Кто-то. День шестой. Рассказ Светлого

Юрий Полехов
РАССКАЗ СВЕТЛОГО

С Атиром осталась сотня Сармака, да растерянный Светлый. Надев доспехи, Атир приказал всем двигаться к старому хутору. Въехав на окраину, всадники разделились надвое. Первые во главе с Сармаком, галопом проскакав по улице, остановилась на дальней его границе - по берегу озера - и растянулись в цепь. А оставшиеся, во главе с Атиром, начали не спеша прочесывать дом за домом, подпол за подполом, чердак за чердаком. Они медленно продвигались вперед - к ТОМУ дому. В селении было тихо, ни ветра, ни пения птиц, ни шороха, ни вздоха. Не веяло и той прохладой, что накануне. «Марево, какое же сегодня марево», - уже не в который раз подумал Атир.
А вот и тот дом. Дверь, как и вчера, открыта, следов вокруг не видно, на крыльце - тоже.
- Стойте на месте, - приказал он воинам и шагнул внутрь. Пусто. Лишь рухнувшие в погреб доски пола: гнилые, переломанные пополам, балки с острыми концами, изъеденные древоточцами стены, потолок закопченый с кусками пакли. Перекошенные рамы с пустыми глазницами. А ведь вчера все было чисто, выбелено, даже занавески с красными петухами на окнах висели. Куда все делось? Вышел наружу. Может дом не тот? Нет: забор, калитка, блекло-синие выгоревшие от солнца наличники. Калитка… Девушка? Присел на корточки и, сощурившись, стал рассматривать землю. Пыль покрывалом, отпечатки сапожек Улушук, в стороне - следы от подков Агата. И все. Дьявольские цветы. Как же их выносили, вывозили? Обошел дом с другой стороны. Трава не смята, кусты крапивы не подломаны. Светлый… привалившись к стене, сидит на корточках. Бледен. Боится?
- А ведь это наш дом, - глядя в небо, произнес селянин. - И еще вот… - Вытянул руку - на шнурке покачивался похожий на обломок ножа предмет серого цвета, длиною в раскрытую ладонь.
Дальнейшие поиски чужаков так ничего и не дали, да и странного ничего не обнаружилось, вот только… Цветы на озере так и не распустились - засохли, образовав желто-грязные острова. Раздосадованные напрасными поисками, воины направились назад в лагерь.
Поотстав от них, Атир и Светлый завели неторопливый разговор. Светлый успокоился - слезы уже не стояли в его глазах.
- Сначала о деле, - начал Атир. - Как думаешь, сколько нужно домов разобрать? Туда-сюда гонять не будем. За один раз переправиться надо.
- Ну, сколько? Ваших сотен шесть осталось. Половина вплавь с лошадьми. Другие, да повозки по две на плот… Вот и считай: дюжина, поболе. Десятка домов хватит. И еще, Атир: мой дом не трогайте - память. - Лодочник поднял глаза.
- Уговорил. Еще что? Весла?
- На весла доски, слеги. Подлиннее да покрепче выбрать надо, обстругать.
- Я прикажу, в лагерь привезут, там и обстругаете. До ночи время, да и ночью тоже. А утром вас и все, что надо, на место отвезем. Там и жить будете. Вместо веревок,  шкур дадим. Воинов в помощь, но на много не надейся. На все у вас четыре дня.
- Четыре дня срок подходящий, только не здесь. Здесь по-другому может случиться, - задумчиво молвил Светлый и уставился под ноги своему коню.
- Про «случиться» тоже хотел с тобой поговорить. - Атир перегородил лодочнику дорогу. - А если сам начал, продолжай. Что за стрелу ты мне показал? Что за цветы, да еще в твоем доме?
Светлый передернул плечами.
- Про цветы, не знаю ничего, - начал. - А вот стрела… Может, и не стрела это вовсе… Боюсь я!
- Говори - легче станет. - Голос Атира зазвучал мягко, душевно.
- Что ж, попробую. - Светлый начал рассказ:
«Полтора десятка лет уж минуло. Подроском я был. Не дитем, но и не воином. У меня еще две сестры и брат были. Я средь них самый старший. Дружно жили, зажиточно. Дом один из лучших. Да ты видишь: и сейчас целехоньким стоит. Отец - работящий и обстоятельный, кому что надо - всегда помогал. Все его уважали. Мать добрая, хозяйственная и красивая, все село ее любило. Девочки по дому управлялись, в саду. А я с отцом. Говорили, что рыбак он удачливый: мало кто в селе белорыбицу умел ловить, а он - да. Да еще самую крупную и столько… Сами ели, соседям отдавали, а еще в Соляной на ярмарку плавали - продавали, меняли лишнее или нужда какая…»
- Соляной, где это и что? -  Атир заинтересовался.
- Соляной? Это городище большое, крепость. Туда - вниз, за Омут, - Светлый махнул рукой. - Как остров кончается, две реки вместе сходятся. Оттуда до Соляного день грести. Так вот…
- Погоди, - перебил Атир, - Сходятся… А дальше? Переправа там есть?
- Да какое «переправа» - река широченная. Вот в Соляном - есть. Там барка большая от берега к берегу ходит и ладьи еще. А так нет нигде.
«Вот, Духи, может, поспешили мы на этот остров? Но никто не знал про ту переправу, да и крепость. Что сделано, то сделано», - подумал Атир.
- Так вот, - продолжил лодочник…
«У нас каждое лето в месяц Серпень, как раз под Громов день, праздник в селе справляли: День скорби и радости в память о погибших воинах и в честь победы над темными силами. Много, много лет подряд справляли».
- Про победу, часовню я уже рассказывал. Вот сейчас тоже Серпень. Где-то в эти дни, может позже, праздник и справляли. И жара тогда стояла, как сейчас - до сих пор помню, - пояснил Светлый.
- Жара? - Атир приостановил коня. - Говори дальше.
«Жара стояла такая, как никогда. А в жару что? А в жару белорыбица ловится, как бешеная, сама в лодку прыгает. Надо только место знать. И отец такое место знал, сети мы подхватили и отправились туда. Наловиться хотели, да в Соляном обмен сделать на подарки и угощения праздничные».
- А место это рыбное недалече. Говорил уже: где две реки в одну сходятся, разлив огроменный. Что наш Омут - тьфу. - Светлый сплюнул. - Там вода крутит, крутит, и рыба всегда стоит - кормится.
«Ловили мы день всего: в самое пекло. А потом, к ночи ближе, по холодку, поплыли в Соляной. Спешили: парус поставили, да в четыре весла загребали. А как к пристани к той подходили, только солнышко появляться стало, темно еще, так отец дном с размаху на камни и напоролся, разодрал все. И вот что удивительно: с десяток раз там  причаливали, и хоть бы что - никаких камней. И откуда взялись-то? А после обменяли мы рыбу на материю, сладости, да украшения. Меньше получилось, чем хотели - за ремонт лодки рыбы отдать пришлось. А лодку мастера два дня правили: то одно, то другое - старая уже. Доски меняли, колотушками стучали, паклю заталкивали, и на праздник мы уже не поспевали. Чтоб быстрее плыть, парус поставили, весла в руки и вперед против течения…
В протоку нашу вошли, уже солнышко садилось. Мы, глядь, а на противоположном острову берегу - лодка соседа нашего, Матвея, на боку валяется, и люди: кто в ней, кто на песке лежат. Много людей. Подплыли ближе, смотрим, а на них рубахи от крови красные. Причалили. Наши там были: и сам Матвей, и брат его, и жена, Матрена, дети.  Еще шесть-семь сельчан в праздничных расписных рубахах, штанах льняных… И мертвые все: кто заколот, кто изрублен. А у сына Матвеева, малого, как сейчас помню, вовсе кишки наружу: синие, скользкие, и мухи по ним ползали, копошились. Меня, аж, скрутило. Отец тоже побледнел, за голову схватился. Еще бы: у нас не то, что жизни лишить, воровства по-мелочи, обмана и то много лет не случалось. Все ж, считай, родные! Так вот. Заволновался отец и молвит, что вплавь, на остров переправится и по берегу в село пойдет. А я здесь с лодкой останусь. Коль до полудня он не вернется, за подмогой должен я плыть - в Соляной. И оставил он меня одного. Как переплыл, да по берегу прочь пошел, все оборачивался и рукой махал. Так и скрылся за поворотом. А у меня слезы на глазах…
Вскоре стемнело. Сначала слышал я, как волки воют, а потом ветер подул, и холодно стало, очень холодно, даже пар изо рта пошел. И волны высокие одна за другой, одна за другой накатывали. Тела убитых валяли по песку, тянули в реку. Лодка Матвеева раскачивалась и стонала будто. Я свою, как мог, на берег затащил, уперся ногами - удержал, не смыло. А после всю ночь не спал - просидел на корточках. Продрог, да еще покойников боялся. Все думал: мои-то живы, иль нет? Потом светать стало и туман такой по реке, туман. Глядь, плывет в нем что-то, еще и еще: кучи какие-то сереют. Не вижу, а они ко мне, к берегу и много. Думал рыба дохлая, крупная такая. А как прибило - нет: люди то были, опять сельчане наши, ни одного чужого. Слава Богам: ни отца моего, ни матери, ни младших среди них не оказалось. Затрясся я с перепуга и в лодку залез. Потом солнце взошло - согрелся и думаю: «Ну, сколь здесь сидеть буду?» Да и любопытно. Вылез разглядеть, кого принесло. Все тела вроде целые. Ни крови, ни ран нет, глаза закрыты, уснули будто. Потом еще присмотрелся и увидел - у троих: у Петра, что в крайнем доме жил, ведьмаком его величали, у дядьки Ильи, что в должниках у отца ходил и у Жорки - сына его…»
- Засело в них то, Атир, что в руке сейчас крутишь.
Атир замер, поднял голову.
- Да,  эта штука их и сгубила, - Светлый кивнул.
«В дядьке Илье аж два таких. Я их вытащил и себе оставил. Сел на теплый песок и стал камушки в воду кидать - отца дожидаться. Солнце выше и выше, а его нет, и нет. Никого нет: ни мертвых новых, ни живых. Что уж делать, надо, как отец говорил, в Соляной плыть за подмогой. Это важней, чем на бережку греться. А мои живы, подумал, только заняты сильно - вон какая беда случилась. И поплыл я, парус поставил и поплыл».
Атир и Светлый въехали, тем временем, в спасительную тень часовни, остановили коней. Атир не хотел возвращаться в шумный лагерь. Здесь, в тишине и прохладе, не было людской суеты. Лишь двое стражей стояли возле закрытой двери часовни.
- Ответь мне, Светлый, а почему лодки, трупы - все к тому берегу прибивало? Что за место такое?
 Лодочник облизал пересохшие губы:
- Как говорил уже: за островом розлив. Там наша протока резко в сторону загибается, а течение сильное. Все что плывет, даже лодки с людьми, оно прямиком на песчаный пляж и выносит.
Глаза Атира загорелись:
- Покажешь мне то место. Сегодня!
- Покажу, куда деваться, - прозвучало тихо в ответ.
- Жара спадет немного, тогда и съездим. А рассказ свой продолжай.
Светлый промокнул рукавом лоб и продолжил:
- Так вот, дальше…
«Поплыл я, значит, и к ночи добрался до Соляного. Там старший у лодочников услышал, что беда стряслась, и к подручному наместника отвел, а тот и к Самому. Наместник выслушал меня, сдвинул брови. Взял…не знаю, как вот это обозвать, покрутил в руках и позвал к себе… Епископа? Так, по-моему. А меня приказал спать уложить.
А на утро видел я: от пристани полдюжины лодок с монахами да воинами вверх по течению отправились. На остров, как люди говорили. Не вернулись те лодки. Потом еще кто-то.
Вот Святейший это место проклятым и назвал, дьявольским. Что люди бесследно здесь исчезают, запретил жить и даже заходить сюда. Вот и я, сколько плавал мимо, как не хотелось тут побывать, все одно не решался». - Светлый закончил рассказ и потянулся.
«Что ж, немного», - подумал Атир.
- Скажи, - призадумался, - а поменялось что-нибудь с тех пор?
- Могил на кладбище больше стало. И еще: озеро, то, что в селении, так его при мне не было. Пролив был узкий и длинный - Языком звался. А село как раз на его берегу стояло.
- А про письмена эти на стене и про птицу что знаешь?
- Говорил уже Хану: не знаю.
- Ладно, верю. Теперь в лагерь. - Атир закончил разговор и вывел коня на полуденный зной.