Ольга Славникова. Легкая голова

Беспощадный Критик
Ольга Славникова, оказывается, отвечает за нашу с вами словесность. Головой. Убедиться в этом легко, прочитав последний ее роман c вполне аллегоричным и подходящим к случаю названием "Легкая голова".

Славникова известный и, можно сказать, модный автор. К сожалению, мне пока не привелось познакомиться с ее предыдущими романами, включая тот, который получил "Русского Букера", но это даже хорошо, иначе со мной мог бы случиться пароксизм неконтролируемой зависти, или еще хуже – глубокий творческий кризис от осознания, что писать, как Славникова, мне не суждено. А дело вот в чем. Про все прежние романы Славниковой большинство маститых рецензентов в один голос сообщают: крайне заморочено, чрезмерно метафорично, а вот последний роман – гладкий, упрощенный, или, как объяснила сама Славникова, "прореженный до уровня читательского восприятия". Если честно, после этих аттестаций, мне страшно браться за прочие тексты г-жи Славниковой, потому что я физически не могу представить себе текст, еще более наполненный эпитетами и сравнениями, чем "Легкая голова". Нет-нет! Это просто не возможно!

Представьте себе стандартного объема  роман из жизни московского офисного работника – страниц так на триста. Все как всегда – начальники, секретарши, корпоративы, - и все очень живо и динамично: на каждой странице – минимум два-три новых персонажа и с десяток упоминаемых по ходу дела предметов. И вот тут как раз беда: каждому (абсолютно каждому!) из них – и одушевленным, и неодушевленным – с неизбежным постоянством и методичностью автором дается уникальное, часто гениальное и потрясающе убедительное сравнение, некоторым – двух- и даже трех-этажное! Вы можете вообразить себе 4500 (четыре тысячи пятьсот!) стилистических оборотов, каждый третий из которых – жемчужина русской словесности, причем, не случавшаяся в нашей богатой литературе ранее? Я – нет, но Славникова словно поставила перед собой цель – исчерпать до дна копилку образности русского языка. То ли она пользовалась тайной энциклопедией нетривиальных сравнений, то ли сама намеревалась такую энциклопедию составить, но, после "Легкой головы", другим авторам больше не с чем сравнивать лица и ноги – все будет уже вторично и не смешно.

Вот, например – чисто наугад: "стояли стрункой, тесно сдвинув кривые ножки, между которыми зияли просветы, какие бывают в заборах из горбыля" – это про девиц из притона. Или: "глаза его, отягощенные бурыми складками, напоминали старые грибы" – разве не хорошо? Или вот о сотрудниках спецслужб: "Лица их издалека были будто кнопки одной клавиатуры, причем на некоторых читались как бы буквы, а на других цифры". И так все время. Через две-три страницы замечаешь, что Славникова старательно упражняется в ротации основных слов паразитов: как – как будто – словно – казалось – будто – виделось – похоже – мерещилось – вроде – возникало чувство – какой-то – напоминало – как – как будто – и опять по кругу. Богатый русский язык явно беден и бледен на слова-связки для введения богатых и щедрых Славниковских метафор и прочих литературных изысков.

Но если честно, все это быстро утомляет. И трудно объяснить, почему. Вот, вроде бы, читал же я много раньше еще одного автора, не менее щедрого на витиеватые обороты – всем известного Милорада Павича. У него ведь тоже что ни фраза – то готовый афоризм. Только от этого не возникало чувства усталости: у Павича все это было именно метафорично, если не сказать поэтично. Он вводил совершенно абсурдные или чрезмерно изысканные сравнения с абсолютно серьезным выражением лица, но с неизменной иронией, спрятанной в пышных костистых усах. Было ясно, что это такой род волшебства, когда слова и смыслы изгибаются, словно в кривых зеркалах, являя совершенно неожиданное чудо необыденности. Славникова же серьезна совершенно искренне: словесные виньетки призваны не украшать авторский слог, а создавать его. Весть текст словно выткан, как гобелен с золотой нитью: куда ни брось взгляд – всюду как будто словно казалось и напоминало, и больше ничего.

Впрочем, что касается непосредственно сюжета и прочих, менее важных для Славниковой, состовляющих новой книги, то, что сказать, – вполне добротная и даже хорошая вышла вещь: такой простой и занимательный Пелевин в юбке. Без зауми философских концептов, но зато с четкой социальной позицией. Даже с патриотизмом. Сюжет вполне занимательный, интригующий, заставляющий сопереживать и даже сочувствовать. Думать тоже заставляет, потому что про нас, про нашу индивидуалистическую выродившуюся натуру, в которой национальное единство, воспитанное советской идеологией, давно разложилось, сгнило и удобрило эгоистическую шкурность. И это нормально. Ведь другой идеологии у нас нет и не предвидится. Приходится жить с тем, что есть, и даже вроде как бы словно гордиться этим. Наверное.

БК