым, от которого нельзя было ожидать таких быстрых решений» (считался другом-с!)… –Переход увлечённого Ахмеда-паши на русский берег – … Контр-удар по переправам! Слободзея! Конец войне!
Где Дунай? – сотни вёрст хлябей-сугробов осеннее-зимней русской равнины…
Где Рущук? – у Смоленска. Уже заняли…
Где наш берег, где Слободзея, куда будут выходить? От Смоленска до Москвы ничего нет…
… Господи, помилуй!
Где демонстрация слабости, дающая надежду на победу, не дешёвенькая – Наполеон не турка… надо и пострелять, и людей положить… и как-то не победить, уйдёшь рано – вспугнёшь, поздно – уже не уйдёшь… бой дать не далеко – не близко, чтобы уже пахло калачами, подвести на штыке – пусть подёргается…Кто вместо Маркова? –Чичагов? Петух! Как его прозвали–земноводное?–Морской значит…Тормасов? Прост– да и слишком откровенно нацелены… Надо самому, заворотцем… и ножками, ножками… и залечь,пока опомнится–засидится до зазимок, а и там не торопить – пусть тешится…Вспугнуть под конец чёрной тропы, выйдет на колёсах и некованых лошадях – всё бросит в снегу…Эх,кони-коники, то-то волки расплодятся…
– Господи,помилуй!
– Господи,помилуй!
– Господи,помилуй!
О чём думаешь!?!?!?
А так-то всё получается – коли губить в одночасье, больше ничего и не придумаешь…Молчи! Молчи!
– НаполЛлеон!
– МишШша…
=1999 год=