Сколько времени? 19 часов 55минут. Теперь к Сидорову Васе. А хорошо, что торт с чаем поел, домой когда ещё попадёшь и ужинать будешь.
Он достал сапоги, надел их, убрал в шкаф туфли, надел пуховик, взял в руки портфель и шапку, потушил свет, вышел из кабинета и закрыл ключом дверь. Спустился вниз, сдал ключ на вахту, расписался в журнале. Вахтёрша уже сдавала смену ночному сторожу (Григорий Борисович с ним поздоровался) и всем своим видом выказывала недовольство, что учитель сдаёт ключ от кабинета так поздно. Впрочем, она ничего не сказала Григорию Борисовичу, ограничилась строгим взглядом. Григорий Борисович сказал им «До свидания», и хотел уже выйти на улицу. Но вспомнил, что родителям надо бы позвонить, как там они одни? Вроде и недалеко они живут, на автобусе минут двадцать, да видит он их не чаще чем раз в неделю, в выходные дни. Работа. А хотелось бы почаще, да и помощь им требуется постоянно, всё-таки под семьдесят лет обоим, здоровье уже неважное, хотя отец ещё работает... Он у вахтёрши разрешение спросил (она кивнула), номер родителей набрал и услышал голос матери.
- Мама, здравствуй, это Гриша!
- Здравствуй, сынок! Как у тебя дела, как здоровье?
- У меня всё нормально, как ты себя чувствуешь?
- Ничего, потихоньку. Ты не болеешь, что-то голос у тебя неважный?
- Нет, мама, просто устал, домой уже иду.
- Так уж давно пора! Иди скорей, тебя дочки, Таня ждут... Как у них дела? Как Вера Петровна, не болеет?
- Да нет, ничего. Как папа?
- Держится. У них на заводе сокращение начинается, говорят, пенсионеров в первую очередь увольнять будут. Переживает очень, как он без работы будет...
- Ну ладно, в воскресенье увидимся, поговорим. До свидания!
- До свидания.
Разговаривая по телефону, видел, как Илья Давыдович, уже в рабочей одежде, прошёл сначала в туалет с пустым ведром, а потом обратно с полным. Он у себя в кабинете и за уборщицу, тысяч сто, кажется, за это платят, какой ни какой приработок.
От короткого разговора с матерью душа как бы подзарядилась теплом. Но что по телефону сказать можно? Ничего, ещё три дня и воскресенье. Он с дочками родителей навестит, может и Таня с ними поедет. Тяжело старикам, пенсия за сорок с лишним отработанных, отданных государству лет такая мизерная, что и сказать стыдно. А как работали они! В светлое будущее верили, хоть в партии не состояли! У матери, она врач, и отца, он инженер, столько благодарностей, грамот почётных, медали. У отца авторские свидетельства. Завод его приватизировал, непонятно кто недавно и разворовал, теперь вот за ненадобностью работников сокращать начали. По-хорошему он, взрослый сын, должен бы родителям в старости помогать, а пока наоборот: он у них часто до получки перехватывает. Но сейчас они тоже пенсию ещё не получали. А если отец работы лишится, как жить будут? Есть у Григория Борисовича старший брат ещё, на севере живёт, геолог. Раньше он очень хорошо получал, а теперь бедствует, зарплату по полгода не получает и угроза безработицы всё время висит. Дети у него студенты, он тоже помочь родителям не может…
Выходя, посмотрел на школьные часы: 20 часов 1 минута. При выходе из школы несколько девушек стоят, курят, смеются громко. В темноте их лица не видны. Ученицы и недавние выпускницы. Одна с детской коляской. И пройти, ничего не сказав им, неловко, и говорить бесполезно. Курение ещё самая безобидная привычка, кто и героином колется… У кого-то из компании магнитофон:
Тикай, в подворотне нас ждёт маньяк…
Что за чушь? А, да про эту песню, кажется, сегодня кто-то из учеников говорил.
Как хорошо после целого дня, проведённого в помещении, выйти на свежий воздух! Вроде даже мороз ослабел, по сравнению с утром. Как здорово вдохнуть полной грудью морозный свежий воздух, нет слов! Ему хотелось идти не торопясь, растягивая это удовольствие, да и до Васиного дома путь не такой близкий, минут десять ходьбы. На улице совсем темно. А ведь он сегодня за целый день солнца не увидел! Утром шёл, ещё темно было, сейчас - уже темно. Так темно, что не видно ничего. Возле школы хоть и есть фонари, но все потушены. Микрорайон освещён, в основном, окнами домов, а в школе почти все окна уже тёмные.
Тикай, в подворотне нас ждёт маньяк…
Чёрт, привязалась ерунда. Вдруг шагах в двадцати от себя, в подворотне, через которую лежал его ежедневный маршрут, он услышал голоса явно нетрезвой подростковой компании:
- Да он, наверно, уже ушёл, в натуре.
- Нет, мы его не могли пропустить, он всегда здесь ходит.
- Да не связывайся ты с ним, Тёма, он нормальный чувак, ты сам на него наехал, - Григорий Борисович узнал голос Андрея Иванова из девятого «Г», который, кажется, был в компании у бассейна. Его голос звучал очень неуверенно.
- Не ... - это Тёмин голос, - он ... теперь будет знать, кто такой Тёма! Если …, иди домой.
Из-за темноты они его не заметили. Учитель уж и забыл совсем о Тёминых угрозах. Что делать? Решение пришло мгновенно, он свернул со своей обычной дороги, сделал приличный крюк, и не повстречался с ними. Был в этом, правда и изрядный риск. Они могли его заметить, и тогда попытка к бегству сильно ухудшила бы его положение: во-первых, бой пришлось бы принимать не во дворе большого дома, где жильцы или прохожие могли бы услышать шум и выйти, а на пустынной дороге, по которой он пошёл. Во-вторых, он, своей попыткой избежать встречи выказал бы свою слабость, что полностью бы исключило благополучный исход...
Тикай, в подворотне нас ждёт маньяк…
Григорий Борисович шёл по совершенно безлюдной дороге. Слева проплывали девятиэтажки, справа стояли одноэтажные совсем деревенского вида избы. Вдалеке сверкала огнями зона... А ведь этот вечерний пейзаж по-своему интересен. Темнота скрывает уродство серых домов, однообразных как бараки, придаёт им некую таинственность, а светящиеся окна, фонари делают их даже красивыми... Даже тюремная зона издалека в темноте красива!
Но пейзаж его сейчас не радовал. Ему было очень стыдно за себя. К чему оправдания? Подумаешь, прийти на урок с синяками! Очки сломать побоялся, покалечиться. Конечно, драка могла кончиться и очень печально, ребята пьяные, за себя не отвечают. Кто потом о семье, о дочках позаботится, скорей всего никто. Но такой исход драки - большая редкость. А мужскую честь потерять разве лучше? Видели бы его сейчас дочери, как он, испугавшись каких-то сопляков, ретируется. Да приди он завтра на урок, хоть и с боевыми синяками, но с сохранённой честью, ей Богу, было бы лучше. Оправдания для других хороши, себя не обманешь... У директора первого, Петра Борисовича, похожий случай был, так он не испугался, на хулиганский нож пошёл, даже лёгкое ранение в драке получил, зато в героях ходил, его вся шпана признала. А у него тоже дети, но не такой он человек, чтоб отступать, а Григорий Борисович, значит, такой…
Да, не получилось приятной прогулки. Вот и его дом, все окна его квартиры светятся, но надо ещё к Васе зайти, это ещё минут пять ходу. Надо заранее на серьёзный разговор с Васиной мамой настроиться. Разговаривать с ней очень трудно. Трудно сказать, что у неё на первом месте стоит, но только не воспитание сына. По крайней мере, Григорию Борисовичу так кажется. Проходя мимо редкого уличного фонаря, он посмотрел на часы: 20 часов 11 минут. Хорошо, если она и её сожитель сегодня трезвые, с пьяными серьезного разговора не получается.
Хорошо, если Вася дома, но это вряд ли, рано ещё для него... Вот и нужный дом, огромная девятиэтажка. Дом новый, самое большое ему лет пять, планировка квартир хорошая, не «хрущёвская», но подъезд - настоящие трущобы. Лифт не работает, двери сломаны, окна многие разбиты, лампочек на лестничных площадках нет, темнота - хоть глаз выколи, а подниматься надо на седьмой этаж. Григорий Борисович осторожно, держась за перила, вернее за то, что от них осталось, начал подниматься. Идти надо осторожно, под ногами попадается всякий мусор, бутылки, банки, битое стекло. Кроме того, подъезд служит отхожим местом для торговцев с ближнего стихийного рынка, всякой шпаны, собак и кошек, это по запахам сразу понятно. Второй этаж прошёл, третий... Надо считать, если со счёту собьёшься, то квартиру нужную сразу не найдёшь, из-за темноты номеров не видно. Осторожно, навстречу кто-то идёт. Освещая себе дорогу фонариком, жилец выводит на улицу огромную собаку. Она останавливается возле Григория Борисовича и не хочет его пропускать. Впрочем, ведет себя довольно дружелюбно, не лает, не кусает, а только обнюхивает. Пытается, встав на задние лапы и положив ему на плечи передние, лизнуть его в лицо. Хозяину стоит большого труда увести её, он на собаку свою ругается зло:
- Ах ты, с-с-сука!
Какой уже этаж, кажется четвёртый. Сверху слышна музыка. На пятом этаже прямо на ступеньках сидит компания. Играет магнитофон. Несколько парней и девушек сидят в обнимку, кто-то целуется, темнота – друг молодёжи... Многие курят, от этого немного светлее. Видна недопитая бутылка, пахнет пивом. Значит, не наркоманы. Григорий Борисович их осторожно обошёл, стараясь ни на кого не наступить (они, впрочем, посторонились), и пошёл дальше… Ну вот, кажется, и седьмой, если он не просчитался. Он нащупал в темноте нужную дверь, нашёл кнопку звонка и нажал на неё, но звонка не было слышно. Григорий Борисович нажал посильнее и прислушался. Может не слышно из-за железной двери. Сейчас многие себе железные двери ставят, от воров берегутся, да только и такие двери ломают или отмычками открывают. Кажется, действительно звонок не работает, этажом он вроде не ошибся, дверь железная, хотя такие почти у всех. Плохо, что темно, номера квартиры не видно. Григорий Борисович попытался вспомнить, работал ли звонок прошлый раз, но так и не вспомнил. Жаль, что дом ещё не телефонизирован, скоро у Васи дома телефон включат, тогда можно будет звонить. Он сильно постучал в дверь. Послышался внушительный лай, дверь приоткрылась и в щёлке показалась Васина мама, Марина Николаевна. На лестничной площадке темно, ничего не видно.
- Кто это? - спросила она.
- Это Григорий Борисович, классный руководитель вашего сына.
- А, Григорий Борисович, проходите, - и открыла дверь, не сказать, что очень рада.
Пёс, огромный мраморный дог, сунулся, было, к учителю, но хозяйка его утащила и заперла в туалет. Григорий Борисович вошёл в довольно просторную прихожую. Обстановка довольно приличная, не бичёвская, как у некоторых других учеников, чувствуется достаток.
- Что случилось с Васей, он заболел?
- А что, он опять в школу не ходит? Вот з...ц, - впрочем, тон почти равнодушный, - проходите в комнату.
Григорий Борисович разделся, снял сапоги и прошёл в комнату. В комнате накурено. В углу сидит сожитель Васиной мамы Виталий. Он примерно одних лет с Григорием Борисовичем, очень похож на «нового русского», как их изображают на карикатурах, хотя скорее просто подражает этому роду людей: «новые русские» в таких домах не живут. Раза в два шире учителя, с брюшком, короткая стрижка, лицо нахальное довольно. Он увлеченно смотрит видеомагнитофон, какой-то боевик. Поприветствовал учителя:
- Здорово, Борисыч, дай пять!
Он вообще со всеми так разговаривает, трудно понять, трезвый он, или выпивши, Скорей всего рюмочку-другую после работы пропустил. Григорию Борисовичу неприятен такой тон, но он, стараясь не уронить своего достоинства, пожал протянутую руку. Впрочем, разговаривать он собирается с матерью. Маме Васиной чуть за тридцать, на вид, пожалуй, и меньше. Григорий Борисович её заметно старше. Одета она довольно легкомысленно, хоть сейчас на урок в десятый класс, да вдобавок, по крайней мере, учителю так показалось, тоже слегка под градусом.
- Марина Николаевна, Вася уже неделю не появляется в школе, надо что-то делать. Вот сейчас он где?
- Со Светкой своей гуляет, дело молодое, - ухмыльнулся Виталий.
- А когда он вернётся? Мне надо с ним поговорить.
- А кто его знает, когда, может часам к двенадцати, а может и к утру...
- И вы так спокойно об этом говорите?
- Слушай, Борисыч, давай поговорим по-мужски, - сказал Виталий, отвлекаясь от фильма. Он закурил дорогую американскую сигарету, предложил Григорию Борисовичу, тот отказался, но Марина Николаевна тоже закурила.
- Может по рюмашке пропустим, для разговора, Маринка, сообрази на стол.
- Да нет, ничего не надо, да и вообще, я при исполнении, - отказывался Григорий Борисович.
- При исполнении даже мусора пьют, - рассмеялся Виталий.
Между тем Марина поставила на стол три рюмки, нарезала хлеба, колбасы, достала маринованные помидоры, ещё чего-то...
- Что пить будем, водку или коньяк? - спросила она.
- Борисыч, ты что предпочитаешь? - спросил Виталий и, не дождавшись ответа, сказал, - давай коньяк, по культурному.
Григорий Борисович попробовал опять сказать, что пить ничего не будет, но на столе появилась уже бутылка армянского коньяка. Марина принесла чай. Григорию Борисовичу тяжко было смотреть на колбасу, которую он давно уже не ел. Он с трудом удерживался от того, чтобы зацепить вилкой кусок и отправить в рот. Он уже чувствовал её вкус, и это было невыносимо... Виталий разлил по рюмкам коньяк и сказал:
- Ну, давайте выпьем за всё хорошее. Да ты, Борисыч, ешь, не стесняйся, голодный небось!
- Я пить не буду, - твердо сказал учитель, и хозяева поняли, что уговаривать бесполезно, сами они уже выпили.
От запаха колбасы кружилась голова, но учитель знал, что скорее согласится на голодную смерть, чем возьмёт кусок в этом доме.
- Так вот, что я хочу сказать, - продолжал Виталий, жуя колбасу, - чего вы к пацану привязались? Он мне хоть и не родной, но как сын, - проговорил он с большим чувством, казалось, что он пустит слезу, - хороший мужик растёт. Ну не хочет он в школе учиться, хватит с него грамоты, да и на х... она ему, извини меня, я по-простому. Вот ты образованный, а сколько ты в месяц бабок домой приносишь? Молчишь. Так на х… учиться? Не ходит он в школу и гоните его пинком под ж...! Без учения проживёт. Ему скоро шестнадцать исполнится, я его на работу к себе в фирму пристрою, сначала грузчиком, потом выучится на шофёра, да он уже умеет неплохо тачку водить. А там может и к коммерции талант откроется...
Марина слушала мужа, было видно, что она его очень уважает.
- Посмотри, мы живём красиво, у нас всё есть, - разглагольствовал Виталий, - телик крутой, видак, приставка игровая, скоро компьютер купим, пусть Васька играет, вот мебель новую недавно купили, тачка классная. На днях телефон ставим, звони! Васька ни в чём отказу не знает, а вы его конкретно задолбали в своей школе...
- Но позвольте, он уже три раза в милицию попадал, последний раз чуть уголовное дело не завели, когда они прохожего избили...
- Да по молодости всё это, по глупости, я и сам бывало...
- ... да он так в тюрьму попадёт, пропадёт парнишка.
- Парни-ишка! Да он мужик уже, здоровый мужик, баба у него есть, понял! В тюрьму попадёт! Ну и что? Подумаешь, испугал. Да я по малолетству сам три года отсидел, - и Виталий с гордостью показал наколку, - это тоже жизненная школа, как и армия. Вася себя и там поставит, не в шестерках будет, а в авторитете. Вот ты, Борисыч, идёшь сейчас вечером по улице, небось боишься... А Васька никого не боится, его самого все боятся...
- Если завтра Вася не придёт в школу, то мне придётся написать докладную директору, вы уже с ним дело будете иметь.
- Ну ладно, Григорий Борисович, завтра он придёт. Пусть уж доходит девятый класс. Мы ему п... дадим, извините, я по-простому, по-русски, - сказала Марина Николаевна.
Тут уж он не выдержал:
- Да вы что, без мата совсем уже не можете?
- Да ты, Борисыч, не русский, что ли? Такой интеллигент, что при тебе и по-русски слова не скажешь…
- Да что это вы заладили, всё «по-русски» да «по-русски»! Да какие вы русские! Вы только позорите русских и русский язык! Я сам русский… - от волнения ком в горле, - Да вы хоть Пушкина читали?..
- Да ты не горячись, Борисыч, - примирительно сказал Виталий, - мы люди простые, да ты телевизор посмотри, газеты почитай, книги, там ещё покруче выражаются. Вот вчера из Думы репортаж был…, - говорил он в прихожей, когда учитель уже одевался, - …Ваську я сам завтра в школу отправлю. А Пушкина я знаю, я ведь на зоне десять классов, как ни как, закончил. «Мой дядя самых честных правил…»
На этом разговор и закончился. Григорий Борисович оделся, и вышел, попрощавшись с хозяевами, которые продолжали застолье. Выходя из квартиры, посмотрел на часы: 20 часов 36 минут. Теперь по лестнице вниз, на четвёртом этаже, проходя мимо компании, чуть не наступил на парочку, которую в темноте не заметил, и они так увлечённо целовались, что его не заметили. Услышал сзади хриплый девичий голосок:
- Это учитель математики девятого «Б».
Навстречу поднимается кто-то с большой собакой. Этот барбос посерьёзней предыдущего, на Григория Борисовича так рявкнул и бросился, было, да хозяйка его оттащила, со словами:
- Ах ты б...!
Как приятно после накуренной комнаты оказаться на свежем воздухе, рабочий день закончен! Не очень удачно, правда, но закончен. Что с этим Васей делать? До конца девятого класса ещё полгода. Может за это время он ни разу не попадётся в милицию? На этом всё и закончится. Хотя, вряд ли. Шесть месяцев - очень много... Но этот рабочий день закончен, теперь можно отдыхать. Жалко, что денег не удалось занять. Впрочем, Маша сказала, что бабушке пенсию принесли, это тысяч триста, на неделю, может, хватит, ну дня на три хотя бы. Вот уже и дом Григория Борисовича показался. Метров за пятьдесят от него на дороге две машины стоят, «Жигули»-шестёрка и «Москвич-412». Это коммерсант-сосед с работы домой возвратился, его «Москвич», а на «Жигулях» - компаньон. Раньше они мороженым торговали, хорошо наваривали, как сосед говорил, да проторговались, кажется. У него раньше иномарка приличная, теперь «Москвич». Сейчас тоже чем-то торгуют на улице прямо, тоже жизнь не сахар. А на нормальную работу не устроиться. Они с утра до ночи, без выходных и отпусков вкалывают. Продавщиц безработных нанимают подённо, чтоб поменьше платить им зарплату, а налогов вовсе не платить. Каждый день так поздно возвращаются, продавщиц рассчитывают и деньги делят. В машина громко музыка играет, дым сигаретный. Слышно как молодая продавщица матом ругается, из-за денег спорит:
- На … мне твои копейки! Я целый день на морозе простояла, у меня ребёнок дома голодный, я его на эти копейки не накормлю...
- Да ты, дура, пойми, я тебе пять процентов с выручки обещал. Я за свой базар отвечаю, я тебе, сколько положено, дал, в такой мороз покупателей мало, я бабки не рисую, у меня тоже дети. Рэкет вот сегодня наехал…
- А меня это не …, давай ещё пятьдесят тысяч, а то я завтра не выйду…
В другой машине смех, сосед-коммерсант продавщицу обнимает, не теряется, на ушко ей что-то говорит, она заливается, музыка: бум-бум-бум. Ну ладно, нечего по сторонам смотреть, домой скорей!
Рядом с домом на специальной площадке стоят мусорные контейнеры, штук семь. Чья-то внушительная фигура роется в контейнере и при этом сердито ворчит. Это наш дворник. Вряд ли найдётся ещё один дворник, который так аккуратно бы содержал мусорку. Вот только плохо, что часто костры из мусора под окнами жжёт, через чур усердный.
- Добрый вечер, Николай Кузьмич, - приветствует его Григорий Борисович, - как ваши дела?
Дворник в ответ что-то нечленораздельное пробормотал. Кажется это не дворник, а бич, или как теперь говорят бомж. Наш дворник их не гоняет, а следовало бы, раньше они не только за чистотой, но и за порядком смотрели... Вдруг бомж оторвался от контейнера, и оказался вовсе не бомжем, а огромным догом. Стоя на задних лапах он был ростом с Григория Борисовича, тот его и принял за человека. Пес выждал, пока человек не прошёл, и опять принялся за дело...