Подобно чуткому композитору...

Анастасия Чернова
    К М.П. Лобанову я перешла с другого семинара, поэтому первая встреча мне особенно памятна…
  Это был холодный февральский вечер, высокие сугробы во дворе, в жёлтых бликах, под фонарями… и тишина. Здание института – ряд чёрных, неживых, окон, и только крайнее окно, на третьем этаже – всё ещё светится, что-то сейчас там происходит? Моя цель – попасть туда, за это окно, и я поднимаюсь по тёмным лестницам, на ходу снимаю варежки. Институт вечером – совсем иной, чем днём, словно человек, который только что сдернул маску и открыл за ней другое, второе лицо, незнакомое и живое. Кажется, уже нет студентов, нет заданий по грамматике и дверь в деканат закрыта на замок. Остался снежный ветер да портреты классиков смотрят пристальнее со стены…
     Именно таким: полутёмным, на грани сна и яви, с высокой стёртой лестницей, мне и представлялся настоящий институт, в котором могут учиться писатели. 
   Я несу с собой папку с рассказами, которые будет читать Михаил Петрович и, тем самым, мне предстоит еще раз пройти творческий конкурс, переживаю, как и положено в этом случае. К тому же я учусь на дневном отделении, а иду в семинар заочного. Все намного старше меня. А, значит, умнее.
    В коридоре я остановилась и подумала: а что если вернуться. Пока не поздно. Совсем другой семинар, как чужой непознанный мир, все взрослые, а мои следы во дворе – заметёт снежный ветер. 
     Но потом я всё же открыла дверь и оказалась в тёплой светлой аудитории, шло обсуждение рассказа, и первое, что меня удивило,  –  это свобода общения, заинтересованность, непосредственность высказываний. Михаил Петрович внимательно, с внутренней улыбкой в глазах, смотрел на студентов. 
    «Обсуждают горячо; искренне, с душой. Во всем равняются на Достоевского. В конце Лобанов говорит свое мнение (опять же, помянув Достоевского). И так три часа», – записала я в дневник тем же вечером, вернее ночью, когда вернулась домой.
   Так, в середине первого курса, началось мое обучение в семинаре Михаила Петровича. За пять лет я узнала много нового про особенности творчества, его онтологические корни; чем отличается художник от ремесленника («Настоящий художник творит мир, а не приёмы изобретает»), что же такое стиль  («старайтесь себя выразить, свою подлинность – вот и будет стиль»), и многое другое. Все вопросы разбираются на конкретных примерах, через анализ прозаических произведений, что очень важно.
   Семинар напоминает оркестр: голос каждого участника, каждое мнение и наблюдение вплетаются в общий разговор, а руководит, дирижирует – мастер; подобно чуткому композитору, он претворяет, собирает разрозненные звуки – в единую мелодию. Мы всегда с нетерпением ждём, пытаемся угадать: а что же в этот раз скажет в своем заключительном слове Лобанов, на что обратит внимание. И его слово – самое ёмкое и точное, последним аккордом завершает созвучие, рождённое особым литературным жанром под названием «творческий семинар».