Глава 2
Хорошо в деревне летом.
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ 1-ой ГЛАВЫ
Вера, после двухлетнего отсутствия, приезжает домой в деревню к сестре - 10-тикласснеце Любаше и вдовцу отцу. Она не решалась приехать раньше, но в её жизни наступил переломный момент. С одной стороны - поступление в аспирантуру на кафедру астрономии и физики космоса, которое ей сулило, как отличнице, блестящую и стремительную карьеру. А с другой – неожиданное для неё предложение руки и сердца её парня Вити, с которым они встречаются уже больше четырёх лет и который старше Веры на целое десятилетие. Вера пребывает в замешательстве и убегает от проблем и ответственных решений в деревню.
Дома её ждёт теплый приём. Почти ничего не изменилось за два долгих мучительных года траура по матери. Только отец сильно постарел и утратил радость жизни. Она видит, что сестре пришлось быстро повзрослеть от навалившегося на детские плечи большого деревенского хозяйства. Но молодость и гормоны берут своё. Любаша рассказывает Вере, что она влюбилась в парня из соседней деревни.
Соскучившийся по старшей дочери, отец рассказывает последние деревенские новости. Душа Веры находит тот покой и прощение, который искала последние годы, день пролетает незаметно тихо, по-семейному. Родные сердца по-прежнему любят её и ждут.
Вечером, по просьбе Любаши, Вера отпрашивается погулять на улицу. Отец нехотя отпускает дочерей, беря с них обещание, вернуться не позже полуночи. Сестры тщательно готовятся к вечерне-ночной прогулке, так как приедет возлюбленный Любаши – Глеб.
Семилетняя разница в возрасте и, как следствие, разное восприятие мира и действительности, провоцирует сестер на конфликт. Любаша сильно обижена отсутствием в её жизни старшей сестры и никак не может ей этого простить. Вера же в порыве гнева рассказывает, что она, для своей финансовой независимости и от отца, и от Вити, подрабатывает парикмахером, мастером маникюра и ещё составляет гороскопы в разные периодические журналы и газеты. Укоры и обиды летят друг в друга, как стрелы на поле битвы. Но в память о матери девушки мирятся и отправляются в (или на) ночное приключение перевернувшие жизнь Веры с ног на голову.
Глава 2-я
- «Маскито-ол! Потому и не кусают!» - как мальчик в рекламе, проговорила Любаша слоган продукта и покрутила флакончик со спреем. – Побрызгайся и ты останешься целая и невредимая!
Это поучилось у Любаши так забавно, что я рассмеялась.
- Думаю, что меня сегодня никто не покусает, – весело сказала я, растирая брызги по открытым частям тела, как предлагалось в инструкции. Любаша, повторив процедуру за мной, но потом начала использовать спрей иррационально.
- Умрите, гады! – заявила она, брызгая комаров и других мошек на оконной раме в коридорчике, где мы обувались. Насекомые, обалдевших от такой «хим.атаки», бились из последних сил в черное стекло, пытаясь вырваться к лампочке на крылечке.
- Любаша, хватит, они уже не рады, что залетели!
- Чтоб знали, кровопийцы, как мне спать по ночам не давать!- не унималась она.
- Ты не усердствуй, а то от нас разить будет так, что все подошедшие к нам ближе, чем на метр, будут биться в конвульсиях и падать замертво! – ловко отняла я у развеселившейся сестры флакон и поставила на полку в коридорчике за занавеской. – Здесь уже дышать нечем! Пошли!
Мы оставили свет во дворе, так как лампочка в плафоне на фонарном столбе за двором перегорела, а папе некогда было залезть и поменять её. Они её, в принципе, не включали. К Любаше женихи ещё не приезжали, а к папе знакомые, в случае необходимости, ходили со своими карманными фонариками, они имелись, чтобы не переломать в темноте ноги, у каждого деревенского жителя, как атрибут вечерней жизни. Освещение дворов и подъезда к ним в темное время суток было только зимой, когда рано смеркалось. Видимо тогда лампочка и перегорела.
- Я так волнуюсь! Как будто что-то должно произойти такое, что перевернёт мою жизнь! – закрывая калитку, я глубоко вздохнула и резко выдохнула, как учил наш физрук в институте.
Взяв Любашу под руку, чтобы не спотыкаться на каблуках, мы двинулись в путь. Прошли наши тополя, завернули за бабы Варины огороды, и погрузились в кромешную тьму. Баба Варя, одинокая женщина и великая сплетница, уже спала, а другие соседи не удосужились освещать свои подъезды ко дворам, как и наш папа. В редких окнах горел свет, в основном, занавески мерцали синим экранным светом. В городе, например, от иллюминации и рекламы светло, как днем. Там всё мигает, пестрит, люминесцирует, зазывая к себе, обращая твоё внимания. Каждый магазинчик, аптека, парикмахерская старается придумать что-то ярче, интересней, чем у соседа. А здесь если б не луна – то сам черт ногу сломит! Но сегодня не было и её.
В темноте не было видно дальше собственного носа, звезды, конечно, были ярче, чем в городе и крупнее. Любаша, почему-то не взяла фонарик. На что она рассчитывала? На луну, которая только родилась и ещё не показывается на небосводе или, на то, что на улицу мы как-то доковыляем, а обратно нас уж точно привезут или, по крайней мере, проводят. Какая существенная разница между городскими и деревенскими звездами. Тут нет загазованности воздуха, из-за чего звезды делаются ярче. Как будто их вытерли от пыли мягкой бархатной тряпочке, как в старом советском мультике про Ёжика. А от иллюминации в городе, они блекнут. Куда им тягаться с тысячами киловатт!
- Хоть звезды здесь и красивее, но они не освещают наш путь в той яркости, которая нужна мне, чтобы не спотыкаться, – заметила я, в очередной раз поддерживаемая сестрой. - Темень, кошмарная, так и ноги недолго поломать, – ворчала я.
- Ты бы ещё больше каблуки нацепила! – потешалась Любаша.
- Если бы не эти ужасные колдобины от трактора! – сетовала я на не пригодную для ходьбы дорогу.
- Тротуаров у нас нетути, так что привыкай, городская ты наша! – опять подколола меня сестра, но я сдержалась.
- «Откуда у неё столько яду»? – по-доброму подумала я. – «Слава Богу, я тут ненадолго, не успею привыкнуть к такой жизни!» – всё-таки вырвался из меня сарказм, хоть и мысленно.
- Подожди, луна взойдет – будет как днем, – подбадривала мен Любаша.
- Не жди! Сегодня точно не взойдёт!
- Сегодня первый день луны? – с восторгом в голосе и каким-то непонятным мне придыханием спросила Любаша.
- Да, а что?
- Мама говорила, что дела нужно начинать на молодом месяце, тогда они будут успешными.
- Это из серии: показывать молодому месяцу деньги, чтоб они водились или стричься на растущую луну, чтобы волосы лучше росли. Чушь!
- Ты не веришь в приметы? – остановилась Любаша и посмотрела на меня удивлённо.
- Я их составляю, ты забыла? – ухмыльнулась я.
- Как не верить? Ведь эта мудрость веков, только концентрированная? – блеснула сестра умом.
- Ага, как «Юпи», просто добавь воды! – пропела я кусочек мелодии из рекламы.
- Кошмар! – закатила глаза Любаша, – Что? Совсем-совсем не веришь?
- Ну,… не то что бы совсем, – замялась я, ссориться из-за глупости мне не хотелось. – А какое дело ты решила начать на молодом месяце? – сменила я тему.
- Я загадаю, если Глеб предложит мне встречаться, то у нас всё получится.
- Чушь! Не стоит, а вдруг… - фыркнула я.
- Ничего не говори, сглазишь! – остановилась как вкопанная сестра. – Лучше посмотри по звёздам, что у меня будет с ним?
- Тебе правду, или то, что ты хочешь услышать? – нежно улыбнулась я своей малолетней влюблённой сестре.
Любаша надулась, вырвала руку и стала чётко и резко вышагивать по дороге впереди меня. Я догнала её и старалась идти рядом, наблюдая за ней. Вышагивала она совсем по-мужски, чем огорчала меня. Чеканила шаг так, что её грудь нервно подпрыгивала от каждого удара. Боже! Где же грация и изящество?
- А здесь как в сказке смотришь в небо и кажется, что это просто натянута чёрная ткань и в ней прорезаны дыры разного диаметра, через которые пробивается свет. Правда, Любань? Так раньше мы представляли себе звездный мир, пока мама не рассказала, что Млечный путь - это не вышитый сверкающим бисером узор на небесном полотне, а скопление звёзд. А в ВУЗе я узнала, что наша галактика называется. Млечный путь! Правда, поэтично? – попыталась я разрушить молчание и вернуть былое весёлое настроение сестры.
Любаша молчала. Нервно и как-то демонстративно вышагивала, как на параде.
- Ладно, сестрёнка, не дуйся! Он ещё разве не предложил? – взяв её под руку, спросила я.
- Мы только месяц как знакомы?
- А уже целовались! – поддела я.
- Мы один раз! Когда встретились на «хеппибёзднике» Катьки Вурцевой. Глеб приехал к её старшему брату Федьке, тот ему в институт внутренних дел поступать помогает. Федька два года назад его закончил и теперь у нас участковым работает. Мы в тихую от родаков венчика тяпнули из погреба и Глебу предложили к нам присоединиться. А Федька, хоть и мент, а закладывать нас не стал. Он вообще молодец! Пацанов на моциках не штрафует за то, что без прав гоняют, с таким жить-дружить можно, не то, что был дядя Лёша!
- О! Пьяница и бабник! – вспомнила я легенду нашей деревни, предшественника Феди.
- Так вот, мы поддали, и когда Глеб меня с «хеппибёздника» подвозил, тогда на прощанье и поцеловал. Сначала просто в щечку, а я фыркнула, типа, я не маленькая! Целуешься, так целуйся со мной по-нормальному. Трезвая, может быть, я и отморозилась, а тут меня понесло! Тем более что он мне нравился всё больше и больше.
Любаша, сказав мне всё это очень эмоционально, с жестами и мимикой, притихла. Наверное, снова переживала тот красочный и самый не забываемый момент – Первый Поцелуй! А может, пожалела, что рассказала. Я тоже в ночной тиши родной деревни вспомнила свой первый настоящий поцелуй, когда Витя провожал меня после дня города в общагу, и мы опоздали на полчаса. Вахтёрша меня ещё не знала, так как я была первокурсницей, и поэтому не пустила. Обругала шалавой и потаскушкой. Витя, как джентльмен, кричал вахтёрше: «Пустите, а то я вам сейчас все окна на первом этаже побью и убегу и вы не узнаете, кто это сделал!» Он хотел за меня заступиться, но вахтёрша тоже была не промах! Приоткрыв шторку своей комнатушки, крикнула через стекло: «Давай, валяй! Я уже милицию вызвала, опорный пункт вон напротив, вас обоих сейчас заберут!» Нас не то что из-под окон общаги ветром сдуто, а ураганом, цунами, можно сказать. Мы с Витей просидели на лавочке под ВУЗовской библиотекой всю ночь, пили «Бренди-колу», смотрели на полную красавицу луну, я рассказывала о звёздах и целовалась с ним до боли в губах.
Деревня из дремоты погрузилась в сон, и только мы топали через всю деревню с нашего хутора к клубу и зданию Правления. Тишина стояла оглушительная. Слышны только наши шаги по мягкой пыли дороги. Я представила, какого цвета будут мои ноги, когда мы выйдем на асфальт, но решила не зацикливаться на мелочах, а просто наслаждаться жизнью. Здесь все такие! Планировка нашей деревни была свободная от всяких стереотипов, дома друг от друга построены на приличном расстоянии и в хаотичном порядке. Несколько домов стоящих рядом, причём не обязательно в ряд, а бывало просто кучкой - уже считались хутором.
В центре деревни, конечно, была улица Молодёжная, на которую мы и нацелили наш поход, заасфальтированная, с рядом стоящими пронумерованными домами, всё как полагается. А чтобы нам пришло письмо, нужно было указывать деревню - «Заречье», хутор - «Горячее» и Ф.И.О. адресата. Это только несколько лет назад, когда я уже училась в институте, нас переименовали в улицу «Горячую» 11. Горячее потому, что здесь когда-то были построены барские бани. С нашего хутора было ближе всего к речке, и у нас она была самая глубокая, но откуда взяли число 11 мы до сих пор понять не можем, ведь домов всего восемь. Мы и наша соседка великая сплетница баба Варя, и через огороды ещё шесть домов – вот и весь хутор. Для того чтобы дойти от нас до Молодежной потребуется минут сорок, (это на моих каблуках) а к клубу и зданию правления, так и вовсе час с хвостиком.
Мы шли по дороге, следующего хутора под названием «Золотопупово», с одной стороны, от которого синусоидой кривились дома, а с другой стороны колосилось широкое поле пшеницы новоиспеченного фермера Еленского. Он выкупил у государства лучшие поля нашего бывшего колхоза и пытался получить с них урожай.
- Представляешь, этот барыга Еленский, кукурузник оплатил, ну, самолёт который, чтобы тот пестициды и всякую прочею хрень распылял над полем, – жаловалась Любаша, показывая на поле.
- А почему ты возмущена? Новые технологии это всегда хорошо. Прогресс! Человечество не стоит на месте. Разве лучше трактором по полю ездить и колоски мять?
- Какой там прогресс? Они же ничего не понимают в агрономии! Колоски потом распрямятся, а они брызгали в ветреную погоду. а вечером ещё и дождь пошел, вдобавок ко всему.
- Зря перевели химикаты, бывает.
- У нас-то ничего, а вот этим – она показала рукой на дома, возле которых мы проходили – досталось. Вся трава во дворе сгорела после такого орошения и травли паразитов.
- Как назло, ветер был в их сторону? – догадалась я.
- Ага! Скорее – как всегда в их сторону!
- Хорошо, что хоть скотина не пострадала, а то Кузьмичу работы бы прибавилось.
Золотопуп был до революции барином, и в его владениях была наша деревня «Заречье», соседская под названьем «3-я ферма», откуда родом парень Любаши, за ней сосновый бор, в котором каждую осень мы собираем урожай маслят, и «Благовещенка» через речку от нас, где находилась школа. Золотопуп был хитрым мужиком, когда началась возня в 1917 году, он быстро продал своё имение. Уехал заграницу, подальше от коммунизма, продразверстки и прочей наглости. В его доме сделали клуб, хозяйственные постройки приспособили под мастерские, кладовые, зернохранилища, 3-я ферма во времена коммунизма занималась животноводчеством, а сейчас была в стадии развала. Свинарники, коровники и прочие стойла представляли собой полуразрушенные баракообразные здания, зияющие черными глазницами побитых окон.
В «Благовещенке» на пригорке стоял храм, который обезглавили в атеистические времена, но не разрушили. В «горбачевские» и «послегорбачёвские» годы спонсорскими усилиями того же Еленского отстроили заново колокольню и купола. Поставили кресты и покрасили крышу в голубой цвет. Храмовым праздником было «Благовещение». Сейчас храм и купол был подсвечен галогенными лампами и стоял как «светлый луч в тёмном царстве»! Величественно и красиво. Нам с дороги было его видно. Возле храма стояла наша школа, а за ней МТФ (Молочно-товарная ферма)
- Я обязательно наведаюсь в школу, зайду в храм, и к отцу Леониду.
- Он, кстати, совсем старенький.
- Конечно, ведь отец Леонид крестил ещё нашу маму.
- Слушай тему! – сказала Любаша оживлённо.
Вспоминания детства наводили на нас некую меланхолию.
- Давай, рассказывай, - заинтересовалась я, выплывая из детских воспоминаний. - Нам нужно срочно взбодрится. В таком настроении в бой не идут! Ведь я же сегодня боец.
- Когда после экскурсии домой ехали, я на плече у Глеба по типу придремала, ну, я тебе рассказывала.
- Да, и что дальше?
- Я может быть ещё бы и полежала, притворяясь спящей, он мне так понравился! А одеколон у него – отвал башки! Крышу сносит с ходу! – эмоционально замахала Любаша руками.
- Наверное, с афродизиаками, – предположила я.
- Не знаю, но в животе как заурчит! Такой облом! Просто позорище!
- А ты с собой что-то пожевать брала?
- Конечно и бутрики и в баночке крабовый салат. Туда ехали с девчонками бутрики умяли. А при нем мне как-то впадлу было доставать стеклянную банку и тарахтеть ложкой. Я же перед ним такую фифу строила.
- Ну и что? Голод, как говорится не тетка!
- Я лучше с голоду помру, чем так облажаюсь!
- Ну, и дура! А я бы его угостила, уверенна, что он проголодался не меньше твоего!
- Вот ещё, – фыркнула Любаша.
- Ничего ты не понимаешь, он бы в твой салат тут же влюбился. И в тебя заодно! Путь к сердцу ведь не зря говорят…
- Знаю, через желудок. Я чё-то и не просекла эту тему. Ладно, в следующий раз накормлю до отвала.
Мы благополучно добрались до тока, где началась цивилизация и асфальт. Нас приветствовала редкими фонарями (но всё-таки!) улица «Молодёжная». Я с удовольствием слушала сестру, она пересказывала местные новости, сплетни и вводила меня в курс дела. На слишком громкие её реплики или возгласы отзывались лаем «молодёжные» собаки, нарушая таинственную тишину. Маска той меня, которая жила в мегаполисе, снялась, и я стала такой, какой я была давным-давно.
До института. До Вити. До смерти мамы.
Теплый летний вечер был прекрасен. После стольких дней жары, было приятно почувствовать кожей свежий ветер с запахом дождя. Город, естественно, накладывал на меня отпечаток урбанизации. Иной менталитет диктовал иные правила поведения. В городе человек человеку волк. А здесь все по-другому. Другой воздух, трава, звезды. Даже ритм жизни другой.
Здесь в десять вечера все уже по кроватям-диванам, норам, стойлам, сараям, курятникам – ведь завтра трудовой день. У нас, людей, с животными большая идеологическая разница. Они едят, чтобы жить, а мы наоборот – живём, чтобы есть! В городе нужно работать, чтобы жить, а в деревне нужно жить, чтобы работать!
Люди, уставшие от тяжелой физической работы, распрямляют свои ломящие спины, вытягивают гудящие от ходьбы ноги, и раскидывают по кровати мозолистые руки, колющие иголками и сводящиеся ночной судорогой. Все они завтра встанут с первыми лучами. Пойдут кто на пастбище, потому что выпала их очередь пасти деревенское стадо, и не важно, будет жара под сорок или проливной, холодный дождь целый день. Кто сядет в маленькую, пропахшую соляркой, кабину трактора и будет весь день бороздить просторы, собирая урожай или косить сено на зиму.
В городе жизнь затихает к утру. Закрываются пабы и казино, уставшая от танцулек молодежь, разъезжается на такси по домам. На смену им выходят бабушки-дворничихи, и уборочная, и поливальная техника. Им нужно успеть привести в порядок город к утру, когда трудяги первой смены, школьники, детсадовская малышня, будут ехать привычным для них маршрутам, и не догадываться что всего лишь пару часов назад здесь бушевали страсти, лилась река спиртного, проигрывались деньги и уставали от каблуков ноги.
Как гуляют здесь - я не знаю, но сейчас увижу. Школьницей меня мама далеко не пускала, да и времена другие были. Мы даже представить себе такого не могли! Единственным местом, где мы виделись с мальчишками кроме школы - это была речка. А обычные вечера, не считая дней рождений, девочки проводили отдельно от мальчиков. И только весной в выпускном классе наши одноклассники разбивались на парочки. Парни ходили воровать по палисадникам цветы для букетов. У меня такого опыта не было, так как я была не формат! Только мой Витя в институте меня рассмотрел, как личность, женщину и вообще предмет обожания. Ко мне приходили одноклассницы, мы сидели на лавочке с миской семечек или закрывались в моей комнате от Любаши и гадали на мальчиков. Любаша была ещё совсем маленькой и вечно нам мешала, встревала в разговоры, рассказывала маме наши секреты. Любимым занятием было заводить в общих тетрадях анкеты и друг другу давать их заполнять. Самой крутой девчонкой считалась та, у которой анкету заполнил хоть один мальчик. Наши мальчишки подсмеивались над нами и писали нам всякие глупости вместо стихов, наклеек и пожеланий.
- Глянь, Любаша, с севера угрожающе наплывают грозовые тучи. А я-то думаю, что это ветер такой нежный и влажный.
- Пронесет! – махнула рукой Любаша. – Вечерний прогноз передавал без осадков.
- А вдруг нет? Мы даже курток не взяли, я уже не говорю о зонтах! – беспокоилась я.
- Не сахарные, не растаем! – была невозмутима Любаша.
- Сегодня однозначно будет дождь! Вот увидишь!
- Боишься заболеть, после такой жары-то. Мы тебя самогоном разотрем и барсучьим жиром.
- Фу! Только не это! – взмолилась я.
Любаша знала, что здоровьем я тоже пошла в мать: бесконечные простуды, ангины, синуситы, бронхиты. Меня ещё папа по-доброму дразнил, когда я ходила с перевязанным горлом или покрыта маминым шерстяным платком. Верунчик - больная на голову!- смеясь, говорил он. Любимицей папы была Любаша, которая прикатывалась вместе с ним с горки, в то время когда я сидела у окна возле печки и грела свой гайморит. Любаша - как колобок, вся в снегу и не болела практически никогда. Действительно моя голова была больным местом, а головные боли меня мучили со школы. Теперь сколько бы я не занималась спортом, и пила иммунностимуляторы в виде таблеток или живых йогуртов, если у меня промокали ноги – то температура мне к утру обеспечена!
Чем ближе мы подходили к месту нашей «тусы», тем Любаша становилась веселее и разговорчивей. Я, наоборот, в волнительном предвкушении чего-то особенного, с нервной дрожью внутри, считала каждый пройденный метр и волновалась о своём внешнем виде. Я чувствовала себя не уверенно, как диверсант в тылу врага.
- Интересно, меня вспомнят мои друзья? – задала я волнующий меня вопрос.
- Из «твоих» только Жека с нами тусуется. И то, накуриться и ходит обдолбленный весь вечер.
- А остальные?
- Либо уехали в город, либо дома сопли детям вытирают.
- Неужели и Ленка Сидоренко не ходит сейчас на улицу? Никогда не поверю, она - первая заводила у нас была. И слишком ценила вою свободу, чтобы променять её на замужество!
- Да ты что! Кто её теперь возьмёт! Говорят, она такого натворила. Если узнаешь, то и здороваться не будешь!
- Рассказывай, не тяни, – дернула я сестру за руку.
Мы уже шли по асфальту и скорость движения у нас неумолимо росла. Любаша, прямо-таки летела! Я за ней даже по асфальту не успевала и семенила, перебирая тоненькими паучьими ножками, в то время как Любаша, колыхая грудью, неслась в перёд.
- Поехала учиться на бухгалтера, подцепила в городе женатого, залетела, неудачно сделала срыв, по дурости. Нет бы в больнице по-нормальному, а то сама дома со шкафа епнулась…
- Да ты что! Не может быть!
- Может-может! Когда до её стариков слух дошел, что она в реанимации с кровотечение, тогда они всрались так, что сразу после выписки забрали её домой.
- А учёба!?
- Чему нужно ей было – уже научилась, – зло засмеялась Любаша.
- Бедная…, её теперь тут все осуждают. Завтра схожу к ней, если её на улице не встречу.
- И не вздумай к ней даже близко подходить, она у нас в всеобщем игноре.
- Какие вы жестокие. Ну, оступилась девочка по не опытности, с кем не бывает!
- Ага, оступилась! Со шкафа! И вывихнула ногу!
- Ну, я же фигурально…
- Это у неё уже в систему вошло. Возле тока барак для рабочих нашего фермера построили, во-он там пацаны живут – она показала куда-то в темноту. - Один «лётчик-опылитель», два агронома из города наведываются, постоянно здесь не живут, так на пару дней, то смотрят на всхожесть, то назначают удобрения. Три комбайнёра и два водителя, тоже хорошенькие такие мужички, как с картинки журнала. Так твоя Ленка как оклемалась чуток и к ним в барак стала захаживать, а тётка Клавка шла с вечерней дойки, да и увидела её. Стоящей и курящей с ними на крылечке.
- Той самой, которой глаз подбили?
- Ага, рыболовше нашей!
- Я представляю, что дальше было! Настучала Ленкиным родокам, и те её «понесли по кочкам»!
- Ха! Хуже, они под домашний арест посадили на целый месяц.
- Откуда знаешь?
- Её младший брат хвастался.
- Понятно, бедная Ленка. Теперь точно схожу, проведаю, – решила я со свойственной мне упорностью.
- Иди-иди, только тебя за это папик по головке не погладит. Он мне вечно тыкает, если что-то не так: будешь как Ленка - проститутка.
- Это её так называют?
- Погонялово такое!
- Жалко, Ленка такой классной в школе была, бойкой, задорной, веселая.
- Ну-ну! Первая в машины на профиле прыгала ко всем подряд.
- А ты-то, откуда знаешь! – рассердилась я на неё.
- Забыла, сеструха, это ведь деревня! Тут все про всех и всё!
- Это точно. Ну, ладно, я разберусь в этой истории!
- Смотри, дойдет до бати – я не при делах!
- О’кей! Взрослая, справлюсь.
Возле здания правления стоял длинный деревянный стол с двумя лавками по бокам, на которых сидели в два слоя. Девушки на руках у парней, девушки, не нашедшие себе пары, ютились на руках таких же неудачливых подружек. Очень людно и шумно. На столе стояли бутылки, пачки чипсов, кальмаров, анчоусов, семечек, орешков пестрели своими обертками. Я всматривалась в лица и не узнавала никого. Те, на которых мы и внимания не обращали, называя малышнёй, выросли и в свою очередь не узнавали меня, неужели я так состарилась?
- О! Привет, Любка! Тебя старик всё-таки пустил проветриться? – уколола Любашу какая-то девица, подходившая к столу с другой стороны улицы, шагом от бедра.
- Кто это? – шепнула я сестре.
- С-сука! – прошипела Любаша, - Танька Чучуева!
Я помнила эту Таньку ещё зашмыганной, растрепанной девчонкой с вечными зелёными соплями, которые на речке она подтирала рукой. С ней никто не дружил, и она всегда держалась особняком. А теперь - высокая, блондинка в модном светло-голубом, кажущимся в темноте белым, джинсовом костюме. Брюки, расклешенные к низу и пиджак с «V» образным вырезом, одетым на голое тело. Ложбинку между грудей хорошего второго размера она помазала специальным блеском, чтобы груди казались больше. Действительно, сучка! Сделала я для себя вывод. Видимо Танька часто бывает в городе и следит за косметическими новинками. По выражению её лица можно было понять что «Её Величество» просто цены себе не сложит. Любаша что-то говорила о ней…. По-моему, она встречается с сыном директрисы, или что-то в этом роде.
- Танюха, а ты ещё трезвая! – небрежно отбрила Любаша. – А твой знает, что ты без него на улицу вышла? Вадик у тебя такой ревнивый мамочке нажалуется, и она тебе в школе двойку поставит.
- Ха-ха! Очень смешно!– ехидно подняв в оскале верхнюю губу, огрызнулась Танька.
Ещё три девушки, заметив нас, встали из-за стола, и подошли к нам.
- Девки, это моя сеструха Вера.
- Очень приятно, а я Света, – весело улыбаясь, протянула мне руку самая бойкая, круглолицая девушка с ямочкой на щеке. Она была не высокого роста, коренастая, даже можно сказать – пышечка. Девушка не стояла на мессе, а пританцовывала, под песню, орущую из своего мобильного, и мне казалось, что это разноцветный мячик-попрыгунчик из моего детства. Одета была в черную футболку с кошкой вульгарно облепленной стразами, красные шорты абсолютно не вяжущиеся к зеленым вьетнамкам.
- Света? – я пыталась вспомнить её. Я не знала подруг сестры, так как окончила школу, когда Любаша перешла в пятый.
- Ты меня не знаешь, я бабы Нюры внучка.
- А, вы на севере жили!? – вспомнила я. - У тебя гарнитура сломалась? – озадачила я Свету своим вопросом.
- Нет, просто я же не буду, как дура сама в музло втыкать, пусть и девчонки послушают.
- Понятно, всё с вами. Мода возвращается, мы тоже ходили с большими магнитофонами на плече и громко слушали «Кармен». Баба Нюра много о вас рассказывала, когда я на почту за марками к ней приходила. «А знаете, какие там у них сугробы», - всегда хвасталась она нам. Вот такенные! – передразнила я бабу Нюру. - И красную икру едите ложками. Во, как! Добавляла она всегда торжественно, поднимая вверх указательный палец, – пародировала я.
- Да, но мне больше нравится чёрная, а зимой одноэтажные дома по крыши заметало, правда-правда!
- Я верю. На каникулах здесь? Или гостюешь!
- Не-а, насовсем! У бабушки инсульт был, вот мы и переехали, чтоб ухаживать за ней.
- Не жалеешь? – подмигнула я. – Об икре и о сугробах.
- Не-а! Я тут себе такую классную подружку нашла, – она обняла Любашу и тихо, чтоб не слышала Танька, спросила у сестры – Твой сегодня будет?
- Не знаю, если с моциком ничего не приключится, думаю, приедет, – улыбнулась ей Любаша и кинула косой взгляд на Таньку.
- Ты ему не звонила?
- Не-а! Навязываться не хочется, если захочет пусть сам первый шаг делает, – так же тихо переговаривались они.
- Будем надеяться, – подбодрила её Света более громко и зыркнула на Таньку.
- Ты, Вера, в качестве пастуха или конкурентки? – обратилась ко мне Танька, закончив рассматривать меня в упор. Её раздражало то, что Любаша со Светой шушукаются.
- Расслабься, на твоего Вадика я уж точно не позарюсь, – огрызнулась я.
Любаша и Света хихикнули, а остальные две не представленные мне подружки, не знали, на чей бок переметнуться. Мне показалось, что здесь идёт война по всем фронтам. И за лидерство, и за парней, причем не на жизнь, а на смерть.
- Я расслаблена, он антикваром не промышляет, – фыркнула она, а девчонки чмыхнули, но потом виновато посмотрели на Любашу.
- «Вот сучка!» - подумала я. – «Бедная сеструха, нос к носу на всех уроках с такой стервой быть», - скривив брезгливую гримасу, я отвернулась от неё и познакомилась с ещё двумя подружками сестры.
- Это Катя и Лера, – разрядила обстановку Любаша.
На Лере был модный джинсовый сарафан, такой же, какой я в начале лета хотела купить и себе, но, детского размера, как «отбрила» меня продавщица, не было. Другие висели на мне как на вешалке. И милые туфельки с круглыми носами идеально подходящими к сарафану.
- Катюха Вурцева? Вспомнила, хоть и с трудом. Ты так похорошела. Как брат? – спросила я.
- Спасибо, хорошо, - расплылась в щербатой улыбке девушка, – заходи в гости вы же с ним одноклассники. Он будет рад.
- «А родители так и не раскошелились тебе на керамический зуб», - подумала я, но вернулась взглядом к Лере, не дававшей мне покоя.
- А Леру не знаю…
- Я к Кате на лето приехала, сводная сестра.
- Вот оно что! А я смотрю, сарафанчик на тебе клёвый! В “Savage” купила?
- Летняя коллекция, – в глазах девушки загорелся огонёк шопоголика. – У тебя тоже юбка супер! Валентино?
- Нет Дольче и Габана.
- Класс, приятно встретить знающего человека, а то все мне говорят, что туфли с круглым носом из бабушкиного сундука.
- Не обращай внимания, что ты хотела - деревня! Они остроносые ещё не сносили, потом квадратные завезут из прошлого сезона.
- Хватит вам, модницы хреновы! - одернула меня Любаша.
- Найдем тебе, Верка, дельного ж;ниха всё будет пучком! – разрядила обстановку Катя.
- Да я как бы…и не… - попыталась я прояснить им свой будущий статус.
Любаша толкнула меня бедром и сделала страшный взгляд.
- …стремлюсь… - замялась я, не понимая, что она от меня хочет.
- Пока вы с Леркой болтали, я уже Катюхе «слила» ложную информацию! – сказала она мне быстро и шепотом и громко продолжила - Веруня рассталась с одним чмо, и теперь в свободном полёте.
Я задохнулась от возмущения, но Любаша мило улыбнулась и захлопала невинно длиннющими накрашенными ресницами.
- Хорошо, играем в эту игру! – шепотом согласилась я.
- Самый взрослый тут у нас Бетховен, - начали наперебой рассказывать мне девушки.
- Ему 22, но предупреждаем, у него есть телка, – предостерегала меня Света.
- Спасибо конечно, но я хочу отдохнуть от отношений, – мягко отклоняла я предлагаемые кандидатуры.
- Да, этот гад разбил ей сердце, – по-прежнему плела интриги Любаша.
Девушки сочувственно вздохнули и сделали печальные понимающие лица.
- Ну, ничего! Переживёшь, – подытожила Катя, и интерес к моей персоне стал снижаться подходили другие девчонки, и компашка сестры оставила меня в покое.
- Я тебя понимаю, – тихо сказала Лера, единственная оставшаяся со мной. – Я тоже рассталась с пацаном, он такой урод. Если бы он видел меня сейчас, я бы закрутила роман хоть с кем угодно, лишь бы показать, что я не сломалась.
- Бедная девочка…
- А ты держишься, по тебе и не скажешь, что у тебя любовная драма.
Я удивилась проницательности такой молодой девчонки, она, видимо была меньше Любаши года на два, а по уму и не скажешь.
- Мне заводить знакомства или отношения с местными «Джони Депами», как-то не хочется. Во-первых, я уеду через пару дней, а во-вторых, я же местная, и помню их ещё купающихся на речке карапузами без трусов. И Бетховена, и Боцмана - местного задиру.
- Прикольно! – рассмеялась Лера. - А Белого? – как-то особенно спросила она.
- И Белого, а ты что на него запала? – подмигнула я.
- Есть чуть-чуть, но у него Надюха, такая, что за волосы при всех оттягать может. Был недавно случай и мне как-то перехотелось.
Тут подъехала белая «шестёрка» и моя собеседница вместе с остальными «ломанулась», как они выражаются, к ней. Я осталась стоять на месте и наблюдать за всем этим движением.
- Девушка, можно с вами познакомиться? – услышала я сзади мужской голос и одновременно с тем на мою талию легли теплые руки.
- Не поняла? – обернулась я к нахалу.
- Женька? Привет! – обрадовалась я хоть одному знакомому лицу, но виду не показала.
Женька пытался ухаживать за мной в 11 классе, но только потому, что ему все давали отворот поворот. Я не числилась в ряду завидных невест по причине отсутствия груди и нераспространённого в этой местности цвета волос. Женька в школе был последним троечником и баламутом, и, по-видимому, не изменился, как и прежде, ничего из себя не представляющий, с пролетарской внешностью, не обременённой интеллектом. Зато знакомый, и то хлеб.
- Привет Рыжая, – полез целоваться он, – не узнал тебя!
- Этого мне только не хватало! Давай без кличек! - выкрутилась я из объятий, и поцелуй мне угодил в ухо. Я посмотрела на Женю с осуждением и потерла своё несчастное ухо, в котором стоял звон от такого чмока.
– Дурак, что ли? Я же тебя Тормозом не называю!
- Ладно, Верка. Меня уже все Газом кличут! – просто обняв за талию, утихомирился Женька.
- Наслышана, вдыхаешь посторонние газы. Накуриваешься втихоря, а потом колобродишь тут и к приличным девушкам пристаёшь, – улыбаясь, сказала я.
- Вот деревня! На одном конце пёрднешь. На другом скажут – обосрался! – любуясь сам собой притворно сетовал Женька.
- Вот, вот! – хихикнула я точному, на мой взгляд, высказыванию.
- Верунь, а ты хочешь? – на ухо шепнул он мне.
- Чего?- не поняла я.
- Ну, того…, дунуть.
- Не-е… – шарахнулась я. – Я и так вижу жизнь живописной!
- Не кабенься, Брынкина!
- Где это вас так учили знакомиться, молодой человек? – нарочито-вежливо спросила я. – Здрасьте сказать и сразу косячёк предложить!
- Тебе не нравится? – выдохнул он перегаром мне в лицо. - А хочешь выпить? Я мигам слетаю.
- В наше время мы сидели на лавочках под окнами и играли в «Кись? Брысь? Мяу!», а не пьянствовали, открыто и вульгарно, – пафосно жаловалась я Жене.
- По лавочкам сейчас немодно. Весь движ переместился сюда! – не поняв, чем я не довольна, ответил мне с улыбкой Женька.
- Пошли я тебя познакомлю с толпой? – предложил Женька, указывая на припаркованную только что «шестёрку» и кавалькаду из машин и мотоциклов. – Ты тута половины не знаешь.
- Нет, спасибо, я как-нибудь сама «тута» справлюсь, – передразнила я его, а он даже и не заметил.
- Ну, ты Брынкина, только свисни! Я нарисуюсь с бухлом в момент!
- Я свистеть не умею, позову, если заскучаю.
Пока я разговаривала с Женькой и объясняла что мне ничего от него не надо, Любаша куда-то смоталась. Я огляделась по сторонам и увидела как «весёлая четвёрка и главарь», главарём я решила обозвать, конечно, Таньку, потому что за ней по парам шли из-за угла клуба сестра с подружками.
- «Не уследила! Курили, сучки!» - мелькнула у меня мысль.
Я подошла к Любаше и тихо сказала:
- А ну-ка дыхни?
Продолжение следует...
Глава третья http://www.proza.ru/2012/02/12/1256
Фото из интернета.