Записка в кармане пальто

Евгения Оринских
Сегодня я проснулся с мыслью, что пора все это прекратить.

Да, убийства доставляют мне великое удовольствие в момент их совершения, но когда приходит осознание того, что я натворил, я понимаю всю ничтожность моего существования. Вы никогда не задумывались, что движет человеком, какая сила заставляет его стать маньяком, убийцей? Я сам недавно понял это на собственном примере. Всё идет из детства. От эмоций, полученных в детстве, от увиденного, услышанного.
 
Детство. Я до сих пор помню вид из окна моей комнаты. Густые снежные хлопья, мягко падающие на землю; фонари, слабо освещающие улицу. И каждый раз, когда я вижу эти фонари, перед глазами возникает картина того вечера: кровь на кухонном столе, тело моей матери, превращенное в лохмотья…

Мать была художницей, отец – прокурором. Поженились по любви, жили в хорошей квартире, растили сына. Все было хорошо, пока в жизнь их не пришли наркотики. Отец каждый вечер приходил домой «навеселе», и они до глубокой ночи ругались с матерью. Все деньги он спускал на кайф, заработка матери едва хватало, чтобы прокормить нас троих. Вот она и устраивала ему скандалы, пыталась до души достучаться что ли…

После того, как крики очередного их скандала утихли, я вышел из своей комнаты и замер в дверях кухни. Мать лежала на столе, вокруг нее лежали части ее внутренностей. Над ней стоял отец. Как злобный хирург он ковырял ножом в ее животе. Он увидел меня, выпрямился, облизнул ладонь правой руки и с ухмылкой сказал: «Ужин на столе, присоединяйся».

Когда я выбежал из квартиры, я еще долго слышал смех моего отца. Я бежал очень долго, сам не зная куда. Спрятаться мне удалось на заброшенной стройке. Здесь я и совершал свои гадкие дела после.

О дальнейшей судьбе отца мне не было известно, скорее всего его посадили. Но он зародил во мне то, от чего сегодня я прощаюсь с жизнью.

Мальчиком одиннадцати лет я почувствовал ни с чем несравнимый запах. Запах крови или свежего человеческого мяса… я точно не знаю. Все мои желания сводились к тому, чтобы снова почувствовать этот запах, увидеть яркую, аппетитную жидкость. Когда мне исполнилось четырнадцать, я совершил первое убийство. Это была девочка лет пяти. Я дал ей конфету, она и согласилась погулять со мной. Да, несомненно это было великое удовольствие, но сейчас я в здравом сознании и описывать детали мне неприятно.

Я убивал их изо дня в день. И до сих пор поражаюсь работе милиции. Мне двадцать шесть, однако я на свободе. Вы представляете, сколько душ я загубил за эти годы?!! Хотя, милицию винить не стоит. Я тщательно прятал тела. На той самой заброшенной стройке никогда не бывало ни души, кроме меня и моих жертв. После расправы, я лакомился некоторыми кусочками их тела. А затем прятал в яму под подвалом. Чтобы найти трупы незнакомому с делом, нужно обшарить стройку вдоль и поперек. И то, если повезет, тела будут обнаружены.

Смерть не так страшна, как та боль, которую испытывают близкие моих жертв. Они не знают, где их дети, жены, сестры, живы они или нет. А если бы они узнали, что за смерть приняли на себя их родные...у меня даже мурашки по коже.

Хотелось бы попросить прощения у тех, кого я заставил страдать, но, боюсь, это глупо. Простить убийцу своей матери, дочери, сестры невозможно. Но сделайте усилия! Я был вкорне сломан еще ребенком, простите...

Сегодня утром меня обнаружат повешенным на фонарном столбе, как раз на том, что находится под окнами моей бывшей детской комнаты. В смерти моей никого не винить. И скорее обнаружьте убитых, на обратной стороне листа я подробно описал место их нахождения.

Да. Всё верно. Утро. Снег. Фонарь. Записка в кармане пальто.