Обычный день поздней осени.
Холодный, бесснежный, пустой…
И я сегодня холодный и… бесснежный, но не сказать, чтобы пустой.
Кое-какие мысли всё же посещают:
Вот девчонки из канцелярии какие-то особенно симпатичные сегодня; главный редактор, мой начальник, немногословен и суров. С утра без особой сердечности, сказал только: «Здорово! Опять опаздываешь?».
А звать его, между прочим, Смородин Виктор Альбертович.
Ну, что, вот, я там опоздал на 15 минут? Ну, пробки ведь с утра повсеместно!
Зато, какие репортажи я пишу! Какие статьи!
Правда всё больше о проблемах ЖКХ и иногда про милицию.
А то, что он из моих шедевров потом вычёркивает самые главные творческие находки, это не считается!
Переживаю я, что моя невостребованность может вылиться в глубокий жизненный кризис… Или уйти, к черту, в другой журнал или газету?
Не хочется мне… редакция прям под окнами дома – удобно, и люди здесь неплохие… когда не злые, когда всё успевают сделать до сдачи номера в печать.
А Альбертыч мне говорит: «Какие пробки, Вова? Я смотрю на твоё окно, напротив, в десять минут десятого, а ты еще в трусах и в одном носке бегаешь… Прекрати врать! И больше не опаздывай!».
В общем, я знаю, что он меня в глубине души ценит, иначе бы уволил давно…
Вот такие размышления у меня с утра…
Обычно мы в нашей «корреспондентской» сидим впятером. У каждого свой стол с компьютером и, в общем, люди мы весёлые, жизнерадостные, по большей части.
Но сегодня, мы вчетвером. Настя Миронова не вышла почему-то.
Девчонка она классная! Ах, какая девочка! Ну, какая девочка!
Характер золотой, тело – само совершенство. Один у неё недостаток она очень сильно замужем. Без всяких шансов. Даже мечта об адюльтере остаётся в области фантастики. Хотя я всё равно иногда мечтал об этом… Грешен, что говорить.
А пару месяцев назад я заметил, что она стала понемногу округляться и через какое-то время превратилась в обычную беременную женщину. Причём она и веселиться стала меньше и статьи писала всё больше жалостливые: про котят, про бездомных собачек, птичек... Ей говорят, Насть, ты брала интервью у артиста какого-то, давай уже с диктофоном посиди - сделай творческую вытяжку из материала. А она опять про котят!
Я под шумок, и как сосед по кабинету, даже взял над ней небольшое шефство и чуть что, предлагал помощь. Она благодарно принимала.
Один раз, когда у неё что-то не получалось, я, утешая, даже обнимал её за плечи.
Вот даже не знаю: вроде, женщина моей мечты, беременная не от меня, замужем не за мной, а кое-какой доступ к телу я всё же получил – и то радость…
Но мои размышления были неожиданно прерваны.
В кабинет вошла, нет, почти ворвалась, Маруся из бухгалтерии и, встав ко мне спиной, начала сканировать взглядом помещение…
Я невольно засмотрелся на неё…
Колоритная, надо сказать, дама, всё при ней, замужем… Да, немного постарше, да, несколько полновата… за то мечты о ней намного более реальные, чем о Настеньке.
Да не то слово!
Под новый год, на нашем корпоративе, я случайно оказался с ней в паре во время медленного танца – я таких переживаний не испытывал с седьмого класса. Тогда наш музработник Полина Андреевна, в которую были тайно влюблены все мальчики нашего класса, показывала на мне, как надо танцевать вальс. Ну, так вот, Маруся во время медленного танца, кажется это был танго (или адаптированное к русским реалиям танго) показала всю страсть, на которую способна женщина, которую недостаточно любит личный мужчина, то есть муж. Она швырялась мной как котёнком, она разрывала меня на части, она входила в меня и выходила из меня много раз… Я не могу описать всей гаммы…, во-первых я ничего не помнил от счастья сразу после танца, а во-вторых, через время, я всё силился вспомнить, но запутался ещё больше… и я понял одно: как только я подам знак Марусе, мне ничего не надо будет делать - я утону в море любви и обожания… но Настенька каждый день сбивала меня с толку…
Поэтому море любви колыхалось пока невостребованным.
Маруся, не дала мне продолжить свой полусон, полумечтание и, обернувшись, ко мне без лишних церемоний, сказала:
- Вовка, к Смородину, быстро!
После этого она на некоторое время задержала на мне взгляд, дождавшись пока я не перевёл свои глаза с её грудной клетки повыше. Когда взаимный визуальный контакт был установлен и наши глаза встретились, она поняла, что я всё понял и, колыхнув морем, вышла.
Я продолжал сидеть.
- Володь, иди к Ягоде, ты чё! - сказала мне Люда, мой хороший друг и непосредственный сосед. – И не смотри на Марусю так, это плохо для тебя кончится.
- Люд, меня Смородин уволит сейчас… - пробормотал я растерянно.
- Ничё он тебя не уволит, успокойся! Вали уже скорее! Максимум премии лишит. Иди!
Я и вправду успокоился и пошёл к главреду.
Пока двигался по коридору, суматоха в голове возобновилась.
Вот он, кабинет главреда, и его, видавшая виды «задёрганная» дверь, которую мы временами открываем с трепетом, когда не справляемся с чем-то или когда предстоит уходить в отпуск, и тебе могут напоследок навалить работы по самое «нехочу».
Я вздохнул и, скрипнув дверью, вошёл в святая святых.
Кабинетик не очень большой, приличного размера окна, слева от стола шефа, хорошо освещают всё помещение, а в окне моя родная девятиэтажка. Иногда сюда набивается человек десять–двенадцать, из числа редакторов, дизайнеров, корреспондентов - сотрудников хоть сколько-нибудь творчески мыслящих, когда надо срочно провести мозговой штурм с целью подготовки спецномера, чего-то внегазетного или вообще придумать оригинальное поздравление для какой-нибудь шишки в администрации города или области. Вот здесь, кстати, я бываю востребован и мои идеи находят-таки воплощение в жизнь почти без купюр. Может поэтому Смородин и держит меня здесь, и не заговаривает всерьез о моем увольнении…
Смородин, бойкий, полулысый, в роговых очках, человек лет пятидесяти, сидел за своим большим столом, который занимал, чуть ли не полкабинета, а перед ним лежала развёрнутая афиша размером с ватман, которую перед этим видимо содрали с уличного рекламного стенда, а потом по-быстрому сложили, чтобы скрытно унести - по краям афиши были обрывки других рекламных объявлений, которые ещё не были, как следует, начисто ликвидированы. Для того, чтобы распрямить «плакат», по его углам были расположены дырокол, графин с водой, и две книжки небольшого формата.
Когда я вошёл, Смородин встрепенулся и встал. Он был несколько возбуждён, и неожиданно любезно и подчёркнуто «на равных» начал мне говорить:
- Вольдемар, есть срочное дело для твоёго головного мозга. Сегодня рано утром случайно увидел «это», посмотри…
Я подошёл ближе к главреду и, встав рядом с ним, окинул взглядом то, что лежало развёрнутое на столе. На первом плане располагалась верхняя половина немолодой, когда-то привлекательной, женщины в красном платье с букетом роз в руках. Женщина занимала значительную часть площади афиши, её лицо было не очень нарядно обработано косметикой, а кульминацией прелестного образа был блестящий венчик, что красовался на её голове.
В результате на фото мы видим женщину в возрасте, которая изо всех сил пытается выглядеть моложе, и видно насколько безуспешно она это делает.
Далее: над её левым плечом, как бы за её спиной, располагается скрюченная над гитарой мужская фигурка, а вдоль нижней кромки афиши большими буквами написано «Вероника Самойлова», и буквами поменьше «заслуженная артистка …ской республики». Какой именно республики определить не представлялось возможным, так как название этой республики почти полностью было закрыто огромным букетом, что держала заслуженная артистка.
Кроме того, из афиши можно было узнать, что Вероника - «известная исполнительница старинных русских романсов, лауреат премии ленинского комсомола…» и информацию о том, где и когда состоится концерт.
Над маленьким человечком с гитарой, что располагался на плече у Вероники, имелась надпись небольшими буквами: «аккомпанирует Михаил Козлович».
Вообще у меня сложилось впечатление, что этот маленький Козлович будет весь концерт брынчать, сидя у левого уха залуженной артистки.
Позабавленный своим собственным предположением, я повернулся к Смородину.
-Виктор Альбертыч, её поздравить что ли надо с чем-то?
- Володь, ты понимаешь… - Он замялся. – Ты у нас не являешься штатным интервьюером.
Мы всегда Анастасию Владимировну для этих целей посылали… но тут с утра выяснилось, что она с сегодняшнего дня… неожиданно ушла в декрет, воооот…
«Да…» - думаю. – «Неожиданно ушла в декрет… А то, что она три месяца полукруглая ходила здесь…».
Но Смородин, прервал меня на полумысли:
- В общем особое тебе задание будет: пойти и, вместо Насти, побеседовать со звездой. Всё! Я уверен, ты справишься! Возьми диктофон у Людмилы, а то твой всё время ломается – и потом ты про ЖКХ пишешь по памяти. Здесь такой номер не пойдёт!
- Виктор Альбертыч, может Люда и пойдёт, а? Я сегодня явно не в форме… Честное слово! – попытался отмазаться я. – Вы знаете…
- Володь, это задание! – голос главреда стал суровее. – К тому же это шанс для тебя вырваться из фатального, и даже губительного для твоей творческой натуры, круга ЖКХ.
Я сразу проникся этой мыслью и понимающе, согласно закивал.
А почему бы не попробовать, действительно?
- Ладно, Виктор Альбертыч, понял я… Когда и куда?
- Володя, смотри, сейчас почти десять. Она начинает выступать в восемнадцать ноль-ноль в дэ-ка спиртзавода. В 14.00 она на час на радио, потом сразу поедет в ДК. В общем я её раньше знал… немного... и у неё, помнится… такая процедура перед выступлением, я думаю, будет: скорее всего в 15.00 она будет пробовать сцену разок, потом удалится в гримерку полежать… с часок, потом снова на сцену, снова пробовать, потом наверное чаёк попьёт с какой-нибудь травкой… - Он стал чесать макушку и прищурился..
- Вы, Виктор Альбертович, мне скажите, во сколько подъехать, да и всё
- Слушай дальше… Подожди! Самое важное сейчас... погоди… Так вот! После второй её пробы у тебя будет минут десять-пятнадцать и, вроде бы, мы с её концертмейстером согласовали, с Козловичем, что она в курсе, что ты придешь. Она не возражает. Просто тебе надо там находиться и поймать момент после второго выхода, а то потом, когда она уже пойдёт в гримёрку прихорашиваться перед выступлением, уже будет момент потерян… Она разнервничается, и тебя не пустит уже… А после концерта она не любит…
И учти, если она почует, что ты сгоняешь с неё задушевность, то жди беды…
- Да, так, в общем, всё ясно, Виктор Альбертыч, я подъеду заранее… и в нужный момент Козлович и подаст мне знак, чтоб зайти.
- Да, так! Сначала все же к администратору загляни, потом к Козловичу. Спроси его о том «когда можно» - Смородин подмигнул мне. - Или сам лови момент. Она женщина со сложной судьбой… Может быть капризной…
Я знаешь, чего тебе скажу – главред перешёл на разговор в полголоса. – Мы с ней учились на одном курсе. – Ты понимаешь?
- А может вам лучше было бы и по…?...
- Нет, Володь! Не я! Я тебе даже больше скажу. Она меня видеть не захочет… – Смородин погрустнел.
Я тоже из мужской солидарности сделал задумчивый вид и стал ждать, что скажет главный.
Глаза главреда увлажнились.
- У меня, Володь, с ней роман был в студенческие годы… Ах, какая она была тогда… Огонь! Ветер! – Смородина, казалось, захлестнули воспоминания.
– Ужас - одним словом – вдруг неожиданно спокойно сказал он после паузы. – Только перед беседой преподнеси букет из одиннадцати розовых роз, я тебе деньги выделю… А в конце сообщи ей, что это от Смородина… Не, лучше ничего не говори вообще-то… Короче говоря, действуй по обстановке. Мало ли что, расстроится еще и …врежет тебе этим букетом - он немного злорадно улыбнулся. – Будь настороже и… на безопасном расстоянии…
Я почему-то очень заинтересовался этой давней историей, и эта интрига разожгла моё любопытство. Мне подумалось, что вечером , эта женщина мне расскажет столько всего: и про себя, и про Смородина и про то, что у них там было, и про то чего и не было вовсе… У меня внутри росло предчувствие необычного для меня вечера.
- А теперь самое главное, что ты должен запомнить! – вдруг строго сказал главред. – Есть две темы, которые ты не должен никоим образом затрагивать: её личная жизнь сейчас и в прошлом, и её ближайшие творческие планы на ближайшее будущее! Понятно?
- Понятно, Виктор Альбертыч! И буду действовать по обстановке! – почти весело сказал я.
Смородин посмотрел на меня, и, казалось, залюбовался мной, наполненным залихватской удали.
- Вообще … молодец, молодец, но спокойнее надо бы с ней, задушевнее… Ладно? – Он окинул взглядом мою фигуру. - Что-то ты последнее время… растолстел что ли?
- Да… так немного… знаете… вот…
Он прервал мой связный рассказ о причинах изменений формы моего тела.
- Хорошо! Сейчас, хочешь здесь, хочешь, вон, домой иди, но составь список вопросов, которые на твой взгляд можно было обсудить с ней. Часам к двум мне список, скорректируем, отлакируем, и в пятнадцать часов выдвигайся в дэка. Всё, действуй! На! Деньги тебе… - он передал мне две тысячи рублей. - Если не хватит на букет, то скажешь потом… Но букет должен быть потрясающим, ты понял?
Я кивнул – что непонятного-то.
Смородин, глядя на афишу, устало опустился в своё кресло.
Я вслух подтвердил, что понял всё и даже больше и, конечно, добавил, что буду действовать «исключительно по обстановке», и повернулся, было, выходить. Открыл дверь и даже уже занес ногу над порогом.
- А, да, забыл!.. – хлопнул себя ладонью по лбу главред. – Запомни! Михаил Козлович – это не имя и отчество, понял?
Я засмеялся.
- Понял, Виктор Альбертович!
- Не смейся! Назовёшь его так – подпортишь настроение человеку…
- Да, понял я… - сказал я, но почему-то подумал, что всё-таки это вполне в моих силах, случайно назвать Козловича , в разговоре с Козловичем, Михаилом Козловичем.
- Ну, удачи! По возможности держи меня в курсе. Не забудь с вопросами ко мне в два часа.
- Ладно! Всё понял! - сказал я, уже выходя из кабинета. - Я пошёл, Виктор Андреевич…
Уже закрыв дверь, я понял, что ошибся в последний момент с именем главреда, но заходить и извиняться было неудобно и я, помявшись немного, двинулся в сторону нашего журналистского стойбища.
* * *
Я зашёл в наш кабинет другим человеком: ощущая себя так, как будто сегодня вечером я буду беседовать с Николь Кидман. При чем, как будто она сама меня выбрала для интервью с ней.
Я был спокоен, как никогда, и то, что не было готово ни одного вопроса, меня не беспокоило совершенно.
Было стойкое ощущение, что предстоит чудесное приключение и только, что беседа польётся сама собой, после того, как я вручу прекрасной Веронике шикарнейший букет из… семи роз. Хотя, нет, придётся из одиннадцати – фото ведь надо будет приложить к репортажу по любому и мое жульничество не прокатит. Эта мысль сэкономить была случайной и для внутренней улыбки. Я бываю растяпой, да, а также могу пошутить, но сознательно злостно никогда никого не обманывал, и обманывать не собираюсь… и доверием главреда дорожу.
Люда посмотрела на меня и успокоилась.
Люда, тоже милая женщина, но мне как сестра… как друг. Причем, хороший, остроумный и временами строгий друг. Если бы мне хотелось её описать в нескольких словах, то я бы сказал, что она стройная, строгая, с двумя детьми (плюс муж меланхолик, итого с троими) и кудрявая. Я одно время взял за моду объедаться в обеденных перерывах от скуки, а между делом еще ел всякое разное, и девушки временами пироги приносят – нажимал на это дело интенсивно, ну, и, стал толстеть понемногу. Так на это мне Люда прямо сказала прекратить это безобразие. По её словам: «Сначала мне тебя нужно замуж отдать за надежную сознательную женщину, чтобы ты морально и физически не разложился в этом своём затянувшемся пуберантном периоде». Люда, кстати, преподаватель физики по образованию. Я ей часто говорю «спасибо» вслух и ещё чаще про себя.
Я как-то неловко упал на свой стул на колесиках и чуть не грохнулся вместе с ним.
Люда, не глядя на меня, схватила спинку и тем самым предотвратила моё падение головой урну, что стоит в самом углу комнаты. Я тоже помог ей тем, что уцепился за свой стол одной рукой
- Спасибо, Люд!
- Что у тебя с Ягодой?
- Вечером интервью с заслуженной артисткой в дэка. Настя в декрете, всё! По очереди теперь будем все ходить на встречи и презентации…
- Я не буду ходить. Смородин знает, что это не моё.
- Люд, а мне почему-то кажется, что мне понравится… Я представляю себя на встречах, среди софитов, прекрасных женщин…
- Вова, ты до этого по работе в основном с дворниками общался, примет ли тебя высший свет?
- Я уверен, примет! Некоторые дворники на редкость интеллигентные люди, я тебе сейчас расскажу...
- А я тебе скажу вот что. Сейчас у тебя мало времени. Подготовь вопросы, накидай на бумаге и дай мне, а то ты такого напишешь, мама не горюй! Не хочу, чтобы ты меня подводил. И перед этой дамой будет неудобно… Женщина в возрасте или нет?
- Она ровесница Смородина, вот, что я пока знаю точно. - Таким образом, я решил, личную тайну главреда пока никому не выдавать
Игорь, наш фотограф, в противоположном от моего стола углу помещения что-то самозабвенно вырезал из бумаги ножницами и приклеивал на лист ватмана. Он – признанный специалист в фотошопе. И вот на этот раз я хотел, было, посмеяться над возможностями современных компьютерных технологий, но передумал - не захотел отвлекать. Четвертый наш товарищ видимо куда-то уехал, пока я был у Смородина.
Налив себе растворимого кофейку, я засел за работу.
Сперва, залез в Интернет, чтобы почитать про Веронику. Но информации был минимум миниморум: когда родилась, где училась, вышла замуж, развелась, детей нету, бывала заграницей с гастролями, сейчас приписана к нашей областной филармонии – всё!
Захотелось есть. Я, скрипя сердце, отодвинул от себя мысли о еде.
Вообще мне нормально работалось и в кабинете, поэтому домой я всё-таки решил не ходить, а только перед отъездом заскочить, чтобы переодеться в костюм – мама, как раз неделю назад его погладила зачем-то и заставила нарядиться в него, чтобы проверить, насколько я сильно растолстел. Всё налезло нормально, но брюки в поясе сходились с трудом.
Я мысленно сказал Люде «спасибо». Если б не она я бы на сегодня остался без приличных штанов вовсе.
А она почему-то в этот момент посмотрела на меня.
Я ей кивнул, а она мне.
На часах было почти одиннадцать.
* * *
К часу я набросал не вопросы, но идеи, от которых я бы оттолкнулся в разговоре почти с любым человеком.
К сожалению, всё получалось слишком серьёзно: что связывает Веронику с нашим городом, почему она выбрала романс в качестве основного репертуара, и что её привело к нему, насколько то, о чём она поёт, перекликается с её внутренним состоянием и так далее…
Таким образом, я косвенно хотел её сподвигнуть на откровения в плане сюжетов из личной жизни. Мне почему-то казалось, что она в первый момент предстанет, как «искусственная примадонна», а вопросы о творчестве постепенно сместят акцент в разговоре к тому, чтобы утратить искусственность и всё-таки поговорить откровенно.
Я чувствовал, как пробуждаются во мне аналитические способности, которые беспробудно спали последние годы. Временные пробуждения для сочинения поздравлений сиятельнейших особ не в счёт.
А ещё я предвкушал восхищение мной со стороны Смородина в плане способности располагать к себе собеседника и соответственно выковыривать по крупицам интересную информацию о «клиенте».
Я подъехал к Люде и стал ей объяснять свои идеи.
В общем, получил одобрение и распечатал получившийся список «вех» будущего разговора крупными буквами, чтобы потом можно было подсматривать тайком, если случайно забуду, зачем пришёл.
В этот момент к нам вошёл Смородин и сразу ко мне.
- Володя, есть что-нибудь связное уже? А то срочно уезжаю.
Я говорю:
- Само собой! Хоть сейчас за цветами готов…
И протянул ему два листа с крупным текстом.
У главреда невольно приподнялись брови с очками вместе, наверное, из-за того, что он увидел крупные буковки на бумаге.
Он покачал головой, и сказал:
- Нормально… Но лучше всё же напиши конкретные вопросы, а то растеряешься и двух слов связно сказать не сможешь. И ещё, главное, ради Бога… без бумажки разговаривай, понимаешь?
Я кивнул.
- Люда, дай Володе свой диктофон, а то его ненадежный – Сказал Смородин и вышел.
Я получил у соседки адскую машинку и сел за формирование конкретики.
- Вопросы, вопросы… - я вздохнул и, откинувшись на спинку стула, потянулся с заложенными на затылок руками.
Я посмотрел в окно.
Сегодня обещали сильный дождь к вечеру, но пока и намека не было на будущий ливень и даже временами выглядывало солнышко.
Видно было, что Люда наблюдает краем глаза за происходящим за соседним столом
- Чё наденешь «в гости»? – спросила она.
- Чё надену? Надену лучший из моих костюмов… Мне мама его к окончанию института купила четыре года назад. Помнишь, я его на новый год одевал?
- Коричневый такой?
- Да, чёрный…
- Он на тебя не налезет, я тебе говорю… У тебя пузо вон какое выросло.
- А вот и налезет! Я его неделю назад одевал… Брюки, правда, с трудом застегивались.
- Жениться тебе надо, дружочек…
- Все достойные меня женщины уже замужем – я нарочито грустно усмехнулся. – Жду, вот, когда кто-нибудь из них разведётся, и… сразу сделаю предложение. Люд, разведись, а? Ты самая лучшая…
- Вов, я бы и развелась, может быть, да всё некогда… - отшутилась моя соседка, видя моё нерабочее настроение. – Давай я тебе уши натру до красна, а то ты сейчас, не дай Бог, уснёшь… Твоя судьба решается сегодня, помни об этом.
Я полусидел-полулежал в стуле и глядел в потолок. Многострадальная подпружиненная спинка моего офисного стула, давно привычная к моим повадкам, понемногу наклонялась назад и в этот момент была, может уже под сорок пять градусов к полу.
Я думал о ней… о спинке… Когда-нибудь она сломается… я грохнусь на пол, Люда будет смеяться и оказывать мне первую помощь, может прибежит на грохот Маруся, будет делать мне искусственное дыхание сдавливая мне грудную клетку и прикладывать нашатырь к носу, мне будет плохо и хорошо одновременно… я буду любоваться видом марусиного декольте и долго из-за этого буду приходить в себя, потому что не захочу, чтобы это кончалось… надо будет подпилить железку, удерживающую спинку…
- Аллё, Вовка! – негромко сказала Люда.- Просыпайся, малыш… Уже два скоро.
- Ой, блин…- пробормотал я, разлепляя молодецкие очи. Я помнил, что мне надо было что-то сделать.- А, да! Цветы, костюм, поесть надо будет тоже … если успею.
- Да, и поешь. Пора, дружочек! Пора идти домой… – Люда встала надо мной, потому что иначе я бы еще продолжал нежиться в своем удобном стульчике. Она взяла моё правое ухо и слегка его потрепала.
Я пришёл в себя и побежал в туалет умыться, думая: «Хорошо, что у нас в кабинете все нормальные люди… души добрыя, сердца сострадательныя… а дивана жалко нету у нас хотя бы одного на всех…».
Холодная вода привела меня в себя.
Всё! Бежать домой, съесть что-нибудь, нарядиться, в такси, за цветами, в дэ-ка!
Всё успеюуууууууу…
* * *
Я подъехал на стоянку к дому культуры в пол-четвёртого. По идее, Вероника уже должна была валяться в гримёрке на диване, в позе Данаи, в предвкушении вечернего триумфа.
Я вышел из машины и уставился на величественное, но слегка запущенное, здание, выполненное в стиле позднего советского «какбырококо», и уже хлопнул дверью с намерением двинуться к нескольким секциям дверей на входе.
Стекло пассажирской двери открылось.
- Слущий дарагой, цветы не забудь! – в окно высунулась волосатая кавказская рука с букетом.
- Ой, осторожно, осторожно…цветочки…- почти воскликнул я, но потом спохватился. – Ой! Спасибо большое! Спасибо большое!
Я наклонился с виноватой улыбкой посмотреть на водилу.
Он улыбнулся в темноте кабины в ответ и понимающе кивнул, махнул рукой и газанул в сторону дороги.
Таксист путевый попался, все-таки. И, как я заметил, немного похожий на Кикабидзе.
У него такая же улыбка…
Настроение, благодаря этому случайному инциденту стало значительно лучше. Ещё перед этим оно было каким-то будничным и далёким от идеального для встречи с незнакомой и когда-то прекрасной Вероникой.
Я двинулся к дверям ДК.
Жалко, что снега ещё нету. И ещё жалко, что розы почему-то почти не пахнут… и что я иду с этим всё-таки красивым букетом не на свидание с моей личной умопомрачительной женщиной, которой я и овладею к вечеру… От последней мысли я начал улыбаться и мысленно облизнулся.
Спонтанно произошел мысленный диалог с самим собой:
- Жизнь прекрасна?
- Да, прекрасна… должна быть прекрасна…
- Уверен?
- Кажется, она может быть прекрасна… и она будет прекрасна…
- Прекрасен ли ты?
- Я прекрасен само собой. – и, вспомнил о тугом поясе, что неприятно надавливал мне на живот. - Всё! Забудь!
Я зашёл в здание.
На первом этаже, около входа, сидел плотный мужчина в тёмной униформе, его, как будто высеченное из камня, лицо не выражало никаких эмоций. Он окинул меня тренированным взглядом и низким голосом вежливо произнёс:
- Добрый день! Что хотели?
- Здравствуйте! Мне бы к администратору… - сказал я и протянул ему редакционное удостоверение. – У меня встреча с артистом.
Мужчина взял мою книжечку и, повертев, вернул.
- Кабинет администратора в левой галерее, по левой стене, следите за табличками на дверях. – Охранник развернулся и показал направление, куда мне следовало бы пройти.- Берёзкина Елена Вениаминовна.
- Ага, спасибо! - сказал я и пошёл искать Елену Вениаминовну. Нет, я пошёл искать не Елену Вениаминовну… я пошёл искать замечательную девушку Леночку, весёлую, чуть уставшую, с лучистыми глазами, с от души накрашенными губами и пахнущую завлекательными духами - по крайней мере, именно такой образ у меня создался от этого имени.
Ну, что ж, сейчас проверим мои экстрасенсорные способности… или то, что это может быть лишь плод воспаленного воображения сексуально-неудовлетворенного мужчины.
Я зашёл в почти полностью сумрачную левую галерею – только в её дальнем конце было немного светлее видимо из-за полуоткрытой двери какого-то кабинета
Стояла практически полная тишина.
«Веронику оберегают» - подумал я.
Где-то зазвонил телефон… или будильник.
Чей-то жестковатый женский голос начал кого-то убеждать, что надо именно два номера в гостинице, и что никто не отменял неделю назад этого заказа.
Я шёл по коридору, вглядываясь в таблички на дверях кабинетов.
Ближе к концу увидел заветную «Администратор».
Я встал напротив двери, вытер ботинки об несуществующий половик, приподнял букет ближе к лицу и хотел, было, постучать, но дверь сама открылась передо мной, и тут же раздалось сдавленное: «О, господи!», а затем «Хи-хи…»
Передо мной предстала ослепительная, из-за света от окна, бьющего мне прямо в глаза, Елена. Повисла маленькая пауза, в течение которой мы смотрели друг на друга. Я, слегка ослепленный, успел отметить только, что губы есть и с запахом порядок, а, её, лучистые, наверное, глаза были отгорожены очками с затемнёнными стёклами в изящной оправе. Ростом она была пониже моего, то есть метр шестьдесят с хвостиком. Не изящная, но стройненькая, пожалуй…
- Добрый день, Елена Вениаминовна!
- Здравствуйте! Вы из редакции?
- Да, я от Смородина.
Она посторонилась и жестом пригласила меня в кабинет.
- Как вас зовут?
- Владимир. – со сдержанной улыбкой сказал я и проплыл мимо неё с букетом. – простите, что напугал… я не специально, честное слово.
- Ой, знаете… Вы не виноваты. Сегодня день такой… Среди недели, да ещё Вероника Павловна человек приятный, но непростой… Вы увидите… Раздевайтесь. Вон там, за шкафом вешалка и… посидите пока здесь, я Вам подам знак, когда можно будет пройти к ней.
* * *
До концерта оставалось около часа.
Я осторожно постучался в дверь гримуборной
- Да, заходите! – услышал я насыщенный и приятный женский голос.
Я зашёл в комнату, освещённую только настольной лампой на гримёрном трюмо.
Гримёрка была не очень просторной метра три на четыре. Напротив дверей зашторенное окно, трюмо было вдоль правой стены, два кресла стояли под прямым углом друг к другу – одно стояло около трюмо другое спинкой к окну. Вероника сидела в том, что около трюмо.
Ещё я почему-то обратил внимание, что на столике помимо обычной традиционной косметики, на небольшом почти японском подносе, стояли глиняный чайничек и две небольшие глиняные чашки с блюдцами. От чайника исходил едва заметный и почти мистический дымок.
Передо мной в кресле, в неожиданно гармоничном, темносинем, концертном платье сидела очень красивая женщина. Да, именно красивая. Да, в возрасте, но не потерявшая форму и, именно, красивая. Лицо было открытым и никакой дешёво нанесённой косметики, и никакого дешёвого пафоса на нём не было. Длинные светлые волосы были красиво убраны и уложены в невысокую и, как мне показалось, в «классическую», но в то же время почему-то современную и модную прическу. Я видел немного лукавый блеск и иронию в глазах, и в тоже время приветливую расположенность к беседе… В общем, с фотографией на афише было немного общего.
- Вы, Володя?
-Да, Вероника Павловна, я из редакции…
- Нас уже заочно познакомили, получается… Но без этого нельзя… - Она улыбнулась.
Объяснить это не могу, но я уже почти готов был в неё влюбиться, хоть она и была старше меня в два раза. От неё исходили свежесть, обаяние… и это не было искусственным…
- Проходите, садитесь передо мной… В ногах не надо, меня это утомляет.
- А можно все-таки в ногах? – я поддержал её в этом ироничном начале разговора, и, подойдя к ней, вручил цветы.
- Спасибо вам! Так приятно… Это мои любимые цветы. И всё-таки вы садитесь – Она показала на кресло - В кресле будет удобнее. Давайте начнём с него…
Эти слова, что мы «начнем с него», казалось, носили какой-то едва уловимый эротизм.
Я обречённо прошел к креслу, по дороге краем глаза отметив, что, кажется, она надо мной смеётся.
Я сел по левую руку от неё. Кресло было удобным, но я не стал откидываться, а сел только на полглубины сиденья, и оглядел комнату ещё раз. Потом посмотрел на хозяйку.
- Простите, у меня есть несколько вопросов к вам.
- Вопросы … очень хорошо – она смотрела на меня так, как будто ждала этой беседы, хотела её. И ещё она изучала меня – это было в том, как она на меня смотрела.
Я не был смущён этим взглядом, потому что в нём не было вызова, а был человеческий интерес, который вызывал ответный интерес.
– Может быть, чаю? – она, немного наклонила голову и слегка прищурилась.
«Почему мне кажется, что она надо мной смеётся? Она же не смеётся…» - подумал я - «Испытывает на прочность моё… что-нибудь».
- Только, если это вас не затруднит, а… мне было бы приятно…
- Это очень хорошо… От вас, Володя, кое-что зависит… Ничего, что я вас так неофициально сразу?
- Конечно – Я был рад, что мне не пришлось «прорываться с боем» к её расположенности ко мне. Но слова главреда, о том, что надо быть осторожным я помнил.
- Знаете, я очень хорошо переношу, когда меня так называют, и буду вам за это очень благодарен, … Вероника.
- Хорошо. - она почти рассмеялась. - Козлович придумал, чтобы на афишах писали Вероника, но на самом деле я Вера. Но называйте меня, как вам будет угодно, я уже вполне раздвоено существую на этом свете из-за своих двух имён.
Я не выдержал и нелепо хихикнул.
- Вот именно – без осуждения сказала Вера-Вероника
Она поднялась, и начала разливать чай по чашкам.
Она стояла ко мне левым боком.
Вероника была довольно стройной женщиной, может быть чуть-чуть в теле, но не полной. Она смотрела на чай, когда наполняла чашки, а я смотрел на неё и на напиток, который она разливает.
Так получалось, что лампа на столе была позади неё, и я видел по большей части её профиль и почти сверкающий водопадик из чайника…
Она опять улыбалась, но как бы … незаметно. Складывалось впечатление, что это она собирается спрашивать что-то у меня и сейчас предвкушает это.
Её платье не было пышным: верх был в виде обтягивающего корсета , и ещё Вероника укрывала плечи легкой накидкой такого же, что и платье, цвета, и сейчас немного придерживала её левой рукой, чтобы ткань не соскользнула с плеч, низ платья не был облегающим, но позволял оценить женственность фигуры моей собеседницы.
- Забыла сказать, это зелёный чай. Ничего?
- Вполне ничего! – сказал я , хотя вообще-то никогда не понимал этот напиток.
- Вам с сахаром?
- Да, одну ложку, или кусочек, или … как это - я запутался с выбором дозировки сахара и слегка погрузился в транс.
Она заулыбалась сильнее и в одну чашку бросила одну ложку сахара.
Вероника повернулась ко мне и протянула чашку на блюдце.
- Володя … только вы не задавайте мне слишком серьёзных вопросов… - Вероника села обратно в кресло, а чашку поставила рядом на стол.
- Да у меня и не получится слишком серьёзно…
- Вот и славно… - она, казалось, утратила весёлое расположение духа.
- Володя, вот вы говорите…
Мне стало интересно, что я говорю, и я, отхлебнув необыкновенно приятного чаю, подался немного к своей собеседнице.
- …серьёзно-несерьёзно… Вот, у вас есть девушка?
Я, сперва, хотел сказать, что у меня есть куча девушек, и что эта куча периодически обновляется, но почему-то сказал правду:
- Вера, знаете – я покачал головой. - Сейчас у меня нет серьёзных отношений ни с кем…
- Значит, ещё не пора, понимаете?
- Наверное, понимаю… Только ещё не знаю, почему «не пора». Мне нравятся некоторые женщины – они красивые… Я бы даже сказал, что я влюблён, Вера… Но по-настоящему хорошие женщины почему-то замужем… Не знаю… не везёт, видите ли…
Она засмеялась.
- Они потому хорошие, что знают или хотя бы чувствуют, как надо или не надо любить. Но чаще всего они знают, как не надо любить… Такие женщины красивы, я согласна с вами… А зачем вам, женщина, Володя?
Я ничего не ответил – неожиданно раздумья накрыли меня.
Она дала мне время обдумать этот вопрос, а потом продолжила.
- Вы, видимо, думаете, что «нажав» какие-то кнопки в отношениях, соблазнив женщину… в результате это и будет любовь? – то есть то, что вы ищете? Володя, мужчины в моей жизни только этим и занимались. Поэтому я одна сейчас…
Я не перебивал её.
- Володя, … у меня такое ощущение, что вы меня поймёте… Любовь – это восхождение. Да… оно может быть сложным… и опасным… и долгим… и, наверное, даже утомительным... – Вера улыбнулась. – Но, если вы не остановитесь, и будете стараться видеть человека, которого могли бы любить, не позволив обманывать себя какими-то иллюзиям… И, если будете стараться, чтобы и вас видели истинного – то может родиться любовь, Володя… Да, это восхождение может потрясающе красиво или весело начаться, но усталость может нарушить что-то… присмотритесь к себе тогда и говорите, говорите, говорите с другим об этом… если тот человек ВАШ, не останавливайтесь, он вам ответит… и вам, вместе, уже будет легче идти …
Я смотрел на неё и впитывал, и понимал каждое слово.
А она смотрела на меня и красиво улыбалась, почти смеялась надо мной снова…
Она взяла со своего стола, наверное, уже остывший чай, попробовала его. И глядя перед собой, сказала:
- В самый раз…
Мы пили чай и каждый думал о своём.
Потом я почему-то хотел спросить о творческих планах, забыв о запрете, но, думаю я правильно сделал, что сдержался… и хотелось что-то сказать, но я всё-таки молчал. И опять я понимал, что правильно делаю… Я допивал чай и думал: «Хорошо и приятно молчать в хорошей компании».
-К сожалению уже много времени, Володя… мне пора готовиться к выходу.
- Да, я понимаю. – мне совершенно не хотелось уходить отсюда.
Мы встали.
Она протянула мне букет и сказала:
- Подарите мне его снова.
Я взял букет, и, с вдруг рожденной эмоцией радости протянул Веронике цветы.
- Спасибо, Вера.
- Спасибо, Володя. Эти цветы намного красивее, чем те, которые вы мне дарили полчаса назад. – Вера приняла цветы и, немного подшагнув ко мне, поцеловала в щёку, а отодвигаясь от меня она улыбалась и как будто немного кивала – показывая, что необыкновенно верит в меня.
Я совсем потерялся…
Она стояла и, немного наклонив голову в сторону, смотрела на меня.
Я смотрел на неё и видел, что у этой женщины не было возраста.
* * *
Я вышел от Вероники, будучи в высшей степени озадаченным.
Первое мое полноценное интервью превратилось в почти откровение по жизни.
Я двинулся в сторону уже хорошо освещённого холла с гардеробом.
Вышел на свет, где суетились люди. Неожиданно много людей. Я даже по началу, растерялся ещё больше.
Почти сразу увидел Смородина.
Видимо он понимал моё состояние.
- Володь, как всё прошло?
- Даже не знаю, как сказать, Виктор Альбертович, хорошо…
И тут я вспомнил, что забыл включить диктофон во время разговора!
У меня едва не потекли слёзы.
- Что случилось, Володя?
- Виктор Альбертович, я забыл диктофон включить… - я приложил левую ладонь ко лбу, как будто снимая самому себе приступ горячки и с опаской посмотрел на Смородина. Но не увидел и тени осуждения. Он просто и, с пониманием, глядел на меня.
- Правильно сделал, Володя… Правильно сделал…Пойдём в зал…
Я вообще потерялся от этих слов.
Мы шли по ковровой дорожке к залу.
- Володь, самое главное я тебе ещё не сказал – Смородин был непривычно эмоционален. – Она к себе мужчин с некоторых пор… считай со студенчества, не подпускает… Если она живёт с мужчиной, то не может петь потом, как она могла бы…
В этот вечер Вероника пела потрясающе.
«- Не уходи, побудь со мною…»