Танец с саблями.
Автобус подъехал к маленькому зданию районного дома творчества.Здесь мы должны остановиться на семь дней, разъезжая по окрестным весям.Актеры вывалились из автобуса,недовольные и измятые.
— А хорошо бы ехать и ехать, — сказала Галка-травистюшка, как любовно называли её на театре, — в пути мое существование хоть как-то оправдано! В пути и на сцене.
— А в жизни? — спросила Элла.
— А в повседневной жизни моё существование не оправдано.
— Похоже клубешник-то наш закрыт! — протянула подбежавшая Леонидовна, помреж с пятидесятилетним стажем, — я обошла его со всех сторон. Тишина и печаль.
Холод продирал до костей. Актеры стали возмущаться и спрятались от мороза в бензиновый пазик. Завязался разговор:
— А где мы жить будем? Кто знает?
Молчание. Никто не знал.
— Мы никому не нужны, и спектакли наши тоже, — заметила «характерная» героиня, измученная мужем и взрослыми детьми. Она всегда говорила: «Мой муж ест даже во сне. Спасаюсь только пирогами и картошкой. Я не представляла, что человек может так много кушать».
Ей отвечали: «Да это от стресса, он же не актер, и ему некуда деть свою пустоту, вот он и заполняет ее пищчей». «Героиня» соглашалась.
Сейчас же она продолжила:
- А вообще, Бог с ним с этим холодом, и с тем, что нас не встретили! Главное свобода! Целых семь дней не стоять у плиты. И не носить сумки в зубах.
— Стало быть, и наши жены счастливы, что мы уехали? — спросил я у нее.
— А ты Боб, думаешь ты особенный, и от тебя никто не устает?- иронично спросила Галка.
— Не думал об этом. И не хотел бы этого,- немного растерялся я.
— А я думаю, что от человека с хорошим чувством юмора и самоиронии устать нельзя! — сказала Элеонора, глядя на меня.
— Если бы чувство юмора еще и деньги приносило! — усмехнулась Галка.
— Да наш Боб и без денег хорош... — утвердил «амплуа», — ведь Вы его имели в виду, Эла?
— Ну не вас же, Пауль! — резко ответила Элеонора.
А я почувствовал себя разменной монетой.Перед дверью « Дома Творчества» замаячила мужская фигура с ключами. Леонидовна побежала к нему.Долго размахивала руками, грозилась, потом позвала нас. И мы, в очередной раз, вывалились из автобуса и побежали в дом, чтобы, наконец, увидеть сцену и зал, где нам предстояло работать.
Пока рабочие заносили хлипкие декорации, я сел на самый последний ряд и подумал, что этого маленького зала нам будет недостаточно, надо подставлять стулья или скамейки. Как не крути, а театр — это живое искусство, и никогда не умрет.Люди приедут на наши спектакли из самых дальних уголков этого районного центра. Замученные сериалами, обязательно захотят увидеть живых актеров. Факт.
Да, дорогие мои сограждане! Ругали, ругали мы эти бразильские сериалы в конце прошлого столетия... а зря. Русский человек долго запрягает, но ездит очень быстро. В буквальном смысле наш уважаемый классик был прав. И пошли штамповать эти наши русские сериалы один быстрее другого. Только вот под одним названием они все, горемышные, под одним лозунгом «Богатые тоже плачут».
С молоком впитался этот фильм в головенки будущих киношников. Нет, есть конечно исключения. Но я не видел. А театр — он живой, можно рядом с актером постоять. Ну что вы! Аншлаг будет полнейший!
— Борис Васильевич, что это вы в одиночестве, да на галерке? — Элеонора подошла, или подлетела(есть у меня такое чувство, что она умеет летать, и когда ее на роль ангела утвердили в нашем новом спектакле, я и не удивился — она ведь умеет летать!)
— Да вот ворчу себе, по-стариковски, размышляю.
Взгляд девочки лезвием скользнул по моему лицу.
— Не надо называть себя стариком, и не надо это подчеркивать при мне, я вообще считаю, что не бывает разницы в возрасте. Что такое пятнадцать лет в вечности? Её и вовсе нет между нами, этой пресловутой разницы в возрасте. Ты согласен Боб? Ничего, что я на ты?
— Валяй, — ответил я сдержанно.И поднялся с места.
— Пойдем, посмотрим, какие лежанки приготовила нам администрация, и где мы будем почивать.
— Это шутка? — весело отозвалась Элеонора, — разве мы будем жить не в гостинице?
Я засмеялся:
— Вот тебе и разница в возрасте! Опыт, жизненный опыт: вот чем отличается человек, поживший на этом свете. Недаром я был удивлен, что вы поехали с этими спектаклями. И, повторяю, такие командировки не для «звезд» экрана. Да, мы будем спать на лежанках, всего то шесть ночей. Оглянитесь вокруг, ну какая тут гостиница! А мы все «искремассовцы» и не просим создавать тепличных условий. Зачем вам было приезжать не пойму!
И я быстро поспешил к выходу. Элеонора догнала меня, и схватила за рукав. Она дёрнула так, что он мог бы и оторваться. Но не оторвался.Глядя мне в глаза прошептала:
— Так вам, поживший человек, так и не понятно, зачем я сюда приехала? И почему мотаюсь за вами как иголка за ниткой?
Я улыбнулся:
- Может быть нитка за иголкой?
— Может быть,-сказала королева,- Ты знаешь, суть одна — я хочу быть вместе с тобою!
— Эля, успокойтесь,— я взял её руки в свои,— не надо так. Вы надумали. Все пройдет. Ты все выдумываешь девочка! Ну, посмотри на меня. Мне сорок два года. Я старик. Ну что во мне? Что? Я не герой романа.
Потом я выпустил её руки и пошел на сцену. За моей спиной услышал тихий шорох испуганных слов Элеоноры:
- Я сама ничего не могу понять, но меня тянет к тебе так, словно я маленькая железка, а ты магнит, большой и сильный. И я не могу справиться с притяжением.
Я уходил от нее быстрым шагом, и в голове моей была полная путаница.
Господи!!! Только не это. Ничего не хочу! Ничего! Эта женщина не давала мне покоя, я думал о ней всегда, но... не хотел встречаться с ней, чтобы пошлыми отношениями не трогать чувство радости, охватившее меня при её появление в моей жизни. Однако, в глубине души сам отчетливо понимал, что неизбежность нашей любви уже стояла рядом и требовала отречений.
А после спектакля состоялся «товарищеский ужин».Никакой пользы не было от этих ужинов, мой брат актер обычно напивался в зюзю и нахаляву наедался, за счет местной администрации.Говорились речи, благодарения,что мол в такой мороз, в такую даль, за такие копейки... и тому подобное.
Я уже испил свою бочку, и возвращаться к этому не хотелось, но чтобы не быть белой вороной всегда оставался на «фуршэт».Потихоньку народ хмелел, и требовал музыки и танцев. Заведущий клубом, попросивши прощения за магнитофон каменного века, поставил первую попавшуюся ему касету.И вдруг в эфир ворвался Хачатуряновский «Танец с саблями».Все замахали руками: только не это, что-нибудь медленное!Лучше танго, или вальс, ну уж даже фокстрот пусть, но в это
самое время в центр зала выбежала Элеонора. И начала танцевать.Что это было!? Танец-полет? Шаманское заклинание? В её танце было всё: и русская удаль, и еврейский надрыв, и утонченность востока... и всё это заставляло, не отрывая глаз следить за каждым её движением, за уникальностью пластики и за стройностью движений.
Потанцевав вволю, она, под бурные аплодисменты, начала комично раскланиваться, и посылать всем воздушные поцелуи.Бродяги актеры были ошарашены, и каждый приглашал присесть рядом.Но она подсела ко мне. И испросила шампанского! Наливая искристый напиток, я осведомился тогда, не балерина ли она?
— Ну вот вам и разница в возрасте, — насмешливо сказала Элка, напомнив наш утренний разговор, — вы действительно, человек уже пожилой, и забыли, что я актриса, и закончила «Щуку». Эх вы, бродяга! — расхохоталась Элка.
— Я ничего не забыл, королева! Можно я так буду тебя называть?- удивлённый какому то новому счастью, спросил я.
— Валяй! Так, кажется, ты ответил мне? - улыбнулась она.
— Именно. И всё-таки так, как это делала ты, не может танцевать человек неподготовленный.
— Может, — твёрдо сказала Элеонора, — если есть для кого. Я танцевала для тебя...
И её огромные глаза распахнулись неистовой радостью.
— Ну что ж, тогда салют! — и я поднял бокал с шампанским.
— Салют! — ответила королева.
И ушли все страхи. Пусть жизнь моя изменится. Да и зачем она нужна мне, эта жизнь, если Элеоноры не будет рядом со мной.