Сказка

Инна Сенс
                «Сколько бы мы ни платили за прекрасные
                иллюзии, мы никогда не остаемся внакладе»
                Мария фон Эбнер-Эшенбах

                «Настоящий рай – потерянный рай»
                Марсель Пруст

(*Надо признаться, что сюжет позаимствован у Птицы Фениксовны: http://www.proza.ru/2011/04/03/941 и лишь пересказан более созвучным мне языком.)


Лошадь была совсем еще молода, а в такие годы преотлично знаешь, хороша ты или нет. Эта знала наверняка. В солнечный день белизна породистого тела была ослепительна, а грива ниспадала так роскошно, точно  Лошадь сошла, а точней соскочила, с холста не в меру мечтательного анималиста.
Всякий мог бы, не кривя душой, нахваливать её острое зрение и чуткий слух. Она была легка на ходу и неутомима при подъемах на кручи. И хотя была норовиста, но на крутых тропах, шаг ее всегда был верен и спокоен.
Её можно было бы назвать даже сдержанной, когда бы не накатывала на нее порою беспричинная и безудержная радость. Тогда Лошадь срывалась с места и, до изнеможения,  неслась вскачь, рассекая степной воздух.
Однако главной ее чертой было то, что  она была горяча. Горяча, но нежна и ранима.
Скажете, одно противоречит другому? Что ж, и лошади бывают противоречивыми. А часто и непредсказуемыми. Все эти её страсти можно было бы назвать именно необузданными, да и вся ее натура была таковой.
Лошадь выросла в большом табуне, где все жили одной жизнью. И жизнь эта казалась безмерно счастливой и бескрайней как степь. Хотя и несколько скучноватой. Поэтому, когда налетала буря и ее сородичи принимались в испуге носиться по степи, Лошадь, замерев от счастья, прикрывала глаза, чтоб острее чувствовать ветер, обтекающий тело и грубо ласкающий непокорную гриву.
В летний полдень, в самую жару Лошадь  принималась играть с бабочками. В тех краях их было необыкновенно много, и они беспечно садились на гриву. Лошадь осторожно мотала головой, как бы раскачивая их. Но игра есть игра. Улучив момент, Лошадь встряхивала гривой, и бабочки в притворном ужасе разлетались в стороны.
А вечерами ей нравилось, отбившись от сверстников, забрести невесть куда и мечтать. Пожалуй, это ей нравилось всего больше. Когда мечтам никто не мешал, они уносили ее далеко за пределы степи и это было страшновато. Самую малость.
- Что там?.. - замирая, спрашивала себя Лошадь. - Другая жизнь?.. И если есть, то какая?..“ За каждым вопросом тянулась длиннющая пауза, а на лошадиных глазах выступали слезы. В такие вечера весь вид Лошади навевал не в меру сентиментальные мысли, и хотелось ей в гриву вплести бантик.

***
Однажды Лошадь проснулась от ударов грома. Не понимая, что происходит, она сорвалась с места и понеслась по степи, словно надеясь, что где-то можно укрыться от нестерпимого грохота. Но гроза стихла только к утру, и только к утру Лошадь решилась замедлить шаг, с ужасом понимая, что отбилась от табуна.
Она не боялась одиночества. Порой оно было ей просто необходимо. Но что такое полное и безысходное одиночество она стала осознавать только теперь. Она остановилась как вкопанная, не без любопытства ощущая как в каждую клеточку просачивается страх.
Когда-то Гнедой, которого все почитали вожаком, поведал, что лошади, отбившиеся от табуна, могут утратить самое важное чувство: привязанность к стаду. Лошадь не очень понимала, что это за чувство, но теперь ей казалось, что именно это чувство сейчас покидает ее и покидает навсегда.
Лошадь взволновалась ещё сильней, но не пустилась вскачь, как бывало прежде, когда накатывал страх. Теперь было совершенно неясно куда от него бежать. Вся бескрайняя степь наполнялась страхом. Ноги механически переступали рытвины, обходили ямы, а вся ее лошадиная душа точно заиндевела.
Словно в утешение, перед ней открылось бескрайнее лазурное озеро. Солнце, неспешно перебирало лучами в прозрачной воде, которая так и манила.
Лошадь поддалась и, почти не задумываясь, прыгнула в воду. Жгучая прохлада  вырвала из груди восторженное ржание. Нет... Даже не ржание. Скорее возглас безудержной радости…
Она то отплывала от берега, то возвращалась вновь и принималась  по-жеребячьи плескаться. Купание так развлекло ее, что она и вовсе забыла о том, что осталась совсем одна и впереди поджидала неизвестность.
Лошадь была счастлива, как бывают счастливы те, кому на деле удается начать жить здесь и сейчас. Как те, кому удается прочувствовать каждый миг. Не желая его остановить и не жалея с ним расстаться, забывая о прошлом и не задумываясь о будущем.
С неохотой она выбралась на берег и устало помотала головой. В стороны, сверкая, хлынули брызги. Она в блаженстве задрала морду к небу и тут, со стороны кустарника, послышался слабый, но отчетливый хруст. Лошадь с замиранием прислушалась. Куст стал казаться громадным и, того гляди из него мог раздасться грохот. Но как, ни вслушивалась Лошадь, оттуда доносился лишь шелест листьев. Любопытство нарастало вместе со страхом, но оказалось сильнее. Лошадь повернулась к кустарнику и сделала шаг. Осторожно, с опаской, но все, же сделала.
Тут же из кустов вышел Единорог. Самый настоящий. Он был неброской серой масти. Единственным отличием от её собратьев, был чёрный спиральный рог.
«А должен быть золотым, - мелькнуло в голове Лошади, - Наверно он старый, и рог уже почернел».
Рог диковинным штопором располагался точно посередине широкого лба. – «Ну,  в этом, наверно, нет ничего особенного. Так, должно быть у всех единорогов» - размышляла Лошадь, потому что до этого единорогов она не видела. По этой же причине она никак не могла оторвать от рога взгляд. – «Наверно, это не всегда удобно», решила - она, - «Впрочем, с пегасами дело обстоит куда хуже», - успокоилась Лошадь. Дело было в том, что пегасов лошадь тоже не видела никогда. Надо сказать, что она хоть и немало повидала в жизни, несмотря на свой юный возраст, но кроме своих собратьев не видела вообще никого. Кое-что ей казалось забавным, хоть и порочным, но разговоры о кентаврах она считала верхом неприличия и от них ее слегка подташнивало. Единороги – совсем другое дело! Она представить себе не могла, что кто-то из них сможет чем-нибудь ее поразить.
Да и в этом не было ничего необычного. Может, глаза… да и то… И всё же, хотя она никогда в жизни не видела единорогов, этот ей показался особенным. Она просто была уверенна, что он ничуть не похож на прочих. У него были просто необыкновенные глаза. Большие, даже по лошадиным меркам, и живые… Ну, вы понимаете, не бегающие оживленно, а такие…, которые смотрят, открыто и прямо… Нет, это решительно невозможно объяснить… Да Лошадь даже и не пыталась.
«Они вмещали в себя и излучали всё тепло и всю мудрость Вселенной…» - сказала про себя Лошадь, и посмотрела по сторонам, не подслушал ли кто-нибудь ее мысли. Она превосходно понимала, что фраза вышла как-то того… чересчур… Но сейчас было не до тонкостей и ей пришлось оставить все как есть.
Тут Лошадь заметила, что стоит  как вкопанная и боится шевельнуться, точно от этого может рухнуть что-то очень ценное для нее. Что именно она и сама не знала. Сердце ощущалось не только грудной клеткой, но от его ударов уже стучало в ушах.
Единорог сделал шаг в её сторону и кивнул. Она слегка тряхнула гривой и осторожно вытянула шею, зачем-то принюхиваясь и глядя не прямо на него, а несколько в сторону.

***
Они бродили по степи бок обок целый час, потом еще. Так прошел день, за ним другой, потом целый месяц… Так могло продолжаться вечно.
Или не могло?
Как знать. Но год прошел, за ним другой и начался, было, третий… Люди не могут жить без ссор и лошади не отличаются от них в лучшую сторону. Не говоря уже о единорогах. Эти вообще славятся дурным нравом и прескверным характером. Но наш единорог был в летах (помните про черный рог?), и уже проявлял известную осмотрительность, так что некоторых ссор удалось избежать. К тому же лёгкость и изобретательность Лошади никогда не давали им скучать и попросту отнимали у ссор время.
По утрам Единорог будил Лошадь, щекоча рогом у самого её уха, а Лошадь сладко потягивалась и жмурилась.. Он умудрялся раздобыть к завтраку свежие цветы и, то и дело, поражал Лошадь нелепыми выдумками. Больше всего единорог поражал своей бестолковостью. Так-то так, но если цветов поутру не оказывалось, весь день Лошадь была, то грустна, то раздражительна.
Случалось, они спорили. Разумеется, их споры не были такими как у людей. Лошадь начинала скакать вокруг Единорога, порой слишком резво и опасно, словно “ненароком” задевая его копытами. Единорог предупреждающе опускал голову, и когда Лошадь приближалась слишком близко, рог пребольно колол в холку.
Но, несмотря на ссоры и споры ощущение счастья не покидало их и, казалось, что это счастье могло длиться вечно…
Или не могло?
На беду, или на счастье они узнали, что ее табун обосновался совсем недалеко. Всего в нескольких часах пути. С возрастом понимаешь, что степь совсем не бескрайняя. После одной из ссор Лошадь вернулась к табуну.


***
Единорог  долго не мог выйти из ступора. Потом тоже отправился к «своим». Его табун был совсем не близко, но у единорогов свои пути и по этим путям можно вернуться быстрее.
Жизнь перестала быть праздником для обоих, но и к этой жизни можно было привыкнуть.
Или нельзя?...
Во всяком случае, радости этой жизни со временем стали заметнее и начали ощущаться острее. Но от всех этих радостей им порою хотелось бежать. И они бежали.
В один из «побегов» они встретились, и всё вернулось на круги своя.
Или не всё?...
Потом все повторилось. И не раз. Удары при ссорах оказывались все болезненнее, а ссоры случались все чаще. Но они все равно возвращались друг к другу, потому что в разлуке им было еще тяжелее, чем вместе.
Говорят, будто их и по сей день можно встретить в степи идущими бок обок… Но это все сказки.