Было это давно в одном лесном посёлке, где сосны в три обхвата подпирают небо, а под тенью раскидистых дубов вальяжно течёт речка.
Жила там семья: отец, мать и два сына. Отец - Терентий – худощавый седоволосый мужик средних лет, с фронтовым шрамом на правой щеке, не местный, но как приехал после войны к другу - родных-то совсем не осталось, устроился на работу, женился, да так и осел. Отстроили с молодой женой Зинаидой дом-пятистенок, хорошо, что лесхоз, как лучшему лесорубу, выделил брёвна и доски. Завели хозяйство, а там уж и ребятишки пошли.
Зинаида работала сезонной рабочей в лесничестве, на ней же было воспитание детей, содержание домашнего хозяйства и огорода.
Так и проходили дни, недели в работе и в заботах. Дети росли, как молодые деревца. Старшему - рыжеволосому Тольке к тому времени уже исполнилось десять лет, а младшему Лёшке восемь.
Ребята во всём помогали родителям: коров встретить, картошку прополоть, травы кроликам нарвать, но самой ответственной порой был, конечно, сенокос. Длился он обычно недели две-три, но иногда бывало зарядят дожди, и скошенное сено могло сгнить прямо на рядах или вовсе уплыть с лугов по разлившейся не вовремя речке. А то неизвестно откуда налетевший ураган разметает по всему лугу уже сложенную в копны сухую траву. Собирай потом.
С началом казённого сенокоса другие работы в лесу приостанавливались, и заготавливали корма для лесхозовских лошадей, а потом уж каждый старался сам для своей скотины: коров, коз, кроликов. Лошадей раньше нельзя было держать в личном подворье.
Пока не закончится казённый сенокос, свой надел косить запрещалось, и лю-бые попытки карались вплоть до того, что нарушителя лишали участка. Тогда бедолаге приходилось по болотам да неудобьям набирать осоку и тростник, чтобы хоть чем-то прокормить свою скотину.
Одевались на работу простенько. Но если женщины ещё как-то старались модничать в цветастых ситцах, то мужики одинаково- штаны рубчиковые, рубаха из сельмага и «куфайка», как называли здесь телогрейку. На ногах -сапоги, но на сенокос из мужиков редко кто их надевал - жарко, а вот- Терентий- всегда: ещё в детстве его друга укусила гадюка, друг выжил, конечно, но страх с тех пор остался.
На работу к назначенному времени собирались около конторы. Мужики с косами, женщины с вилами и деревянными граблями.
-Терёха! Ох, как у тебя сапоги блестят, словно зеркало,- заливались хохотом бабы. –
Ты что их всю ночь драил? Жена-то не ревнует?
-Не ревнует, не ревнует. И нечего на чужое зыриться, за своими лучше приглядывайте, – пряча улыбку в усы отшучивался Терентий. - Они вон опять за «рыбой» со стеклянной чешуёй к тётке Баклажке побежали.
Звали эту тётку, конечно, не Баклажка, а Парашка - Прасковья значит. Всю жизнь она торговала самогоном и всегда требовала, чтобы под «огненную воду» ей приносили пустые бутылки, которые она и называла баклажками. Вот и приклеилось. Говорят даже, что был такой случай, когда мужики заслали молодого за первачом, а он с порога и брякнул, мол, тетя Баклажка, дай самогона. Старуха так и опешила.
-Какая я тебе баклажка? Ты что, не знаешь, как меня зовут, бесстыдник?! Нашёл ровню, с кем шутить!
Ругалась долго, но самогон всё же продала.
Подходили машины, люди усаживались на лавочки в кузовах и с песнями ехали на работу - жизни радовались! А ведь было чему радоваться: электричество в посёлок провели- радость, новые дома заложили -радость, клуб построили, цены снизились к празднику...
Сенокос, конечно, тяжёлое дело, но вполне привычное и потому вечером, после работы, сил хватало ещё на многое: женщины могли сходить поиграть в лото или просто посплетничать около магазина, а мужики выпить и перекинуться в картишки под раскидистой ветлой за столиком или «забить козла». Но если привозили индийский фильм, то все собирались в клубе, посмотреть лирическую картину. Те, кто жил поблизости, благоразумно прихватывали табуретки: свободных мест, как всегда, не хватало и приходилось рассаживаться в проходах между рядами. Фильмы всегда заканчивались одним и тем же - всхлипываниями и вздохами женщин, искренне сочувствующих индийским героиням, и раздосадованным молчанием мужиков.
Терентий ни карты, ни домино не любил, а тем более индийские фильмы, а вот рыбалку...! Недаром его считали искусным рыбаком: то сома огромного пойма-ет: идёт домой, а хвост по земле волочится; то щуку с зубами, как у волка выта-щит, а бывает лещей с заслонку целое корыто наловит!
Знал он какой-то рыбацкий секрет, который никому не рассказывал. Зай-мётся бывало делами, а сам то и дело на небо поглядывает. Иной день так в домашних работах и пройдёт, а в другой раз засуетится, подхватится, да бегом на речку, прихватив удочки и по пути что-то бормоча себе под нос. И уже поздним вечером возвращается с богатым уловом!
Многие его пытали, мол, расскажи, Терёха, что ты там, на небе, видишь, по каким приметам определяешь, что рыба будет ловиться? Но в ответ было одно и то же: «Не расскажу я вам ничего, и не пытайте. Это секрет моего фронтового друга! И не приставайте!»
Как правило, на серьёзную рыбалку Терентий ходил один, но иногда всё же брал своих сорванцов. Для них это был праздник. Справедливости ради надо сказать, что ребятишки втайне от отца и матери бегали на узкую речку купаться и половить корзинкой уклеек, окуньков и мелких плотвичек. Но с отцом-то по крупняку: сомы, щуки, язи! Это совсем другое дело.
Так было и в тот вечер. После работы Терентий прилёг было немного вздремнуть, но тут залаяла собака.
Он нехотя встал и вышел.
Посмотрел по сторонам. Взглянул на небо…
-Ладно, мать, на рыбалку я. У скотины сама уберёшься, - крикнул спешно вер-нувшийся с улицы Терентий.
- Что ж ты бегаешь всё, словно мальчишка, люди уже в открытую смеются,- начала было старую песню жена.
- Сам знаю, учить ты меня ещё будешь, куда ходить и когда. Знай своё баб-ское дело да за детьми присматривай, а не нравится - запью, как другие! - оборвал её Терентий.
Последний аргумент был самым весомым и всегда ставил точку в разговоре с женой на эту тему.
А тут ещё налетели сорванцы с двух сторон, на руках повисли:
-Пап, возьми на рыбалку, мы тебе помогать будем.
- Лучше матери помогайте, нечего на ночь глядя по речкам шастать.
-Ну, пап, возьми!
-Цыц! Сказал!
-Ну ладно, мы тебе устоим рыбалку! - с отчаяньем сквозь зубы пробормотал старший.
-Ты мне там ещё побурчи, - строго сказал отец. - Идите матери лучше помогите со скотиной управиться, а потом уроки учить и спать.
-Пап, каникулы же давно!
-Тогда книжки читайте! Всё!
Знакомой тропинкой Терентий быстро шёл к своему месту на речке, но всю дорогу ему чудилось, будто за ним кто-то идёт. Он даже не раз останавливался и прислушивался, но никого не было.
Солнце спряталось за макушками деревьев, прихватив с собой остатки дневного зноя, но в траве ещё трещали кузнечики, а высоко в небе, обещая на завтра вёдро, гонялись за мошками ласточки. С лугов потянуло свежескошенной травой и коровьим молоком.
-Время самое то! Время самое то! - радостно шептал рыбак себе под нос, разматывая удочки и забрасывая их по своим местам - одну под корягу на перекате, а три других - в самый омут.
Удочки были надёжные. Удилища из молодых берёз, специально для прочности срубленных в феврале и позже высушенных в сарае, толстая леска и кованые крючки –тогдашний дефицит, а вместо поплавка самодельные колокольчики из латунных гильз восьмого калибра, которые дал местный охотник Лев Петрович. Поплавки-то в темноте бесполезны, а вот зальется колокольчик среди ночи - тут уж не зевай: сразу подсекай и тащи! Насадкой сегодня были пучки червей-выползков, заранее пойманных ночью в саду и бережно сохранённых в погребе в ведре с землёй.
Где-то за спиной хрустнула ветка, потом ещё одна - коровы на выпас пошли. Некоторые хозяева летом, когда днём самый гнус, выпускают скотину пастись на луга с вечера - овода и слепней меньше.
Сумерки медленно сгущались. Неведомо откуда взявшийся туман постепенно накрывал окрестные кусты, деревья и пасущихся животных. Кузнечики умолкли, ласточки улетели, и только перепела настойчиво приглашали своей колыбельной песней ко сну: фить-фирю, фить-фирю, спать пора, спать пора.
Вот уже и птицы успокоились. Время приближалось к полуночи. Лишь однажды в ночной тишине робко тренькнул колокольчик и тут же, словно испугавшись самого себя, смолк.
- Что ж, пора домой. Завтра с рассветом скотину выгонять. Вечером приду.
Терентий в свете летучей мыши ещё раз проверил, крепко ли воткнуты удилища в землю, и для надёжности привязал их верёвками к дереву.
Разувшись на пороге, чтобы не разбудить ребятишек, тихонечко пробрался в дальний угол дома к кровати и лёг в тёплую постель под бок к жене.
Пригрелся. На улице сонно гавкнула собака.
Заснуть сразу не получалось: всё думалось, почему верная примета не помогла сегодня.
В чулане зашуршали мыши. «Вот только кошек кормим, а толку от них никакого. Надо завтра мышеловку поставить! Полно развелось», - подумал он засыпая.
На селе летняя ночь коротка. Не успеешь глаза сомкнуть, как петухи играют подъём. И пастухи уже кнутом хлопают. Словно выстрелы из ружья: мол, хо-зяева, хватит спать, пора коров выгонять!
Терентий встал, оделся и вышел на крыльцо
-Зин, ты второй сапог не видела?
-Там они, в сенцах стояли.
-Здесь только один.
-И что?
-Поищи второй, вот что!
Зинаида ненадолго вышла в сенцы.
- Не нашла?
- Нет, не нашла!
- Да ты и не искала вовсе! - злился Терентий
-Может, кобель твой проклятый куда упёр, всё прет, что не попадётся. Ну не провалился же он сквозь землю?
Пришлось идти в новых. Мужики-то, может, и не заметили бы, но бабы?!
-Эй, Терентий, что сапоги-то совсем стёр? Или жена из-за ревности отобрала?
-Нет, собака проклятущая один утащила куда-то, - пытался оправдаться Терентий.- Приду, застрелю её.
- Да, ведь у тебя и ружья нет, из удочки что ли стрелять будешь или ещё из чего, - пуще изгалялись бабы.
С работы хозяин вернулся под вечер усталый и злой.
-Не нашла?
-Нет, всё облазила: и на погребе смотрела, и под порогом, к соседям даже ходила.
-Ты это, к соседям-то зря ходила. Ладно, пойду на речку удочки заберу. А ребятишки где?
- Иди уж один, побыстрее вернёшься.
Ещё издалека он увидел, что одна удочка плавала в воде и держалась толь-ко на верёвке, привязанной к дереву. Ого, видно сом хороший попался! Дру-гой рыбе не под силу было бы выдернуть удилище из берега. Чтобы не поскользнуться на илистом берегу, Терентий, одной рукой держась за тростник, наклонился и поднял удилище. Леска натянулась, но не подалась.
-Коряга что ли? Прислушался. Ан нет – шевелится. Ничего, леска толстая - выдержит. И стал тащить сильнее.
За корягу завёл. Что же, придётся лезть. Лишь бы не ушёл.
Купаться в холодной воде совсем не хотелось, но деваться некуда. Надо. Раз-девшись догола: всё равно никого поблизости нет, медленно опустил в воду сначала одну ногу, потом другую. Мурашки побежали по всему телу. Даже в самое жаркое время здесь, на течении, под тенью деревьев, вода не прогревается. Решил себя не мучить и бултыхнулся сразу весь.
-Ух, хорошо!
Около берега дно было вязкое, и ноги проваливались в тину почти по колено. На поверхности воды появлялись и лопались пузырьки, выделяя запах тухлых яиц.
Держа леску в руках, стал подходить ближе к коряге, время от времени подергивая её и проверяя – не ушла ли рыба. Глубина увеличивалась, и уже дна даже не цыпочках не достать. Поплыл! Вот она – нащупал корягу ногой, а вот и сом – скользкий. Определяя ногой приблизительный размер и вес, рыбины решил: больше полпуда! Нырнул! И тут же резко вынырнул. Размашистыми саженками - к берегу. Быстро оделся и, оставив удочки с дорогими крючками, поспешил домой, что-то бормоча под нос. Терпенье у мужика кончилось. Не отвертятся теперь пострелята!
На полпути, правда, успокоился и вернулся назад за рыбацкими принадлежностями. А за уловом опять пришлось лезть в холодную воду…
-Ну что? Как рыбалка? - поинтересовалась жена.- Давай, что там у тебя в рюкзаке. Доставай рыбу, сковородка уже шкворчит, ребятишки сейчас придут.
-А где они?
-Дети? На площадку пошли. Ты на речку, а они - играть.
-По-нят-но, - почему-то с растяжкой сказал Терентий.
-Да вон они уже возвращаются…
Сыновья нерешительно топтались в дверях.
На табуретке сидел отец, а перед ним на полу лежал мокрый сапог.
Молчание было глубоким и затяжным.
А утром, как ни в чем не бывало, на пороге стояла начищенная до блеска пара сапог.
-Терентий, неужто сапог нашелся?- удивились бабы.- Где же он был-то?
-А кто его знает, - с улыбкой ответил Терентий, поглядывая на провожавших его сыновей. Мальчишки тихонько шептались. А в глазах, умных, лукавых, светились редкие лучики – точно такие, как у отца - самого любимого и дорогого им человека.